Промолчи мое имя.

Минсок вздохнул и вновь посмотрел на мандарин, который вертел в тонких пальцах. Вообще юноша очень любил эти оранжевые фрукты, но сейчас не хотелось портить творение природы. Поэтому солнышко грелось теплой кожей и время от времени подбрасывалось в воздухе. Рыжий юноша сидел на подоконнике в комнате, которую делил с Луханом, и смотрел в окно. Там, за холодным стеклом, было ясно и бело. Целую ночь шел снег, который укрыл весь Сеул своим пуховым одеялом. Люди ругались, студенты то и дело падали со ступенек, ведущих в общежитие, а Минсок смеялся и подставлял лицо и обнаженную шею снежинкам. А потом все пары рисовал узоры на стекле в разных аудиториях. Как и сейчас. Парень изобразил целые портреты из морозных узоров. Хань, Исин, тот милый парень Кенсу и стервозный Бэкхен… Вот только за кое-кого Минсок взяться так и не решился. Ким Чондэ. Когда вместо очередного кошмара рыжик увидел во сне этого юношу, был очень удивлен. А когда поймал себя на том, что вечно ищет странное лицо-маску в толпе студентов с факультета эстрадного вокала, то вообще чуть не полетел с лестницы, ведущей на второй этаж здания университета. Минсок не мог понять своего желания видеть Чондэ. Кстати, парни не были официально представлены друг другу. Имя брюнета «сказал» своему другу Хань. Данный факт несколько смущал. Рыжик вздохнул и вновь подкинул мандарин. Солнечный фрукт. И новогодний. Скоро Рождество. Исполнится ли желание, которое почти год назад загадал немой юноша, так отчаянно мечтавший, чтобы кто-то его услышал? Рыжий парень бежал по коридору, одной рукой придерживая рюкзак, который норовил упасть с плеча, а другой - прижимая к груди папку и блокнот. Опять непозволительно легкий черный кардиган, темно-серые джинсы и оранжевые кеды, в тон творческому беспорядку на голове. На улице мороз, аномальный для климатической зоны, в которой находилась столица Кореи, однако этого юношу меньше всего на свете волновал холод. Сейчас Минсока беспокоило лишь то, что он опаздывал на первую репетицию с трио от факультета эстрадного вокала. Хорошо хоть мелодию рыжик успел наиграть во время «окна», которое возникло из-за отмены пары по истории музыки. Однако от праведного гнева всемогущей Дивы Сеульского Университета искусств это его не спасет. Ведь задерживался парень почти на двадцать минут. В актовом зале сидело пятеро. Бен Бэкхён, Ким Чондэ, До Кенсу, профессор Чжан и Лу Хань. Увидев последнего, рыжик споткнулся на пороге и едва не уронил свои записи. «Ты что тут забыл?!» - воскликнул мысленно Минсок. «Ну, кто-то ведь должен озвучивать твои извинения», - хмыкнул блондин. Старший вздохнул и поклонился. - Он просит прощения за опоздание, - произнес Хань, привлекая к себе внимание. - Ничего не случилось? – спросил профессор Чжан. Рыжик покачал головой и направился к сцене, замечая Бэкхёна, сидевшего за роялем. Данный факт заставил юношу нахмуриться, что не преминул прокомментировать Дива. - Я думал, ты не придешь, - хмыкнул он. – Выходит, зря надеялся… Минсок чертыхнулся, взлетел на сцену, уронил на пол рюкзак и папку, открыл блокнот на относительно чистой странице и написал пару слов. Затем протянул запись блондину, прочитав которую тот побледнел и поспешно встал из-за инструмента. «Что там было?» - удивился Хань. «Я спросил, как долго бы он сдавал зачет по культурологии, если бы лишился своего чудесного голоса», - отозвался старший, собирая листы бумаги, выпавшие из папки. «Ты умеешь злиться?» «Ты так и не понял этого за все время нашего знакомства?» - Бэкхен отдал тебе ноты? – спросил профессор Чжан. Минсок кивнул. - И как тебе мелодия? - Очень интересная, - озвучил ответ друга Хань. – Ему интересно услышать песню полностью. И не только песню. Минсок хочет понять, за что вас троих, - прямой взгляд на Кенсу, Бэкхена и Чондэ, - называют лучшими голосами университета. Рыжик закатил глаза и усмехнулся. «Последнее можно было бы и не озвучивать», - заметил он, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. «Прости», - усмехнулся блондин. Юноша за роялем покачал головой и сделал движение рукой, приглашая вокалистов на сцену. Те не стали отказываться. Четыре ступеньки, пару шагов, и с лиц певцов исчезают все эмоции, кроме сосредоточенности. Листы со словами в руках больше не дрожат. Они готовы. Минсок глубоко вздохнул, прикрыв глаза, потом посмотрел в последний раз на Ханя и коснулся черно-белых клавиш тонкими бледными пальцами. Изо всех сил пытаюсь найти тебя, скрытую от моих глаз, Изо всех сил пытаюсь услышать тебя, хоть это невозможно. Голос Кенсу был тихим, слышным и каким-то… проникающим в душу. Минсок улыбнулся. Такой приятный тембр… Как раз для лиричных баллад. То, что раньше не видел, теперь предстает перед глазами. То, чего раньше не слышал, отчетливо звенит. После твоего ухода мои чувства играют с новой силой. Бэкхен пел так же негромко, как и Кенсу. Но отчетливо чувствовалось, что голосовые данные у этого стервозного паренька очень хорошие. Да, в своем деле Дива мастер. Он «звучал» в этой песне. Я был таким эгоистом и не замечал ничего, кроме себя. Я был невнимателен и не знал о твоих чувствах. Мне не верится, я так сильно изменился… С первых слов, которые озвучил Чондэ, Минсоку казалось, что он тонет в глубоком море этого странного юноши с маской на лице. Потому что именно голос Чена рыжик искал больше двух недель. Потому что именно этот непередаваемых тембр снился старшему во всех снах. Потому что именно Чондэ будил внутри «снежного мальчика» огонь. Минсок играл на рояле, слушая только Чондэ. Остальные как-то промелькнули мимо сознания. А вот брюнет замораживал даже без мороза. Дергал за ниточки внутри души старшего, сплетая свой собственный узор. Когда песня закончилась, рыжик поднял глаза на Чондэ и остальных. - По лицу вижу, что ты впечатлен, - хохотнул Бэкхен. Однако Минсок даже не обратил внимания на эту реплику. Он смотрел на брюнета. И вновь между ними было что-то непонятное. Почему-то эмоции можно было читать даже невооруженным взглядом. При чем, чувства эти сквозили у обоих. Вот только уже через несколько мгновений юноши сделают вид, что ничего не происходит. «Что случилось, Мин? - раздался в голове рыжего встревоженный голос Ханя. – Я на несколько секунд перестал тебя слышать!» «Лу, это он, - Ким перевел взгляд на друга. – Понимаешь, это он!» «Кто он? О чем ты вообще?!» «Чондэ пел тогда в университете! Это его голос я слышу по ночам в своих снах!» Блондин распахнул и без того огромные глаза. «Да ладно? Этот невозмутимый принц и есть твоя зимняя сказка?» «Да! И… Я не знаю, что происходит, когда мы встречаемся взглядами… Не могу описать. Но это какая-то мистика…» Хань покачал головой, но ничего не ответил. Только смерил взглядом Чондэ с ног до головы и вздохнул. Что-то ему подсказывало, что с этим темненьким вокалистом не все так просто. Хотя бы потому, что Лу до сих пор не мог залезть в его потаенные мысли. Чен умело отвлекал его всякой ерундой. Прошла всего лишь неделя. Семь репетиций, где Чондэ пел, разрушая сознание Минсока, как картинку пазла. Семь ночей, в которых звучал только голос брюнета. Сто шестьдесят восемь часов. Но рыжику хватило, чтобы утонуть. Внешне все было спокойно. Чондэ и Минсок даже не общались. Просто ловили друг друга в толпе взглядами во время перерывов между лекциями и занимались общим делом после занятий. Но внутри рыжика все горело и пылало простым желанием быть рядом. Просто быть рядом, слышать голос, смотреть в глаза, увидеть, наконец, улыбку, почувствовать тепло рук… Ему просто необходимо было ощущать присутствие темноволосого вокалиста рядом с собой. Потому что только в присутствии Чондэ у Минсока в душе словно складывался кусочек мозаики. Тот самый кусочек, который отвечал за истинное спокойствие. Это было странно. Странно, потому что хотелось привязать к себе абсолютно незнакомого человека. Причем, человека, который не отличался особым дружелюбием. Чен был самым настоящим одиночкой. Единственные люди, с которыми он поддерживал более или менее близкие отношения, были Кенсу и Бэкхен. Но оба о Чондэ не могли сказать и двух слов, кроме того, что юноша невозмутим и молчалив. А между тем напряжение внутри росло. Минсок способен был терпеть очень долго. А потом взрывался. Так же случилось и в этот раз. Очередная репетиция, перед которой рыжик кое-что видел и на которую в этот раз опаздывает уже Чондэ. Однако Кенсу и Бэкхен все равно решили прогнать песню без третьего вокалиста. И теперь, когда Минсок не отвлекался на чарующий голос Чена, он смог кое-что заметить. «Бэкхен поет, как робот. Идеально, но абсолютно не с теми чувствами», - проговорил он в своей голове, прекрасно понимая, что нужный человек все услышит. «Я давно это заметил. Но кто я такой, чтобы давать советы Диве?» - горько хмыкнул Хань. «Не понял. Ты что, уже схлестнулся с ним по этому поводу?» - удивился рыжик, кинув косой взгляд на друга. «Конечно. Я ж не я, чтобы не сдержаться в ненужный момент. Я еще давно сказал Бэкхену, что он поет безэмоционально. Я имел в виду только эту песню, но он, видимо, решил, что высказывание касается его таланта, и покрыл меня такими матами, что я и половины не понял», - блондин пытался все обратить в шутку, вот только Минсок знал этого китайского оленя очень хорошо, чтобы заметить печаль, замешанную на злости. «Жаль, что профессор Чжан сейчас не может присутствовать на наших репетициях. Он бы указал на ошибки», - вздохнул чуть позже Хань. У профессора был напряженный график лекций, потому что один из учителей упал и повредил себе ногу. Пришлось в срочном порядке искать замену, и ею оказался заместитель директора. «Значит, укажем сами», - пожал плечами Мин. Рыжий юноша прекратил играть, написал пару фраз в блокноте и показал их Бэкхену. «В твоем вокале не хватает чувств. Ты можешь петь чуть более эмоционально?» - А ты так хорошо разбираешься в пении, раз даешь мне такие советы? – скептически хмыкнул Дива. «Я учусь на композитора, забыл? Я обязан разбираться во всем». - Что ж… И что не так в моем пении, по твоему мнению? «Сам посуди… От тебя ушла девушка. Ты продолжаешь ее любить, рассказываешь, каким идиотом был, раз ее отпустил. В общем, все так грустно и печально… А поешь ты, словно думаешь: «Ну, ушла и ушла… Обратно не приму». Я понимаю, что ты у нас парень видный, у тебя этих красавиц куча, но попробуй исполнить все более правдоподобно». Однако у Бэкхена так ничего и не получилось. Когда он начал петь свою партию, у Минсока чуть скулы не свело от количества пафоса, которым было наполнено каждое слово Дивы. Рыжик даже доигрывать не стал, просто ударил пальцами по клавишам и посмотрел на юношу с баклажановым цветом волос. - Ну, что еще? – иронично хмыкнул тот, и Минсок понял, что над ним просто напросто издеваются. - Бэкки… - подал голос молчавший до этого Кенсу. – Бэкки, не надо. - Что не надо, ДоДо? – уже открыто усмехнулся Дива. – Я хочу послушать, что скажет этот разбирающийся во всем композитор. Старший не успел ответить, хотя очень хотел. Потому что внутри было слишком много всего. И пренебрежением остальных он был сыт по горло, увидев подобного за три года слишком много. Влез блондинистый олень, не умеющий молчать, когда это нужно. - Ты что, никогда не терял? – чуть горько усмехнулся он. – Если бы ты знал боль предательства, то никогда бы не позволил себе шутить с этим. «Ой, бли-и-и-ин…», - выдохнул Минсок и Хань в один голос. Бэкхен задохнулся возмущением и повернулся к китайцу. - Я, кажется, просил не вмешиваться в мои дела! Кто ты такой, чтобы указывать на мои ошибки?! Что ты умеешь? Ничего! Третий сорт голоса и пятый – танцев! Я видел твое выступление! Да у нас любой первокурсник обладает большими способностями, нежели ты! Запала на крик у Дивы хватило бы еще надолго. Вот только Минсок ненавидел, когда лезли к его друзьям. Лучше к нему, чем к человеку, которому «снежный мальчик» обязан теплом. Рыжик развернул за плечо Бэкхена к себе, но того понесло конкретно. - Не прикасайся ко мне! Ты вообще не должен учить меня переживать эмоции! Ты - единственный из присутствующих не знаешь, что такое, когда от тебя отворачиваются все! Старший юноша от абсурдности этого высказывания даже покачнулся, отпустил возмущенного парня и показал на себя пальцем, словно переспрашивая: Я?!». - Да, ты! – огрызнулся Бэкхен. – А что, скажешь, знаешь, что такое одиночество?! Кенсу хлопнул по лбу ладонью. Хань собрался уже подлететь к младшему и наконец-то ударить того. А Минсока просто пробрало на ха-ха. Парень беззвучно расхохотался, согнувшись пополам. Из глаз моментально брызнули слезы из-за смеха, но рыжик на это внимания не обратил. Он лишь сделал пару шагов назад и упал на табурет рояля. Это все было ужасно и очень-очень страшно. Потому что Ким Минсок умирал от хохота. Но делал это абсолютно беззвучно. Словно на него накинули какой-нибудь полог тишины, как это обычно бывает в фэнтези. Хань все-таки сорвался с места, но подлетел он не к Бэкхену, а к своему другу. Точнее почти подлетел. Потому что взгляд льдисто-белых глаз рыжика заставил его замереть в трех шагах от сцены. «Стой! Не подходи ко мне. Я не хочу причинить тебе боль!», - старший неожиданно прекратил смеяться, резко встал на ноги и стремительным шагом вышел за дверь, оставив парней в каком-то оцепенении. Раз. Хань размахивается и бьет Бэкхена в лицо. Два. Презрительный взгляд на охнувшего парня. Три. Бегом за Минсоком, ведь рыжик не должен успеть убежать куда-то далеко. Выбежав из здания университета, блондин смог «услышать» друга и побежал на голос. Между тем становилось все холодней и холодней. С каждым шагом, который приближал к «снежному мальчику», воздух промораживался и почти застывал. Под ногами крепчал лед, мокрый снег превращался в колючие льдинки, которые били по голой шее Ханя, не удосужившегося надеть куртку. Минсок убежал достаточно далеко, прежде чем отпустил, наконец, свою силу. Вокруг парня образовался кокон из снега и льда. Снежный буран, который был поистине смертоносным, потому что сбивал с ног и замораживал все. И где-то внутри этого ужаса был потерявшийся в себе парень, которого нужно было спасти, потому что он рисковал превратиться в глыбу льда, имеющую человеческие черты. Хань глубоко вздохнул, натянул посильней рукава толстовки, накинул капюшон на белобрысую голову, обнял себя за плечи и шагнул в буран, силой Носителя создавая вокруг себя что-то вроде щита. Каждое движение давалось с большим трудом, потому что чем ближе к корейцу, тем гуще была эта движущаяся стена. Поэтому блондин всеми силами пытался «дозваться» до своего друга. «Черт, Минсок, ты где там?! Минсок! Минсок, твою мать, если ты сейчас не отзовешься, я засуну твою любимую белую футболку с символом Сверхъестественного стираться вместе с моими черными джинсами! Или вообще запрещу есть мандарины в комнате! Я буду водить всех своих пассий к нам! Я твой ноутбук из окна выброшу! Я позвоню Исину и нажалуюсь на тебя!!! Вылазь из скорлупы, птенец отмороженный!» «Лу… Хань…», - с полувопросительной интонацией пронесся в голове китайца тихий стон Минсока. «Ну, наконец-то! Контакт налажен! Выключай свой пылесос обратного действия. Я замерз…» «Идиот, я же просил не приближаться ко мне!», - воскликнул рыжик и внезапно стало очень-очень тихо. А потом снежинки и льдинки тихо упали на землю, образовав в радиусе ста метров красивый и колючий ковер. Минсок, находившийся в центре этого бедлама, поднялся с коленей и подлетел к другу. «Дурак, дурак, дурак! – бессвязно говорил он со слезами на глазах. – У тебя же пассивная сила! Как ты мог сунуться в этот кошмар?! А вдруг бы ты не выдержал! Какой же ты безрассудный!» - Ну не мог же я оставить тебя одного, - хрипло рассмеялся Хань. – Я за тебя в ответе. До тех пор, пока ты не влюбишься. Минсок вздрогнул, замер и медленно провел ладонями по лицу, размазывая по щекам влагу. - Что с тобой, Мин? – китаец осторожно потянул рыжика за запястья, вынуждая посмотреть себе в глаза. А старший просто моргнул и уткнулся лбом в плечо блондина. В мыслях же его был хаос из воспоминаний, боль и непонимания. Ким рассказал и показал другу все. Все бессонные ночи, все мысли, все слезы, всю тоску и безрассудное желание быть рядом с Чондэ. Всего себя изнутри. Такое случалось лишь один раз – тогда, после обретения сил Носителя, когда Хань попросил рассказать о себе. «Я не знаю, что это, олененок. Я… Я хочу его видеть. И сегодня, когда я застукал его целующимся с какой-то девушкой… Знаешь, у меня словно слух забрали. Я перестал слышать окружающий мир. Словно звук выключили не только у меня, но и у всех. Почему так? Почему я чувствую все это? Лу Хань, что это?..» Блондин вздохнул и сильнее прижал к себе старшего. На душе было тяжело. А все потому, что у всего этого кошмара может быть только одно объяснение. «Ты влюбился в Чондэ, Мин». - Ты как? – вздохнул Кенсу, подсаживаясь в столовой к Бэкхену, который уже успел замазать усиленно наливающийся синяк. - Да нормально. ЧанЕль обработал и убежал досдавать очередной зачет. Клятвенно пообещал не задерживаться. Вот, жду его, - было видно, что Дива не в духе. Но он злился скорей на себя, чем на кого-то другого. Потому что при все своей стервозности этот парень был умен и понимал, что сам виноват в произошедшем. – Хань с Минсоком не возвращались в общагу? - Нет. Хочешь извиниться? – поднял брови Кенсу. - Не хочу, - поморщился его собеседник. – Но надо. Кстати, слышал, в районе Хондэ сейчас буря с грозой. Похоже, там развлекается какой-то Носитель. - Вот как, - задумчиво прикусил губу красноволосый. – А в нескольких кварталах отсюда где-то полчаса назад была вьюга целая. Чудовищное зрелище, кстати. Я был в метрах 600 от нее, но успел замерзнуть до дрожи. Что ж там внутри творилось-то? Бэкхен поежился и неосознанно потер предплечья. Не хотелось бы перейти дорогу человеку, владеющему такой силой. Как и тому, кто сейчас вымещает злость на небе над Хондэ. А ведь этот кто-то всего лишь понял, что всегда будет один. Очередная девушка ушла, сказав на прощание: «Ты странный. Такого вряд ли кто-нибудь полюбит». А Чондэ просто разучился доверять людям. Но по-прежнему хочет быть счастливым. Так же, как это было пять лет назад, когда над ним издевались мальчишки в чужой стране, обзывая «ущербным мутантом». *Перевод EXO - Miracles in December.