Миротворцы

И снова здравствуйте. Прошу прощения за чудовищную задержку. Однако всвязи с приближающимися праздниками и каникулами обещаю исправиться и выкладывать главы чаще. С окончанием учебы, дорогие читатели (если таковые имеются). По-прежнему буду рада отзывам. Любым. Мне очень важно ваше мнение. Извините. И спасибо. Ваш Автор. *** Быстрее всего было через арену. Я знала – это ловушка. Джонатан абсолютно прав. Ловушка. Все это, вся эта игра – одна огромная ловушка. Римлянам нужно устроить переполох только для того, чтобы заполучить флаг. Но это – последнее, что меня интересовало. Я дошла до такого состояния, что пустота внутри разрывала. Разрывала на части. Руки все еще предательски дрожали, перед глазами стоял образ мертвого Сэма, а в голове звенела обжигающая ложь Джонатана. Конечно, он врал. Безбожно. За то, что он мне помог, его уничтожат. Сотрут в порошок. Не посмотрят на силу, отца, звание… Не посмотрят ни на что. Игры кончились. Война поглотила всех. Какое-то время друг кричал мне в спину, звал, что было сил. На краю арены меня настигло пушистое облачко, сотканное из воздуха то ли другом, то ли моим сознанием. Не знаю, чего было в этом больше – правды или вымысла, вот только я видела это облачко. Видела, но отчего-то боялась дотронуться, разрушить эту очаровательную иллюзию, кем-то посланную сознательно или же сошедшую из моих фантазий. Арена. Выбежав из бесконечного путаного ряда деревьев, окончательно сбитая с толку, окончательно убитая болью, я затормозила. Пустота. Чистое поле. Люси не было. Никого не было. Тишина, нарушаемая стонами раненых и плачем мертвых. Несколько недвижимых тел лежали на арене. Едва завидев их, я инстинктивно зажмурилась. Мне не хотелось знать, сколько именно их. Сколько человек мы потеряли из-за никому не нужного фанатизма, сколько людей полегло от собственной злости… Нервы не выдержали. Натянутые в струнку, тонкую-тонкую, звенящую от общего напряжения, они готовы были порваться в любую секунду. Я слышала, как они опасно затрещали. Страх идти дальше сковал меня на миг. Дальше не пойду… Нет-нет-нет. Я боялась, я слишком боялась натолкнуться на убитого брата или сестру. На мертвую Люси. От одной только мысли о том, что ее рыжая макушка когда-нибудь будет смешана с кровью, а тело, маленькое, хрупкое, тонкое для дочери Ареса, тряпичное, будет вот так бесхозно валяться среди кучи остальных, мурашки пробежались по коже. Меня бросило в жар. Джонатан сказал, что с ней все хорошо. Еще раз глянув на грязное, опротивевшее в одночасье пространство, безлюдное и дикое, преданное идеей, я стронулась с места. Пересекать арену не хотелось. И не было сил. Я пошла по краю. На душе резвилась буря, настоящая. Она поднимала осколки каких-то мыслей и без того потерявших смысл чувств, кружила ими как хочет, как ей вздумается, мучила, а потом раскидывала в каком-то известном только ей одной порядке. Хаотичном, неправильном, перемешивая. Я чувствовала себя тварью. Последней тварью. Монстром. Жестокость распоряжалась вокруг, смятение сметало остатки меня, а я… А что я могла сделать?.. Папа, что я могла сделать? Я бежала, бежала, что было сил. Не замечая никого. Нога отказывала. Рана, кажется, все еще кровоточила. Вокруг творился ужас. Незаметный, он набросился внезапно, застав врасплох. Я не чувствовала его границ, не видела силуэта. Но прекрасно знала о его присутствии. Что-то совершенно нематериальное. Что-то такое, чего нельзя потрогать и увидеть. Что-то такое, что схватило сердце и не отпускает. Он пришел из-за спины. Накинулся на меня, зажав рот жаркой ладонью, кажется, тоже горящей. Горящей, как мой родной дом. Этот очаровательный нахал пробрался внутрь, достиг самый низин сознания, пронзил. С его появлением все изменилось. Я потеряла счет времени, словно бы оно было не важно. Я потеряла цель. Я потеряла зрение. Черный-черный дым, ужасно едкий, раздражал слизистую. Постепенно он наступал. Наступал, незыблемый, молчаливый, почему-то не страшный. Наступал, пока не покрыл все вокруг, взойдя на свой мрачный трон. Воцарившись на обломках надежд. Он заколдовал солнце. Лучи, яркие, таяли от одного соприкосновения с дымкой, рассеивались мгновенно, погружая мир в вечный мрак. - Здесь есть кто-нибудь? – прокричала я. Голос утопал во тьме. Этим мраком только дышать, в отсутствии кислорода. Дышать, обжигая легкие. Кудряшки черноты, этой страшной черноты с непримиримым характером, путались в моих волосах, путались вокруг, заключая в кольцо, кружа голову. Мысли заплетались. Дым торжествовал. Я умирала. - Питер! Люси! Силы кончались с каждым шагом. Эта задумчивая сказка из дымного горизонта и оранжевых верхушек завораживала, заблуждала, теряла. Все происходящее было похоже на некую магию. Меня словно бы приворожили. Приворожили к этой дымной завесе, привязали к ней руками и ногами, словно бы она и существует только для того, чтобы держать меня, уводить мысли в сторону и оружие сквозь. Я отмахивалась от этих чарующий своей неизвестностью, чудных мистикой мыслей. А они, назойливые, лезли-лезли. Ощущение того, что я хожу по кругу, выводило из себя. Ничего в радиусе метра не было видно. Страхи, самые разнообразные, захватили меня, разрывая. Потеряться, запутаться, запнуться, сойти с ума – все это было так просто. За какой-то чертой, все ближе и ближе. Безумно близко. Кошмары дышали в затылок, щекоча. Одежда вымокла. Жара стояла невозможная. Пот капельками собирался на лбу, плечах и груди. Я махала рукой около себя, стараясь пригнать воздух, но получалось лишь дым. Слезы текли из глаз непроизвольно. Дым резал глаза до тупой, уже приевшейся боли. Во рту устоялся вкус чего-то кислого, противного, очевидно, ядовитого, вяжущего. Крики со всех сторон смешались. Они были осязаемы. Застревали в этом заколдованном дыме, простреливая его. Множество неизвестных мне людей говорили где-то рядом. С кем? Я не видела. Я не могла видеть ничего. Собственные ноги тонули в черноте дыма. - Огонь! Там огонь! Конечно, огонь. А еще Питер. Отовсюду, со всех сторон, крики, стоны, мольбы о помощи. Проклятья. Сотни людей, говорящих из темноты, неосязаемых, как в бреду. Стрелы, прорезающие воздух со свистом и врезающиеся с глухим треском в стволы деревьев неподалеку. Звон мечей. С боков, сверху… Дымная сказка разрасталась, увеличивалась в размерах. Безжизненная, она отбирала у сильных преимущества и позволяла трусам скрыться. Позволяя скрыться… мне? Я упрямо шла вперед. Жара сгущала краски, дышать становилось все невозможнее, я проседала вниз, ближе к земле, туда, где дым был не таким черным. Мне хотелось плакать, кричать, хотелось, если я этого и без того не делала. Непроизвольно. Муки, схожие с тоской, изводили. Они клубились внутри, собирая легкие в комок, тугой-тугой, завязывая их в крепкий морской узел в добавок. Тошнота заставляла метаться из стороны в сторону. В какой-то момент я поняла, что готова упасть. Ноги уже не двигались, а мысли текли настолько медленно, что я, казалось, могла схватить одну из них за хвост. Жара пульсировала. Или это сердце билось так часто, отчаянно? Отчаянье. Я вспомнила это слово слишком поздно, а, вспомнив, ухватилась за него, спасительное, тонкую ниточку. Ты потерялась, милая. Ты потерялась… Ты совершенно заблудилась. Где-то в этом лесу, где-то далеко в себе. Ухнув, остановилась. Рукой нащупав дерево, тонкий его ствол, корявый, шершавый, рядом, я облокотилась на него. Закрыла глаза. Вода. Вода. - Кто-нибудь! – пробормотала я. Вода. Сознание соскальзывало в пространство еще более темное и мягкое, чем этот дым. Я вдруг поняла, что съехала спиной по стволу на половину. Вода… Меня будто выжали. Соки вытекли. В бреду, в страшнейшем бреду, где-то между явью и сном, где-то между здесь и там, я застонала в голос. И мой стон подхватил лес. Огонь уже был рядом. Я чувствовала его. Считанные секунды, и он дойдет досюда. Считанные секунды… Господи. Почему я еще жива? Почему я?.. Я схватилась за голову, неестественно тяжелую. Хватит, Роуз! Так нельзя. Роуз! Я толкала себя, что было сил. - Питер! – позвала я. Соберись. Возьми себя в руки! Призови воду. Ты можешь. Ты все можешь. Я сосредоточилась, устало. Вяло подумала об океане, о соленой воде, о том, как огромные волны накрывают этот лес, успокаивая его, уничтожая дым, побеждая. - Питер! Зачем кричать, когда никто не слышит? Когда он не слышит? Просто не может слышать? Он там, в самом центре? Он уже давно сгорел. Он не услышит, Роуз. Это ты, ты и Люси его бросили! - Питер! Его имя стало заклинанием. Я повторяла его без устали, все громче и громче. Не думая, плелась, от дерева к дереву, держась за ветки, боясь упасть, черт знает, чем дыша, наверное, одной только надеждой... Губам приелись эти звуки, опротивели. Каждый раз, когда я звала парня, в горло заползал дым, щекотал его, мерзкий. В тот момент я не думала о нападении, о римлянах, о том, чтобы позвать на помощь. Это все казалось настолько недоступным, настолько глупым и смертоносным… Мне бы самой унести ноги. Да, унести ноги, только после того, как заберу его. Может, сына Афины здесь вообще нет и не было? Подал голос разум, жалкие его остатки. Я покачала головой, упрямо повторив имя друга. Я слишком хорошо знала Питера. Он не мог просто так отказаться от какой-либо идеи, будь это даже самой бесполезной мыслью на свете. Или мог? Господи, если его здесь нет… Все зря. Все мои попытки. Каждый мой шаг. Каждый вдох. Если его здесь нет… Жалость и собственная ничтожность навалились сверху, лишив самообладания, разодрав гордость на клочки, складывая стену из ненужного самолюбия и злости. Отвращение к самой себе закружило. Уноси ноги, Роуз! Уходи отсюда, быстрее! Ты сгоришь. Сгоришь. Деревья трещали, тлея в пламени. Их стоны и протяжный грохот, глухой стук при ударе о землю помножились на многочисленные крики. Кто-то просил о помощи, кто-то кричал, что умирает, кто-то проклинал все на свете. Я металась из стороны в сторону, пытаясь наткнуться на живого человека. Римлянина, грека… Это больше не имело значения. Знать то, что рядом есть кто-то еще, кто-то в такой же дурацкой ситуации, кто-то в таком же безвыходном положении, мне хотелось больше всего в жизни. Кто-то, на чье плечо можно опереться. Даже сейчас, когда Аид и мир живых поменялись местами. Когда поля наказаний раскинулись по Земле, шагая широкими шагами по лесу, убивая людей. Глупо. Как же это все глупо. Я засмеялась. От бессилия и высокопарности своих мыслей. Смех в узел завернул живот. - Нет! Стойте! Нельзя! – крик, яростный, совсем рядом. Уже все можно, я ухмыльнулась. Горечь оседала на сердце, а ком, предательский ком, застрял в горле. Я закусила губу, сжавшись, боясь разреветься, до крови. Алая жидкость, странно холодная, напитала губу. Слизнув ее языком, я шмыгнула носом. - Не смейте! Кто-то кричал так громко, так рядом. Так сильно, что я вздрогнула. - Уберите эту полоумную! Последние слова могли принадлежать только одному человеку. Тому, чей голос я не спутаю ни с чьим. Басовитый, с вечными снисходительными интонациями, завораживающий. Голос моего братца, Генри. - Вы… - спорила с ним неизвестная мне девушка - Отойди! – сын Посейдона был на взводе. Я закружилась, вглядываясь в едкий дым, щурясь, пытаясь понять, как далеко находятся от меня ребята. Не видно. Попусту. - Генри! – крикнула я. Среди шума леса и звуков борьбы отовсюду, сложно было понять, услышал меня парень или нет. - Генри! – повторила я. - Роузи? Мое имя, произнесенное его бархатным голосом, воодушевило. Мир прекратил падать. На мгновение. Но мне хватило этой ничтожной секунды, чтобы вскарабкаться обратно, на твердую землю. Я осторожно двинулась вперед, примерно представляя, где находится брат. - Роуз! – он меня искал. - Роуз! – к его голосу примешался еще один – Сара. - Сестренка! Он там не один, с братьями и сестрами! Безумие, это одинокое безумие, навеянное черной кружевной пеленой, неподвижной шалью вальяжно лежавшее у меня на плечах, скользнуло вниз, шелковое, под ноги, пропадая где-то в лесной подстилке. Наступив на него, несчастное, я перешла на бег. Рана ответила на мой порыв тупой болью. Выставив руки вперед, щупая на ходу бесконечные гряды деревьев, расчищая бесполезно черный занавес, я, едва сдерживая сумасшедшую улыбку, пробралась к родным. Нас разделяло метров тридцать, не больше. Они стояли, уставшие, спина к спине. На их лица ложились нити дыма, шершавые. Рядом находилась какая-то девочка, маленькая, незнакомая мне. Она воинственно махала мечом перед лицом нашего старосты. - Вы испортите почвы! – говорила глупышка. – Растения нельзя переувлажнять! Вы загубите лес! Генри смотрел на нее с ненавистью. Даже в серой пелене можно было разглядеть, как недобро блестят его глаза. Ребята же смеялись над девчонкой, перемигиваясь. Не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что здесь происходит. Полукровки решили вызвать воду, чтобы потушить пожар. Надо признать, эта мысль была не просто здравой – спасительной. Самолюбие, ужаленное, зашептало на ухо что-то про то, что я никогда не научусь призывать воду, никогда не научусь пользоваться папиной стихией, никогда в жизни мне не дастся это чудо. Дрожь, неприятная дрожь, прошлась по телу. Ничего. Я им помогу тем, чем смогу. Пусть я не могу… Не можешь. Потому что не любишь. Потому что недостойна. Я скрипнула зубами. - Да, не могу! Да, не достойна быть дочерью своего отца! Да, предательница! – сказала я вслух сама себе. – Но не позволю им сгореть. Точно. Не позволю! Ни за какие коврижки. Азарт, удивительное чувство, нахлынул на меня. Эгоизм и жалость, эти никчемные мои составляющие, спрятались под его напором. Воинственная девочка, ярая защитница почв, где только такие берутся, ей-богу?, стояла, набычившись, спиной ко мне. Подкравшись к ней сзади, бесшумно в условиях всеобщей суматохи и ее горячности, я осталась незамеченной дочерью, очевидно, Деметры. - С каких пор деревья стали дороже людей? – спросила я у малышки, наклонившись к ее уху. Мой голос звучал удивительно твердо, холодно. Вздрогнув, девочка обернулась ко мне, махнув мечом нечаянно. Лезвие ощутило ударило меня по животу. Скорее всего, останется царапина. Длиной в мою ладонь. Зажмурившись, инстинктивно подавшись назад, чувствуя, как злость, предательская, липнет к щекам, я выдохнула. Она всего лишь маленькая девочка, Роуз. Всего лишь маленькая напуганная девочка. Лет двенадцать, а то и меньше. Ее растрепанные волосы, темно-русые, обрамляли кругленькое личико и большущие глаза, в которых плясали отзвуки дыма. - Оружие – это не игрушки, милая, - заметила я. Возмущенная, юная защитница природы повернулась ко мне, готовая изложить тысячи аргументов в свою пользу. - Тихо-тихо, - перебила ее я. – Уходи отсюда. Задохнешься, не приведи Зевс. Не дожидаясь ее ответа, я встала к братьям и сестрам, вклинилась в их ряд между Сарой и Джейком. - Ненормальная, - фыркнула девушка, указывая взглядом на дочку Деметры. Я пожала плечами. - Питера не видела? – поинтересовалась я. - Твоего друга из домика Афины? Нет, - покачала головой сестра. - Жаль. Нашептав пару ласковых на ушко маленькой девочке и буквально вытолкнув ее из поля зрения в туманные дали, Генри повернулся к нам. На его лице играла едва заметная, то ли из-за плохой видимости, то ли из-за того, что она действительно была таковой, улыбка. Тряхнув головой, явно нервничая, он приготовился говорить. Его внутренняя напряженность передалась мне. Я чувствовала себя лишней, ужасно лишней среди сильных соратников, среди любимчиков папы, среди тех, кто достиг мастерства в бою и имеет серьезные козыри в рукаве типа цунами на полконтинента или заговор. Лишней и слабой. Странно, что ребята никогда не считали меня таковой. Или, во всяком случае, не подавали виду. - Наша задача: поднять уровень грунтовых вод, вывести их на поверхность. Залить рекой окрестности. Мы потушим пожар на земле. - Но этого недостаточно, - заметила я. - Ребята из домика Зевса вызовут дождь. - У них проблемы. Слышите? На воздухе битва, - пробормотал Джейк. - Фред справится, - уверенно кивнул Генри. Мне бы его веру. Звуки боя, и вправду, были слышны. Стрелы падали откуда-то сверху, словно бы их пускал кто-то на уровень выше сосен. Разговоры и шум тоже витали над головами, там, где дыма еще больше, там, где еще больше шансов заполучить чью-нибудь голову. - Теряем время! – выкрикнул кто-то сзади. - Раз! – объявил Генри. Ребята, стоящие вокруг, стали шептать заклинания себе под нос. Уговаривая воду, приручая ее, они хвалили Посейдона, рассыпались перед ним в ничто. Абстрагировавшись от них, я закрыла глаза, сосредоточившись на окружающем мире. Я представляла вольные волны океана, рисуя перед собой длинный берег с сыпучими песками и неспокойной водой, медленно наступающей на песок. Вода, смешиваясь с землей, превращалась в грязное месиво, коричнево-серое, неприятно шваркающее, некрасивое. Она набирала силы. Волны становились все сильнее и сильнее. Чернее. Росли. Сердце стучало, а в ушах бились слова братьев и сестер про то, как они благодарны отцу. Эти глупости, сущие глупости, лишь злили, отвлекали. Кто их вообще придумал? Нахмурившись, я представила, как вода, та же самая вода, стеной обволакивает меня, приподнимая от земли, закрывая от остальных. - Два! Я решила не открывать глаза, дабы не сбиться. Тук-тук. Надрывно, сердце билось о ребра, удушенное отчаяньем и жарой. В ритм ему наступали на неведомый берег волны в моей голове. На вдохе океан вбирал в себя воду, словно бы дыша одной лишь ей, словно бы я была океаном, словно бы я была живой. Словно бы я была живой водой. Голова неожиданно закружилась. Мне показалось, что земля крутанулась под моими ногами, гигантская колыбель. Я проваливалась в странный сон, ничем не похожий на явь, ничем не похожий на… Запах океана окутал, волшебный. Я ощутила движение волн. Словно бы океан был за спиной, в одном шаге, а не километре отсюда. Радость нахлынула на меня. Неужели?.. Неужели получилось? Удивительная волна новых ощущений захлестнула. Головокружение, фантастическое, заставляло проваливаться в неведомые дали, спиной падать в волны. Покалывание по всему телу, своего рода массаж, позволяло отрываться от земли. Ни с чем несравнимое чувство! Единство с собой, с внутренним я, с братьями и сестрами, быть может, даже с папой… Я готова была поклясться, другие сейчас чувствуют то же самое. Не знаю, что тому виной – заклинание, что читали ребята без отрыва, чья-то невероятная сила, ситуация... Да это и не имело значения. Ничего не имело значения. Кроме того, что все может наладиться. Что все в наших руках. Фантастика! Улыбка, совершенно счастливая, появилась у меня на лице. Я задышала чаще, делая вдохи глубже, пытаясь запомнить каждую секунду, каждый миг, не в силах надышаться этим чудом. - Три! Одними губами я повторила это за Генри. Вдох, последний, самый глубокий и томительный. Дыхание после него перехватило. Волна, высокая, в моем воображении поднялась на несколько метров над головой, выше макушек деревьев. Гребень, белый, пенящийся, тихонько сползал по изгибу-парусу. Вода, темная от песка, но все такая же волшебная, хлынула на берег дальше обычного, покрывая лес, смывая на своем пути все, перемешивая землю, траву, листья, вытаскивая из земли слабые деревья и не трогая сильные. Величественная, она наступала беспощадно. Мне не нужно было открывать глаза, чтобы понять одну чудную вещь: все то, что творится в моей голове, происходит на самом деле. Океан заливает землю. Наводнение. Гордое слово. Наводнение. Моя улыбка горела. В какой-то невообразимый момент все переменилось. Вода волной ударила в спину. Сильная, она пошатнула мое равновесие. Испугавшись, я открыла глаза. Дым, все такой же черный, висел в воздухе. Вода, серая от грязи, наступала сзади. Не знаю, как так получилось: волны прошли такое большое расстояние за какие-то считанные секунды. Задевая верхушки деревьев, они сшибали огонь. И людей с ног. Чудо пропало, рассеялось, утренний туман. Страх, ледяной, сковал меня. Ужас всей этой ситуации пробрал до костей. Лучше ли вода огня? Но, с другой стороны, у нас не было времени думать. Наш дом бы сгорел. А теперь был затоплен. Не основательно, нет, вода схлынет… Дыхание перехватило. Я обернулась на братьев и сестер. Они с благоговением нагоняли волны на берег и дальше. Огонь гас, дым рассеивался, смешиваясь с водой. Ночь. На землю будто легла ночь. Темнота. Кошмарный, кошмарный сон. От мысли о том, сколько людей сгорело, а сколько теперь еще утонет, мне становилось плохо. Чертовски душно. Волны пинали меня сзади все сильнее и сильнее. Чары перестали действовать. Я отошла от этого чертового волшебства. Отвернулась. Стала против. Вода не щадила. Я чувствовала, что еще один удар, и меня унесет. Точно. Черная вода обрушилась на плечи. Я упала на колени, не успев опомниться. И тут же следующий поток накрыл меня с головой, размазывая по земле, таща по корням, больно ударяя спиной о деревья, людей… Я захлебывалась. Захлебывалась. Кашляла, пытаясь вырваться из плена собственной стихии. Полил дождь. Солнце обжигало и дождь, ужасной силы, падал на землю. Сыновья Зевса постарались на славу. Все мы молодцы, что и говорить. Все мы виноваты! Новая волна сбила с ног. Водоворот страха, безумия, завладел мной, я, поднимаясь, пытаясь избежать нападков стихии, двинулась в сторону римской территории, к холмам. Туда, надеюсь, вода не дойдет… Я падала на мокрую землю, меня уносило, протаскивало еще несколько метров. Весь этот ужас… Я кричала, не помня себя, думая только о том, как выбраться из этого ада. Падая рядом с такими же, как я. С такими же тонущими. Рядом с такими же трупами. Этот контраст, былая жара и яркое солнце, воцарившийся мрак и вода, выбивали из колеи. Сбивали с ног. Страх, поспешный, суматошный, сжимал тело в судороге. Какие-то глупые надежды говорили про то, что нужно бороться. Что все будет хорошо. А растоптанные чувства кричали, что я знала, знала про пожар с самого начала, но молчала. Знала, но молчала, и от этого становилось совершенно невыносимо. Невыносимо барахтаться среди грязи и людей. Месиво. Волны, вода, дошли до конца долины, сбив все, залив поляну для костра, пройдясь по арене, захлестнув наши дома, стучась о римскую стену, разбиваясь о стены казарм и затекая в Дедалов лабиринт, сея то ли спасение, то ли смерть. Я была на грани того, чтобы поверить в то, что смерть и есть спасение. Воля, желания какие-либо, вера – все это уплыло от меня. Я барахталась, уже не помня ни себя, ни маму, ни друзей. Не различая римлян и греков. Беды общие. Ошибки тоже. Война одна на всех. Отчаянье. Не знаю, что ударяло больнее – оно или волны. Знание того, что я не умру в воде, что вода – это источник моей жизни, не спасало ни на миг. Опускало ниже и умоляло задохнуться, наконец, сделать то, что невозможно, но плавала. Плавала в этой грязи ненависти и глупых предрассудков. Плавала без каких-либо сил. Сказка оборвалась, не предупредив, внезапно. До тошноты противная. Голова, разбитая, шумела так сильно, что не соображала, сколько времени прошло, как давно началось наводнение и эти наваждения. Я перестала тешить себя иллюзиями как-то в один момент, запутанный, затерянный в череде других разочарований. Возможно, я потеряла сознание, а, возможно, и разум. Возможно, себя. Душа стала дырявой марлей – бери и выжимай… Не помню, когда именно, но этот кошмар закончился. Закончился также внезапно, как начался. Я обнаружила себя на вершине одного из пригорков. Я не знала ничего наверняка, кроме того, что этому ужасу, этому массовому помешательству, этой злобе должно быть объяснение. Объяснение, которое мы обязаны найти. Возможно, такое же потерянное и избитое, как я сама. Слезы и крики придавали обстановке совсем убитый настрой. Все кружилось. Все кружилось, вертелось. Жизнь шла дальше. Вот только я никак не могла ступить с ней в ногу. Оступалась и падала, дикими глазами глядя с возвышенности, с залитых клубничных холмов, на то, как океан возвращается в нормальное состояние, а тучи растягиваются в разные стороны. Пожар прекратился, дым осел. Заклинание моих братьев и сестер перестало действовать. Теперь вокруг была разруха. Или не вокруг, а во мне? Проведя ладонями по мокрым волосам, я уселась на землю, такую же мокрую, опустив голову на руки, а их устроив на коленях, я закрыла глаза и засмеялась. Странный смех, ни на что не похожий. Но, наверное, все-таки счастливый. Что бы там ни было, счастливый. Потому что мы это пережили. Поражаясь лениво собственной глупости, я подумала о том, что этот Захват Флага запомнится всем и надолго. Сердце, трепетное, успокаивалось. Страх отпускал. Жизнь возвращалась. Хлопая глазами, смаргивая воду с них, я огляделась. Нужно найти Питера и Люси. На дрожащих ногах поднялась. Римляне, греки… Все сидели, затуманенными глазами глядя на мир. Затуманенными и ничего не понимающими. Я наблюдала за тем, как ребята, приводили себя в порядок, суматошно, расслаблено. Как воровато оглядывались, боясь нападения, боясь быть осмеянными. Как осторожно прикасались к своим ранам, словно бы невзначай, словно бы они даже не болели, врали таким незамысловатым образом. Как проскальзывали ладонями по одежде в поиске спрятанного оружия и, находя, выдыхали с облегчением. Как делали вид, что ничего не произошло. А если и произошло, то ничего значительного. А если и ничего значительного, то все уже кончено. Копны рыжих волос я не обнаружила. Люси здесь нет. Сколько я ни вглядывалась, сколько ни искала ее среди остальных глазами, сколько не задерживала дыхания, скользя взглядом по мертвым и раненым, я ее не находила. Джонатана тоже не было видно. Оно-то и понятно. Ему проще всех. Он переждал наваждение в воздухе. Сэма я даже не искала. Во-первых, было страшно заглянуть ему в глаза после того, что я сделала с его братом. А во-вторых, я знала, что этот парень не пропадет. Наплюет с высокой колокольни на все правила и пойдет пить чай к Дедалу. С него станется. А вот Питер… Я нашла его не сразу. Он лежал у подножия холма, истрепанный, с блуждающей улыбкой на губах. Я сползла до него по склону, села рядом. - Питер, - позвала я. Я дотронулась до его плеча дрожащей рукой. Бедный, он в шоке. - Питер? Парень не отвечал. Я подползла ближе. Взяла его за плечи, откуда только силы?, подтянула. Сын Афины не умеет плавать. Нахлебался, должно быть. С трудом перевернув его, боясь уронить, я положила его животом на свои колени, приподняв от земли. Головой вниз. Вода, с жуткими звуками, вылилась из него. Я поморщилась, отворачиваясь от этого неаппетитного зрелища, непроизвольно отворачиваясь. Отплевываясь, парень закашлялся. Заботливо я погладила его по голове, все еще не в состоянии смотреть на его муки, но желая хоть как-то его поддержать. - Спокойно, - пробормотала я. – Все уже позади. - Роуз… Он, очевидно, хотел что-то сказать, но новый приступ рвоты помешал ему это сделать. Охнув, я затеребила его мокрые волосы, нервно, волнуясь. Надо будет обязательно напоить его нектаром. - Молчи, - пробурчала я. Отплевавшись, друг попытался сесть. Слишком ослабший. У него ничего не получилось. Я вернула его в нормальное положение, скрепя сердцем, подхватив под грудь. Тяжело, конечно, я вежливо молчала. Посадила его рядом с собой. Позволила опереться на себя, лечь на плечо. Я обняла его. Что удивительно, он даже не возмутился, засунув эгоизм подальше. Моргая, Питер осматривался. - Спасибо, - сказал он. - Не за что. Я пожала плечами, поправляя на нем коричневую от грязи рубашку, зачесывая пальцами волосы назад. - Что это? Парень указал на рану на моем бедре. Я лишь отмахнулась. Раны не волновали меня вообще. Меня ничего в этот момент не волновало, кроме… - Ты был прав, - задумчиво произнесла я. Питер непонимающе посмотрел на меня. В серых глазах – ни тени прежней иронии. - Бункер, - пояснила я. – Пожар начался там. - Знаю, - ответил парень просто. И тут меня осенило: - И флаг там тоже был, верно?! - Ага. Вот только он нам не достался, - ухмыльнулся Питер. - Джо сказал, пожар – это ловушка, - пробормотала я. - Джо? Сын Афины удивленно посмотрел на меня. - Долгая история, - уклончиво ответила я, не желая вдаваться в подробности, портить вот-вот поймавшее равновесие состояние. - Расскажешь потом. - Можешь не сомневаться. Над долиной зазвонил рог. Длинный гудок, низкий. Суета прекратилась. Все замерли, недоумевая. Один, два, три… Я прислушалась. Пять секунд. Условный сигнал к концу игры. - На арену? – я глянула на Питера. Сын Афины кивнул, пытаясь встать на ноги. Еле поднявшись, оттолкнувшись ладонью от земли, я помогла ему встать. Обхватив его рукой, пыхтя, я прижала его к себе, бережно. Мы медленно двинулись в сторону арены. Игра закончилась. Вот только дурацкое чувство, что все только начинается, меня не покидало.