Глава 3.
Спустя месяц после памятного происшествия Бисмарка и Марианну усадили в очень красивую машину, похожую на карету, всю в императорских бело-золотых цветах. В честь них двоих устроили прием – даже и не верилось, что это правда. Конечно, лорд Эшфорд, с которым Марианна стала очень много общаться, рассказал им, что прием делается еще и в пропагандистских целях, чтобы прочие студенты и выпускники академии активнее боролись за свою страну, зная, что в случае их удачи начальство не ограничится одной словесной благодарностью. Через несколько часов пути, когда Бисмарк сидел, уткнувшись в книгу, а Марианна снова обсуждала с директором все достоинства и недостатки «Ганнимедов», каретомобиль остановился перед витыми воротами Императорского дворца. Бисмарк, наряженный в новый непривычный смокинг, только выйдя из машины, сразу забыл и о неудобной ткани, и о своем недовольстве приглашением – красота и величавость дворца мгновенно запали ему в душу. Следом за ним из машины выпорхнула Марианна. В легком голубом платье до колен она выглядела непривычно по-девичьи – Бисмарк привык видеть её либо в порванных юбках, либо в строгой кадетской форме, равнявшей девочек и мальчиков. А сейчас, нарумяненная, с длинной чёрной косой, в дорогом платье, она казалась совершенно незнакомой юной леди. Образ вдребезги разбился, стоило ей совершенно по-марианнински хлопнуть в ладоши. – Какая красота! Да, Бис? – она обернулась к нему, улыбаясь и светясь от счастья, и Бисмарк не сдержал ответной улыбки, понимая, что даже запакованная в дорогие тряпки Марианна остается его Марианной – знакомой, родной и непоседливой. Последним из каретомобиля вышел лорд Эшфорд, который сопровождал их не только как директор Академии, ответственный за своих кадетов, но и как глава большой семьи, занимающийся важным для Империи бизнесом. Он протянул Марианне руку. – Моя дорогая, вы помните, о чем мы с вами говорили? Та спохватилась и поспешила разгладить смявшуюся юбку. – Да, конечно. Конечно. Я помню, что я леди, сэр, – она поправила веер, висевший у нее на руке, и присела в реверансе: – Не сопроводите ли вы нас, лорд Эшфорд? – С превеликим удовольствием, – отозвался он, и Марианна уцепилась за его подставленный локоть. Их небольшая процессия двинулась вперед: прошла по прямым насыпным дорожкам, поднялась по белой лестнице, широкими коридорами достигла бальной залы. Стоило объявить их имена – лорд Вильгельм Эшфорд со спутниками, Марианной Ламперуж и Бисмарком Вальдштайном – как стихли почти все разговоры и головы повернулись к ним. Бисмарк поежился под голодными взглядами лощеных аристократов, которыми был заполнен зал. Пока они трое спускались по лестнице вниз, в зале царило молчание. Бисмарк занервничал. Что-то не так? Почему они так на них смотрят? Но лорд Эшфорд, на которого Бисмарк кинул косой взгляд, был совершенно спокоен, словно все так и должны были молча и выжидательно пожирать их глазами. Сквозь молчащую толпу они прошли вперед, до конца зала, где на возвышении стоял пока пустой Императорский трон, и остановились невдалеке. Стоило им замереть, как все аристократы в зале пришли в движение. Их окружили тесным полукругом и оглушили: если раньше все молчали, то сейчас, казалось, говорили все до единого. Вопросы, какие-то деловые предложения – Бисмарк только и делал, что крутил головой, стараясь всё расслышать. На всё отвечал лорд Эшфорд – вежливо, но твердо он отказывал тем, кто что-то предлагал, рассказывал то, что нужно было рассказать, улыбался. Бисмарк искренне позавидовал его выдержке и выправке – стоит так, как будто ничего не происходит! Второй раз все замерло, когда герольд на весь зал объявил: – Его Величество, Александр ди Британния, Император Священной Британнской Империи! Его Высочество, Чарльз зи Британния, принц и первый наследник Священной Британнской Империи! Его Высочество, Одиссей ю Британния, принц и второй наследник Священной Британнской Империи! Императору было шестьдесят, но он не выглядел на свой возраст. Яркие лиловые глаза смотрели спокойно и безмятежно – казалось, Императора ничего не беспокоит. Его сын, Чарльз, разительно отличался от отца: широкоплечий, мускулистый, с модной треугольной бородкой и длинными волосами, он весь лучился властностью и мощью. Бисмарк долго его рассматривал и снова удивился, как удивлялся каждый раз, когда слышал о первом принце: как же это тот все еще не сел на трон. Вообще, эта тема не переставала быть актуальной вот уже двадцать лет, с тех пор, как принц стал совершеннолетним, и с радостью мусолилась всеми, от младших до старших. Император Александр в ближайшее время умирать не собирался, а Чарльз, которому в этом году исполнилось сорок четыре, и у которого уже родился сын, все никак не мог дождаться, когда же Император передаст власть ему. Второй наследник престола, сын Чарльза, Одиссей ю Британния, светлокожий и такой же, как отец, светловолосый, был их с Марианной ровесником, мальчиком десяти лет. Бисмарк очень старался, но не смог найти чего-либо, чем принц отличался бы от них. Обычный мальчик, только родившийся в Императорской семье. На его лице не было ни следа спеси, характерной для детей-аристократов этого возраста, и во взгляде принца, который Бисмарк поймал случайно, не было того затаенного отвращения (простолюдины же!), которое виднелось в глазах окруживших их вельможей. Император поднялся на возвышение и встал рядом с троном. – Добро пожаловать! – возвестил он сильным и глубоким голосом. – Все вы знаете, для чего мы сегодня собрались… Бисмарк кинул косой взгляд на Марианну. Та стояла, затаив дыхание, и смотрела так, как никогда не смотрела на Бисмарка – взглядом, полным восхищения. И ладно бы, она смотрела так на Императора или на первого принца, но она не отрывала глаз от принца Одиссея. Странное чувство сдавило Бисмарку грудь – стало больно, горячо и обидно. Он сжал кулаки, неосознанно впиваясь ногтями в ладони. В ушах шумело, и всю речь Императора, насыщенную призывами любить свою страну и народ, он пропустил. «Он ничем не лучше меня, – подумал Бисмарк. – Мне показался этот взгляд. Он ведь ничем его не заслужил». Не заслужил ли?.. «А еще мы увидим принца, Бисмарк, настоящего принца, вживую! – зазвучал в его ушах веселый голос Марианны. Она говорила это, когда они подъезжали к дворцу. – Представляешь, принца!» – Не понимаю, чего ты так радуешься, – сказал он ей в ответ. – Конечно, не понимаешь, – надула щеки Марианна. – Ты же не девочка. – Какая новость, – фыркнул он, и развеселившаяся Марианна тогда перевела разговор на другую тему. В ушах зашумело сильнее, когда он вспомнил оброненную кем-то фразу: "Девочки всегда любят принцев. Только за то, что они принцы". Но Марианна же не обычная девочка, она, наоборот, самая необычная из всех, кого Бисмарк когда-либо встречал. Не может же она вот так просто… Кто знает, до чего дошел бы Бисмарк в своих мысленных метаниях, но в руках принца Одиссея появилась бархатная подушка, на которой блестели и переливались две медали, усыпанные драгоценными камнями, и Бисмарка с Марианной пригласили подняться на возвышение. Марианна легко вспорхнула вверх, словно ей было не в новинку стоять рядом с Императорской семьей, Бисмарк поднялся на негнущихся ногах, почти ничего не видя перед собой. Потом, рассматривая свое лицо на сделанных журналистами фотографиях, он даже остался доволен – каменное, бесстрастное лицо, ни следа того раздрая, что был у него в душе. Медали – тяжелые золотые кругляши с выложенной аметистами надписью «За отвагу» – приколол им на грудь сам Император. Сначала Марианне – та поблагодарила его и присела в низком реверансе, а потом и Бисмарку. – Вы прекрасно проявили себя, молодой человек, – произнес Император, защелкивая булавку медали. – Благодарю вас, Ваше Величество, – ответил Бисмарк, сам удивившись, что он смог что-то произнести и не дать голосом «петуха». Медаль оттягивала грудь, а выданное табельное шестизарядное оружие – пояс. Много лет спустя, вспоминая этот день, Бисмарк думал, что все сложилось бы куда лучше, если бы он стиснул рукоять пистолета и выпустил все шесть пуль в первого принца. Его собственная жизнь на этом окончилась бы, зато другая, более важная, чем своя, сложилась бы совершенно иначе. Но тогда Бисмарк просто стоял, прерывисто дыша, и ничего не делал.***
По окончании торжественной части начался банкет (или фуршет, Бисмарк не разбирался в названиях). Марианну посадили возле принца Одиссея, а Бисмарка напротив них, так что он не мог слышать, о чем они говорят. Впрочем, он все равно ничего бы не услышал, даже если бы сидел совсем рядом – странное холодное чувство, что наполняло его, обострило до предела зрение, но отключило слух. Бисмарк сидел молча, оглохший от наполнявшей его жгучей боли. Он до невозможности четко видел, как неловкий и бледный, как сморчок, принц поправляет Марианне волосы, указывает на лучшие блюда, поит её разбавленным вином, а она улыбается, счастливо щурит глаза и позволяет этой немочи делать всё, чего тому хочется. "Девочки всегда любят принцев. Только за то, что они принцы". На языке толстым слоем лежала горечь, и Бисмарка едва не вывернуло прямо на богатый императорский стол, когда он попытался проглотить кусок какого-то изысканного блюда. Единственное, что Бисмарку сейчас было нужно, необходимо, как воздух – чтобы весь этот зал с лощеными мордами аристократов исчез, а они с Марианной оказались в Академии, в каком-нибудь пустом и тихом классе, и чтобы она улыбалась, как улыбается сейчас, но только ему одному. Кто-то поднимал какие-то тосты, Император Александр улыбался, а принц Чарльз – нет, и Бисмарк тоже не улыбался, только молился, чтобы все поскорее кончилось. Кажется, ему задавали какие-то вопросы, он угадывал слова по губам, но все равно молчал и только смотрел тяжелым взглядом. Лорд Эшфорд отвечал вместо него, и улыбки расточал за двоих, Бисмарк был безмерно благодарен ему за это. Время все тянулось и тянулось, стрелка часов будто примерзла к циферблату, боль в груди постепенно нарастала, глаза будто дымкой заволокло, голова кружилась... А потом все кончилось. Весь придуманный мир рассыпался осколками, и вернувшиеся звуки оглушили, когда Бисмарк вдруг обнаружил себя в машине – непонятно, как он дошел до нее в таком состоянии. Марианна сидела рядом, смотрела на него требовательным взглядом аметистовых глаз (ведьмовских, отчего-то подумал он) и держала его за руку. – Бисмарк, ты не заболел? – в ее голосе прозвучала непритворная забота, а между бровей пролегла морщинка. – Ты весь вечер был какой-то странный. "Всё хорошо, – хотел он соврать. – Всё в полном порядке". Но Марианна придвинулась ближе, приподняла ему редкую челку и коснулась горячими губами лба. Мир замер в этой точке, и это был апогей сегодняшнего вечера. Бисмарк словно услышал, как в нем что-то сломалось. Это что-то – остававшееся в нем сопротивление ворвавшейся в его жизнь Марианне – обрушилось легко, легче карточного домика, и на краткий миг пришло озарение, полное понимание происходящего, и тут же пропало, забылось. Все сломалось, обрушилось, и, наконец, исчезло под тяжелыми закрытыми веками.***
В себя Бисмарк пришел в уже в медблоке Академии. За окном было светло – десять или одиннадцать часов утра – и было слышно, как гудят найтмеры старшекурсников во внутреннем дворе. Бисмарк помотал головой, пытаясь понять, что произошло. Как он очутился здесь? Он не болен, и чувствует себя прекрасно... – Ты пришел в себя? – строгий голос лорда Эшфорда сразу пробудил вчерашние воспоминания. Марианна, улыбающаяся принцу, Марианна, которая поцеловала его, Бисмарка, пусть и в лоб... Бисмарк моргнул и поднял глаза на директора. – Да, – негромко ответил он, встречаясь взглядом с серыми глазами лорда и тут же опуская голову вниз – ему было стыдно за своё поведение. – Я хотел поговорить с тобой. Возможно, тебе вскружило голову то, что сам Император наградил вас двоих, иного объяснения твоим поступкам я не могу найти. Я хочу, чтобы ты знал: все то, что вы совершили, это по большей части случайность, а не ваше... Бисмарк прервал его, схватил за рукав: – Да! – жарко произнес Бисмарк. – Вы тоже это понимаете, да? Директор недоуменно посмотрел на него, но Бисмарка уже несло. Он говорил не останавливаясь, говорил все то, что скопилось у него на душе и тяготило его, все то, над чем смеялась Марианна. Когда он понял, что начинает повторять фразу: «Это была всего лишь случайность, нам повезло», только тогда он замолк и перевел дух. Лорд Эшфорд странно на него смотрел. – Вот как, – наконец произнес он. – Вот как. Значит, ты считаешь, что все почести, доставшиеся вам, получены незаслуженно? Бисмарк заколебался. Пусть он высказал только свое мнение, но не мог ли он своими словами повредить Марианне? Если ее вдруг лишат награды по его вине... Он похолодел, представив себе ее реакцию, и ничего не ответил на вопрос. Но директор как будто угадал его мысли: – Я понял твою позицию и уважаю ее. Но, несмотря на все высказанное и мной, и тобой, я хотел бы отметить, что, несмотря ни на что, вы действительно проявили себя. Пусть, может, и другие показали бы такой же уровень (а может, и не показали бы), но там был не кто-то другой, а вы. Именно вы сориентировались в сложной ситуации и не пустили все на самотек. Так что даже если из этой ситуации раздули бОльшую шумиху, чем мне хотелось бы, вы действительно сделали то, что должны были сделать. А ты слишком строг к себе. Бисмарк молчал, опустив голову. – А теперь не мог бы ты мне объяснить, что произошло вчера на приеме? Что заставило тебя вести себя так, как ты вел себя после торжественной части? Не знаю, понимаешь ли ты, но это ваш с Марианной первый выход в свет, и если она хорошо себя показала, то о тебе говорят как о не по возрасту строгом мальчике. – Разве это плохо? – рискнул спросить Бисмарк, не услышав в голосе лорда недовольства. – Не слишком плохо, но и не хорошо. Все эти аристократы запомнили Марианну как всегда готовую на контакт улыбающуюся девочку, к которой, тем более, благоволит принц Одиссей. Стоило прозвучать этому имени, Бисмарка непроизвольно передернуло, и директор тут же замолчал, вперив в Бисмарка взгляд. – Это из-за него? – спросил лорд Эшфорд. – Это из-за него ты вчера сидел как на иголках? – Нет, – буркнул Бисмарк, не поднимая головы. – Не совсем. – А из-за чего? – продолжал настаивать директор. Бисмарк молчал. Рассказывать про холодное чувство в груди, свою ярость и ненависть к бледному принцу он не собирался никому. – Ладно, – наконец произнес лорд. – Не буду тебя пытать, но если вдруг захочешь чем-то поделиться, мой кабинет открыт почти весь день, – он встал и пошел к выходу. – Зачем вы это делаете? – тихо спросил Бисмарк, когда директор уже поворачивал ручку двери. – Почему так заботитесь о нас? Лорд в ответ улыбнулся. – У меня чутье на настоящие таланты, – обронил он, и дверь медблока захлопнулась за ним. Бисмарк пораженно смотрел ему вслед.