Талисман

Too broken to belong Too weak to sing along I'll comfort you my friend, Helping you to Blow it all away MUSE

      Дов не разрешил ей остаться в проекте. Да она и не надеялась. Мерван, конечно, обещал ей, что поговорит с продюсером, но Рим не всемогущий бог, чтобы так запросто убедить Аттья. Так что…       - Ты точно всё хорошо обдумала? Клэр, если ты сейчас уйдёшь, обратно я тебя не возьму. Точно хочешь нас покинуть? – Она боялась, что он будет злиться и кричать на неё, а он просто выглядел безумно уставшим и очень расстроенным.       Она решительно кивнула.       - Точно. Завтра я подписываю контракт с Бессоном.       - Хорошо. Я передам Альберу, он подготовит все бумаги. Завтра заедешь к нему в офис. Кстати, ребятам уже сказала?       Она отвела взгляд в сторону и покачала головой. Девочкам она сказала. Они удивились, кажется, расстроились. Маэва так точно, а по лицу Мелиссы ничего нельзя понять наверняка. А вот Мику и Фло Клэр говорить не стала. Она боялась. Того, как они это воспримут, и того, что если они начнут её уговаривать, она передумает и останется. А она же хочет быть актрисой, чёрт возьми!       - А будешь говорить? Или лучше я? – мягко спросил Дов.       - Лучше вы, - тихо ответила Клэр.       - Как скажешь, - он кивнул и посмотрел на часы, ненавязчиво давая понять, что ей пора.       - Спасибо, - сказала Клэр, поднимаясь из кресла и направляясь к выходу.       - Тебе спасибо. Ты была замечательной Констанцей. Мне жаль, что ты уходишь. Но дело твоё. Я тебя отпускать не хочу, говорю прямо. И я стал бы тебя уговаривать, но вижу – ты уже всё решила…       - Да, уже решила. - Она подошла к двери и взялась за ручку.       - Ну что ж, удачи тебе, Клэр Перо! – Дов отсалютовал ей кружкой с кофе.       - До свидания. И... простите, - пробормотала она, выскользнув из продюсерского кабинета.       В коридоре её ждал Мерван. Он вопросительно приподнял брови, на что она лишь покачала головой и грустно улыбнулась: «Не вышло». Рим нахмурился, а потом подошел и крепко обнял её, нежно поцеловав в висок.       - Ты всё равно всё правильно сделала, - шепнул он ей на ухо и ласково погладил по спине. – Ты умница! Всё будет хорошо.       - Несомненно. Я приглашу вас на премьеру фильма! – ответила она, стараясь действительно почувствовать ту радость, которая сейчас прозвучала в её голосе. Мерван улыбнулся.       Обнимаясь, они вместе направились к выходу, и Клэр думала, что, возможно, сейчас она идёт по этим длинным коридорам ПДС в последний раз. У неё начинается новая жизнь. Она теперь будет актрисой!       Они вышли из здания. Возле ПДС было тихо и пусто. Микеле и Флоран не ждали их. Клэр почувствовала одновременно и облегчение, и разочарование.       - А где же наши Моцарт и Сальери? – спросила она у Мервана.       - А, так у них ЧП! – тут же отозвался Рим. - Если я правильно понял французский матерный, в новой квартире Микеле строители напортачили с трубой, и там потоп. Так что Мик поехал заценить масштаб трагедии, а Флоран великодушно предоставил ему свои колёса и свою солидарность.       Клэр рассмеялась. Мерв был забавным.       - Ну, что? Может, выпьем за твою новую успешную карьеру? – предложил он.       Она покачала головой.       - Давай не сегодня. Я очень устала.       Он лишь удивлённо приподнял брови, он ей не верил. Конечно, он ведь ничего не знал о ней. Та Клэр, которую он знал, всегда была полна сил и энергии и никогда не упускала возможность приятно провести вечерок.       - Тебя подбросить? – спросил Рим. – Я сегодня с машиной…       - А давай, - не стала отказываться Клэр.       Машина плавно скользит по широкому бульвару, Клэр щурится от яркого света фар встречного транспорта и бессмысленно смотрит в окно, на тёмное вечернее небо. А ведь сейчас только шесть часов. Зимой так рано темнеет… Интересно, в Италии тоже?       - Так ты никому не рассказала, что уходишь? – вдруг негромко спрашивает Мерван, нарушая уютную тишину.       - Рассказала. Девочкам. И Солалю. Он как раз заглянул к нам, когда я рассказывала…       - Но не Микеле? – уточняет Рим, а она отводит взгляд.       - Нет.       - Почему?       - Я не знаю, как ему сказать. Я боюсь. Что он не поймет, - бормочет она, глядя на свои переплетенные пальцы.       - Не говори, - просит Мерван и, на миг отвернувшись от дороги, смотрит ей в глаза. Неровный свет проносящихся мимо фонарей отражается в его глазах – и Клэр кажется, что в его чёрных зрачках вспыхивают всполохи адского пламени. Она усмехается. Дура, какая же она сентиментальная дура!       - Мы сами объясним ему всё, а потом вы просто спокойно поговорите, - продолжает Рим, и ей почему-то кажется этот вариант удивительно правильным. Будет лучше, если ребята поговорят с Миком. Их много, а она одна. Они смогут его заговорить и перекричать его, если что. А она – нет. Она поддастся ему – и потеряет роль в фильме. Она не должна поддаваться!       Мерван останавливается прямо у её подъезда, они расцеловываются на прощание, как добрые друзья, и она выходит из машины.       - С тебя – прощальная вечеринка, Перо! – кричит он, спустив стекло и озорно подмигнув. Клэр смеётся и по привычке, которой научилась у Мика, показывает «викторию», открывая дверь подъезда.       На следующий день репетиции у них нет. Клэр успевает до 12 подписать контракт с Бессоном и уладить всё с Альбером. Коэн выглядит ещё мрачнее, чем Аттья. Но отговаривать её он тоже не пытается. Просто говорит "Очень жаль" и сообщает, что зарплата уже начислена на её личный счет в банке.       А потом она едет домой и сидит в пустой квартире, гипнотизируя взглядом телефон. Она боится и ждёт, что сейчас Локонте позвонит ей. Но телефон молчит. Видимо, у Мике действительно вчера приключился потоп, и он занят решением насущных бытовых проблем. В четыре часа телефон всё-таки звонит, но это не Микеле, это мама. Она приглашает дочку в гости, и Клэр недолго думает, прежде чем согласиться.       А потом она сидит на маленькой кухне, уплетает вместе с Нино любимый с детства яблочный пирог, смотрит в родные карие глаза и рассказывает о своей нелёгкой жизни. Мать сочувственно качает головой, когда Клэр рассказывает ей о Микеле и о том, что она совсем запуталась в своих чувствах, улыбается, когда дочь восторженно начинает описывать ей свою будущую работу с Бессоном, хмурится, узнав, что Мику Клэр пока ничего не сказала.       - Ты обидишь его этим, - говорит мудрая женщина, но Клэр с ней не соглашается. Он поймёт. Он должен понять!       Вечером Клэр забирает Нино с собой, и на следующий день они идут гулять. На улице совсем не холодно, светит солнце и не дует проклятый зимний ветер. Они идут в развлекательный центр, и она разрешает сыну кататься на всем, на чём он только захочет, потом заходят в магазин игрушек, потом в кондитерскую… Она покупает ему всё, что он просит, и он радостно улыбается ей. Раньше он не был таким улыбчивым, Нино всегда был серьёзным парнем, а теперь – поглядите-ка! Неужели у Микеле научился?       Телефон поставлен на виброрежим, и иногда ей кажется, что у неё в кармане работающий фаллоимитатор. Потому что звонят ей бесконечно. И она прекрасно знает, кто. Сегодня репетиция. На которой её нет. Ребята сообщили Микеле новость, и теперь он терроризирует её звонками. Она не отвечает. Просто не берет трубку, ожидая пока истечёт время, или сразу нажимает отбой. Она не хочет с ним говорить. Она всё ещё не знает, что ему сказать, как объяснить свой уход.       Около пяти они с Нино наконец возвращаются домой, уставшие, счастливые, с кучей покупок. Сын, уставший от долгой прогулки и набегавшийся днём, клюет носом, поэтому Клэр укладывает его спать намного раньше обычного времени. Он засыпает довольно быстро. В пятнадцать минут шестого она заваривает себе кофе. А в пять тридцать звонит домофон.       - Открой! – взволнованно просит Микеле, и она послушно нажимает кнопку.       А через пару минут Локонте врывается в квартиру и с порога начинает сыпать упрёками. Она не успевает даже сориентироваться в этом бесконечном потоке «Что всё это значит?», «Как ты могла?», «Зачем...?», «Кто тебя надоумил?» и всего прочего.       - Почему ты мне ничего не сказала, в конце концов? Не посоветовалась со мной?! Я думал, мы друзья, Клэр! – кажется, он расстроен и злится на неё.       - Прости, Микеле, - просто говорит Клэр, не решаясь добавить, что она думала, что они больше, чем «друзья». – Решение уже принято…       - Кем принято? Это неправильное решение! И его нужно поменять!       Она лишь качает головой. Он такой эмоциональный мальчишка.       - Ничего уже не поменяешь. Я аннулировала контракт с Довом.       - Так пойди и подпиши заново! - громко восклицает он, почти кричит, и её это начинает раздражать.       - А ты не указывай, что мне делать, Локонте! Я делаю то, что хочу и что считаю нужным!       - Ты делаешь большую ошибку, Клэр! Мы одна команда! Помнишь, что Мерв говорил? Труппа мюзикла - одна семья. А ты нас предаёшь! Своим уходом ты подводишь всех нас! Не будь такой эгоисткой, Перо! - Он хватает её за плечи и заглядывает ей в лицо. Удивительно, но сейчас ей неприятны его прикосновения, её пугают его безумные, потемневшие от гнева глазища с бездонным провалом чёрного зрачка. Поэтому она резко вырывается из его рук и отступает назад.       - Почему ты не можешь просто смириться, Локонте? Я уверена, мне быстро найдут замену...       - Уже нашли, - холодно говорит Микеле, пристально глядя ей в глаза.       - И кто же это? - спрашивает Клэр, невольно чувствуя обиду. Незаменимых людей не бывает…       - Диан. Играла Софи… или Жозефу, не помню… Неважно!       - Вот видишь, - Клэр выдавливает из себя улыбку, хотя обида никуда не делась. - Никого я не подвожу. Мюзикл и без меня прекрасно просуществует.       - Ты подводишь меня, Перо! - неожиданно резко прерывает он. - Ты видела эту Дассини? Из неё такая же Констанца, как из Флорана танцор! Читай по губам: ни-ка-ка-я! Мы провалим весь мюзикл, потому что я не смогу с ней играть! Да, чёрт возьми, я не хочу играть с этой кобылой! Я привык играть с тобой! Ты моя Констанс!       Он подходит к ней, берёт её за руки и, касаясь горячим лбом её лба, смотрит ей в глаза. Она невольно улыбается. Это можно считать за признание в любви? И возможно ли, что с окончанием мюзикла не окончатся их отношения?       - Ты понимаешь меня, Клэр? - спрашивает он, согревая дыханием её губы. - Ты нужна мне! Поэтому ты должна вернуться!       Она просто грустно улыбается.       - Нет. Прости, Мике, я уже всё решила.       Он резко отстраняется от неё.       - Господи, Перо, не будь такой дурой! Пойдём, сейчас вместе придём к Дову, ты извинишься, подпишешь заново контракт…       Он крепко хватает её за руку и тащит к двери. Она вырывается.       - Никуда я не поеду!       - А я сказал, поедешь! - он всё-таки переходит на крик.       - Не ори на меня! Я всё решила!       - Ты идиотка, Перо! В своей жизни ты уже сделала достаточно глупостей. И я не позволю тебе сделать ещё одну!       - Это моя жизнь! Что хочу, то и делаю!       - Прекрати вести себя, как капризная девчонка! Подумай хоть раз о ком-то, кроме себя!       - Прекрати мне указывать! Я уже взрослая! И я считаю, что поступаю правильно!       - О, конечно, ты взрослая! Ты уже тринадцать лет, как взрослая! Трахаться пьяной на вечеринке со старшим братом своей одноклассницы – это был очень взрослый поступок!       - Что? – Она пораженно смотрит в его зло прищуренные, совершенно чёрные сейчас глаза. Она никогда не видела его таким…       - И, конечно, ты всегда принимаешь только правильные решения! Сбегать из дома в шестнадцать лет и уродовать свое тело татуировками – это ведь так правильно! Спать с каким-то мудаком, который старше тебя на грёбаные 10 лет, и потом рожать от него ребёнка – правильнее не бывает, не так ли?       - Локонте, ты пьян? – шёпотом спрашивает она, отказываясь понимать, что происходит.       - Нет, Перо, я, в отличие от тебя, очень редко напиваюсь. Это ты у нас любительница не вспоминать вчера и начинать утро с таблетки аспирина!       Он не пьян. Он взбешён.       - А ещё ты отвратительная мать! Какой пример ты подаёшь ребёнку? Что он видит каждый раз, глядя на тебя?       - Замолчи. Пожалуйста, замолчи… - сдавленно просит она, пятясь назад к стене.       - И не подумаю! – Кажется, он совсем себя не контролирует. – Бедный Нино, сколько всего ему приходится терпеть! Помимо того, что ты пьешь, куришь, и материшься в его присутствии, ты же ещё приводишь в дом каких-то неизвестных мужиков! Ну, сколько их у тебя было, а, Клэр? «Дядя Франсис кричал на меня», - он начинает подражать голосу Нино, и ей становится действительно жутко. – «Дядя Николя был хороший, но мамочка сказала, что он козёл и выгнала его». А потом были ещё какие-то дяди… И ты считаешь это правильно, Клэр? Да у тебя мужиков было больше, чем у проститутки!       Звук пощечины показался настолько громким, что последовавшая за ним тишина была оглушающей.       - Пошёл вон, - пугающе спокойно говорит Клэр, сузив глаза и прижав болящую от удара руку к груди.       Микеле смотрит на неё широко расширившимися от удивления, безумными глазами, тяжело и неровно дышит, а на его левой щеке расползается пылающе-алое пятно.       - Клэр, - обреченно шепчет он, кажется, поняв, что случилось. Но уже слишком поздно.       - Вон! – повторяет она и указывает на дверь.       Он ещё с минуту молча смотрит на неё – теперь в его взгляде нет этой безумной ярости, глаза его светлеют и постепенно из чёрных становятся привычными тёмно-карими. А потом он усмехается и рассеянно потирает щёку.       Клэр стоит, не двигаясь, до крови закусив губу. Хочется плакать, но она запрещает себе. Этот мерзавец не увидит её слёз. Ни за что!       Тихо скрипит дверь, и в прихожую выходит Нино – взлохмаченный и сонный, в своей новенькой пижаме со Спайдер-Меном, которую ему подарил Микеланджело. Клэр глубоко вдыхает, чувствуя, что ещё чуть-чуть и предательские слёзы всё-таки потекут по щекам. Пидор-Локонте своими воплями разбудил её сына!       - Дядя Мике! – радостно восклицает ребенок при виде Микеланджело. Тот оборачивается, удивленно смотрит на мальчика пару секунд, а затем, как ни в чём не бывало, улыбается. Сволочь!       - Привет, малыш! – говорит Локонте, хватает подбежавшего Нино на руки и кружит его в воздухе.       - Мы тебя разбудили? – спрашивает Микеле, осторожно поставив ребенка на пол и присев перед ним на корточки, чтобы смотреть мальчику в глаза.       «Мы? Ты его разбудил, сукин сын, орал тут, как ненормальный!» - зло думает Клэр.       Нино кивает, и Микеле снова тепло улыбается.       - Прости. Взрослые иногда такие глупые.       Первые слёзы срываются с её ресниц и медленно катятся по щекам. Потому что смотреть на это невыносимо. Только что он орал на неё, обвинял во всех грехах, унижал, а теперь мило сюсюкает с её сыном. Двуличный ублюдок!       - Ты, кажется, собирался уходить, - ровно говорит Клэр, незаметно утерев слезу рукавом кофты, пачкая белую материю в тушь и тени.       Микеле рассеянно поворачивается в её сторону, будто только сейчас вспомнил о её присутствии. Смотрит на неё – очень спокойно и как-то печально, а потом поднимается на ноги.       - Прощай, Клэр. Мне жаль, что так вышло. Прости меня, если сможешь, - тихо произносит он, напоследок приветливо кивает Нино, ласково потрепав мальчика по голове, и стремительно выходит из квартиры, осторожно прикрыв за собой дверь. Теперь между ними всё кончено. Навсегда.       Она шумно дышит, крепко сжав кулаки, так что острые ногти впиваются в ладони, а потом тяжело сползает по стене на пол и начинает судорожно всхлипывать, обняв себя за плечи и уткнувшись лбом в худые колени. Она плачет, как маленькая обиженная девчонка, потому что её в очередной раз обманули. Локонте оказался таким же подлецом, как и все предыдущие. Даже хуже, потому что в него она по глупости влюбилась!       «Дура-дура-дура!» - зло шипит Клэр, глотая слёзы и мотая головой из стороны в сторону.       - Будь ты проклят, Локонте! - кричит она захлопнутой двери, ударяя кулаком об пол.       А потом чувствует, как маленькая тёплая ладонь осторожно начинает гладить её по спутанным волосам. Клэр резко вскидывает голову и встречается взглядом с большими испуганными глазами Нино.       - Не плачь, мамочка, - тихо говорит мальчик, продолжая нежно гладить её по голове. - Пожалуйста, не надо плакать. Всё будет хорошо.       И Клэр вымученно улыбается, шмыгает носом и кивает.       - Ты прав, Нино. - Она утирает слёзы рукой, размазывая по лицу косметику, крепко обнимает сына и, звонко чмокнув его в щёчку, говорит: - Теперь всё будет хорошо, мой милый. Потому что мамочка будет любить только тебя.