Однажды

Обман был вскрыт. И вскрытье показало... (с)

Суд Франк мечтал забыть. Он приходил на каждое заседание с энтузиазмом отпетого мазохиста, сидел, практически не вникая в происходящее, и все смотрел на родителей. Они опять были вместе, вдвоем против всего света, и эта их знакомая до боли близость только подливала масла в огонь. Франк не понимал, как оказался по другую сторону баррикад от собственных родителей. Они даже не злились на него. Просто будто вычеркнули из своей жизни, из планов на будущее, из семьи, и чувствовать их безразличие было горько. Только вот обвинять было некого. Франк просто смотрел, не смея подойти ближе, заговорить с матерью. Он был рад, что доказать ее вину так и не удалось, хоть и понимал, что она ну никак не могла быть не в курсе отцовских дел. Впервые в жизни он не мог себя заставить не радоваться попранной справедливости. Странно, но Уве появлялся на суде не чаще, чем это было необходимо. Почему-то Франку казалось, что он станет пристально следить за результатами своих трудов, но он пришел всего дважды, чтобы дать показания. Для него ничего особенного не происходило. Конрад Стейн, великолепный, такой блестящий и сильный, был для него всего лишь очередным делом, к тому же, уже закрытым, и Франк злился на него за эту отстраненную деловитость. Понимал, что все так и есть, что следователь и не должен испытывать ничего кроме удовлетворения от проделанной работы, но альфа гневно сопел, слушая его предельно лаконичные показания. Его-то, Франка, мир сейчас трещал по всем швам, угрожая обрушиться на голову. Причем на голову не столько самого альфы, сколько ни в чем не повинного омеги, и Франк злился на весь свет, но поделать ничего не мог. Только на отца совсем не выходило разозлиться. Слишком уж остро переживалась сейчас вина. Франк повторял про себя, но все никак не мог поверить, что Конрад заслужил подобное. Справедливость и правосудие превращались в пустой звук, стоило только посмотреть в умные, как всегда холодно-насмешливые глаза господина Стейна, в непроницаемое, будто заледеневшее лицо Ингрид. Хотелось сбежать на край света. Или не на край. Строго говоря, Франк точно знал, где хотел бы сейчас оказаться. Всего-то километрах в ста к северу. Рядом с Рудольфом. Омега наверняка нашел бы правильные слова, разложил бы мельтешащие мысли по своим местам. Да и этого от него не требовалось, достаточно было бы просто увидеть, снова, еще хотя бы раз. Ну, и потрогать тоже было бы здорово, чего уж греха таить. Франк вспоминал их последнюю встречу, сумасшедшую, но такую вдруг легкую, будто бы не было всей этой дурацкой истории. Вспоминал Рудольфа, наконец-то искренне улыбающегося, тянущегося к нему, больше не ускользающего, не отводящего взгляд. Как же хотелось тогда пометить его, оставить на так доверчиво прижимающемся теле свой знак. Франк искусал собственные губы, едва сдерживая инстинкты. Омега ему не принадлежал, и ничего с этим поделать было нельзя. По крайней мере, пока. Конечно, близко к свидетелю его не пустили, так что только в зале суда и увиделись. Рудольф отвечал на вопросы спокойно, как всегда бесстрастно, но на Конрада старался не смотреть. Глянул лишь однажды в самом начале, побледнел разом, и Франку даже показалось, что он слышит, как омега скрипит от злости зубами. Франк и сам долго ловил его взгляд, и сам смущался своего детского желания быть замеченным, нерассуждающей ревности ко всем подряд и едва ли не щенячьего восторга. А впрочем, такие неуместные здесь эмоции, казалось, Рудольфа развеселили. Он даже улыбнулся в ответ, совсем немного, едва заметно, просто чуть вздрогнули его губы, да в уголках глаз наметились легкие морщинки. В следующий момент взгляд его стал укоризненным, и Франк взял себя в руки, прекращая смешить и отвлекать ценного свидетеля. Месяцы, прошедшие с их встречи и до суда, Франк использовал на полную катушку. Действовать нужно было быстро, но без спешки и резких движений. Прежде всего, он поймал вечно занятого Барникеля и едва ли не силой заставил того поделиться предположениями о дальнейшей судьбе Рудольфа. Следователь пожал плечами, но все же размышления свои озвучил. По его мнению, выходило, что нового аукциона омеге не избежать, только влюбленных юнцов, готовых потратить немалую сумму, выкупая его из неволи, больше не наблюдалось. Да и не мог Франк позволить еще кому-то решать судьбу его омеги. Проще всего оказалось продать машину. Проще, в смысле быстрее, потому что оторвать от сердца свою любимицу было совсем нелегко. Новенькая, быстрая и мощная, она была подарком мамы на прошлый день рождения. Казалось, гораздо безболезненнее было бы лишиться руки, чем ее. Чуть не плача он провожал свою красавицу тоскливым взглядом, и полученная за нее сумма едва ли была способна компенсировать такие страдания. Дальше дело пошло куда легче. Квартира – тоже подарок, на этот раз отца, искала нового владельца куда дольше, но к ней Франк совершенно не был привязан. Какая разница, куда приходить ночевать? Деньги родителей продолжали его спасать даже тогда, когда сами родители от него отвернулись, но ни вина, ни смущение не могли ему помешать. В конце-то концов, ведь это были подарки, и он не был обязан отчитываться, как он ими распорядится. Правда, чтобы поверить, пришлось и это повторить множество раз. Он взрослый, самостоятельный альфа, и только ему решать, как распорядиться своей жизнью и имуществом. Прибавив к полученной сумме все свои сбережения, а также все, что смогли одолжить ему немногочисленные друзья, Франк получил сумму вполне солидную, но недостаточно крупную, чтобы совсем не волноваться. Он нашел съемную квартиру в другом районе, ближе к работе, чтобы легче было добираться на метро. Даже устроил гулянку по поводу переезда, после которой долго изгонял из углов бутылки от пива и крошки от чипсов, от чего комнаты мгновенно стали казаться обжитыми и уютными. Тогда стало интересно, что бы сказал Рудольф, если бы увидел в своем доме развеселую компанию нетрезвых стражей. Скорее всего, ничего, молча ушел бы на кухню и, может, попытался бы приготовить закуску посущественней, чем чипсы. А может, ему бы понравилось? Познакомился бы с приятелями Франка, веселился бы вместе со всеми, и улыбался бы задумчиво и пьяно, и кивал бы их малоосмысленным рассуждениям. Он так и перебегал в мыслях от радужных мечтаний к мрачным размышлениям, идеям, что может случиться, если собранных денег окажется недостаточно. В прошлый раз такой суммы хватило, но и торги были не самые оживленные, как теперь понимал Франк. А понимал он теперь немало. Пришлось разобраться еще и в этом. Когда лимит был так строго ограничен, совсем невозможным стало проявлять беспечность. Оставалось только дождаться окончания суда, и Франк честно ждал. Менялся на работе сменами, чтобы попадать на все заседания, сидел, ошарашенный, придавленный происходящим, слишком уж невероятные, невозможные подробности приходилось узнавать. Он все пытался понять, как же такое могло произойти, как он мог не знать, не замечать всего этого? Ему думалось, что, быть может, будь он посвящен в отцовские дела, вся эта история закончилась бы, так и не начавшись. Возможно тогда, привыкший к методам работы Стейна, безучастный к чужим жизням, он не предал бы свою семью. Может, даже наоборот, запутал бы следствие, помог скрыть улики. И что тогда было бы с Рудольфом? Неужели Франк позволил бы причинить ему вред? Может быть, как раз тогда он сумел бы его защитить? Забрал бы себе, припугнул аккуратно и заставил работать? Был бы жестче в постели, но не позволил бы другим и пальцем тронуть его собственность. Представить такое удавалось лишь с трудом, и Франк быстро выныривал, выбирался из бесплодных фантазий. Всякое могло случиться, но ведь это был бы уже вовсе не он, а какой-то другой, чужой и незнакомый альфа. Может, ему и вовсе не нужен был бы этот омега? Может, у него к тому времени был бы целый гарем? А может, Франк был бы давно и прочно женат на какой-нибудь приличной девушке из хорошей семьи или милом омежке с ангельским личиком, радовал бы родителей внуками, исправно помогал бы им в их криминальной деятельности и на Рудольфа вообще бы не глянул? Такие мысли являлись и исчезали, навязчивым фоном растекались по сознанию. Франк их контролировать не пытался, да и какая разница, какую ерунду думать, лишь бы было на что отвлечься. Приговор никого не удивил. Конрад слушал его спокойно, будто к нему он отношения никакого не имел. Восемь лет и конфискация имущества. Его адвокаты могли заслуженно собой гордиться. Доказать удалось только незаконную продажу оружия. На мгновение Франк даже вздохнул с облегчением, поддался желанию поверить в невиновность отца хотя бы в убийствах, но тут же вспомнил Уве, проделанную им работу, его равнодушную уверенность в своей правоте. Вспомнил Рудольфа в синяках, не получившего серьезных травм исключительно благодаря сентиментальной привязанности хозяйского сына. Да и нужен он был тогда Конраду. А что было бы, если бы оказался больше не нужен? Учитывая пособничество террористам, решение судьи оказалось на удивление мягким. И все же Франку хватило и этого. Ингрид тогда посмотрела на него прямо, впервые за последнее время, будто спрашивая: «доволен?» И Франк кивнул ей, холодно, независимо, выпятив вперед челюсть, ни дать ни взять новобранец на плацу, и, кажется, она поверила. Скривила презрительно губы и быстро отвернулась, переключила внимание на супруга. Конрад улыбнулся ей, больше ни на кого не глядя, пожал плечами саркастично. Проиграл, что поделать. Такое случается. И Франк снова невольно им гордился. Таким сильным, бесстрашным и уверенным. Мир обрушился с почти слышимым звоном, но Франк только встряхнулся, позволяя его осколкам скатиться с плеч, и ушел, больше не оборачиваясь. Будто закончилось что-то большое, важное, но закончилось ожидаемо, без сюрпризов, а значит, и переживать больше не о чем. До аукциона, где обычно распродавалось изъятое государством имущество, оставалось чуть больше двух недель. Франк отрабатывал пропущенные смены, и увидеться с Рудольфом так и не удалось. Конечно, можно было найти время, хотя бы час, но инструкцией это запрещалось, а просить о ее нарушении больше было не у кого. Рудольф перестал быть ценным свидетелем, превратившись всего лишь в государственную собственность, к которой постороннего альфу без специального разрешения никто бы не подпустил, а добиваться его на основе одной лишь неземной любви, было бы глупо, да и бесперспективно. Франк стоял чуть в стороне от сцены и все старался отогнать навязчивое ощущение повторения. Видеть Рудольфа среди прочего хлама казалось несправедливым и совершенно неуместным. Ни тогда, ни сейчас омега не заслуживал подобного унижения, и оставалось только успокаивать себя, представляя, как вот буквально через час он будет оформлять сделку и прямо на месте вернет рабу статус свободного гражданина, и вся эта история, наконец, закончится. Рудольф вышел на сцену, независимо расправив плечи и холодно глядя прямо перед собой. Сейчас в нем не было ничего от омеги. Слишком спокойный и сосредоточенный, погруженный в себя настолько, что, казалось, не замечает никого вокруг. Рассеяно обводил взглядом зал, не проявляя никаких признаков заинтересованности или беспокойства, пока не заметил замершего у стены Франка. Тот подался было вперед, вздрогнул, на мгновение позволив чувствам отразиться на лице, но тут же снова вернул ему непроницаемое выражение. Омеге и без того было сейчас плохо, только его метаний и не хватало. Впрочем, Рудольфу хватило и мгновения. Как всегда, он легко прочел его и даже чуть улыбнулся ободряюще. Или Франку почудилась эта улыбка? Он быстро моргнул, отгоняя морок, а когда открыл глаза, раб уже на него не смотрел, и можно было продолжать его рассматривать не скрываясь. В конце концов, для того его на сцену и вывели, чтобы покупателям показать. Тревога не отпускала. Народу было слишком много, и большинство покупателей казались достаточно состоятельными и слишком хорошо знающими, куда и зачем пришли. Конечно, о крупной собственности сейчас речь не шла, заводы и здания, принадлежавшие Конраду, продавались отдельно, а здесь можно было приобрести только всякие мелочи вроде машин, картин и одного симпатичного омеги среднего возраста. Франка приводили в ярость направленные на Рудольфа взгляды, как скучающие (да как они могут не восхищаться?!), так и заинтересованные (куда вы пялитесь, это мой омега!). Он почти ненавидел всех и вся, когда его плеча легко коснулась чья-то рука. Альфа резко обернулся к нахалу и тут же расслабился, кивнул приветственно и даже заинтересованно. Любопытно стало, что может делать в таком месте доблестный страж. На покупку любого из выставленных сегодня лотов не хватило бы и месячной зарплаты. Впрочем, Франк уже знал, что живет Уве явно не на зарплату. - Супруга картину себе присмотрела. Я в этом не разбираюсь, но не нашел достойного повода отказаться от поездки сюда, - Уве сдержано кивнул и поспешил ответить на молчаливый вопрос, - кстати, знакомьтесь. Ида Майер, моя супруга. Боюсь, что о вашей истории, господин Вильдфойер, я ей рассказывал. Быть может, непрофессионально с моей стороны, но не отказывать же матери моих детей в таком невинном развлечении. Скорее всего, скрыть свое удивление Франку не удалось. Особенно, когда он заметил ее круглый живот, женщина явно была на поздних сроках беременности, и тут же вспомнил, где ее видел. Вторую беременность успешной супермодели, хозяйки собственного модного дома и чего-то там еще, чем владеют обычно такие вот красотки, громогласно обсуждали на страницах дурацких журналов, где в основном картинки и нет ни одной разумной мысли, да и на экранах она мелькала так часто, что даже совершенно темному в таких вопросах Франку успело примелькаться ее нежное личико и неожиданно хищные усмешки, которыми она время от времени одаривала восторженных зрителей. Что такая женщина могла найти в скромном бете, да еще и до такой степени захотеть это загадочное нечто получить в безраздельное пользование, Франк не представлял даже отдаленно. Но времени на удивление и восторги уже не было, пора было бороться за своего омегу. Ну, или хотя бы попытаться. Тем более, Рудольф вдруг посмотрел прямо на него, неожиданно тепло, стоило поднять руку, называя первую цену, и альфе резко стало не до чужих семейных отношений. Ощущение грядущей катастрофы, которое он так старательно гнал от себя последние полгода, которое душил, вытеснял ударной работой, разрослось, зашевелилось внутри мерзкими щупальцами, заставило плотнее сжимать челюсти. История талантливого омеги, заплатившего за свой талант свободой, после суда заинтересовала многих, Франк заметил несколько смутно знакомых лиц, явно пришедших сюда не за постельной игрушкой, а за ценным кадром. Настойчивость, с которой Конрад Стейн пытался заполучить себе Рудольфа, оказалась отличной рекламой. При мысли о других покупателях сами собой сжимались кулаки, и едва удавалось сдерживать тихое угрожающее рычание. Его омега не должен был достаться этим… этим… Подходящего эпитета так и не нашлось, и он просто переводил взгляд от одного желающего к другому. Больше всех ему не понравился холеный красавец с колючим, цепким взглядом исследователя. Было страшно представить, что может прийти в его голову, и какие именно «эксперименты» с невольником он может планировать. Всякий раз, перебивая его предложения, Франк вспоминал как молиться, был готов умолять богов, провидение, звезды, кого угодно, чтобы у конкурента, наконец, закончились уже деньги, но настырный тип сдаваться, похоже, не собирался. Большинство желающих давно отступили от своей затеи, но этот тип все продолжал повышать цену. Впрочем, не он один. Франку показалось, что всем вокруг было слышно, как колотится его сердце, когда он назвал последнюю сумму. Больше у него попросту не было. Цена уже была почти нереальной, и, судя по всему, денег не хватало совсем немного. По сравнению с собранной им суммой, и вовсе пустяк, но прямо сейчас, в эту секунду Франку неоткуда было их взять. Он и без того отдал все, что у него было, вычерпал до дна весь кредитный лимит, но другие покупатели оказались настойчивее. Альфа отступил на пару шагов назад, оперся плечом о стену и ошарашено заморгал, пытаясь осмыслить случившуюся катастрофу. Конечно, он предполагал и такое, но все-таки до конца поверить в неудачу не удавалось. Разум судорожно пытался найти выход из безвыходного положения. Даже заинтересованный взгляд Иды Майер, замеченный краем глаза, оставил равнодушным. В другое время альфа наверняка бы возмутился, не желая быть бесплатным шоу для скучающих дамочек, но сейчас уже было совершенно все равно, и он только пожал плечами в ответ, предоставляя ей возможность и дальше развлекаться зрелищем. Не до того было. А впрочем, девушка быстро налюбовалась и отвернулась к сцене, так же пристально глядя на, казалось, окончательно переставшего дышать раба. Рудольф стоял очень прямо, ни на кого конкретно не глядя и вообще не шевелясь, с виду непроницаемый, будто восковая кукла, а не живой человек. Франк еще успел заметить, как госпожа Майер касается локтя супруга, будто опираясь на его руку, но отвлекся, бессильно следя за происходящим. Торги продолжались, и, скрепя сердце, он пожелал было удачи приличному с виду, чуть полноватому альфе, с добродушными карими глазами, который смотрел на Рудольфа с рассеянной полуулыбкой доброго дядюшки. Он был примерно одного возраста с невольником, и Франку думалось, что, должно быть, у того просто не сложилась личная жизнь, и он ищет кого-нибудь, чтобы не возвращаться вечерами в пустой дом. Такой хозяин наверняка будет добр к своему рабу, да еще купленному за такие деньги, не станет его обижать, а Рудольф, оценив такое к себе отношение, наверняка ответит ему благодарной нежностью. Той особенной, мимолетной заботой, от которой Франку сразу становилось так тепло на душе и мечталось о всяком возвышенном и лиричном. Ревность тут же восставала против этой идиллической картины, но альфа не давал ей слова, понимая, что его омега заслуживает хотя бы такого счастья. Однако одобренный покупатель замолчал - не то закончились деньги, не то просто передумал, усилив беспокойство в несколько раз. А вот упорный красавец, похоже, решил добиться своей цели, во что бы то ни стало. Для недолговечной игрушки это было явно дороговато, и Франк даже решил, что от страха надумал о незнакомце лишнего, и тот тоже пришел сюда всего лишь за мозгами Рудольфа, но тревогу это здравое размышление совсем не уменьшало. Как бы там ни было, альфа всей своей обострившейся от стресса интуицией чувствовал, что ничего хорошего с таким хозяином ожидать не стоит. Франк планировал про себя пути отхода. Что если прямо сейчас прыгнуть на сцену, схватить омегу и попытаться прорваться с боем? Он и сам не мог сказать, пустая это фантазия или же реальный, хоть и совершенно безумный план. Неожиданно его панику чуть разогнал вдруг оказавшийся рядом Уве, снова невесомо дотрагиваясь до плеча. - Вы знаете, господин Вильдфойер, моя супруга все-таки излишне сентиментальна. Должно быть гормоны виноваты, во время беременности такое бывает, - альфа едва не зарычал, выслушивая эту пространную речь, настолько неуместным показалось ему сейчас долгое вступление беты, - в общем, она тут предлагает одолжить вам недостающую сумму. Если хотите. Наверное, нужно было что-то сказать. Переспросить, поблагодарить или хотя бы вежливо кивнуть доброй госпоже, рвущейся соединить любящие сердца. Или хотя бы уточнить, под какой процент будет предоставлена сумма, но на это уже не было даже секунды. Франк поднял руку, стараясь дышать ровнее и глубже, и победно улыбнулся красавцу-извращенцу, которому предстояло искать себе новую жертву.