Ва-Банк

Всё идёт своим чередом. Легко и естественно, по крайней мере, для Блейна. Их первое кофейное «не свидание» проходит просто прекрасно. Они сидят за столом друг напротив друга, обсуждая достоинства и недостатки кандидатов на пост президента. Андерсон совсем не удивляется, узнав, что Курт — ярый либерал, который, помимо всего прочего, не скупится на едкие замечания в его сторону, когда Блейн пытается противоречить Хаммелу. Их разговор быстро превращается в стихийную дискуссию, Блейн только и делает, что бездумно приводит аргументы, которые тут же разбиваются о стены сарказма. Но стоит Андерсону засмеяться во время пламенной речи о сенаторе из Висконсина, как Курт замирает и смотрит на него с выражением неподдельного удивления на лице. — Прости, — смущённо говорит Блейн, — я просто... ещё не привык к тебе. — Ещё не «привык»? — Хаммел настораживается, тут же напрягаясь, и Андерсон в очередной раз ненавидит себя за свои же слова. — Нет, нет, в хорошем смысле! — спешит убедить его Блейн. — Ты хотя бы представляешь, к какому типу людей мне пришлось «привыкнуть»? — не услышав ответа, он продолжает: — Скучные, пассивные точильщики карандашей, помнишь? Ты совсем на них не похож. Ты… интересный, упрямый, и мне это жутко нравится, — Андерсон слегка прикусывает губу и отводит взгляд. — О, — Курт медленно проводит пальцами по своей чашке, прежде чем тепло улыбнуться, — хорошо. — Хорошо? — Да, всё в порядке. Когда они приходят домой к Хаммелу, тот сразу берётся за краски, раскладывая дешёвый акрил и холсты на полу. С верхнего этажа доносится голос Сантаны, подпевающей Аланис Мориссетт, и Блейн не может сдержать улыбки. Однако Курт чем-то обеспокоен. — Что-то случилось? — осторожно интересуется Андерсон, придвигаясь ближе до тех пор, пока их колени не соприкасаются. — Мне не нравится видеть, как люди страдают, — шепчет Курт, глядя в потолок. Блейн прослеживает за его взглядом. — Она тоже страдает? Кусая губы, юноша вертит баночку с краской в руках. — Она полюбила человека, который не может полюбить её в ответ так, как ей бы хотелось. — О. — Наверное, это одно из самых невыносимых чувств, — тихо говорит Хаммел, скорее самому себе, чем Андерсону. Они рисует в тишине. Краска прохладная и скользкая. В этот раз Блейн пытается изобразить лес, запомнившийся из походов в детстве. Курт лежит рядом и рисует человека в жёлтом, развалившегося на траве, искажённого и растянувшегося словно труп. В следующий раз Андерсон настаивает на нормальном ужине, а Курт — на фастфуде. Оплатив счёт, пока юноша мыл руки, Блейн вынужден терпеть на себе полный упрёка взгляд около пяти минут. Заведение пустует, только уборщик в конце зала подметает пол и тихо подпевает мелодии, доносящейся из старого проигрывателя. — В прошлый раз ты приготовил ужин. То, что я оплатил пару чизбургеров, вряд ли это восполнит, — видя, что Курт по-прежнему продолжает испепелять его взглядом, Андерсон всеми силами пытается оправдаться. Хаммел заметно успокаивается и меняет выражение лица на менее убийственное. — Знаешь, а ведь пару лет назад я был вегетарианцем, — и снова юноша меняет тему разговора, будто и не было всех этих прожигающих взглядов. — Серьёзно? — Блейн демонстративно оглядывает двойной чизбургер на подносе Курта. Тот, проследив его взгляд, лукаво улыбается: — Серьёзно. Я был просто помешан на своём здоровье. Планировал прожить долгую жизнь, лишённую удовольствий от вредной пищи. — Ты беспокоился из-за того, что кто-то из твоих родных имел… хм, проблемы со здоровьем? — Андерсон спросил это лишь потому, что знает, что очень редкий подросток может беспокоиться о своём здоровье так серьёзно. — Ну, можно и так сказать, — смеется юноша. Опустив стакан с лимонадом на стол, Блейн испытующе смотрит на Курта, тот только пожимает плечами: — Моя мама умерла, когда мне было восемь. Еда в желудке Андерсона вдруг кажется намного тяжелее, чем есть на самом деле. — Мне… Мне очень жаль, — в конце концов выдавливает он, прежде чем вытереть пальцы салфеткой и ободряюще коснуться ими запястья юноши. — Всё в порядке, — мягко отвечает Курт. — Если честно, это было к лучшему. Она долго болела перед своей смертью. Я рад, что она больше не вынуждена страдать. — Мне жаль, что она вообще заболела. — Да… верно, — Хаммел осторожно убирает руку, прекратив контакт с пальцами Блейна, берёт в руки чизбургер и откусывает немного, медленно пережевывая пищу. Проглотив, он поднимает взгляд на Андерсона. — Прекрати глазеть, это выглядит странно. — Прости, — Блейн переводит взгляд на свой поднос. Он слышит вздох юноши, отчётливо звучащий в шуме городских улиц и музыки из проигрывателя. — Не извиняйся. Мне не следовало быть таким… — Всё нормально. — …Озлобленным. — Ты не озлобленный. — Нет, так и есть. — Курт… Над дверью звенит колокольчик, и в кафе входят двое подростков — парень и девушка, держащиеся за руки. Увидев посетителей, уборщик бросает швабру и подходит к стойке. Пара заказывает горячий шоколад и терпеливо ждет, пока его приготовят. Хаммел наблюдает за ними, лицо его неподвижно и не выражает никаких эмоций, и только когда подростки усаживаются за уютный столик в углу, он снова смотрит на Блейна с улыбкой. — Блейн, прекрати со мной спорить, ты же знаешь, что всё равно меня не убедишь. — Ничего нельзя знать наверняка. Курт смеется. — Я могу выиграть любой спор если захочу, Блейн Андерсон. — Не будем загадывать, — Андерсон пожимает плечами, вертя соломинку между пальцами. — Я могу быть упрямым, если мне это нужно. — Ты переспоришь меня только если я умру, — усмешка дергает губы юноши, и он откусывает от чизбургера очередной кусок. Некоторое время они едят в тишине, прежде чем Блейн откладывает салфетку и спрашивает: — А твой отец? Курт поднимает на него недоумевающий взгляд, делает глоток чая и откашливается. — А что мой отец? — Ты никогда не говоришь о нём, — объясняет Андерсон и после секунды размышлений добавляет: — Ты в принципе никогда не говоришь о себе. Хаммел приподнимает бровь. — Может, потому что моя жизнь ужасно скучна. — Почему-то я в этом сомневаюсь, — склонив голову набок, Блейн не дает юноше отвести взгляд. — Ты слишком назойлив для человека, просиживающего штаны на Уолл-Стрит, — угрюмо бормочет Курт, понимая, что Андерсон всё ещё ждёт ответа. Он подпирает подбородок рукой и вздыхает. — Ладно. Мой отец живёт в Огайо. Мы мало общаемся, но отношения между нами хорошие, не то что между тобой и разбитыми папочкиными надеждами. Слышать подобное больно, намного больнее, чем Блейн может себе представить. Но видеть, как лицо Курта вмиг становится напряжённым, ещё больнее. — Извини… — бормочет юноша, — ты в этом не виноват. Это было грубо. — Да уж, было, — признает Андерсон, беря в руки стакан. Хаммел хмурится. — Видишь? Озлобленный. Блейн вздыхает и улыбается. Когда он снова тянется за рукой Курта, тот не сопротивляется. Андерсон медленно водит пальцем по гладкой поверхности бледной кожи, прочерчивая голубые дорожки вен. — В любом случае, ты мне уже нравишься. Курт моргает и поднимает взгляд на Блейна. Последний не может сказать, что точно он видит в глазах Хаммела: удивление, беспокойство, тревогу или надежду. — Значит, ты утаил от меня то, что как-то связан с Огайо, — продолжает Андерсон игриво-рассерженным тоном. Последний раз проведя пальцами по запястью юноши, он убирает руку. — Это не казалось мне таким уж важным, — Курт улыбается, услышав смех подростков за столиком. — А у тебя была любовь детства? — Хм… Думаю, да, — признается Блейн. — Я ходил на танцы с парнем из школы… Выражение лица Хаммела заметно смягчается. — Ну и… — Андерсон тихо смеется, — когда мне было шестнадцать, я был дико влюблён в парня, который работал менеджером в "GAP". Курт смеется, звук его смеха звонкий и хрупкий, как хрусталь. — Расскажи. Блейн ведёт плечом. — Всё могло быть хуже, — смеется он. — Я помню, как пытался уговорить ребят из хора моей школы… — Соловьёв, — перебивает Хаммел. — Да, Соловьёв. Я пытался уговорить их пойти со мной прямо в магазин, чтобы спеть ему серенаду. Я выбрал «When I get you alone». — О боже, нет, — но Блейн только кивает. Юноша прикрывает рот ладонью, трясясь от смеха. — Но мы этого не сделали! — торопливо добавляет Андерсон. — Мои друзья слишком сильно боялись выступать на публике, тем более так. Курт слегка морщит нос. — Жаль. — Нет, нет, — тут же отвечает Блейн. — Наоборот, это просто отлично, я бы выставил себя полным идиотом, поверь. Я подошел к нему, когда его смена закончилась, и рассказал о своих чувствах. Он только сказал что-то о том, что я ещё несовершеннолетний, и ушёл. — Ауч. Андерсон кивает. — Да. Ауч. — Всё равно смешно. — Ты невыносим! — Блейн широко улыбается, давая понять, что шутит. — Слышал, слышал, — лениво отвечает Курт, отсалютовав рукой. — Ну, а у тебя были возлюбленные? — Не в школе. Парочка в колледже, — отвечает Хаммел, пытаясь удержать коктейльную соломинку на кончике пальца. Та падает с негромким щелчком. — Ну, парочка в колледже, плюс, вся эта ересь с перепихом на одну ночь. Это считается? Андерсон пожимает плечами. — Не знаю. В колледже у меня только подобное и было. — О, какой эпатаж. Что бы на это сказала твоя мама? — юноша ухмыляется и с излишней долей драматизма прикладывает ко лбу тыльную сторону ладони. — Заткнись, — улыбается Блейн. — Заставь меня, — дразнит Курт и тут же затыкает себя сам, засунув в рот сразу несколько палочек картофеля-фри, лишив Андерсона удовольствия от размышлений о том, каким ещё способом можно было бы заставить Хаммела замолчать. Тем вечером они не рисуют, а вместо этого едут в парк. Курт уводит Блейна в лес, подальше от аллей, где открытое небо осыпает их лёгкой снежной пылью. Юноша радостно бегает по поляне, стараясь поймать снежинки ртом, задрав голову и открыв лицо навстречу облакам. Андерсон улыбается, слушая смех Курта, смотрит, как снег оседает на его плечах, щеках и ресницах. Когда юноша начинает петь, Блейн даже пугается, что сейчас набежит толпа от того, насколько громко он голосит. — Ах, если бы пушистые снежинки имели шоколадную начинку, что за метель тогда бы началась!.. Как странно наблюдать за этим взрослым юношей в потрепанных джинсах и линялом свитере. За Куртом, на котором нет ни пальто, ни перчаток, который голодает каждый раз, когда заканчиваются деньги, и живет с девушкой с разбитым сердцем, упрекающей всех и вся; который ходит по барам и учит незнакомцев выплёскивать эмоции через живопись. Он танцует перед Блейном словно ребенок, щёки его раскраснелись, а пальцы посинели от холода, а в воздухе так и стоит мелодия из детства… Андерсону хочется сохранить этот момент в своей памяти навсегда, и всю оставшуюся жизнь просто смотреть, как Курт вертится вокруг него. Блейн думает, что смог бы сделать это. Смог бы, если бы юноша позволил. Смог бы привести его к себе домой и отдать ему всё: дать ему рисовать, петь, танцевать и любить. Блейн был бы рядом с ним, всегда был бы рядом, чтобы залечить раны Курта, если тот взлетал бы в своей беззаботности слишком высоко, чтобы держать его за руку до тех пор, пока боль не уйдёт. Смог бы позаботиться о нём, как о редкой птице, которая слишком любит свободу, чтобы быть в клетке. Андерсон понимает, что в один прекрасный день птица может улететь, но это стоит всех стараний, пока он может удержать в руках хотя бы несколько перьев этого хрупкого счастья. …Курт берёт его за руки, прервав поток размышлений, и слегка кружит по поляне, после чего они падают в мягкое облако снега, смеясь и смахивая снежинки, оседающие на коже. Юноша ложится на спину и глубоко вздыхает. Лёгкая улыбка блуждает на его губах. Блейн опирается на локоть, наплевав на влагу, просачивающуюся сквозь ткань его одежды, и думает о том, что может случиться, если бы он прямо сейчас наклонится и поцелует Курта. Но, конечно же, он этого не делает. Хаммел, почувствовав на себе взгляд, бросает горсть снега в лицо Андерсона. — Ты всё время смотришь на меня, это становится жутким, правда. — Я должен приглядывать за тобой на тот случай, если тебе взбредёт в голову кинуть снежок мне в лицо, — бормочет Блейн, стирая с лица тающий снег. Ещё один холодный шар попадает ему в лоб сразу после того, как он заканчивает стирать последствия предыдущего. — Нет. Ты опять прозевал атаку. Снег холодный и противный, но самодовольный тон голоса Хаммела заставляет Андерсона улыбнуться, несмотря ни на что. — Теперь у меня онемели пальцы, — жалуется Курт, после чего встает и лениво отряхивается. — Мне пора домой. Кстати, если хочешь спать в парке — не стесняйся. — Нет, благодарю, — Блейн поднимается из сугроба и идёт к аллее вслед за юношей. Андерсон ловит такси для Хаммела, после чего возвращается домой и проводит ночь в размышлениях о том, каково это — целовать Курта. Следующие дни перетекают в недели, наполненные кофе, марафонами кино и бесконечными часами тихого рисования пальцами на полу Дарлинг Плейс. Иногда Сантана присоединяется к ним и присаживается на диван, время от времени отпуская ехидные комментарии. Зная о том, как на самом деле девушке больно, Блейн молчит, даже когда та говорит, что их дом может сгореть от паров, которые источает его гель для укладки. — Это действительно плохо, — шепчет Курт после этого замечания. — Иногда твои волосы так блестят, что ты похож на маяк. Андерсон приподнимает бровь и многозначительно смотрит на волосы Хаммела, сплошь прочерченные синими и фиолетовыми полосами краски. — Это другое, — закатывая глаза, бормочет юноша, после чего сразу возвращается к картине Блейна, где двое, отец и сын, идут по тропе, взявшись за руки. Субботним утром Блейн снова возвращается на Дарлинг-Плейс, прямо к двери дома Курта. Они планировали пойти в старый кинотеатр в паре кварталов от жилища Хаммела и посмотреть что-нибудь, однако, после стука в дверь ответом служит только тишина. Зная, что в этом нет ничего не обычного, Андерсон стучит ещё раз. Но никто не отвечает ни через пять, ни через десять минут. Нахмурившись, Блейн стучит сильнее. — Курт? — зовет Андерсон, пытаясь докричаться через преграду деревянной двери. — Сантана? Он стучит ещё раз, так сильно, что обломки выцветшей краски на двери прилипают к его кожаным перчаткам. Проходит несколько секунд, прежде чем слышится скрип откуда-то сверху, и из окна второго этажа выглядывает Сантана. — Уходи, хоббит! — кричит девушка, закрывая окно. — Курт не сможет пойти! Блейн отступает от дома на несколько шагов, чтобы лучше разглядеть Сантану за стеклом и, сложив ладони рупором, как можно громче кричит: — Сантана, впусти меня! Лицо девушки появляется за мутным стеклом, и Андерсон может разглядеть, как её губы шевелятся в неком подобии слова «нет». — Да! — кричит он в ответ, после чего Сантана в последний раз качает головой и исчезает из его поля зрения. Блейн раздражённо выдыхает. Из-за чего Курт не может выйти из дома? Он заболел? Поранился? Или он, в конце концов, устал от Андерсона и решил дать от ворот поворот? Тряхнув головой, чтобы избавиться от ненужных мыслей, Блейн решительно подходит к двери. Ручка поворачивается в его руке, и он открывает дверь в тот момент, когда Сантана появляется в конце коридора. — Нет! Уходи! — твёрдо говорит девушка, но Андерсон входит и закрывает за собой дверь прежде, чем та успевает вытолкнуть его наружу. — Сантана, что происходит? — спрашивает Блейн, быстро снимая обувь и бросая куртку прямо на пол. — Где Курт? — Он… Девушку прервал грохот из гостиной. — Дерьмо. Быстро развернувшись, она спешит вглубь квартиры. Андерсон движется вслед за ней, неловко поскальзываясь на поворотах. Сантана уже открывает дверь, ведущую к лестнице наверх, и теперь поднимается через одну ступеньку; ткань её юбки натягивается вокруг колен с каждым новым шагом. Блейн на секунду застывает в двойном проёме. Он ещё никогда не был на втором этаже, поскольку ни разу не представлялось возможности или причины, но тот факт, что Сантана испытывает эмоции, не имеющие ничего общего с ненавистью или злостью, уже говорит о том, что там, наверху, действительно происходит что-то серьёзное. Помедлив ещё пару мгновений, Андерсон спешит подняться по лестнице вслед за девушкой. …Количество рисунков здесь даже больше, чем внизу. Они покрывают все поверхности в комнате: стены, потолок, стенки шкафа, изголовья двух кроватей, углы комнаты. Картины лежат на полу, в проходах и даже под мебелью. Яркие цвета красок создают резкий контраст с серыми оттенками того, что ими не покрыто. На кроватях постелены шерстяные покрывала, по качеству напоминающие картон, на невысоком комоде стоит треснувшее посередине зеркало и лежит кое-что из личных вещей: плеер, утюжок для волос, старая настольная лампа. Лучи зимнего солнца, пробивавшиеся в комнату сквозь пыльные стёкла, делают помещение ещё более безжизненным, Блейн даже не может представить, каково это — жить в комнате, которая так похожа на тюрьму с её унылыми и поблекшими цветами. Однако всё это отходит на второй план, когда Андерсон видит приоткрытую дверь, из-за которой доносится непривычно ласковый голос Сантаны и сдавленные стоны и всхлипы. Осторожно подойдя, он неуверенно толкает дверь и заглядывает внутрь. …Очевидно, что помещение — это ванная комната. Ванна со сколотыми краями занимает половину всего пространства, раковина с неприкрытыми трубами, запотевшими и с облетевшей краской, унитаз. На удивление, всё выглядит чистым. Старым и бесполезным, но чистым. И здесь, согнувшись над унитазом, сидит Курт в выцветших пижамных штанах, дрожа и задыхаясь от кашля, пока Сантана успокаивающе гладит его по спине и прикасается влажным полотенцем к его вспотевшему, бледному лицу. Хаммел даже не замечает, как Блейн падает на колени и берёт из рук девушки полотенце. — Пожалуйста, позволь мне помочь, — шепчет он, и та лишь коротко кивает. Подойдя к раковине, Андерсон споласкивает полотенце холодной водой. Когда он снова садится на пол, Курт, не открывая глаз, поворачивает к нему своё лицо и жалобно, едва слышно стонет. Блейн бережно касается полотенцем бледной кожи, стирая пот, выступивший на лбу юноши. — Всё в порядке, милый… — шепчет Андерсон, поддерживая его голову свободной рукой. — Ты в порядке. Курт слабо кивает, когда его рот приоткрывается, а лицо расслабляется под прохладными прикосновениями ткани. — Думаешь, его больше не стошнит? — Блейн поворачивается к Сантане. Девушка пожимает плечами. — Наверное, нет. Его тошнило последние два часа. — Давай отнесём его на кровать, — Андерсон вешает полотенце на край раковины. — Ладно, милый, я сейчас подниму тебя, хорошо? — Б-Блейн?.. — выдавливает Хаммел, приоткрывая глаза на секунду, прежде чем закрыть их снова. — Да, это я. Я тебя подниму. Аккуратно приобняв Курта, Андерсон поднимает юношу, опираясь спиной о стену для поддержки. Он немного пошатнулся, — несмотря на то, что Курт легкий, его рост всё же не идеален для подобных манипуляций, — но Сантана вовремя хватает Блейна за предплечья, чтобы тот восстановил равновесие. — Спасибо, — благодарит он. Девушка кивает и показывает ему на кровать в левой части комнаты. Андерсон кладет юношу на простыни, бережно накрывая покрывалом его всё ещё дрожащее тело. Проведя рукой по волосам Хаммела, чтобы убрать их с его лба, Блейн хмурится: жара у Курта точно нет. Сантана присаживается на край кровати и проводит рукой по ноге затихшего юноши под покрывалом. Взглянув на Блейна, она вздыхает. — Если хочешь, можешь сделать себе кофе и подождать пока ему станет лучше. Как хороший бойфренд. — Ты же знаешь, что я не его бойфренд. — Не бойфренд, — признает девушка, — но ты хочешь им стать. Андерсон даже не отрицает это. — Ты уверена, что тебе не нужна моя помощь? — спрашивает он вместо того, чтобы ответить. Сантана качает головой, укладываясь на кровать поверх простыней и заключая Курта в объятия. — Нет. Я делала это и раньше, сделаю и теперь. Блейн хмурится, но всё же подходит к двери. Слова девушки заставляют его остановиться у двери: — Знаешь, ничего не получится. — Что не получится? — Андерсон оборачивается, чтобы посмотреть на неё. — Вы с Куртом, — отвечает Сантана, обнимая юношу крепче. — Ты не можешь знать наверняка, — твёрдо отвечает Блейн. — Нет, могу, — шепчет девушка. — Поучись на ошибках тех, кто был здесь до тебя. Это не стоит того, чтобы разбивать своё собственное сердце. Андерсон сжимает кулаки. — Я готов рискнуть, — твёрдо говорит он, спускаясь по лестнице. Проходит час, прежде чем Сантана спускается в гостиную. Её волосы растрепаны, одежда помята, а глаза красные, будто девушка плакала. Блейн кладет свой телефон в карман, и его злость как рукой снимает, когда он видит чёрные разводы туши на её щеках. — Он в порядке? — Да, — она устало кивает в ответ. — А ты? В порядке? Андерсон медленно встает с дивана. Сантана смеряет его презрительным взглядом, но теперь её глазам не хватает прежней озлобленности. — Разумеется, я в порядке. — Блейн приближается к девушке на несколько шагов, но та сбегает от него на кухню. — Ты не сделал кофе? — Нет, я только поиграл в «Эрудит» и поволновался, — отвечает Андерсон и вдруг разводит руки в стороны. — Я не обнимаюсь, — ухмыляется Сантана, но когда Блейн манит её, она сдается и даже не протестует, когда Андерсон заключает её в крепкие объятия. Девушка осторожно обнимает его в ответ, такая удивительно хрупкая по сравнению с той воинственной особой, которую изображает каждый день. — Ну разве это не мило? Вы так поладили, — резко отстранившись друг от друга, они видят в дверном проёме Курта, кутающегося в плед. Он всё такой же бледный, и его немного покачивает на месте, но улыбка на его лице самая искренняя. — Возвращайся в постель! – твёрдо говорит Сантана, указывая пальцем наверх. — Чёрта с два, — нахально отвечает Хаммел, отстраняясь от прохода. Когда Курт спотыкается на ровном месте, девушка бросается к нему навстречу, чтобы поймать. Она обнимает его за пояс и помогает дойти до дивана, на котором юноша растягивается, как довольный кот. — Спасибо, Тана. — Ты идиот. — Спасибо, Тана. Девушка вздыхает и присаживается на подлокотник. — Можешь покормить меня? — сонно бормочет Курт. Сантана смеется и ласково целует его в лоб. — Ненавижу тебя. — Да-да. Покорми меня. — У нас есть сырные палочки. — Звучит вкусно, — юноша поднимает голову и улыбается; лучики морщин появляются в уголках его глаз. Сантана закатывает глаза, но все же встает и уходит на кухню. Пройдя мимо Андерсона, она вдруг вспоминает: — Ты заставил бедного Блейна ждать тебя несколько часов, придурок. — Прости, Блейн, — услышав, что юноша обращается к нему, Андерсон подходит к дивану и опускается на колени, чтобы быть поближе к Курту. — Мне правда очень жаль. Я заставил тебя мотаться сюда через весь город. — Нет, нет, всё в порядке. Тебе лучше? — Да, всё хорошо, — отвечает Хаммел и смеется, когда Блейн касается рукой его лба. — Подумываешь о карьере медбрата? — Ты совсем не горячий, — осторожно заметил Андерсон. Это правда: ни намёка на температуру. — Да. Надо было самому тебе сказать. — Ты знаешь, чем ты болеешь? Курт замирает, но когда Блейн в тревоге наклоняется к нему, лицо юноши словно озаряет улыбка. Хаммел смотрит на Андерсона так, как будто тот слабоумный. — А ты не можешь узнать симптомы гриппа? Или богатые люди никогда не болеют? В таком случае, распишись у меня на груди. Блейн хмурится. Это совсем непохоже на грипп. — Ты уверен? Юноша раздражённо выдыхает. — Слушай, Андерсон, я думаю, что знаю себя и свой организм на порядок лучше, чем ты. Разумеется, это грипп. А теперь я бы посоветовал тебе отодвинуться, иначе подхватишь от меня микробов. — Если это грипп, может быть, стоит съесть что-нибудь более лёгкое, чем сырные палочки? Тост, например? Курт закатывает глаза и отворачивается от Андерсона. — У нас нет тостера, богатенький мальчик, — говорит Сантана, выходя из кухни. — Курт? Палочки будут готовы через пятнадцать минут. — Ладно, — Хаммел скатывается с дивана на пол, и прежде чем Блейн успевает помочь, юноша уже сидит на полу, потирая виски. — О. Это была не лучшая моя идея. — Да, Хаммел, отличный кувырок, — отмечает Сантана, запрыгивая на кухонную конторку. — Всё хорошо? — спрашивает Блейн, положив руку на колено Курту. Ткань его пижамных штанов очень тонкая и грубая на ощупь. — С каких пор я являюсь причиной для пустых переживаний? — хохочет юноша, слабо подталкивая Андерсона в плечо. — Может, перенесём наши планы на следующую субботу? Прости, но я не думаю, что сегодня буду слишком вдохновлён для фильмов Хичкока. — О, да, конечно, мы можем перенести, но ты не должен себя заставлять… — Ты мой друг, глупый, — прерывает его Курт. — Я никогда не заставлял себя проводить с тобой время. Я так захотел. Я, ты и ведро попкорна. В следующую субботу. Приходи сюда. Блейн не может сдержать счастливую улыбку. — Хорошо. — Конечно, хорошо. А теперь проваливай, я не хочу, чтобы ты заболел, — Курт снова толкает Андерсона, только в шутку, конечно же. — Потом поговорим. — Ты уверен, что ты не…? — Блейн, убирайся, — Хаммел упирается руками в свои колени и медленно встает, кутаясь в плед. — Я провожу тебя до двери. — Нет! — хором кричат Блейн и Сантана, после чего в шоке смотрят друг на друга. Проследив за выражениями их лиц, Курт вдруг начинает смеяться. — Ты злой маленький идиот, — рычит Сантана. — Просто сядь и отдохни, а я прослежу за тем, чтобы Сэр Гель выбрался отсюда целым и невредимым. — Отлично, — Хаммел падает на диван и лениво машет рукой. — Пока, Блейн. Увидимся позже. Прости за это. — Пока, Ку… — Андерсон не успевает договорить из-за Сантаны, которая хватает его за локоть и тащит в коридор. — Сантана, я не думаю, что это грипп, — быстро шепчет Блейн, когда девушка открывает входную дверь. — Наверное, ему стоит обратиться к врачу. — Я могу справиться с этим, — торопливо отвечает Сантана, поднимая с пола его куртку и нетерпеливо протягивая её Андерсону. — Ты уверена? Потому что… — Я справлюсь, — с нажимом повторяет девушка, выталкивая Блейна за дверь. — Почему бы тебе не взять свои глупые советы и идеальную жизнь и пойти докучать кому-нибудь другому? — Сантана… — Нет, слушай меня. Идиот, который не видит границ дозволенного, – это последнее, в чём сейчас нуждается Курт, — ткнув Андерсона пальцем в грудь, Сантана продолжает: — Держись подальше от всего этого, — наклонив голову, девушка насмешливо приподнимает брови, ожидая ответа, но Блейн молчит. Дверь захлопывается перед его лицом.