Ва-Банк

Блейн первый раз в жизни видит по-настоящему плачущего Курта. Его рыдания разрывают горло и грудь, сотрясают воздух. Всхлипы надрывные, бурные и реальные. Курт так плотно прижимает к себе одеяло, что костяшки его пальцев белеют, и он практически падает, вскрикивая и задыхаясь. Это так неожиданно и настолько неистово, что Блейн не знает, что делать. Курт никогда не казался человеком, который может заплакать, но сейчас кажется, что в течение многих лет в нём копилось напряжение, а теперь он взорвался, развалился. Блейн понимает, что так бывает с теми, кто не позволяет себе проявлять эмоции. Чувства не ослабевают с течением времени, не испаряются через поры. Они просто копятся и бурлят глубоко в теле до тех пор, пока не разбухают так, что не могут больше оставаться скрытыми. Печаль, гнев, одиночество. Любовь. Эмоции никуда не уходят. Блейн подходит ближе, придерживает Курта за плечи, чтобы тот действительно не упал, и прижимает его к своей груди. Хаммел сминает в руках ткань его пижамы и прячет лицо в сгибе шеи Андерсона. Дыхание Курта горячее и мокрое против кожи Блейна. Хаммел дрожит так сильно, что одеяло начинает соскальзывать, и Блейн быстро поправляет его. Одной рукой Андерсон обхватывает Курта, а другой — нежно гладит его затылок. — Ш-ш-ш, — шепчет Блейн. — Ш-ш-ш… Он хочет сказать больше, хочет пообещать Курту, что всё будет хорошо, что он будет в порядке, но не может. Не тогда, когда… это ложь. Курт умирает. Сейчас его тело такое крепкое, сильное и реальное, но однажды Блейн будет цепляться за пепел, готовый развеяться от следующего порыва ветра. Курт дрожит под пальцами Андерсона, будто он на самом деле трескается, словно сделан из яичной скорлупы, которая медленно крошится в руках Блейна. Курт умирает. И он никогда об этом не говорил. Каково это каждый день хранить такой секрет? Каково носить такую тяжесть и мрак в своём сердце? Блейн задумывается, как ты это чувствуешь. Можешь ли ты ощущать, что умираешь? Или это просто знание, пожирающее тебя изнутри? Можешь ли ты чувствовать, как разрушаешься? Пустой человек, перегруженный знанием… Это то, что Курт чувствует каждый день? Каждое утро он скрывает это за улыбками, шутками и слоями краски? Он заталкивает это поглубже, запечатывает это смехом и представляет миру лицо, не имеющее и следа тени? Блейн крепко держит Курта, опускается на пол, усаживая того к себе на колени, и начинает покачиваться взад и вперёд, пока Хаммел плачет, дрожит и умирает. Курт умирает, он умирает, он умирает. В это невозможно поверить. Курт такой самоуверенный, сильный, страстный и живой. Как кто-то такой может умирать? Смерть скорее для других людей, далёких людей. Не для Курта. Он этого не заслужил. Но это реально, и это происходит, и Блейн ничего не может сделать, чтобы что-то изменить, поэтому он просто держит Курта и позволяет ему разрушаться, распадаться. Стены падают, как в Римской Империи, крепкие и реальные, пока от них не остаются только руины и забытая религия. Бог Гефест разорван и искалечен на острове Лемнос, ведь даже боги могут пасть. Курт заканчивает одеваться в старые спортивные штаны Блейна и его мешковатую футболку, выигранную в радио-конкурсе ещё в колледже. Короткие штаны открывают его лодыжки, оставляя его ноги на холоде, поэтому Блейн достаёт для него из-под кровати тапочки. Парни усаживаются на противоположных сторонах дивана, держа в руках кружки с кофе. Глаза Курта покрасневшие и опухшие, нос красный от частого трения. Он смотрит на Блейна, медленно моргает и пьёт кофе небольшими глотками. Сейчас, даже полностью одетый и совсем проснувшийся, он более уязвим, чем Блейн когда-либо его видел. Андерсон знает, что это потому что теперь знает правду. Потому что Курт смотрит на него, и они оба отчетливо понимают, что сейчас Блейн может сломить его одним словом. Сломить так, что он никогда сможет исцелиться снова. Должно быть, это пугает Курта. И это не менее пугает Блейна. — Готов ли ты рассказать мне всё? — спрашивает он наконец, встречая взгляд Курта. — Разве у меня есть другой выбор? — сухо отвечает Хаммел. Его голос более хриплый и низкий, чем Блейн привык. Он разодрал горло рыданиями. — У тебя всегда есть выбор, — говорит ему Блейн, положив руки на свои колени и решив пока не трогать Курта, чтобы не пугать. — Ты не обязан мне ничего рассказывать. Курт обхватывает свои колени. — Н-нет. Я… я должен. Я должен тебе рассказать. — Хорошо, — Блейн пытается посмотреть Курту в глаза и получает слабую улыбку. Он решает рискнуть и протягивает руку, чтобы пальцами коснуться кисти Хаммела. — Спасибо за доверие. Курт фыркает и опирается подбородком на колени. — Я… — он вздыхает и отворачивается. — Помнишь, я говорил тебе, что у моего отца была аритмия, когда я учился в школе? — Да, — отвечает Блейн, нахмурившись. Курт пожимает плечами. — Ну, думаю, это было около года назад. Сантана… Я знаю, она не всегда это показывает, но она… она волнуется. О людях. И у меня были эти головные боли, поэтому она… она заставила меня обратиться к врачу. Мы не могли себе этого позволить, даже тогда, но… но ей было насрать. Но… хм… когда они провели тесты… Курт выдыхает и закрывает глаза. Его ресницы оставляют мокрые следы на щеках, как птичьи крылья на снегу. Наконец, он произносит главные слова шёпотом. Они холодком пробегают по спине Блейна. — Это оказалась опухоль.