Талисман

I want it now Give me your heart and your soul And I'm breaking out I'm breaking out Last chance to lose control MUSE

      Мот и Локонте вместе. А почему? А потому, что один пьяный болтливый кретин очень удачно поработал свахой…       - Ты был прав насчёт Фло, - усмехаясь, шепнул Мик Мервану после очередной репетиции в Страсбурге. Той самой, на которой хохочущие солисты пять раз подряд не могли нормально отыграть Вивр. То Микеле вместо положенного рукопожатия норовил повиснуть у Мота на шее, то этот бородатый так вцеплялся в рукав кружевной рубашки Моцарта, что, казалось, скорее, оторвёт к чертям собачьим, чем отпустит. Дов, кстати, не сильно возмущался, продюсеру даже нравилось, что эти двое, наконец, демонстрируют такую страсть на сцене. А вот Мерван бесился. Потому что видеть, как Локонте нежничает с Мотом, было выше его сил. Желание убить бородатого росло в геометрической прогрессии с каждым днём. Иногда это проявлялось в довольно-таки грубых саркастических замечаниях, на которые Флоран реагировал искренним удивлением, а крутящийся рядом с Сальери Ямин мерзко хихикал и отвечал на колкости Рима вместо тормозящего Мота. Потом Мерван понял, что ведёт себя глупо, выставляет себя на посмешище, поэтому стал ненавидеть Мота молча. В конце концов, чудище виноват лишь в том, что он влюблён в Локонте. А вот в том, что ветреная Эсмеральда всё же снизошла до сохнущего по ней Квазимодо, виноват сам Рим… Так что сложившаяся ситуация даже отчасти справедлива. Идиотизм ведь должен быть наказан.       Впрочем, самым ужасным для Мервана, пожалуй, был не сам факт того, что Микеле спит с Мотом, а то, что Локонте этого ни хрена не скрывает. Итальянец, конечно, не говорит об этом вслух (ещё чего не хватало!), но ведёт себя так, что все, у кого есть глаза, уже догадываются, что за сложные отношения связывают Моцарта и Сальери. А с Мерваном, как с закадычным другом, беспардонный Микеле так и вообще обсуждает некоторые подробности своей личной жизни. Изверг. Почему он так откровенен с Римом? Действительно такой непосредственный, что может запросто болтать о таких вещах, или рассказывает это всё Мервану специально, чтобы спровоцировать алжирца… на что? Коварный итальянец, чёрт знает, что у него на уме. С одной стороны, такая откровенность Мика льстит. С другой – Мерван бы прекрасно прожил без знаний о том, что Мот реально до Микеле не встречался с парнями, или что чудище полный профан по части минетов.       - Он такой неопытный, Мерв. Я чувствую себя каким-то извращенцем рядом с ним. Как будто я совращаю ребёнка. Да что ты смеёшься, я серьёзно! – признаётся Микеле, а Мерван пошло хохочет. Вовсе не потому, что ему действительно смешно, а просто пытаясь заглушить этим фальшивым смехом свою ревность.       - Не переживай, он быстро всему научится, - отсмеявшись, утешает Рим Микеле, и его голос даже не сочится сарказмом и горькой завистью.       - Я об этом позабочусь, - обещает итальянец, хитро улыбаясь, и Мервану хочется выть от досады.       Ведь в том, что Мик действительно «позаботится», сомневаться, увы, не приходится. Локонте же теперь каждую ночь проводит в номере чудища. Или чудище ночует у Микеле. Мерван не знает, замечает ли это кто-нибудь ещё, кроме него, а вот не заметить тёплые влюблённые взгляды и постоянные обнимания Моцарта и Сальери невозможно. Труппа тактично всё игнорирует. Конечно, все же такие толерантные, всё понимают и не вмешиваются… На ситуацию мог бы как-то повлиять Дов, но Аттья в числе тех немногих, кто ничего не знает. А Мерван ему не говорит. Потому что рассказать – значит, подставить Микеле.       Из-за связи Мике с Мотом у Мервана всё больше свободного времени. Если раньше они проводили вечера втроём или собирались всей труппой, с песнями под гитару и разговорчиками, то теперь Моцарт и Сальери всё чаще бывают наедине. Микеле «учит» Мота искусству мужской любви. И как только сил хватает после бесконечных репетиций и спектаклей?       Тусить с остальными ребятами из труппы Мервану не особо интересно, поэтому Рим радует своим обществом Дова. В разумных пределах, конечно. И соблюдая всяческую осторожность, чтобы никто из труппы не догадался о том, какие у них с Аттья отношения. А то если Коэн о чём-нибудь узнает – Мервану не жить. И Аттья тоже – не жить с Коэном. Терпение у Альбера ангельское, это да. Но помимо терпения у него есть и самолюбие. Ну, Мерван надеется, что есть. И в очередной раз Коэн Дова точно не простит.       Дов с чудовищным графиком турне устаёт больше артистов, поэтому до секса у них с Римом дело доходит нечасто. Аттья просто некогда. Он слишком загружен всякими планами, схемами, финансовыми предложениями и прочим. Сейчас Мерван нужен Аттья не столько как любовник, а в качестве моральной поддержки и вдохновляющего символа. То есть, в его обязанности входит напоминать Аттья, что он со всем справится, делать Дову расслабляющий массаж по вечерам, выслушивая жалобы продюсера на «хор удодов» (это их труппа), «стадо баранов» (это танцоры) и «зажравшихся стервятников» (это критики). А также Мерван должен будить сладко дрыхнущего Дова по утрам чашкой крепкого кофе и составлять ему компанию по вечерам на ужин в очередном шикарном ресторане. В общем, очень ненапряжные отношения, правда, Рим при этом чувствует себя грёбаной гейшей.       Ещё Мерван звонит Анж. Практически каждый вечер, но жене, на удивление, это нисколько не надоедает. Ей всегда есть, что ему рассказать. О том, что у Рома режется очередной зубик, и он всю ночь плакал, мешая ей спать. О том, какую сынишка выучил новую фразу. О том, что дочка мадам Ренье с пятого этажа на днях вышла замуж. О какой-то «душечке-Жюдит», у которой, наконец, родилась чудесная девочка. О том, что её мать в очередной раз легла в больницу со своим больным желчным пузырем. О новом платье из какой-то там коллекции и прочей милой ерунде. Мерван всё это терпеливо выслушивает, умиляясь её непосредственности. Анж говорит, что очень соскучилась. Он отвечает, что тоже безумно по ней скучает и ему очень жаль, что у него такая собачья работа. Она спрашивает, когда он приедет, и он искренне отвечает, что не знает. Она вздыхает и говорит, что они с Рома очень его любят и ждут. Он говорит, что тоже любит её безумно и желает ей спокойной ночи. И так почти каждый день. Ему эти звонки уже набили оскомину. Зато благодаря ним их отношения с женой, кажется, налаживаются. Мерван даёт ей понять, что она нужна ему – и Анж счастлива. И это главное. А то, что он во многом лжёт и что он почти не скучает по ней – ну так это несущественные мелочи…       В Женеве Мервану совсем нечего делать. Явился Коэн – и Дов всюду таскается со своим партнёром и сопровождающими их композиторами. Микеле всюду таскается с Мотом. Предоставленный сам себе Рим даже подумывает вновь сойтись с любимым другом Массом, но потом резко меняет решение. Лучше не надо, а то от Белль потом хрен отвяжешься. Во времена «Короля-Солнце» они с Бельсито неплохо общались. Даже до секса пару раз дошло. А потом их чуть не застукал Дов, и оба благоразумно решили остаться друзьями. Масс знал о связи Рима с Аттья, поэтому предпочёл не связываться, а то ведь продюсер мог выгнать их обоих из мюзикла. Теперь Масс участвует в «Моцарте», а Рим обещал Коэну, что с Довом у него всё кончено, то есть теоретически – он свободен. И вполне мог бы закрутить роман с Бельсито, но вот незадача – сейчас ему интересен совсем другой итальянец! Который спит с одним бородатым чудовищем, которое до сих пор не умеет делать минет... Жизнь чертовски сложная и несправедливая штука!       25 апреля – день ничем непримечательный и даже скучный. Спектакль у них сегодня всего один, и тот последний и в дневное время. После представления Дов тащит Маэву и измученного Микеле на какое-то интервью. Причем Мик едет прямо в сценическом костюме, потому что «Ты три часа переодеваешься, Локонте, а мы опаздываем. Переоденешься после эфира!».       Мерван не знает, чем занять очередной свободный вечер, и решает на правах старой дружбы посидеть в каком-нибудь баре в компании Мота. Хватит им с чудищем цапаться. Это несерьёзно, в конце концов. Вмешиваться в чужое счастье проще, когда ты близок с теми, в чью постель собираешься влезть. Так что с Мотом надо дружить. И, возможно, бородатый расскажет Риму о своих отношениях с Локонте, он же такой непосредственный, такой доверчивый. А Мерван сможет почерпнуть из его рассказа какую-нибудь полезную для себя информацию, как эти отношения можно расстроить. Ухмыльнувшись, Рим идёт на поиски чудища, а вместо него встречает Бельсито.       - Свободный вечер, милый? – улыбается Масс.       - Не для тебя, дорогой, - в тон танцору отвечает Рим, усмехнувшись.       - Вот что ты всегда такой грубый? - спрашивает Масс, прищурив наглые кошачьи глаза.       - Белль, ты же знаешь, я занят. Лучше скажи, ты не видел нашего Сальери?       - Мота? А зачем он тебе? – удивляется Бельсито. – Я думал, ты по Моцарту сохнешь, - и он неприятно улыбается. Масс на редкость наблюдательная сволочь, и за это Рим его обожает. За это же он его ненавидит.       - Всё-то ты знаешь, дорогой, - вздыхает Рим.       - Конечно. Обидно, что вы все по этому Локонте так вздыхаете. Что вы в нём нашли?       - Меньше философии, милый. Ты видел Мота или нет?       - Видел, - ухмыляется танцор. – Но если ты его на ужин хотел пригласить, то ты опоздал. Он уже укатил с очаровательной мадам.       Мервану показалось, что он ослышался.       - С мадам? – переспросил Рим, удивлённо глядя на Бельсито.       - Ага, - кивнул Масс, хищно облизнувшись. – Рыжая, фигуристая мадам. На белом Порше.       Рим присвистнул.       - Не врёшь? – спросил он, и Бельсито нахмурился.       - Почему мне никто не верит? – притворно обиделся танцор. – Я ведь исключительно честный человек…       - Конечно, дорогой. И сейчас ты сказал свою лучшую ложь. Но насчёт Мота ты это серьёзно?       - Серьёзно, серьёзно, - утешил Масс, переходя на нормальный язык. – Сам охренел, когда увидел. А я наивно полагал, что он с Микеланджело мутит, а он с этой рыжей укатил. Ты бы видел, как он на неё смотрел… Интересно, откуда у него такая подружка?       Мервану тоже было безумно интересно.       - Меняю планы, дорогой. Не желаешь посидеть со мной в баре нашего отеля и подождать возвращения Мота? – спрашивает Мерван. Бельсито широко улыбается.       - С удовольствием.       ...Надежда на то, что Мот притащит свою девку в отель, мала. Ведь для этого надо быть первостатейным идиотом. Но Мерван всё же упорно вглядывается в пустую улицу, ожидая бородатого. И Мот с лихвой оправдывает его ожидания. Подружка Флорана вместе с самим Флораном подъезжают к отелю без двадцати восемь. Чудище блаженно лыбится и за руку ведёт рыжую девицу в вишневом плаще. Сквозь барное стекло их видно плохо, но сомнений в том, что Мот потащил свою бабу к себе в номер, нет. Интересно. А что если… Безумная надежда заставляет Мервана широко улыбнуться. Наблюдающий за ним Масс довольно хмыкает.       - Очередной коварный план? – спрашивает Бельсито.       - Надеюсь, - отвечает Рим.       И, действительно, когда в восемь десять в отель вваливаются уставшие Дов, Альбер, Микеле и Маэва, Рим чуть ли не подпрыгивает от радости. Микеле уже вернулся. А барышня Мота ещё не ушла… Сердце Рима начинает биться чаще. И точно не от выпитых двух рюмок коньяка.       - Дождался? – усмехается Масс, когда Мерван порывисто вскакивает с места. – Ну, удачи в разрушении очередной идиллии, - Бельсито салютует ему бокалом коньяка, а Рим поспешно выбегает в холл.       - Мике, - окликает Мерван стоящего у ресепшн в ожидании ключей от своего номера Локонте.       - Мерв, - улыбается Микеле. Они виделись всего три часа назад, но Локонте всё равно обнимает Рима и целует в обе щеки, а алжирец с наслаждением вдыхает запах парфюма Мике. Как же приятно он пахнет... Так, не отвлекаться!       - Мике, слушай, можешь мне одолжить гитару на сегодняшний вечер? – спрашивает Рим. Дурацкий повод, на самом деле, но лучше такой.       - А где твоя? – спрашивает Мик, забирая свои ключи у пожилой администраторши и награждая её очередной лучезарной улыбкой, отчего тётка в красном форменном костюме тает.       - Массу отдал, - врёт первое пришедшее в голову Мерван. Если Мик и удивляется, то ничем этого не выдаёт.       - Конечно, - отвечает Локонте, поправляя на плече чехол с гитарой. – Только это гитара Фло.       «О, я в курсе, что это гитара Фло! И я в курсе, где твоя. Именно поэтому я и спросил…»       - Пойдём к нему в номер, заберём мою, - улыбается Локонте. Мерван торжествует.       Они поднимаются по лестнице на третий этаж, проходят по коридору до двери номера Мота. Дверь не заперта (Мот точно идиот!), и Локонте её без предупреждения распахивает. Они с Мерваном заходят внутрь и…       «*б твою мать!» - это всё, о чём может думать Рим.       - Бля… То есть, простите, мадам, - это всё, что он может сказать.       Он, конечно, предполагал, что они застанут что-то подобное, но чтобы всё было настолько серьёзно... Полуголые Мот и его девица на смятой постели. Чудное зрелище. Откуда взялась эта рыжая бестия, Мерван понятия не имел, но в данный конкретный момент он был ей безумно благодарен. За то, как быстро исчезла улыбка с губ Микеланджело, когда итальянец увидел эту красотку в расстёгнутой блузке. За то, как потемнели красивые тёмно-карие глаза и плотно сжались губы Моцарта. За то, как равнодушно прозвучало его «Простите, мадам. Мы не знали, что Флоран будет не один…». Мерван бы многое отдал, чтобы узнать, как Мот будет разруливать ситуацию, но, увы, оставаться в комнате было невежливо. Это не его любовный треугольник, так что пришлось поспешно валить, сославшись на то, что ему надо в магазин за пивом. Естественно, ни в какой магазин Рим не собирался, он хотел постоять и послушать под дверью, но – тоже не судьба! Потому что буквально через минуту из номера выбежала рыжая девица Мота, на ходу поправляя на себе одежду. Похоже, чудище и Локонте будут выяснять отношения наедине. А подслушать теперь ну вообще не вариант. Что ж, придётся играть в джентльмена и провожать мадам на выход.       - Вам помочь? – вежливо спросил Рим. Женщина растерянно взглянула на него, потом кивнула и улыбнулась.       - Простите… Так неловко получилось, - бормотала она, завязывая пояс своего вишневого плаща, собирая растрепавшиеся волосы и закрепляя их заколкой, пока Мерван держал её сумочку.       - Да это мы вообще-то должны извиниться. Вламываемся друг к другу в номер, как к себе домой… Флоран же нас совсем не предупредил, что будет не один, вот мы по привычке без стука,- улыбнулся алжирец, открывая перед мадам дверь на лестницу. Барышня, кстати, была очень даже ничего. Стройная фигурка, приличная грудь, милая мордашка с большими карими глазами и полными чувственными губами. Симпатичная. Оказывается, у Мота есть вкус на баб. Вот только какого хрена чудище с ней спутался, учитывая, что он уже пару месяцев как спит с Локонте? Неблагодарная бородатая морда! Хотел заставить Мике ревновать? Или решил побыть в роли актива? Как бы то ни было, Микеле от такой выходки Мота был явно не в восторге… Интересно, чем у них там с бородатым дело кончится? Криков и звуков бьющейся посуды вроде слышно не было, а жаль.       - Я надеюсь, у Флорана не будет из-за меня неприятностей, - тихо сказала мадам, цокая каблучками по ступенькам.       - Ну что вы! Какие неприятности! Мы всё понимаем, - проговорил Рим, поддерживая даму за локоть, когда на восьмой ступеньке она неловко оступилась.       Он проводил её до машины, только что ручкой вслед не помахал, когда белый Порше красиво развернулся и скрылся за углом. Ещё минут пять Мерван постоял на улице, вдыхая свежий вечерний воздух, а потом вернулся в отель. Соблазн подняться на этаж к любимым солистам был велик, но Мерван поборол это желание и направился в свой номер. Устроился на кровати и хотел, было, позвонить Анж, чтобы отвлечься и перестать терзаться догадками, чем у Мота и Локонте дело кончилось, но не успел – в дверь его номера настойчиво постучали. Мерван удивился, лениво скатился с кровати и пошёл открывать. Щёлкнул замок – и Рим понял, что жене он сегодня вряд ли позвонит, потому что на пороге стоял Микеланджело. В куртке, с гитарой на плече, в уголках глаз – чёрные разводы от потёкшего макияжа. Он… плакал?       - Можно? – спросил Микеле и, не дожидаясь ответа, уверенно шагнул вперёд. Мерван посторонился, пропуская Мика внутрь, продолжая изумлённо смотреть на него. Зачем он пришел? Неужели… Да нет, он просто отдать гитару…       - Я всё ещё могу на тебя рассчитывать? – поинтересовался Локонте, настороженно глядя Риму в глаза. Мерван удивился, но кивнул. Итальянец повторил его жест, будто в отражении, скинул с плеча гитару, пристроив её у стены, и отрывисто попросил:       - Закрой дверь.       Мерван послушно повернул ключ. Микеле улыбнулся – а потом резко шагнул к нему, прижимая Рима спиной к двери, и до того, как алжирец успеет опомниться, накрыл его губы своими. Мерван замер. Это что, вашу ж мать, сейчас происходит? Локонте пришёл к нему в номер. Локонте целовал его. Локонте был абсолютно трезв и понимал, что делает! Охренеть!       Горячие губы итальянца касались губ Мервана, обжигая, опьяняя, сводя с ума. И Рим решил не заморачиваться на тему того, что всё это значит. Почему? Потому что Carpe Diem, чёрт возьми! Мерван просто стал отвечать на поцелуй, а вскоре уже перехватил у Микеле инициативу, уцепив итальянца за пояс штанов и крепче притянув к себе. Они целовались как какие-то обезумевшие от страсти подростки, яростно, ненасытно, не в силах оторваться друг от друга, задыхаясь от собственного безрассудства. Руки Мервана блуждали по желанному телу Локонте, а Микеле лишь крепче стискивал его плечи и прижимался к нему так пьяняще-близко, что Рим без труда мог чувствовать его нарастающую эрекцию. Микеле хотел его! О, господи, это ли не счастье? Неужели сегодня ночью безумный сон наконец-то станет явью? Сон, который снился Мервану на протяжении полугода, сон, в котором Микеланджело стягивает с себя рубашку и падает на кровать – сексуальный и прекрасный, его глаза возбуждённо блестят, он улыбается и облизывает свои сладкие губы, как бы приглашая – к поцелую, к сексу, к падению в бездну. Взгляд карамельно-карих глаз зовёт, просит, искушает. Если Локонте и ангел – то только порочный, падший, развратный, сводящий людей с ума. Но нельзя терять голову, каким бы сильным ни было желание. Их первая ночь должна стать особенной, чтобы Микеле захотел продолжения. Мерван хочет насладиться своим счастьем сполна, поэтому в своём сне он всегда был так осторожен, так нежен, даря Микеле долгую прелюдию, лаская его покорное тело руками и губами, заставляя Локонте сладко стонать от удовольствия и сцеловывая его стоны вместе с улыбкой с горячих губ итальянца…       Реальность оказалось далека от снов Рима.       - Хочу... хочу, как в Опере, - рвано дыша, прошептал Микеле, отрываясь от губ Мервана и глядя на него своими безумными, лихорадочно блестящими глазами. Этот взгляд затягивал, подчинял, и Рим чувствовал себя кроликом, попавшимся в ловушку коварного удава. Он, будто в трансе, снова потянулся к губам Локонте, но Микеле только рассмеялся - непривычным, низким смехом – и медленно отошёл от Мервана на пару шагов назад, упираясь Риму ладонью в грудь, будто отталкивая алжирца от себя.       - Как в мюзикле, - повторил Микеле, приближаясь к кровати. Мерван напряжённо наблюдал за ним, безуспешно пытаясь восстановить сбившееся дыхание.       - Будь моим демоном. Моим кошмаром. Я хочу быть твоей марионеткой, - хрипло говорил Микеле, скидывая куртку, стягивая с себя рубашку и небрежно бросая вещи на пол.       - Я буду, - сказал Мерван, в два шага оказался рядом с Моцартом и с силой толкнул его в грудь, заставляя упасть на кровать. По влажным губам Микеле скользнула лёгкая улыбка, когда Рим бесцеремонно оседлал его бёдра.       - Подчини меня, - прошептал этот невозможный человек, и Рим впился в его надменно-усмехающийся рот жёстким поцелуем. Хочешь, как в мюзикле, Мике? Хочешь, чтобы тебя подчинили? Ты будешь подчиняться, итальянская подстилка!       Мерван терзал сладкие губы своего Моцарта, одновременно расстегивая Мику ширинку и поглаживая сквозь ткань белья его горячий, наливающийся кровью член. Затем Рим крепко ухватил Микеле за волосы, заставляя запрокинуть голову и подставить шею, и заскользил языком по гладкой, солоноватой от пота коже, рисуя какие-то узоры, целуя, кусая.       - Да... О, да, так... Не жалей меня, - постанывал итальянец, крепко сжимая плечи Рима, будто боясь, что алжирец сейчас его бросит.       Не жалеть? Как скажешь, Микеле!       Мерван оставил на шее Моцарта парочку болезненных засосов, заскользил руками по гладкой груди, сильно сжал розовый сосок, резко провёл согнутыми пальцами по животу, царапая отросшими ногтями, оставляя на нежной коже ровные красные полосы. Итальянец застонал громче, послушно выгибаясь навстречу грубым ласкам.       Рим резко схватил пояс микелевских брюк и потянул вниз. Мик приподнял бедра, помогая Мервану снять с себя штаны вместе с бельём. Рим откинул ненужные тряпки на пол и, укусив Микеле за худую коленку, сам развёл его ноги в стороны. Локонте что-то бормотал на итальянском, откинувшись на подушку, закрыв глаза и медленно гладя себя по груди и животу, скользя по чувствительной коже концами разноцветных платков, обмотанных вокруг запястий. Такой желанный, такой доступный…       Рим поспешно высвободился из собственной одежды и склонился над своим любовником, чтобы продолжить эту сладкую пытку, снова поцеловал, больно прикусив нижнюю губу. Искать смазку времени не было, к тому же, Микеле сам хотел, чтобы Мерван был грубым. Поэтому, прекратив поцелуй, Рим бесцеремонно затолкал в горячий рот итальянца два пальца.       - Оближи, - приказал он.       Микеле пошло ухмыльнулся и принялся за дело с таким старанием, что Мерван не мог оторвать взгляд, завороженно наблюдая за этим в высшей степени развратным действием. Сильный, бархатный язык обвивался вокруг длинных пальцев Рима, обильно смачивая их слюной, упругие губы то плотно смыкались, как мягкие тиски, то отпускали из своего сладкого плена. Ровные зубы легонько прикусывали, обостряя тактильные ощущения. Чувствовать всё это, видеть это было невыносимо, и Мерван чуть не кончил. Он резко убрал руку, снова жадно целуя блядские губы итальянца, одновременно грубо вводя пальцы в тугое отверстие ануса. Микеле дёрнулся и, кажется, вскрикнул, но этот вскрик потонул в поцелуе, став лишь приглушенным стоном. Мерван начал плавно двигать пальцами внутри Микеле. Так узко, так горячо, так тесно! Слишком тесно… С Мотом он ведь всегда сверху. Интересно, а имел ли кто-нибудь его? Глупо, конечно, надеяться, что Мике ещё никогда, он слишком опытный для этого, и всё же… Так тесно, так горячо… Ах, Локонте, что же ты со мной делаешь!       Микеле тихо стонал, пока Мерван разрабатывал его, и потянулся, было, к своему собственному давно требующему внимания члену, но Рим не позволил ему, свободной рукой перехватив запястье Моцарта и с силой придавив его руку к кровати, оставляя на нежной коже предплечья синяки.       - Даже не думай, - ухмыльнувшись, прошептал алжирец, отрываясь от губ Локонте и глядя ему в глаза. А затем яростно укусил Микеле в острое плечо и склонился ниже, чтобы твердый член итальянца мог тереться об его живот.       - Да трахни меня уже! – выкрикнул нетерпеливый Локонте, кусая и облизывая губы.       Мерван усмехнулся и решил больше не мучить своего Моцарта. Он осторожно убрал пальцы, обхватил рукой свой собственный готовый к бою член и уже совсем, было, пристроился между бёдер Локонте, как вдруг, очень «вовремя», вспомнил кое о чём важном. Презервативы в сумке. А сумка в шкафу в другом конце комнаты! Блять!       Мерван резко отстранился от Микеле и спрыгнул с кровати. Приоткрывший глаза итальянец удивлённо уставился на него.       - Ты куда?! – ошарашенно выкрикнул Микеле со смесью обиды и страха в голосе, когда Мерван подскочил к шкафу, распахнул дверцы и стал копаться в вещах.       - Сейчас…       - Ты идиот? Можно было и без них обойтись! – недовольно сказал Локонте, когда Мерван вернулся к кровати с сумкой, из которой поспешно достал упаковку резинок. Мик всё так же лежал на покрывале, широко расставив ноги, и лениво водил рукой по своему члену, вверх-вниз, облизывая губы и насмешливо глядя на Мервана потемневшими от желания, влажно блестящими глазами.       - Нельзя, - ответил Рим, надевая презерватив. – У меня жена и ребёнок, я не могу рисковать…       - Какие мы нежные, - хихикнул Микеле, ускоряя темп движений. Рим прищурился и облизнулся: вид дрочащего Локонте был чересчур возбуждающим. Вот только мы так не договаривались, Мике.       Хищно ухмыльнувшись, Мерван отстегнул ремень от сумки, залез на постель, схватил Микеле за руки и плотно обмотал вокруг запястий плотный жгут. Вот и платки Мика пригодились – они смягчат трение ремня и на коже не останется никаких компрометирующих следов…       - Что ты делаешь? – испуганно прошептал Мик, следя за тем, как Мерван привязывает его к спинке кровати.       - Выполняю вашу просьбу, Маэстро, - шепнул Мерван на ухо Микеле, больно прикусив зубами мягкую мочку. А потом, грубо подхватив Моцарта за бёдра, приподнял его и резко, в одно движение, вошел в податливое тело. Микеле закричал и зажмурился, повернув голову набок. Кажется, ему было больно. Но Мерван хотел не этого, поэтому он крепко схватил Микеле за подбородок, поворачивая к себе его лицо. Рим сам не знал, откуда взялась эта ярость. Ревность? Обида? Слишком долгое желание – или всё вместе? Какая к черту разница? Теперь можно, и Микеле сам этого хочет!       - Смотри на меня! – приказал Рим, и Микеле послушно распахнул глаза и стал смотреть ему в лицо. Мерван начал двигаться, сначала медленно, плавно, а потом всё более резко, то с силой сжимая напряженные бёдра Локонте и оставляя на светлой коже синяки, то упираясь Мику ладонью в грудь, выкручивая соски, скользя пальцами вдоль выступающих ребер и заставляя итальянца судорожно прогибаться в пояснице от этих дразнящих ласк и глубже насаживаться на его член. Дурацкие бессчетные подвески на шее у Локонте негромко звякали в ответ на каждое движение, это было так нелепо, так странно, и Мерван, поддавшись соблазну, склонился к своему любовнику и взял одну из цепочек с висящей на ней звездой в рот. Металл был приятно холодным и легонько колол острыми краями язык. Мерван ухмыльнулся, крепче вцепившись зубами в цепочку, потянул – и Микеле послушно приподнял голову, потянувшись вслед за своей цацкой. На коротком поводке… Да, таким ты мне нравишься, Локонте. Такой послушный, такой мой!       Микеле неотрывно смотрел Мервану в глаза – и Рим с удовольствием видел, как с каждым новым толчком страх и боль во взгляде итальянца сменяются истомой, а потом - наслаждением, как взгляд его становится всё менее осмысленным, покрасневшие от поцелуев, искусанные губы приоткрываются, обменивая низкие, гортанные стоны и бессмысленный шёпот на жадные, рваные вдохи.       Чувствуя, что разрядка уже близко, Мерван просунул руку между их переплетёнными телами и крепко сжал член Микеле. Локонте благодарно выдохнул и прошипел:       - Ну, наконец-то!       Несколькими быстрыми, умелыми движениями Рим довёл Микеле до оргазма и кончил одновременно с ним, чувствуя, как горячая липкая сперма итальянца растекается у него по животу.       …А потом они просто сидят на кровати и молчат. Мерван отправляет использованный презерватив в мусорку и влажной салфеткой стирает с живота чужую сперму, думая о том, что он живёт неправильно, но, чёрт возьми, это был самый лучший секс в его жизни! Микеле, сняв, наконец, свои дурацкие платки, потирает затёкшие от крепких пут запястья. Следовало бы, наверное, закурить, но они оба не курят.       - А Мот курит после секса? – задаёт нелепый вопрос Мерван, просто чтобы хоть как-то прервать неуютную тишину.       - Нет, - спокойно отвечает Локонте, а затем зачем-то добавляет: - Но он горький на вкус…       Рим морщится. Можно было бы обойтись и без таких подробностей! А Мик, убедившись, что его запястья целы и невредимы, как ни в чём не бывало, начинает наматывать цветные тряпки обратно.       - Давай помогу, - говорит Мерван, глядя как Микеле пытается зубами затянуть на платке узелок.       Итальянец кивает и доверчиво протягивает ему руки. Мерван стаскивает с запястья Мика криво намотанный платок и нежно проводит кончиками пальцев по гладкой коже, очерчивая белые линии старых шрамов. Он не удивляется, ему кажется, что он знал об этом всегда. На левой руке, на внутренней стороне запястья – аккуратные светлые полоски. Они слишком маленькие, чтобы быть попыткой суицида, они слишком ровные и их никак не меньше 10, чтобы быть просто случайностью. Откуда они? Что это и зачем Микеле делал это с собой? Мерван не знает и пока не решается спросить. Может быть позже, когда-нибудь. Не сейчас. Поэтому он просто осторожно укутывает запястье итальянца пёстрой тканью, завязав концы узелком.       - Я могу тебе доверять? – неожиданно спрашивает Микеле, пока Мерван повторяет то же самое с его второй рукой. На которой, к счастью, шрамов нет.       - Нет, - тихо отвечает Рим после секундной паузы.       - Почему?       Мерван закрепляет второй платок и отпускает руки итальянца. А потом, поддавшись неосознанному порыву, гладит Микеле по тёплой щеке.       - Есть вещи, о которых ты мне никогда не расскажешь. И я тебя о них не спрошу. Ты не хочешь мне доверять. Тебе это не нужно. – Мерван грустно улыбается.       - Наверное, ты прав, - усмехается Локонте.       - Я знаю, - самодовольно говорит Рим, потрепав Мика по спутанным и ещё влажным у корней волосам. – А теперь, давай спать… Встань-ка…       Микеле послушно встаёт, и Рим стягивает с постели покрывало. Затем они вместе с Миком забираются под теплое одеяло, как были, обнажённые, не став тратить время на одевание, устроившись каждый на своем краю широкой кровати. Мерван чувствует лёгкое, ничем не обоснованное разочарование, поймав себя на мысли, что ему бы хотелось, чтобы Микеле обнял его. «Ну, конечно, размечтался, кретин!»       - Спасибо, - говорит Локонте, повернув голову набок и глядя Риму в глаза.       - За что? – недоумённо спрашивает Мерван.       - За всё. За то, что ты рядом… - Микеле улыбается. Почти искренне, потому что сейчас он почти счастлив, и Мерван позволяет себе улыбнуться в ответ.       - Спи. А то завтра проспим самолет, и придётся добираться до Бельгии самостоятельно.       Микеле кивает, и, натянув одеяло до самого подбородка, поворачивается на бок, лицом к Мервану, закрывает глаза – и уже через каких-то пять минут он безмятежно спит. А Рим ещё долго смотрит в лицо спящего итальянца, убеждая себя, что то, что случилось полчаса назад, было реальностью. А в голове вертится так много вопросов. Почему он пришёл? С Мотом они поссорились, это ясно. Но зачем Мик так быстро поспешил в постель к Мервану? Хотел отомстить бородатому за измену? «Ты всегда можешь на меня рассчитывать…». Решил воспользоваться обещанием Рима? Или потому, что Мике просто физически не может быть один? И что будет дальше?.. Впрочем, выяснение причин и следствий лучше оставить на утро. Главное во всём этом безумии лишь то, что Мерван наконец-то получил своё солнце. Надолго ли? Теперь это зависит от самого Рима, сможет ли он удержать Локонте.       «Спасибо… За то, что ты рядом.»       - Я рядом, пока я нужен тебе, - прошептал Мерван, целуя Микеле в горячий лоб, и итальянец улыбнулся во сне. Хотелось обнять его, прижать к себе – но Мерван не стал. Рим просто отвернулся от сладко посапывающего Локонте и, счастливо улыбаясь, заснул.       …Давно он не спал так спокойно. Давно он не просыпался так рано. По крайней мере, если верить дисплею нащупанного на тумбочке мобильника, сейчас только полпятого утра. За окном ещё темно, через открытую форточку в комнату пробралась холодная свежесть предутреннего воздуха, но Мерван совсем не чувствует холода. Ну, почти не чувствует, если быть точным, потому что если лежишь с голым задом на краешке кровати спиной к окну дождливым утром – то, как ни крути, всё равно замерзнешь. Даже несмотря на сладко посапывающее рядом с тобой Солнце. Микеле разметался по всей кровати, оттянул на себя всё одеяло и сейчас спит сном младенца, чему-то улыбаясь уголками губ. Такой милый и такой беззащитный. Рим осторожно, кончиками пальцев проводит по щеке Локонте. Мик забавно хмурит накрашенные брови и что-то невнятно бормочет. Мерван поспешно убирает руку, мысленно ругая себя. Что за идиотские сантименты? Но он не может побороть себя, хотя понимает, как это банально, как неоправданно глупо, как пошло: встать до рассвета и любоваться, как он спит. Коллега? Друг? Любовник? Какая к чёрту разница. Просто Микеланджело. Его Микеланджело. Вчерашней безумной ночью, сейчас – в короткие часы призрачного утра. И неизвестно, что будет завтра. И не хочется думать, что будет потом. Пока он здесь – и можно лежать на краешке кровати, дрожа от холода, и смотреть, как дрожат слипшиеся от туши ресницы, хмурятся и вновь расслабляются изящные брови, изгибаются в лёгкой улыбке сладкие губы. И хочется быть сентиментальным и влюблённым, снова наивным, как десять лет назад, снова счастливым…       Но, конечно, нельзя. Нельзя мёрзнуть, потому что нельзя простужаться и портить голос. Нельзя вставать до рассвета, потому что это чревато головной болью и усталостью в течение дня, а впереди – дорога в аэропорт и перелёт в Бельгию, а потом насыщенный день с расселением в новом отеле и прочая будничная суета. Нельзя, в конце концов, любоваться на сон человека, который тебе не принадлежит и никогда, никогда не будет принадлежать!       Мерван поворачивается на спину и долго смотрит в белый потолок. Потом аккуратно, чтобы не скрипнули пружины, встаёт с кровати и начинает подбирать с пола разбросанные по комнате вещи, складывая их на кресло. Заходит в ванную, чтобы справить малую нужду и полюбоваться в зеркало на счастливого и почти влюблённого идиота. Отражение с укором качает головой, вот только противная блаженная улыбка и задорный блеск в глазах никуда не исчезают. Чёрт возьми! Может, надо проспаться – и само пройдет? Мерван тихо возвращается в комнату, поднимает валяющееся на полу жёсткое покрывало и, плотнее замотавшись в него, снова устраивается на краешке кровати, стараясь ничем не побеспокоить вольготно раскинувшегося на всей остальной постели Микеланджело. Сон не идёт, но Мерван насильно заставляет себя сомкнуть веки и расслабиться, потому что ему нужно выспаться. В труппе слишком много любопытных глаз. И самые любопытные, конечно же, у Дова. Всевидящее Око, блять. Так что надо быть бодрячком, чтобы этот Саурон ничего не заподозрил…       Микеланджело что-то шепчет по-итальянски и неожиданно перекатывается Мервану под бок, властно обняв алжирца за талию горячей рукой и согревая своим ровным дыханием его шею. И становится сразу так тепло и уютно, так спокойно и приятно, что Мерван быстро погружается в счастливый сон.       Второй раз он просыпается, когда яркое весеннее солнце бесцеремонно освещает комнату своим равнодушно-белым светом. На часах – полвосьмого. Мерван потягивается – и падает с кровати, запутавшись в простыни, покрывале и – неожиданно! – одеяле! Надо же, какой Микеле заботливый, когда проснется. Встал – и вернул одеяло хозяину номера. Ну точно как Сехмет! Мерван улыбается неожиданно пришедшему в голову сравнению и начинает выпутываться из тряпичного кокона. Из ванны слышится плеск воды и негромкое мелодичное пение. Значит, Микеле уже в душе. Может, составить ему компанию? Рим сбрасывает одеяло вместе с покрывалом на кровать и, замотавшись в простыню, направляется в сторону ванной, но – не судьба! Осторожный стук в дверь заставляет Мервана громко выругаться и поменять направление движения.       Мерван поворачивает ключ, распахивает дверь – и застывает на пороге при виде сонного, растрёпанного Мота.       - Доброе утро! Извини, если разбудил, - вежливо говорит чудище, а Мерван принимает максимально невозмутимый вид, скрестив руки на груди и отчаянно молясь всем богам, чтобы Микеланджело не вздумал выходить из ванной в ближайшие минут пять.       - Чего тебе? – недовольно спрашивает Рим, глядя на бородатого исподлобья.       - Ты Микеле, случайно, не видел? – Ого, а Мот так взволнован, что даже не обратил внимания на грубый тон и внешний вид Мервана. Как будто ходить по номеру голым и в простыне в порядке вещей. Ну и отлично.       - Нет, - чистосердечно врёт Рим. – А что случилось?       - Он не ночевал в своём номере.       - Ты уверен? Может, просто уже ушёл?       - Нет, - отрывисто говорит чудище, помотав головой. – Я его всю ночь прождал под дверью.       Чего-чего? Ну ни хрена ж себе, как Мот раскаивается! Правда что ли, всю ночь? Прищурившись, Мерван пристально разглядывает сонную бородатую физиономию с красными, как у кролика, глазами и приходит к выводу, что Сальери не соврал.       - Звонить не пробовал? – равнодушно спрашивает Рим и прислушивается к шуму льющейся воды. Петь Локонте, к счастью, перестал – и слава Богу!       - Телефон отключён.       Ну, ещё бы он был не отключен! Вчера Микеле был явно не настроен выслушивать нытьё бородатого!       - Ты точно его не видел, Мерв? Я беспокоюсь! Куда он мог деться, чёрт возьми? Я ведь… А вдруг с ним из-за меня что-то случится? – Мот зарывается пальцами в чёрную гриву и потерянно смотрит Риму в лицо, закусив губу. Флоран в отчаянье. Наивное дитё. Знал бы Мот, что на самом деле «случилось» с Микеле… На миг Мервану хочется всё рассказать, открыть Моту правду о том, где Мике провёл прошлую ночь, но здравый смысл побеждает в битве с банальным злорадством. Не надо. Микеле это не понравится. Поэтому Мерван лишь задумчиво проводит рукой по волосам, застревая пальцами в непослушных жёстких кудрях, а потом вдруг хлопает себя по лбу, изображая «озарение».       - А, блин, совсем из головы вылетело! Я же видел его! Точно! Вчера, когда из магазина возвращался, я встретил его возле отеля. В девять или что-то вроде того. - Мерван очень надеется, что со временем он ничего не напутал. Вроде, было без двадцати девять, когда Микеле пришёл к нему в номер. Хотя вспомнить время сложно, учитывая, что последовало дальше… - Мик был с каким-то мужиком. Представил мне его как своего старого друга. Клода, что ли…       - Клода? – удивлённо переспрашивает Мот и хмурит брови, очевидно пытаясь вспомнить, не рассказывал ли Мик ему хотя бы раз о каком-нибудь Клоде.       - Вроде Клода. Или Кристофа? Не помню… Мик сказал, что они с этим Клодом, цитирую, «вечность не виделись». И они пошли в какой-то бар отмечать встречу. И, похоже, им есть, что вспомнить, раз Локонте всю ночь в баре проторчал… Видишь, не только у тебя есть знакомые в Женеве, герой-любовник, – Мерван задорно подмигивает Моту, с удовольствием отметив, как чудище едва заметно вздрогнул и виновато отвёл взгляд. – Извини, кстати, что мы вчера так вломились. Надеюсь, твоя девушка не в обиде? Оставила тебе номерок? Как зовут эту пташку? Такая красотка…       - Мерв, не надо, - просит Мот, даже как-то жалобно. Мерван внутренне торжествует, но внешне позволяет себе лишь удивлённо приподнять брови.       - Стесняешься что ли? Тю… Гордиться надо, Фло!       - Я не хочу о ней говорить! – раздражённо прерывает Мот, уже почти злится. – Ты точно видел Мике? В каком он был настроении?       А интересный вопрос… «Отымей меня, я весь твой» - это настроение? В любом случае, Моту об этом рассказать нельзя, хотя очень хочется.       - В нормальном он был настроении, - отвечает Рим. Бородатый начинает его бесить. Хотя чудище понять можно: в том, что Локонте не вернулся в свой номер, виноват именно Мот. Ну, точнее, Мот и его рыжая проститутка. – Даже в хорошем, он ведь друга своего встретил!       - Ты уверен? Ты не врёшь? – с отчаяньем в голосе спрашивает Сальери, но по его лицу Мерван видит, что Флоран готов принять эту ложь за чистую монету, потому что она звучит правдоподобно, а главное – успокаивающе.       - А зачем мне тебе врать, Фло? Странно, что он тебя не предупредил, конечно… - На последней фразе Мот нервно дергает уголком рта, и Мерван, закусив щёку, прячет довольную улыбку. Ах, какой же кайф издеваться над чудищем! - Не переживай за нашего Моцарта. Объявится, никуда не денется, - справившись со своим лицом, воодушевленно продолжает Рим свой спектакль.       - Но почему тогда телефон выключен? А что если с ним всё-таки что-то случилось…       Блять, до чего же Мот зануден!       - Почему ты всегда такой мнительный, а, Фло? Всё с Локонте в порядке, он взрослый мальчик и сможет позаботиться о себе! – насмешливо говорит Мерван, плотнее заматываясь в простыню и переступая с ноги на ноги, потому что пол, сука, холодный. – Не надо так переживать. Вернётся Локонте, я тебе гарантирую! Так что послушай мудрого дядю Мервана и иди лучше вздремни хотя бы часок, - добавляет Рим, окинув Мота оценивающим взглядом. – Ужасно выглядишь…       - Да? – растерянно спрашивает чудище, устало потирая глаза. Он сейчас реально очень измотан, и Мерван с удивлением думает, что ему даже жаль Флорана. Чуть-чуть.       - Да. Послушай моего совета, Фло. В дороге Дов тебе расслабиться не даст, так что лови момент, пока есть время до отъезда. Сейчас ещё восьми нет, а мы отправляемся в десять, насколько я помню... Хочешь, я за тобой зайду через полтора часа? Чтоб ты точно самолёт не проспал? – Рим сам удивляется, как заботливо звучит его голос.       - Нет, спасибо. Я, наверное, лучше в душ, - бормочет Мот и разворачивается, чтобы уйти. Мерван уже почти позволяет себе облегчённо выдохнуть, но тут Мот резко оборачивается и спрашивает:       - Он точно у Клода?       Вот же дотошная бородатая морда!       - У Клода, у Клода. И он точно вернётся, - утешает Мота Мерван. Чудище кивает и бредёт по направлению к лестнице. Мерван качает головой и закрывает дверь, упираясь в тёмное дерево горячим лбом. Кажется, пронесло.       - Ты соврал Фло, - раздаётся сзади спокойный голос Локонте. – А Клод, кстати, живёт в Брюсселе…       Рим улыбается.       - По-твоему, надо было сообщить Моту, что ты всю ночь был у меня, и мы трахались? – насмешливо спрашивает Мерван, закрывая дверь номера на ключ и поворачиваясь к Микеле. – Я… Ой, бляяя…       - Ага, я об этом же подумал, когда себя увидел, - усмехается Микеле, рассеянно проводя рукой по мокрым после душа волосам. Из одежды на Локонте только его цветные платки, прикрыться полотенцем он, похоже, не счёл нужным.       - Это я тебя так? – ошарашенно спрашивает Мерван, с ужасом оглядывая итальянца: бордовые пятна засосов на шее, следы зубов на правом плече, царапины на животе, аккуратные синяки на бёдрах.       - Ну а кто ж? – Микеле широко улыбается. – Красавец, да? – Он задорно подмигивает Мервану, а Рим чувствует сухость в горле и жар в паху.       - Не то слово, - хрипло отвечает Мерван и, не в силах побороть соблазн, в два шага подходит к Микеле вплотную, прижимая стройное тело к стене.       Мик не пытается его оттолкнуть, коварно улыбаясь и глядя на Мервана из-под густых ресниц блестящими глазами. Прекрасный, порочный, желанный… Мерван впивается в мягкие губы итальянца настойчивым поцелуем, скользя руками по обнажённым бёдрам, крепко сжимая ягодицы. Микеле усмехается – и отвечает на поцелуй, сомкнув руки у Рима на пояснице и притягивая его ближе к себе. Платки на запястьях итальянца мокрые, они приятно холодят разгорячённую кожу. Локонте ведёт руки вверх – и на спине Рима остаются широкие влажные дорожки. Простынь за ненадобностью падает на пол бесформенным белым комом. Мерван зарывается пальцами в мокрые волосы Локонте, придавив его к стене своим телом, чувствуя, как итальянец возбуждается, и возбуждаясь от этого сам. Это похоже на какое-то безумие, но оно слишком прекрасно, и его не хочется прерывать. От Микеле пахнет гелем для душа и свежестью, от Мервана – похотью. Кожа к коже, и каждое прикосновение как будто обжигает… А тихие, невнятные стоны Локонте – лучше любой музыки. И Мерван хочет их слышать! Поэтому он отпускает губы Микеле, чтобы итальянец мог стонать в голос, не сдерживая себя. И Локонте стонет, когда Мерван начинает целовать его шею, плечи, грудь – нежно, ласково, будто прося прощение за вчерашнее. Микеле откидывает назад голову и закрывает глаза, когда Мерван медленно ведёт языком влажную линию от соска до пупка, опускаясь перед Миком на колени, покрывает ласковыми поцелуями исцарапанный живот, слизывая маленькие капельки воды, запутавшиеся в блядской дорожке волосков от пупка к паху. Когда Мерван облизывает головку его члена, Локонте с шумом выдыхает и насмешливо спрашивает очень хриплым голосом:       - Мне надеть презерватив, или так справишься, cauto mio?       - Справлюсь, - усмехнувшись, отвечает Мерван, подключая руки и несильно сжимая яички.       Локонте стонет громче, когда Рим берёт его член в рот и начинает очень умело ласкать губами и языком. Вообще-то Мерван давненько не практиковался делать минет, но он уж точно способнее Мота, потому что Локонте лишь бессмысленно перебирает пальцами его волосы, другой рукой цепляясь за угол, чтобы не упасть, кусает губы и бормочет что-то маловразумительное. И слышать эту невнятную белиберду на итальянском, сопровождающуюся хриплыми стонами, - удивительно приятно! Это заводит ещё больше! А уж как у Микеле получается музыкально вскрикнуть, когда в середине процесса Рим аккуратно вводит в итальянца сначала один, а потом два пальца, начиная аккуратно растягивать напряженное колечко мышц, лаская Мике изнутри и одновременно продолжая ритмично двигать другой рукой и губами по возбуждённому члену любовника. Судя по усилившимся стонам, Локонте испытывает истинное наслаждение. Мерван мысленно улыбается. Он не забыл, как доставить удовольствие мужчине. Спасибо Дову, Массу и ещё парочке парней, имена которых Рим уже даже и не помнит…       Пытка чересчур сладка, так что даже несмотря на всю микелевскую выдержку, она не может длиться бесконечно.       - E' una cannonata! – выкрикивает Микеле, кончая и почти падая от настигшего его оргазма, но Мерван вовремя поддерживает сползающего по стене итальянца за талию. Мик счастливо улыбается и тянется за поцелуем – но Мерван лишь усмехается. Нет, Мике, другие планы! И как удобно, что вешалка с курткой совсем рядом, а в кармане, помнится, всегда есть конвертик из фольги, на всякий случай…       - Ты невозможен! – хохочет Локонте, когда Мерван с ловкостью фокусника вытаскивает из кармана своей куртки презерватив и быстро его надевает. Рим засовывает себе в рот пальцы, обильно смочив их слюной и спермой Микеле, а потом проводит рукой по своему члену, нанося на него эту импровизированную смазку. Вот интересно, а получится ли у них когда-нибудь трахнуться с нормальной смазкой? Микеле снова смеётся, обнимает Мервана за шею, кусая алжирца за ухо и начиная посасывать его серёжку. Анж и Дов тоже так любят делать… И это чертовски приятно, на самом деле! Мерван оставляет на плече Моцарта ещё один засос, поднимает стройную ногу Локонте и осторожно входит в узкое отверстие. Микеле прекращает играть с его серьгой и зло шипит какое-то длинное заковыристое ругательство. Мерван замирает, дав Локонте привыкнуть к члену внутри себя, расслабиться. И лишь когда Микеле снова прикусывает его ухо и сжимает плечи, Мерван позволяет себе сделать ещё одно неторопливое движение. Он входит медленно, постепенно продвигаясь всё глубже. Микеле сначала болезненно дёргается от каждого толчка, а потом начинает помогать Мервану, подавшись назад, насаживаясь на член любовника. Сдерживаться так сложно, но ради Микеле Мерван старается и двигается плавно, пока итальянец, качая бёдрами, пытается поймать нужный угол. Наконец, Локонте это удаётся, и он, больно впившись пальцами в плечи Рима, жарко шепчет ему на ухо:       - Сammin*!       И Рим начинает двигаться в яростном и упоительном для обоих ритме, целуя усмехающиеся губы Микеле, лишая их обоих столь необходимого воздуха, но обостряя тем самым ощущения до предела. Локонте исступлённо двигает рукой по своему собственному члену, а Мерван лишь крепко сжимает бедро Мике, помогая итальянцу удерживать ногу на весу, оставляя новую порцию синяков на этом совершенном теле, второй рукой упираясь в стену.       Микеле кончает первый, откинув назад голову и, кажется, больно стукнувшись затылком о стену. Пара резких толчков – и реальность и для Мервана взрывается на миллион радужных осколков. И почему-то сложнее всего в этом безумии – не выкрикнуть имя того, кому он обязан этим неземным наслаждением. Но Мервану, к счастью, хватает рассудка вовремя перевести сорвавшееся с губ «Микеле…» в «Mais quelle… bien-être**». Как же хорошо, что французский язык богат на созвучия!       А потом они оба устало сползают на пол, продолжая сжимать друг друга в отчаянных объятьях.       - Ты – космос! – говорит, смеясь, Мерван, целуя Локонте в покрытый испариной лоб.       - Я знаю, - улыбается итальянец, озорно проводя языком по губам Мервана. – Ты тоже.       Это чертовски приятно слышать. А анализировать события последних десяти минут и минувшей ночи Мервану совсем не хочется.       - В душ? – предлагает он, поднимаясь на ноги и протягивая Локонте руку.       - Снова, - кивает Микеле.       …Странная ночь, сменившаяся странным утром. Здравый смысл, кажется, ещё вчера остался за дверью номера. А стоять под тёплым душем, подставляя лицо упругим струям и скользя мыльными ладонями по горячему стройному телу, чувствуя, как в ответ сильные руки скользят по твоему собственному – блаженство. И, возможно, они бы занялись сексом ещё раз – но в тесной душевой кабинке это небезопасно, к тому же, кажется, ещё одного оргазма на голодный желудок тело просто не выдержит.       А потом они, как ни в чём не бывало, сидят на кровати и пьют из стеклянных стаканов быстрорастворимый кофе. Мерван уступил Локонте фен, и итальянец развлекается, пару минут суша голову, пять минут направляя жужжащую машинку на Рима. И ладно если бы по делу, так нет – дурачащийся Мик направляет поток горячего воздуха не на мокрые волосы алжирца, а ему на живот. Изверг. Впрочем, ладно. Мервану всё равно противопоказано сушить волосы феном, а то он рискует выглядеть как одуванчик – с шапкой распушённых кудрей. Микеле он об этом не говорит, потому что тогда итальянец точно высушит его голову феном – из вредности. Всё-таки Микеланджело странный. Вроде взрослый, но иногда впадает в детство и становится похуже Мота…       На часах девять утра. Через час отправляться из отеля, а Локонте, кажется, никуда не торопится.       - Тебе не пора в свой номер? Вещи собрать? В десять мы с чемоданами должны быть на ресепшн, и лучше не опаздывать, - ненавязчиво напоминает Мерван. Микеле сидит на кровати и, включив мобильник, сосредоточенно что-то удаляет. Судя по нахмуренным бровям и холодному взгляду – пропущенные вызовы от Мота. На миг Мике поворачивается к Риму и уже собирается что-то ответить на его вопрос, но в этот момент телефон начинает вибрировать у него в руках. Мик смотрит на дисплей – и улыбается. Мерван на краткий миг перестаёт дышать. Неужели, Мот?       - Pietro! Ciao! – радостно восклицает Локонте в трубку, и Мерван позволяет себе облегчённо выдохнуть. Дальше Рим, естественно, ни черта не понимает, потому что Локонте что-то быстро тараторит по-итальянски, возбуждённо расхаживая по комнате. Мерван наблюдает за ним краем глаза, увлечённо собирая вещи в сумку. Наконец, Локонте прощается со своим собеседником и задумчиво стучит телефоном по подбородку, невидяще уставившись в одну точку.       - Что-то случилось? – интересуется Рим.       Мик вздрагивает, выходя из своего оцепенения, и смотрит ему в глаза.       - Да, - отвечает итальянец. – Мне надо вернуться в Париж.       Вот так новости! Интересно...       - Зачем?       - Дела, - улыбается Микеле, и Мерван понимает, что большего Локонте ему не скажет, но… - Пьетро решил меня навестить.       Мерван вопросительно поднимает брови.       - Мой брат, - поясняет Микеле. – Прилетает на пару дней в Париж… Я должен с ним встретиться.       - Ну, раз должен – лети, - соглашается Мерван.       - Думаешь? А как же наше турне и Дов? – спрашивает Локонте, закусив губу.       - А что турне? До выступлений в Брюсселе три дня. На первом спектакле всё равно будет играть Нуно – это старая добрая традиция. Думаю, ничего страшного, если 30 числа тоже сыграет он…       - Нет, 30 я уже вернусь, - уверенно говорит Локонте.       - Тем более! – улыбается Рим. Хотя он далеко не в восторге, что Мике отправится в Париж, пусть даже и к брату. Потому что где гарантия, что к брату? Хотя – Мервана же это вообще-то не должно волновать, куда и к кому летит Микеле. Но ведь волнует, да ещё как! Чёрт…       - Поговоришь с Довом? – просит Микеланджело, умоляюще глядя Риму в глаза одним из тех своих фирменных взглядов, которым нельзя отказать. – Чтобы он меня не уволил за своевольное поведение…       - С него станется, - усмехается Рим. – Но, не переживай, я тебя отмажу.       - Спасибо! – восклицает Микеле, повиснув у Рима на шее и обжигая звонким чмоком его щёку. Так мило и… по-дружески! Как будто это не он полчаса назад кусал губы и стонал, как порядочная шлюха, пока Мерван его трахал! Нет уж, Локонте, в этот раз сделать вид, что ничего не произошло, я тебе не дам! И, кажется, пора всё-таки прояснить ситуацию!       Поэтому Мерван крепко обнимает итальянца за талию, притянув его к себе, и, глядя в насмехающиеся карие глаза, мягко спрашивает:       - Мике, тебе не кажется, что нам нужно поговорить?       - О чём? – изображает недоумение Микеле, продолжая развязно улыбаться.       - То, что произошло… - начинает Мерван.       - Ты жалеешь? – прерывает его Локонте, нахально приподняв бровь.       - Нет, но…       - Значит, давай без анализаторства, ладно? Мне было очень хорошо. И тебе, насколько я понял, тоже?       - О, да, - кивает Рим и решает не церемониться. – Значит ли это, что я могу рассчитывать на продолжение?       - А почему бы и нет, - широко улыбается Локонте, соблазнительно облизнувшись. Чёртов искуситель. Мерван притягивает его к себе ещё ближе и, склонившись, шепчет в самое ухо:       - А более конкретно?       - Да, - выдыхает Микеле ему в губы и скрепляет своё согласие поцелуем.       - Но почему? – спрашивает Рим, когда итальянец наконец отрывается от его губ.       - Потому что ещё немного, и ты изнасилуешь меня прямо на сцене, на J'Accuse Mon Père. А Солалю нельзя так волноваться, я уж молчу про девушек и зал, - и этот демон снова издевательски улыбается.       - А знаешь, ты прав, - отвечает Мерван, звонко хлопнув Микеле пониже спины.       - Я всегда прав, - ухмыляется Локонте и снова целует его. Хитрец. Хочет избежать самого главного вопроса. Но Мерван не поддаётся и, прервав сладкий поцелуй, серьёзно смотрит Локонте в глаза.       - Что насчёт Мота? – спрашивает безжалостный Рим. Глаза Микеле темнеют, улыбка исчезает с красивых губ.       - Считай, что у нас с ним всё кончено, - жёстко говорит итальянец.       - Неужели? – издевательски переспрашивает Рим.       - Да. Я ему ничего не обещал, - пожимает плечами Локонте.       - Мике? – требовательно просит Рим. И Локонте не выдерживает.       - Мне надоело, Мерв! – резко говорит Мик, недовольно мотнув головой. - Надоела его забота. Его наивность. Надоело, что он нянчится со мной, как с маленьким! Что он постоянно обо мне беспокоится… Как будто ему больше делать нечего! Сazzo! К тому же, он вмешивается в мою жизнь. Он хочет всё обо мне знать. Он просит от меня слишком многого. Того, что я не могу ему дать… Фло всё усложняет. Я не думал, что у нас с ним всё зайдет так далеко… Понимаешь? – он заглядывает Риму в глаза.       «Ты вообще не думал, Локонте. Вот это мне совершенно ясно. А в остальном – ни хрена я тебя не понимаю!»       - Понимаю, - произносит Мерван вслух, и Микеле благодарно улыбается.       - Так будет лучше. Прежде всего – для него… Он тоже со временем поймёт…       «Ага-ага, поймёт. Что ты с ним играл, пока тебе этого хотелось. Что же ты за человек, Микеланджело?»       Но что-то Мерван не о том думает. Такими темпами он ещё начнёт жалеть чудище, а ему этого не надо.       - Обещай, что не будешь усложнять? – просит Локонте, серьёзно глядя Мервану в глаза.       Рим понятия не имеет, что это значит, но сейчас он готов пообещать Микеле, что угодно.       - Обещаю, - говорит Мерван, и Мик снова жадно припадает к его губам. И приходится использовать всю силу воли, чтобы остановить его, потому что, чёрт возьми, так Мерван точно опоздает к назначенному времени.       - Возьмёшь мою гитару? – спрашивает Мик, направляясь, наконец, на выход. – Я не хочу таскаться с ней в Париж и обратно. А тебе, кажется, она была вчера нужна, - и он насмешливо улыбается.       - Окей, - говорит Рим, и Мик перебрасывает ему гитару. Мерван ловко ловит музыкальный инструмент, взамен бросая итальянцу свой шарф.       - Надень. Не надо шокировать людей следами нашей страсти.       Мик рассеянно гладит свою шею и улыбается.       - Не люблю эти штуки, - жалуется Локонте, стоя у двери и криво повязав шарф.       Мерван качает головой, кладёт гитару на кровать, подходит к итальянцу и завязывает шарф правильно.       - Привыкай, - шепчет он Мику на ухо, легко целует в губы и буквально выталкивает из своего номера. ______________________________________ название "Лови момент", если кто не дружит с латынью )) * Давай! Остальные фразочки - непереводимый итальянский фольклор. **автор ни разу не парле франсе, так что фраза априори неправильная, но в значении "Как же хорошо!" ))