Ва-Банк

В течение следующего часа Блейн узнаёт слишком много. Курт говорит всё тем же хриплым шёпотом, и кажется, накопленные эмоции постепенно выливаются из его тела через слова, что он произносит, пока голос юноши не становится полностью бесцветным и безжизненным. Опухоль доброкачественная. Услышав это, Блейн сразу чувствует порыв облегчения, но Курт тут же останавливает его. Доброкачественные опухоли развиваются медленно, но они, конечно же, растут. Курт говорит, что такие образования не считаются раком, хотя и вызывают те же повреждения. Только медленнее. Он указывает место на голове. Опухоль сидит в его теменной доле и давит на чувствительную кору головного мозга. Оттого и появляются забывчивость, головные боли, неуклюжесть, тошнота. С недавних пор, и судороги. Курт делает вывод, что его состояние явно ухудшается. Блейн думает о том, как можно жить, зная, что с твоим мозгом что-то не так. Даже только одна мысль вызывает приступ тошноты и тревоги. В мозге есть что-то личное, он не должен быть подвержен тем же болезням, что и другие части тела. Это несправедливо. Это несправедливо, что Курт забывает, что он собирался сделать, что он начнет забывать имена и названия мест. Это несправедливо, что он будет внезапно биться в судорогах и терять сознание, где бы ни находился. Это несправедливо, что Курт умирает. Нет. — Что сказали доктора? — спрашивает Блейн, и Курт приподнимает бровь. — Блейн, мы всё ещё пытаемся оплатить мой первый визит к врачу. У меня нет денег. — Но, что насчёт… эм… медицинской страховки? Курт смотрит на Блейна и вновь опускает взгляд, крепче обхватывая колени руками. — Как же я ненавижу это, — бормочет Хаммел. — Я… я рассматривал такой вариант и… и я должен дождаться проявления других симптомов. — Каких симптомов? — осторожно интересуется Блейн. Курт трясёт головой и закатывает глаза. — Изменения личности, — шепчет он. — Проблемы с речью. Он вздрагивает. И эта судорога проходит через всё его тело. — Потеря зрения. — Но… ты сказал, что она развивается… медленно, верно? — Блейн чувствует себя странно, произнося эти слова. Она. Опухоль, медленно убивающая Курта изнутри. — Да, здорово, — фыркает Курт. — Я просто медленнее умираю. Блейн хмурится и пододвигается ближе. — Но тебе нужно показаться врачам. Они могут удалить ее. Они могут тебя вылечить… Курт резко поднимает голову с колен. — Какую часть из «Мне не хватает денег» тебе трудно понять? — огрызается он. — Нет никаких накоплений. Мы с Сантаной не можем позволить медицинскую страховку. У меня нет денег, Блейн. Так что прекрати говорить, что всё можно исправить! Курт вскакивает с дивана и начинает ходить по комнате, беспомощно заламывая пальцы. — Почему ты не понимаешь? — рычит Хаммел. — Я умру, понятно? А ты… Ты говоришь о том, что пара сотен долларов могут всё исправить… Курт запинается и стучит кулаком в стену, плотно сжимая кулаки и дрожа, в это время Блейн молча сидит на диване, не решаясь даже двинуться. Он как моллюск цепляется за скалу во время отлива, как одно беспомощное морское существо, найденное им однажды, когда родители ребёнком приводили маленького Блейна на пляж в Южной Каролине. — Иногда, когда ты так говоришь, я забываю, что скоро умру, — шепчет Курт. — И когда я вспоминаю об этом, мне становится намного хуже. — Но ещё есть время… — начинает Блейн, но Курт прерывает его резким смехом. Андерсон думал, что в этом нет ничего смешного, но… это не так. Курт действительно находит это забавным. Хаммел так усердно пытался забыть обо всём, и это слишком забавно. Сейчас Блейн чувствует себя куда хуже, чем когда-либо ещё. Встретиться со смертью лицом к лицу — это одно. И совершенно другое — знать, что тебя разрушает что-то изнутри, и смеяться. Андерсон надеется, что Курт хоть немного заботится о себе, в то время как сам Блейн просто сходит с ума… — Блейн, я бомба с часовым механизмом, — бормочет Курт, отстраняясь от стены, и возвращается к дивану. — Я не знаю, когда опухоль разрастётся так, что убьёт меня. Уже прошел год, как мне поставили диагноз. Головные боли возникли за шесть месяцев до этого. Неужели ты не понимаешь? Я могу умереть в любой день, и своими переживаниями ты не сможешь ничего остановить. Улыбка скользит по лицу Курта, и он плашмя падает на диван, утыкаясь лицом в подушки. — Меня это беспокоило, — бормочет он еле слышно. — Поначалу. Я злился. Блейн знает. Сейчас он начинает понимать. Можно ненавидеть что-то настолько сильно, что с течением времени ты просто привыкаешь к этому. Беспокойство постепенно уходит, и важность того, что произошло, просто постепенно уменьшается, сжимаясь во что-то ничтожное, оставляя после себя одну только ненависть. Ненависть и ярость к самому себе. Блейн понимает, как Курт сильно ненавидит себя, ненавидит своё тело за такое предательство. — Я… я не понимаю, — говорит Курт, лежа на боку и глядя на Блейна одним глазом. — Когда я увидел тебя… Я не мог понять, как ты можешь думать, что твоя жизнь настолько хренова, что тебе было необходимо напиться. А потом… потом мы пообщались, и я не переставал спрашивать себя, как ты можешь так просто растрачивать свою жизнь… когда у тебя ещё так много времени… но, полагаю, я тоже не задумывался над этим, когда был здоров. И после диагноза я ничего не сделал, чтобы жить полной жизнью, потому что сейчас я мертвец. Так что ничего не изменилось. Кроме смерти. Блейн чувствует жжение в глазах и носу, но заставляет себя собраться. — Итак… ты знал, — хрипит Блейн. — Когда мы познакомились, ты уже знал? Рот Курта дёргается, Хаммел переворачивается, чтобы откинуться на подушки напротив Блейна. — Узнал за два дня до этого, — шепчет он. — Нужно было отвлечься. Ты помог. По крайней мере, на несколько минут. А потом… дольше. Так вот зачем он был нужен. Просто отвлекал. Сейчас Блейн должен сказать, что зол. Но это не так. Он не может винить потребность Курта в чём-то или ком-то, что смогло бы отвлечь его, заставить его улыбаться и ловить снежинки языком. Ведь когда головные боли вернулись, они не пронзали так сильно. Но даже если Блейн не злится, то ему всё ещё больно. Он любит Курта. Любит больше, чем мог когда-либо себе представить. Он понимает это сейчас. Блейн любит его остроумие, его усмешку, его вредность. Он любит песни о снежинках, рисование пальцами, пятна угля, дыры в одежде, и тот факт, что Курт умирает, не меняет его чувства. Блейн любит Курта сейчас, когда знает, что тот умирает, и будет любить его даже, если он… Блейн не может закончить мысль. Он переключает своё внимание, ища что-нибудь, о чём можно поговорить. — Кто ещё знает? — спрашивает он. Курт откидывает голову на подушки и закрывает глаза. — Ты. Сантана. — Бриттани? — Она не понимает. — А твой отец? Лицо Курта меняется в одно мгновение, и Блейн сначала думает, что Курт плачет, но он просто утыкается лицом в диван и делает несколько глубоких вдохов, а затем открывает глаза. — Нет. Он не знает. Блейн заламывает пальцы и смотрит на свои ноги. Наконец, он шепчет: — Думаю, что твой отец хотел бы знать. Курт качает головой. — Я не собираюсь звонить ему и за дружеской беседой ляпнуть, что его сын может умереть через неделю! — юноша ухмыляется, но сарказму всё равно не скрыть правды. — Так… ты собираешься подождать, пока ему не позвонит патологоанатом и не скажет, что уже слишком поздно? — спрашивает Блейн. — Курт, ты не можешь скрывать это от него. — Скрывал и буду, — рычит Курт, но из-за слов Блейна в его глазах появляется сомнение. — Курт, твой отец может помочь… — Блейн, он всю жизнь работает в шиномонтажной мастерской! — Курт смотрит на него и складывает руки, отворачиваясь. — У него нет денег, чтобы оплатить лечение. Так что, какой смысл рассказывать ему, что я скоро умру, если он ничего не сможет сделать, чтобы помочь мне? Нет. Он уже наблюдал, как умирает моя мать, и я не позволю ему пройти через это снова! Блейн слышит, как Курт злится — он часто глубоко дышит, а Андерсон сидит рядом и смотрит в свои ноги. Наконец, Блейн позволяет себе сглотнуть и смочить слюной горло. Голос по-прежнему ломается на первом слове, но остальные выходят чёткими, хотя и тихими. Блейн закрывает глаза и вздыхает. — У меня есть деньги. — Нет, — немедленно отвечает Курт, — Ни в коем случае. — Моя работа приносит хороший доход, — спорит с ним Блейн. — У меня есть трастовый фонд. У меня более чем достаточно денег, чтобы оплатить лечение, даже если страховка не покрывает его. Я заплачу. — Нет, Блейн… Лицо Курта побелело в утреннем свете, льющемся через окно. Он как восковая фигура на диване, человек-свеча. Бомба замедленного действия, как сказал он сам. Бомба, разрывающаяся на куски шрапнели, горячая и с воздушной отдачей. Но свечи тают от огня, оставляя после себя только восковые капли. Курт всё еще целый прямо здесь, перед Блейном. Он ещё не начал таять. Не снаружи. — Я не понимаю, почему ты не хочешь жить, — шепчет Блейн и подвигается к Курту всего на несколько дюймов. Курт только опускает плечи, в остальном же — остаётся неподвижен. — Пожалуйста, Курт… Позволь мне помочь. — Я… я не могу этого принять. Не могу позволить тебе сделать это для меня, — настаивает Курт, кусая губы. Блейн двигается ближе, чувствуя, что предательские слёзы собираются в уголках его глаз. — В таком случае я сделаю это не для тебя, — говорит он. — Пожалуйста, Курт. Позволь мне сделать это для себя. Даже, если ты думаешь, что не заслуживаешь помощи, пожалуйста, позволь мне помочь самому себе, не дав тебе умереть… Губы Курта поджимаются, он задыхается и часто моргает. Курт поворачивает голову к Блейну, его подбородок дрожит. — Почему?.. Блейн позволяет своим пальцам коснуться волос Курта. Мягко, словно прикосновение крыльев бабочки. Блейн опускает голову и ловит взгляд Курта. — Я люблю тебя, — выдыхает он. Курт сразу начинает плакать и, обхватив себя руками, пересекает комнату. Новая такая внезапная трансформация, и Блейн понимает, как много эмоций Курт испытал за последний час. Это, должно быть, очень трудно, но всё, что он почувствовал, было негативными эмоциями, которые Курт скрывал. Закупоренные в бутылке. Закупоренные, но растрясённые так, что они вырываются наружу, так, что аж крышка отлетает. Злость Курта, которую он не может загнать обратно. Он не может остановиться. Блейн помнит, как это было в школе, после нападения, как он приходил в спортзал и колотил боксёрскую грушу, пытаясь избавиться от давящих слез в глазах. Он помнит, каково это, когда весь негатив выходит сразу, и это нелегко. Он наблюдает, как оборона Курта трещит, плотину, наконец, сносит. Стёкла бьются. — Ты не можешь! — кричит Курт, глядя на Блейна и дико качая головой, — Ты не можешь это сделать! — Послушай, я понимаю, что ты не можешь любить меня в ответ, и я никогда не ожидал этого от тебя, — тараторит Блейн, спотыкаясь на согласных, как будто пытается быстро залатать дыры суперклеем, заранее зная, что этого надолго не хватит. — Я никогда не ждал ничего взамен. Но, пожалуйста, позволь мне сделать это… — Нет! — руки Курта путаются в волосах, а сам он раскачивается из стороны в сторону. — Ты не можешь любить меня! Ты не можешь любить меня, ты не можешь! Блейн никогда не видел Курта таким. Настолько теряющим контроль. Даже во время судорог его лицо оставалось невозмутимым. Но теперь Курт кричит, его трясёт, и он покраснел от напряжения. Напряжение с дрожью проходит через каждый его мускул. Глаза Курта закрыты, как будто он не может сейчас смотреть на Блейна. — Почему нет? — тихо спрашивает Андерсон. Затем мягче: — Ты не должен любить меня в ответ. Курт наклоняется, прижимая локти к груди, а руками тянет себя за волосы. Он рычит себе под нос слова, которые Блейн не может расслышать, и, наконец, опускается до самого пола. Курт обхватывает голову руками, его лицо краснеет и мрачнеет, когда он, наконец, поднимает взгляд. Он смотрит на Блейна и медленно кивает, его сухие губы приоткрыты. — Потому что, — шепчет он, — я каждый день вижу, как разбивается чужое сердце. И я не хочу, чтобы это случилось и с тобой. Блейн закрывает глаза и делает глубокий вдох. — Курт. Курт, я… Курт обхватывает свои ноги и кладёт голову на колени. — Бесполезно влюбляться в меня, — шепчет он. — Я не могу любить в ответ. Всё равно я скоро умру. Почему бы тебе просто не забыть обо мне? Я никогда не хотел, чтобы ты полюбил меня. — Потому что у меня не получается. Блейн встаёт с дивана и садится по-турецки на полу, рядом с Куртом. Он не знает, был ли Курт когда-нибудь влюблён, сможет ли он его понять. И, тем не менее, Блейн нуждается в его понимании. — Я не могу разлюбить тебя сейчас. Я устал. У меня просто не получается. — Ну, попробуй ещё раз, — ворчит Курт. Его волосы теперь торчат ёжиком, а свет падает таким образом, что придаёт им красный оттенок. Блейн думает о пламени. Курт начинает гореть, отчего воск тает. — Ничего не изменится, — пожимает плечами Блейн. — Так что, если ты не хочешь разбить моё сердце, думаю, у тебя есть только один вариант. Позволь мне помочь. Не ради тебя, ради меня. Позволь мне быть эгоистом. Блейн пожимает плечами, но внутри он чувствует, как от нервозности трясутся все его кости. Курт фыркает и утыкается носом в штаны. — Я серьёзно, — говорит ему Блейн, ковыряя нитки его носков. Он хотел бы, остановить дрожь своих внутренностей, чтобы мандраж не просачивался через его кожу. Он должен сохранять спокойствие. Хотя бы один из них должен. — Это единственный способ. — Я всё равно умру, — говорит Курт. Всё ещё дрожа, Блейн вздыхает. — Ну, тогда, по крайней мере, я буду знать, что пытался спасти тебя. — Он наклоняет голову набок. — Кроме того, разве ты не должен попытаться ради Сантаны? Что она должна чувствовать, зная, что ты собираешься разбивать ей сердце снова и снова… Курт качает головой и смотрит на Блейна. Он прищуривает глаза, они вспыхивают зелёным на фоне цвета его кожи. — Не впутывай её, — шипит Курт. И Блейн понимает, что должен сделать. Он встаёт и подаёт Курту руку. — Не хочешь принять душ, прежде чем мы пойдём? — спрашивает он мягко. Курт пялится на его руку в недоумении. —Что? — Хочешь принять душ? — повторяет Блейн, стараясь не слишком смущать и так запутанного Курта. Андерсону становится легче, когда он видит искренне смущённого Хаммела. Это, конечно, непривычная эмоция для Хаммела, но уж лучше это, чем ярость. Лучше, чем отчаяние. Курт трясёт головой и моргает. — Что? — Это значит "нет"? Курт моргает. — Эм… нет. Думаю… я бы не отказался. — Хорошо. — Блейн достаёт с полки бельевого шкафа запасное полотенце и направляется в коридор. — Могу найти тебе запасную зубную щётку, если хочешь. Он слышит, что Курт следует за ним в спальню. Блейн заходит в ванную и аккуратно кладёт полотенце. — Сейчас найду тебе щётку. Блейн мягко улыбается Курту, а затем выходит и закрывает за собой дверь. Через несколько мгновений он слышит щелчок замка и звук льющейся воды. Через полчаса они уже молча едут в такси. Курт всё ещё бледный. Все эмоции, наконец, начали покидать его, и его энергии не осталось даже на то, чтобы двигаться. Он упирается лбом в прохладное стекло и не моргает. Через десять минут, когда Блейн смотрит на Курта, его глаза уже закрыты. Может быть, он спит или просто отгораживается от Андерсона… Блейн не может сказать точно. Когда они подъезжают Дарлинг Плейс, Курт открывает глаза и мягко трёт руки, пытаясь согреть их. Он выскакивает за дверь раньше Блейна и плетётся по улице. Андерсон расплачивается с таксистом и следует за ним. Андерсон поднимается вверх по лестнице и поднимает руку, чтобы постучать в дверь, но прежде чем Блейн успевает это сделать, Курт уже складывает руки у рта и кричит: "Сантана!" Через несколько секунд наверху открывается окно. Сантана выглядит так же, как Блейн её помнит, за исключением, пожалуй, того, что её лицо исхудало, волосы собраны в пучок, а красная помада осталась только на её верхней губе. — Курт! — кричит она и исчезает в глубине квартиры. Блейн может поклясться, что слышит её шаги на лестнице, а затем дверь рывком открывается, и Сантана крепко сжимает Курта в объятиях. Блейн боится, что она сломает ему рёбра. — Я так испугалась! — Извини, — бормочет Курт ей в волосы, кладёт руки на её плечи, а после медленными кругами гладит по спине. Она сжимает его сильнее, а затем замечает Блейна. — Что он здесь делает? Сантана пытается отстраниться, но Курт обнимает её за талию и бормочет: — Тана. Я вырубился снова. — Он звучит так пристыжено. — Мы пришли сюда, но тебя не было дома, — говорит краснеющий Блейн, наблюдая, как руки Сантаны поглаживают спину Курта. — Я… я не придумал ничего другого, поэтому повёз его к себе. Блейн ждёт, что она обругает его, грозно посмотрит, оттолкнёт его. Сделает то, что обычно. Вместо этого она опускает подбородок на плечо Курта и шепчет: «Спасибо». Блейн выдавливает слабую улыбку. Сантана вздыхает и поднимает голову, чтобы поцеловать Курта в щёку. Блейн никогда раньше не видел её такой. Никогда. Он удивляется Курту. Он удивляется, что тот любит её так сильно. — Входи, — командует Сантана, указывая на Блейна и по-прежнему держа Курта за шею. Она тянет его за собой в комнату. Блейн идёт следом и закрывает за собой дверь. Андерсон понимает, что кое-что изменилось. Когда он приезжал сюда регулярно, на стенах появлялись новые картины. Но Блейн знаёт все эти. Курт перестал рисовать. Он перестал рисовать месяцы назад. Кроме этого, всё так, как он ожидал. Тусклый свет в углу, всё та же старая бытовая техника на кухне. Сантана сидит с Куртом на разваливающемся диване, закинув на него одетую в джинсы ногу. Блейн неловко стоит в центре комнаты и смотрит на них. Курт поворачивает голову и шепчет что-то Сантане на ухо. Она тут же переводит свои широкие, покрасневшие глаза на Блейна. — Так… он всё знает? — спрашивает Сантана. Курт пожимает плечами. Как и Блейн, который знает, что Курт никогда не расскажет ему всего. Блейн расправляет плечи и поднимает подбородок. — Сантана, я хочу заплатить за лечение Курта. — Ты паршивый… — кричит Хаммел и вскакивает. Но Сантана сурово шикает на него, хватает за плечи и усаживает обратно на диван. — Подожди, что? — Я хочу заплатить, — повторяет Блейн. Он следит за Сантаной, не моргая. Она затыкает Курту рот, чтобы остановить ещё не начавшийся поток жалоб. — Я обещаю, что после этого оставлю вас в покое, если вы захотите. Но позволь мне заплатить за лечение Курта. Ничего не нужно взамен. Она сужает глаза и удобнее усаживается на диване, изучая его. — Почему? Что это значит для тебя? И Блейн понимает, что Сантана никогда в жизни не получала ничего просто так, без каких-либо условий. Что она более поломана и потрёпана жизнью, чем говорит, чем кто-либо сможет понять. — Ты знаешь почему, — отвечает ей Блейн. Он знает, что на мгновение она задумывается о Бриттани. Она понимает всё это даже лучше его. Курт отталкивает руки Сантаны. — Ты маленький засранец. — Курт встаёт и без сомнения собирается орать на Блейна за грязную игру, за то, что он вовлёк Сантану — единственного человека, который действительно заботится о нём. Сантана обхватывает его лицо ладонями и поворачивает к себе. Её малиновые ногти впиваются в кожу его щёк. Курт пытается отстраниться, но она только усиливает хватку, вставая на колени и соединяя их лбы. — Курт, он заплатит, только чтобы тебе стало лучше. — Тана… Она закрывает глаза и глубоко дышит через нос. — Курт… ты не должен… это наш шанс. «Наш шанс». Потому что Сантана нуждается в Курте даже больше, чем Андерсон. Вот, что случается, когда сердце разбивается слишком много раз, чтобы быть собранным снова? — Сан… — пробует Курт снова, но она только качает головой, её плечи начинают трястись. — Курт… пожалуйста… Блейн видит остекленевший, сдавшийся взгляд Курта, и всё понимает. Курт может отказывать себе, Блейну, всему остальному, что может предложить мир, но он не может поступить так с Сантаной. Курт снова поворачивается к Сантане и поднимает её подбородок. — Ладно, — шепчет он дрожащим голосом и целует её в нос. — Только ради тебя.