Талисман

Everything about you is how I'd wanna be Your freedom comes naturally Everything about you resonates happiness Now I won't settle for less MUSE

      Она была рыжей. Восхитительно, трогательно рыжей. Огненный цвет её волос так ярко контрастировал с её молочно-бледной кожей и выгодно оттенял её тёмно-карие глаза. Она была прекрасна. Её звали Мари. Или мадам Ланж. Она была учительницей английского языка и первой женщиной, которая покорила сердце мечтательного подростка по имени Флоран Мот. Она была старше его на целых семь лет, но какая к чёрту разница, когда в сердце расцветают розы? Когда перехватывает дыхание от одного взгляда на её стройную фигуру, а от её улыбки румянец заливает щёки, и почему-то хочется петь…       Он посвящал ей стихи и песни, он бы с радостью рисовал её портреты, но он совсем не умел рисовать. Он всегда помогал ей донести тяжёлую стопку учебников и тетрадей и дарил ей цветы по праздникам. Он был её любимым учеником, а она – его возлюбленной. Он нарочно ничего не учил на её уроках и вскоре записался на дополнительные занятия. Она научила его любить Queen и рок-музыку, зародила в нём безумную мечту стать музыкантом и покорить Америку. Она была так добра и так одинока, поэтому однажды позволила своему семнадцатилетнему ученику остаться на ночь. Она была его первой женщиной. Он так смущался, был так неуклюж и неловок, а она лишь улыбалась, целуя его мягкие губы, зарываясь пальцами в густые чёрные волосы, ловя его руку и кладя на свою упругую грудь… Она звонко хохотала, когда он непослушными пальцами пытался надеть презерватив, а потом громко, бесстыдно стонала, выгибаясь ему навстречу, до крови кусая свои очаровательно-алые губы и царапая острыми ногтями его спину. А потом она сладко спала, устало и счастливо улыбаясь во сне, а он впервые не мог сомкнуть глаз. Он любовался её прекрасным, по-детски наивным лицом, вдыхал аромат её восхитительных волос, поправлял сползшее с гладкого плеча одеяло и чувствовал себя невозможно счастливым. Особенно прекрасна она была на рассвете, когда первые робкие лучи утреннего солнца начинали играть в густых огненно-рыжих прядях, гладили по лицу, заставляя пушистые каштановые ресницы быстро-быстро трепетать, а потом она медленно открывала глаза – и золотой свет солнца превращал холодный шоколадно-карий цвет её радужки в жидкую карамель…       Мари была как ранняя осень: такая рыжая, тёплая, с запахом шоколада и печёных яблок. И как ранняя осень был недолговечен их роман. Его звали Маттье. Успешный банкир в настоящем, её друг детства в прошлом. Зимой они поженились и уехали в Швейцарию. Она обещала писать, но Флоран так и не дождался обещанных писем. Два месяца он тосковал и сходил с ума. Мир померк, потускнел, жизнь казалась такой несправедливой, а потому бессмысленной. Он стал раздражителен, плохо спал ночами, худел и писал слезливые стихи. Он страдал, потому что всё ещё любил и скучал. А потом возненавидел. А потом простил. А потом – просто забыл. Он нашёл спасение в музыке, он разучивал новые гитарные партии, записался в какую-то группу – и постоянные репетиции и любительские концерты для друзей стали занимать слишком много времени. Новые друзья быстро научили Флорана, воспитанного мальчика из интеллигентной семьи, пить, курить и материться. Помогли расставить приоритеты в общении с женским полом, научив простой сентенции «Все бабы – стервы», убедили, что любви не существует, так что нечего заморачиваться по этому поводу. И жить сразу стало проще. Шумные тусовки и концерты, веселье, здоровый скептицизм и пофигизм, упрощённая система взаимоотношений. Всё правильно и незамысловато. Всё понятно. И он вёл этот новый образ жизни – хулигана и бунтаря, подражая своим новым друзьям. Отпускал сальные шуточки, много курил, пил… Только втайне всё так же любил сладкое и читал Гарри Поттера. Заводил мимолетные романы с какими-нибудь поклонницами, непродолжительные и необременительные, не ради чувств, а ради секса. А втайне искал отголоски прошлого в каждой новой пассии, ту же теплоту ранней осени, ту же милую улыбку и карамельный блеск во взгляде. Иногда он почти находил – но всё это было таким неправильным, фальшивым. И он уже думал, что больше никогда не испытает этого вновь. Этого чувства. Этой осенней теплоты…       А в сентябре 2008 пришел на кастинг – и встретил Его. Микеле Локонте. Микеланджело. И жизнь, кажется, снова обрела смысл, а сердце, забывшее, что такое настоящие чувства, опять зашлось в волнительной тахикардии.       Микеле совсем не похож на Мари. И когда Флоран впервые увидел его на кастинге, он Моту не понравился. Хищник. Уверенный в себе и самовлюблённый. И внешность как у хищника. Отточенный профиль, как на старинных монетах времён Древнего Рима, которые Фло видел в учебнике истории, правильные черты лица, как будто у статуи или на старой фреске. Вот только для статуи он слишком живой и подвижный, даже чересчур! Уже собрал вокруг себя небольшую группу из других участников, парней и девушек, и что-то увлечённо им рассказывает, активно жестикулируя, то и дело облизывая губы и периодически начиная заливисто хохотать. Анекдоты они там, что ли, травят?       Фло уселся на жёсткий стул, подальше от шумной компании, поставил перед собой запакованную в новенький чехол гитару, пристроив подбородок на грифе. Смотреть в сторону весельчака не хотелось, но больше смотреть было некуда, поэтому Мот стал украдкой разглядывать забавного парня. Выглядел тот… странно. Нетипичный парижанин, прямо скажем. А ещё он, кажется, был накрашен. Фло пригляделся. Ну, точно! Глаза размалевал, как у девушки! «Педик, что ли?» - раздражённо подумал Мот, наблюдая за парнем исподлобья. Тот, очевидно почувствовав на себе тяжёлый взгляд Фло, посмотрел в его сторону и приветливо помахал Моту рукой. Флоран поспешно отвернулся и уставился в серую стену. Продолжая боковым зрением следить за накрашенным. Было в этом парне что-то такое… Необъяснимо притягательное. И хотелось подойти и заговорить с ним, влиться в их дружную компанию, смеяться над их шутками. Но Флоран не осмеливался. Он ведь на самом деле очень стеснительный и скромный. Он не может вот так запросто подойти к незнакомым людям. А ещё он очень волновался, поэтому ему было как-то не до общения. Получить роль в новом перспективном мюзикле стало бы большой удачей для него, начинающего музыканта. Поэтому ему надо не разглядывать каких-то там размалёванных шумных педиков, а сосредоточиться и собраться, чтобы не завалить кастинг!       Стараясь игнорировать шумную болтовню справа по курсу, Флоран погрузился в собственные мысли, обдумывая, что он будет делать, если получит роль, и что, если не получит. Он «ушёл в себя» настолько, что чуть не пропустил момент, когда из зала, где проходило прослушивание, выглянул какой-то лохматый мужчина, приглашая следующего участника.       - Флоран Мот!       Фло резко вскинул голову. Ладони вспотели, сердце пропустило один удар, а потом забилось так часто, что стало трудно дышать. Но он всё же заставил себя подняться с места и на негнущихся ногах поплелся к залу, крепче сжимая гитару. Когда он уже подходил к распахнутой двери, кто-то вдруг ободряюще похлопал его по плечу. Флоран вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним был тот самый забавный парень. Накрашенные глаза его, тёмно-карие, внимательные, задорно блестели.       - Не нервничай. Всё будет хорошо, - сказал этот странный человек, легонько сжав плечо Мота и улыбаясь. У него была очень красивая улыбка - такая искренняя, открытая и очень тёплая. Не улыбнуться в ответ было просто невозможно. И Флоран улыбнулся. И на краткий миг исчезла эта проклятая нервозность, которая мучила его со вчерашнего вечера, исчез глупый страх, сразу стало как-то спокойно и радостно на душе.       - Спасибо, - не зная, зачем он это делает, тихо сказал Флоран, не в силах оторвать взгляд от карамельной глубины чужих глаз. Парень одобрительно кивнул и вдруг озорно подмигнул.       - Надеюсь, увижу тебя на объявлении результатов. Как участника труппы. Я Микеланджело, кстати, - представился он и протянул руку.       - Флоран, - с радостью отозвался Мот, крепко сжав горячую ладонь.       - Знаю, - снова улыбнулся Микеланджело. – Я запомнил.       Фло смутился. Ну, конечно, организатор ведь только что объявил его имя…       - Месье Мот! – раздражённо прозвучало из зала. Ну вот, второй раз объявили...       - Теперь я точно запомнил! – весело сказал Микеланджело. – Покажи им класс, Флоран Мот! – И, прервав рукопожатие, он буквально втолкнул замешкавшегося Фло в зал. Флоран обернулся, чтобы посмотреть на Микеланджело ещё раз, но дверь уже закрылась за его спиной.       Он никогда так не пел. Просто он вдруг отчетливо понял, что должен получить эту роль, во что бы то ни стало. Ради своей успешной карьеры? Конечно, только ради неё, а не потому, что пройти кастинг – его единственный шанс встретиться с Микеланджело ещё раз. Он не знает, откуда взялось это вдохновение, заставляющее его петь так чисто и так проникновенно. Он ни разу не сбился и не налажал. Он удивлялся сам себе, а сидящие за столом продюсер и композиторы только одобрительно кивали, улыбались и о чём-то тихо переговаривались.       И в итоге, его всё-таки взяли в проект, на роль Сальери. На вторую главную роль в мюзикле. Он радовался, как ребёнок.       На первую встречу труппы Флоран шёл с замиранием сердца, как на первое свидание. Он так надеялся увидеть и так боялся не увидеть. А когда зашёл в студию – не удержался и облегчённо выдохнул. Микеланджело был здесь. Как всегда что-то рассказывал внимательно слушающим его девушкам, теребил конец цветного платка, кусал и облизывал губы. Флоран улыбнулся и окликнул его.       - Микеланджело!       Он резко обернулся и, увидев Фло, заулыбался.       - Флоран!       Он подскочил к Моту и заключил его в крепкое дружеское объятье, не забыв жарко поцеловать Флорана в щёку. Как же тепло было с ним рядом!       - Я знал, что это будешь именно ты! Мой Сальери! – радостно воскликнул он, отпуская Флорана из своих объятий и глядя ему в лицо. Наверное, фраза прозвучала немного двусмысленно, потому что девушки засмеялись. Но Моту было всё равно. Потому что рядом с Микеланджело он, кажется, обрёл то давно забытое чувство тепла и счастья.       Микеле удивительный. Именно такой, каким Флоран хотел бы быть.       Ведь Мот не из тех людей, которые могут сразу расположить к себе окружающих. Он слишком застенчив, а потому немногословен, что со стороны воспринимается как самодовольство. В новом коллективе Фло всегда чувствует себя немного неуверенно, не решается начать разговор первым, ждёт, что сначала заговорят с ним. Вот тогда-то Флоран и позволит себе раскрыться, с радостью делясь с собеседником всем: мыслями, чувствами, переживаниями. Он не располагает к себе с первого взгляда, у него другой талант - располагать к себе с первого слова. Так шутят его друзья, которых у Флорана много, иногда, ему кажется, даже чересчур. Внешне месье Мот выглядит довольно мрачно и может показаться заносчивым букой, но после первой же минуты знакомства можно убедиться, что в данном случае первое впечатление более чем обманчиво, и на самом деле Фло - человек настолько открытый и добродушный, что устоять перед его обаянием невозможно.       Микеле другой. Он располагает к себе сразу. Его хочется слушать, ему хочется верить, он буквально влюбляет в себя окружающих, влюбляет в свою добрую улыбку и задорный блеск карамельно-карих глаз. Он удивительно яркий, деятельный, солнечный...       Флоран не завидует. Он восхищается.       А Микеле всегда рядом. Он помогает Флорану разобраться со сложной ролью Сальери. Хотя у Мота всё равно ничего не выходит. Потому что по сценарию Сальери ненавидит Моцарта, а ненавидеть Микеланджело, пусть даже на камеру, пусть даже играя, у Флорана не получается. Дов недоволен, он в тысячный раз говорит Моту, что взгляд должен быть более злым, более тяжёлым, Флоран старается изо всех сил изобразить отвращение – но не выходит. Он никудышный актёр, и Дов в сердцах даже грозится выгнать его из проекта, говоря, что какой-то «Мерван» справился бы намного лучше. Зато Флоран отличный певец. Все свои партии в судии звукозаписи он выводит без единой погрешности, практически с первого раза, и Аттья сменяет гнев на милость.       ...Начинаются первые выступления. И Мот снова благодарен Локонте, потому что без итальянца он бы не справился. Флоран боится сцены и очень волнуется. Народу на первом публичном выступлении труппы мюзикла «Моцарт. Рок Опера» собралось раза в три больше, чем на самом успешном концерте флорановской группы в Канаде. На сцене Фло чувствует себя очень неуверенно, потому что без своей верной гитары он как будто совсем голый, он не знает, как правильно стать, куда деть руки. И если бы не Микеланджело, Мот бы точно завалил всё выступление. Но Локонте всё понимает и перед выходом на сцену солнечно улыбается Флорану, ободряюще говоря те самые заветные слова: «Не нервничай, Фло. Всё будет хорошо. Просто смотри на меня».       И это действительно помогает. Плевать, как это выглядит со стороны. Потому что смотреть в тёплые глаза Моцарта, читая в них поддержку и одобрение, гораздо спокойнее, чем в темноту зала, жадно внимающего их голосам, следящего за ними сотней пар глаз. Зал – безликое чудовище, скрытое от артиста светом софитов.       «Защити меня!» - просит взгляд Флорана.       «Ничего не бойся. Я с тобой. Всё будет хорошо!» - как бы отвечает взгляд Микеле.       И постепенно Фло привыкает к шумной публике и перестает её бояться. Он вырабатывает свою манеру поведения на сцене, и всё становится почти хорошо. Теперь он всегда спокоен, потому что знает, что Микеле всегда поддержит его, если что-то вдруг пойдёт не так.       И Флорана даже не заботит, что, устраивая в марте промо-показ, который будет официальным представлением мюзикла, Дов, кажется, совсем сошёл с ума. Сценические костюмы, которые он придумал для артистов, поражают своей экстравагантностью. Клэр спотыкается в тяжёлом чёрном пышном платье и огромной нелепой шляпе. Мелисса умоляет не смотреть на неё, прикрывая практически обнаженную грудь то подолом платья, то перчатками. А Флоран просто нервно смеется, глядя на себя в зеркало, потому что сейчас он совсем не похож на Сальери. Он граф Дракула: выбеленное лицо, красная помада на губах, накрашенные чёрным глаза, а тяжёлый бархатный фрак с кроваво-красным подбоем довершает сходство со знаменитым вампиром. Флоран делится посетившей его мыслью с подошедшим Локонте. А Микеле только хмыкает, оценивающе оглядывает Мота с головы до ног и качает головой.       - Извини, Фло. Но ты не Дракула. Вампиры не отражаются в зеркале.       …Из-за этого странного сценического имиджа и вышедшего вскоре после промо-показа клипа на Вивр журналисты всё чаще начинают задавать Флорану и Микеле бессовестные вопросы об их ориентации. Оба слаженно отвечают, что они натуралы и просто хорошие друзья. Локонте, похоже, говорит это от чистого сердца, а вот Флоран немного лукавит. Потому что, с точки зрения Фло, у них с Миком совершенно особенные отношения. Которые Флоран послушно называет дружбой, потому что так нужно, но он прекрасно знает, что это не так. Он понимает, что это кое-что другое.       Если бы ещё год назад кто-нибудь сказал Фло, что он влюбится в мужчину, месье Мот, не раздумывая, съездил бы наглецу по морде. Ведь это неправильно и в высшей степени абсурдно! Флоран – не какой-то там жеманный педик, ему всегда нравились девушки… До тех пор, пока он не встретил Локонте. Флоран никогда не верил в судьбу, «любовь с первого взгляда» из бульварных романов, в «искры», проскакивающие между людьми и прочую романтическую чушь. Ему это казалось нелепым и невозможным. До тех пор, пока он не встретил Локонте.       «Ты любишь его», - тихо шепчет внутренний голос. «Люблю», - соглашается с ним Флоран, отвечая в очередном интервью, какие они с Микеле хорошие друзья. Просто друзья и коллеги. И надо сдерживаться, чтобы ненароком не проявить своих чувств. Потому что Микеле не поймет. Но его итальянская эмоциональность невыносима! Слишком крепкие объятья, слишком нежные губы, когда он целует Фло в щёку при обычном приветствии, слишком горячие ладони, когда Моцарт упирается в грудь Сальери, прощаясь с ним на Вивре. Это всё было слишком…       Но надо терпеть. Мот знает: Микеле ему не принадлежит. У Флорана нет шансов. Потому что Микеле целует Клэр на каждом спектакле и всё чаще – вне сцены. Потому что в июне в труппе появляется новый человек – Мерван Рим, который буквально с первых же дней репетиций становится лучшим другом Микеланджело. Как? Вот и Флоран хотел бы знать, как. Где Рим и Локонте успели познакомиться, и почему Микеле так быстро сошёлся с этим «Клоуном»? Флоран не признается себе, что ревнует, потому что запретил себе признаваться, что любит.       Мерван незаметно делает традицией собираться в баре после репетиций, чтобы пропустить пару стаканчиков. Дружеские посиделки, как он это называет. Микеле эта идея нравится. Клэр тоже. Флоран охотно делает вид, что и он «за». Они собираются раз в неделю, и это хорошо. Потому что выпивать чаще Мот просто не смог бы. Флоран не любит и не умеет пить. Он быстро пьянеет, а на утро ему так паршиво, что он проклинает свою глупость. Но ни одну дружескую попойку в компании Рима, Клэр и Микеланджело Мот не пропускает. Потому что переживает за Микеле и не хочет, чтобы с ним что-нибудь случилось. Потому что северо-запад округа Вожирар, где находится их излюбленный бар, – не самое благополучное место в городе. А пьяный человек – это ведь такая легкая добыча. Пьяный Локонте – особенно. Вряд ли субтильный итальянец сможет отбиться от злоумышленников… Может быть, это глупо. Может быть, это паранойя. Но Флорану так спокойнее. Мервану он не доверяет, а за Клэр и так нужен глаз да глаз. Хорошо, когда с ними Со, но Моран не всегда может пойти. Поэтому Мот жертвует своим временем и своей печенью, чтобы быть рядом с Микеле, оберегать его. Потому что если с Локонте что-нибудь случится, Флоран никогда себе этого не простит. Последняя стадия сумасшествия? Похоже на то. Любовное безумие. Ещё полтора года назад Флоран даже не знал о существовании Микеланджело Локонте, а теперь переживает за его жизнь и боится его потерять.       Впрочем, вскоре Флоран благословляет эти пятничные попойки. Потому что когда они бурно отмечают премьеру, то надравшиеся Мерв и Мике зачем-то едут ночевать к нему домой. А на следующее утро, когда, выпроводив Рима, они с Микеле сидят на кухне и пьют аспириновый коктейль, Локонте вдруг интересуется:       - Фло, а ты это вчера серьёзно сказал?       У Мота сердце делает сальто-мортале. Он плохо помнит, что он вчера говорил. Неужели он по пьяни рассказал Локонте, что любит его, хочет его и вообще всё-всё о своих чувствах?       - Что? – только и может осторожно спросить Флоран после минутной паузы.       - Ты предложил мне пожить у тебя.       «Я предложил? Господи! Я идиот!»       - А ты согласен? – спрашивает Мот вслух.       - Конечно! – тут же отзывается Мик, пытается улыбнуться и морщится – ага, видимо, кузнечный молот отбивает свои ритмы не только в голове у Флорана. – А то Маэва, кажется, не в восторге от того, что я иногда возвращаюсь пьяный и далеко за полночь…       Так они начинают жить вместе. И Флоран получает возможность узнать о Локонте чуточку больше. Узнать его настоящего…       Настоящий Микеле… Как редко ты бываешь настоящим. Ты так привык к своим маскам, к своей улыбке, так привык никому не доверять, кроме себя самого… Поэтому даже дома ты продолжаешь играть. Уже не Моцарта, но Микеланджело Локонте, пафосного, эпатажного бунтаря и вечно-юного хулигана. Пока есть хоть один зритель – ты актёр. И это обидно. Но я не стану сдаваться. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты, наконец, перестал считать меня зрителем. Просто пойми, что я твой друг. Я никому не расскажу, обещаю, поэтому ты можешь быть самим собой. Но ты не хочешь.       Ты другой, когда думаешь, что я на тебя не смотрю. Но я вижу тебя. Иногда ты пугаешь меня. Твои глаза совсем не такие весёлые, когда мы остаемся одни. В них мелькает что-то тёмное, отчаянное. Боль, которую ты прячешь от других. Прошлое, о котором ты не хочешь вспоминать. Опыт, который тебе не нужен. Секреты, которые ты никому не откроешь.       Но тебе не спрятаться от меня, у меня слишком маленькая квартира, и я очень наблюдательный, Микеле.       Я не имею права тебя ни о чем спрашивать. К тому же, ты всё равно мне ничего не расскажешь. Ты не хочешь мне доверять. А ведь я мог бы задать тебе столько вопросов…       О чём ты вспоминаешь, задумчиво перебирая струны моей гитары и рождая какую-то нежную и ужасно грустную мелодию? О чём ты думаешь, стоя по вечерам на балконе и глядя в ночное небо? Что ты пишешь в своем дневнике быстрым размашистым почерком, склонившись над столом и не замечая ничего вокруг? О чём те нежные песни на итальянском, которые ты поёшь в душе и иногда по утрам, когда готовишь нам завтрак? Ты ненавидишь французский, это я теперь прекрасно знаю. Ты ненавидишь Париж за его вечно серое небо и холодные утра. Ты скучаешь по солнцу своей родной Италии, потому что в твоей улыбке есть затаённая грусть, когда мы с тобой смотрим фото Венеции на моем ноутбуке.       Ты думаешь, я не понимаю тебя. Я не буду тебя разуверять, потому что ты всегда прав. Я просто буду смотреть – и знать о тебе чуть больше, чем все. Мне не нужны факты. Я умею поймать чувства, нюансы твоего настроения. Знаешь, я бы прекрасно прожил без этой способности. Я бы прекрасно прожил без тебя. Лучше бы мы никогда не встречались, Микеланджело Локонте. Ты слишком солнечный, чтобы тебя не любить. Ты слишком много пережил, чтобы доверять мне. Чтобы вообще кому-то доверять. Ты хищник, который никого не подпускает слишком близко. Ты не хочешь никого подпускать к себе, но я попробую.       И с каждым днем мне всё сложнее убеждать себя, что то, что я чувствую к тебе, просто дружба. Потому что это давно не так. Это с самого начала было не так, просто понял я это лишь теперь. Мне стыдно это признавать, Микеле. Мои чувства пугают меня, потому что я знаю, что так быть не должно. Я правильный мальчик из правильной семьи. Я всегда любил девочек и одну рыжую училку. А теперь я люблю тебя. И ничего не могу с этим поделать, никак не могу это исправить. Искра, проскочившая между нами тогда, на кастинге, разгорелась в бушующее пламя в моем сердце. Ты не доверяешь мне, но ты живёшь в моей квартире. И я узнал тебя непозволительно близко. Узнал о тебе то, что не оставило мне ни малейших шансов. И с каждым днём меня затягивает в этот омут по имени Локонте всё больше.       Я люблю твою душу за то, что ты говоришь, за то, что ты пишешь и что поёшь. За твои мысли и удивительную способность чувствовать жизнь так остро. Я люблю твоё тело. Не ту раскрашенную сценическую оболочку, которую ты охотно создаёшь для публики и камер, с идеальным макияжем, причёской, нелепыми подвесками… Того Локонте я хочу, и мне даже не стыдно в этом признаться, потому что его хотят все, для этого ты и создаёшь его. Нет, я люблю тебя настоящего. Которого впервые увидел, когда Коэн отправил тебя умываться. И потом снова – когда ты выходил из душа уже в моей квартире. Я тогда обалдел. Ты был без этого вульгарного бабского макияжа, и знаешь что, Локонте? Твои глаза не стали хуже без этой проклятой чёрной краски! Они были всё такими же манящими и глубокими. Я обожаю твои карамельные глаза. А волосы у тебя, оказывается, вьются. Наверное, я засмотрелся на тебя, потому что ты удивлённо приподнял брови и спросил:       - Что-то не так?       А я лишь покачал головой, а потом – не сдержался и осторожно коснулся твоих ещё влажных после душа волос.       - Мягкие, - удивлённо пробормотал я, теребя в пальцах густую прядь.       Ты смущённо улыбнулся – и осторожно убрал мою руку.       - Ага. И вьются, заразы. Непослушные. Так неудобно с ними.       Ты рассмеялся и направился в комнату, что-то безмятежно напевая. Ты предпочел не заметить мой жадный взгляд, а я лишь провёл рукой по лицу, устало опираясь о стену. Что же ты со мной делаешь, Локонте?       Мы друзья. Просто хорошие друзья. И совсем неважно, что иногда по ночам я не могу заснуть, ворочаясь в своей широкой кровати и думая о том, что за стеной, в гостиной, на диване спишь ты. И я встаю с кровати, выхожу из спальни и бесшумной тенью проскальзываю в полутёмную гостиную, чтобы посмотреть на тебя спящего. Потому что ты такой милый, когда спишь вот так, обняв подушку и закинув стройные ноги на спинку дивана, хмуря брови, как обиженный ребёнок и плотно сжав свои нежно-розовые губы, а уже в следующее мгновение чему-то улыбаясь во сне. Когда мы спим, мы все настоящие, даже ты. И мне хочется стоять и бесконечно смотреть, затаив дыхание и не шевелясь, чтобы, не дай бог, не потревожить твой сон. Я и сам не знаю, зачем делаю это. Здравый смысл тактично намекает, что это как-то неправильно, особенно для дружбы. Я привычно шлю этот занудный глас рациональности куда подальше и, склонившись над спящим, невесомо целую тебя в лоб, убирая со щеки спутанную прядь.       Да, я любуюсь на твой сон. Когда ты спишь на моём диване. К сожалению, это бывает не так часто, как мне хотелось бы. В последнее время ты всё чаще ночуешь у Клэр. Знаешь, что я чувствую? По-английски это называется jealousy. Ревность и зависть в одном флаконе. Я ревную тебя и завидую ей. Но, к сожалению, я ничего не могу с этим поделать. Ты и она – это правильно. Ты и я – это слишком невозможно, чтобы когда-нибудь случиться.