Талисман

You make me sick because I adore you so I love all the dirty tricks And twisted games you play on me Space dementia in your eyes MUSE

      9 мая 2010. Дижон. День 9-й.       Сегодня Мот впервые понимает, насколько он стал неприятен Микеле. Сегодня итальянец впервые не сдержался, сменив вежливое игнорирование, к которому Флоран уже почти привык, на отвращение. Потому что именно отвращение промелькнуло в глазах Локонте, когда во время репетиции сцены в Опере он с силой оттолкнул руку Флорана. А ведь Мот просто-напросто хотел поправить Микеле подвернувшийся воротник его сюртука, который нелепо топорщился.       - Убери от меня руки, - зло шипит Мике, раздражённо глядя Моту в глаза. Флоран послушно отступает на шаг назад, закусив губу. Ему обидно и больно, как если бы Мик его ударил. Лучше бы Мик ударил, чем эта ненависть в любимых карамельных глазах...       Локонте резко разворачивается и уходит со сцены. Извиняться он не намерен. Флоран горько усмехается, Мот почти не удивлён такому поведению итальянца, а вот танцоры, ставшие невольными свидетелями этой сцены, недоумевающе переглядываются.       - Это было грубо… Чего это наш Моцарт стал таким невежливым с вами, месье Сальери? – присвистнув, интересуется у Флорана Сильван. Мот со злой насмешкой смотрит на «красавчика». Потому что «так будет лучше», конечно, неужели непонятно?       - Потому что нашему Моцарту больше по душе дублёры, - раздаётся звонкий голос, и, обернувшись, Флоран встречается глазами с Тамарой. Танцовщица пристально смотрит ему в лицо, так, будто сейчас она отвечала не Сильвану, а обращалась лично к Моту.       - Что? – удивлённо переспрашивает Флоран. Тамара уже хочет что-то сказать, но не успевает.       - Ничего, Флоран, - вовремя вмешивается подошедший Масс, обнимая девушку за талию и холодно глядя ей в глаза. – Наша Тома сегодня не выспалась и с самого утра говорит какую-то ерунду. Верно, Фернандо? – весело спрашивает Бельсито у танцовщицы.       Тамара смотрит на Масса рассерженным взглядом. Ну, или Флорану кажется, что рассерженным, потому что уже в следующий момент девушка ослепительно улыбается.       - Ты прав, Масс, - говорит Фернандо, а Бельсито довольно кивает. – Извини, Флоран, - добавляет она, посмотрев на Мота.       - Пойдём, моя прелесть, порепетируешь со мной вместо Саши, - ухмыляется Масс, легко подняв девушку на руки и унося прочь. Фло провожает их обоих недоумевающим взглядом. На что намекала Фернандо? Мот не догадывается, но, к счастью, он знает, у кого можно об этом спросить.       ...Ямин Диб – очень наблюдательный и рассудительный человек. Раньше Флоран с комедиантом были просто хорошими приятелями, но за последние две недели на фоне... случившегося... месье Диб стал для Мота лучшим другом. Потому что, в отличие от всей остальной труппы, в отличие от того же Солаля, Ямин не смотрел на сходящего с ума от своей тоски Флорана с ненужным сочувствием, а взялся решать эту проблему.       - Хватит тебе киснуть, Мот, - заявил однажды Диб после репетиции. – Ты пиво любишь? Я тут в Дижоне одну пивную знаю, там обалденное пиво. Пойдёшь со мной сегодня вечером?       И Фло пошёл. А что ему ещё делать? Снова запираться в номере и пялиться в потолок, прокручивая в голове сегодняшний день, когда Микеле его снова игнорировал, или безнадёжно погружаясь в воспоминания о том, как ещё совсем недавно они с Микеланджело были счастливы…       Сальери и Розенберг собираются в дижонской пивной после каждого спектакля. Парочка бокалов пива не слишком отрицательно скажется на здоровье, не так ли? К тому же, Флорану на своё здоровье уже плевать. Это последнее, что его сейчас заботит. А учитывая то, сколько он в последние дни курит, умрёт он, скорее, от рака легких, а не от цирроза. Вот такой мрачный у Фло теперь юмор, Ямин этого не понимает, но терпит. И слушает, пока захмелевший Мот в красках расписывает ему своё нынешнее состояние. Сначала Флоран не хотел откровенничать. Стеснялся, не решался. Ведь кто такой Ямин, по сути? Посторонний человек! А потом Мот понял, что нет, Диб не посторонний. Он друг, которому можно доверять. Которому можно высказаться – и станет легче. А Ямин слушает молча, качает головой, но не смотрит с осточертевшей жалостью, и это самое главное.       Сегодня они выпивают больше, чем обычно. Потому что сегодня было последнее представление в Дижоне, и уже завтра им в этой пивной не сидеть, а жаль, Моту тут нравится.       - Как думаешь, что Тамара имела в виду? – спрашивает Флоран у Розенберга, пересказав ему вкратце сегодняшнее происшествие на репетиции.       Диб залпом допивает свой пятый по счёту бокал пива и долго, пристально, и даже как будто с жалостью смотрит Флорану в лицо.       - Ты действительно ничего не замечаешь, Фло? Или просто не хочешь замечать? – спрашивает, наконец, комедиант немного заплетающимся языком.       - Чего не замечаю? – наивно интересуется Мот.       - Что твой любимый Локонте спит с Мерваном, конечно! - напрямик отвечает Ямин совершенно серьёзным тоном. Так что несмотря на то, что Диб уже немного пьян, Мот понимает, что он сказал правду. А ещё Флоран понимает, что то, что он по наивности принимал за дружескую поддержку, на самом деле оказалось вовсе не дружбой. И картинка становится целой, как будто вернули недостающую деталь пазла. Но целостность не делает её правильной.       - Но… У Мервана ведь жена… Ребёнок… - только и может сказать Фло, как-то беспомощно глядя Ямину в глаза.       - Ох, да когда это кого-нибудь останавливало! – отвечает Диб, усмехнувшись. - То есть, может, кого-то бы это и остановило, но только не нашего Мервана. Он чудовище, скажу я тебе… Месье Рим привык жить в своё удовольствие, к тому же у него удивительно терпимая супруга. Или удивительно слепая и глухая, - Розенберг начинает смеяться, кажется, он уже совершенно пьян.       И Флоран тоже пьян. Поэтому в голове нет никаких лишних мыслей, там царит кристальная ясность. Кажется, древние говорили, что в вине истина. В пиве, похоже, тоже есть её зачатки, потому что Моту отчетливо вспоминается разговор с Коэном двухнедельной давности. «Если любишь его – постарайся его не потерять…», «Некоторые люди любят вмешиваться в чужое благополучие», «Зависть – порок не только Сальери, но и обычных людей». Фразы, одна за другой, всплывают в памяти. Альбер ещё тогда предупреждал Флорана, а он ничего не понял. И потерял того, кого любит…       - А ты, я смотрю, не очень удивлён, - прерывает размышления Мота Ямин, положив голову на скрещенные на столе руки и глядя на Флорана хмельными глазами. - Догадывался?       - Да, - отвечает Мот, чтобы не казаться полным идиотом. Хотя полный идиот он и есть. Он догадывался, но он сделал неправильные выводы. Отмахнулся от правды, потому что она была слишком болезненна. – И Коэн меня, кажется, предупреждал, - добавляет Фло после секундной паузы, задумчиво почесав бровь.       - О да, уж Коэн-то знает, как никто другой, - вдруг понимающе кивает Ямин.       Фло снова удивлённо смотрит на Розенберга, но Диб уже слишком пьян, его клонит в сон и он не торопится развивать свою мысль, поэтому Флорану приходится спросить:       - Почему?       Пару секунд Ямин думает, стоит ли отвечать, или просто пытается собрать разбегающиеся мысли в кучу.       - Потому что Мерван – счастливый талисман Дова. И Коэн вынужден Рима терпеть. Вот уже который год, - всё же говорит Ямин. Смотрит в удивлённо расширившиеся глаза Мота и, выругавшись, добавляет: - Зря я это сказал… Ой, зря… Фло, будь добр, сделай вид, что ничего не слышал, и быстренько обо всём забудь…       - Такое забудешь, - криво усмехается Мот, а мозг отчаянно пытается справиться с огромной массой новой информации. Вот так поворот! Мерван и Микеле… Альбер и Дов… Дов и Мерван… Охренеть просто, как любит выражаться сам Рим.       Флоран думает, что должен ненавидеть Мервана. Но ненависти почему-то нет. Мот ведь давно смирился с тем, что Мик теперь с Римом. Просто Фло думал, что как друзья, оказалось – как любовники. Но какая уже разница? Для Флорана это мало что меняет, потому что Микеле к нему всё равно не вернётся. И за что ему ненавидеть Мервана? За то, что Микеле его выбрал? В этом Рим не виноват. За то, что Микеле с ним счастлив, стал снова улыбаться и больше не плачет на спектаклях, не срывает голос на Розах, не выглядит так, будто умрёт на следующем Вивре окончательно? За это Флоран Мервану благодарен, потому что для Мота по-прежнему главное – это счастье Локонте. А свою обиду он как-нибудь переживёт. Потому что именно обиду он сейчас чувствует, не ненависть, не ярость – а нелепую, почти детскую обиду. Раньше они были друзьями. Он, Микеле и Мерван. Теперь он напивается в баре с Розенбергом, дрочит по ночам, вспоминая, как хорошо ему было с Микеланджело, а сам Мик спит с Римом и игнорирует Фло.       - Это несправедливо, - бубнит Мот, роняя голову на твёрдую столешницу. И он настолько нетрезв, что готов разрыдаться от жалости к себе.       - Это жизнь, - отвечает ему не менее пьяный Ямин. – Жизнь справедливой не бывает. Привыкай.       11 мая 2010. Лион. День 11-й.       Флоран и Микеле заявлены от труппы для участия в ежегодном фут-концерте, и Моту это не нравится. Совсем. У него нет настроения и сил на внеплановый сеанс лицемерия. Хватит и того, что они с Микеланджело изображают «дружбу» на интервью и спектаклях. А в дурацком фут-концерте пусть кто-нибудь другой поучаствует.       - Кто, например? – спрашивает Дов. – Солаль уже староват для таких мероприятий, он мне сам сказал. Просто отвертеться хочет, конечно, но ему можно. Или ты предлагаешь девочек отправить? Мелиссу, может быть? Вот только с мячом наша Алоизия будет смотреться ещё более нелепо, чем с гитарой, уверяю тебя, - пытается пошутить Аттья, но Мот последнее время не в состоянии оценить ничьи шутки.       - А Мерван? – напоминает Фло, потому что это было бы идеально: отправить Локонте вместе с его любовником.       - А Мерван не может. У его жены День Рожденья, так что я его отпускаю в Париж…       Ого! Интересно, а Микеланджело знает? Бедный Локонте, он, наверное, будет скучать… Мысли полны злорадства, но сердцу всё равно больно. Флоран закрывает глаза, делает глубокий вдох – а потом умоляюще смотрит на продюсера. Но взгляд Дова не обещает ему ничего хорошего. Аттья уже принял решение и менять его не намерен, а значит, мяч в лионском Дворце спорта предстоит гонять именно Моту.       - Я не умею играть в футбол, - предпринимает Флоран последнюю, заранее обречённую на провал попытку разжалобить продюсера.       - Глупости, Фло. Футбол – это чистая формальность, ты же знаешь. Не думаю, что Амель Бент и Клэр Кейм играют лучше. Ну, на крайний случай, будешь вместо группы поддержки, - смеётся Аттья, по-дружески похлопав Мота по плечу. Флоран натянуто улыбается.       ...Вместо группы поддержки на фут-концерте выступал не Мот, а Локонте. Микеле, который с самого утра вёл себя немного странно, был в три раза улыбчивее и в два раза болтливее, чем обычно, видимо, просто захотел размяться перед предстоящим матчем таким оригинальным способом. А Патрик Фьёри решил ему в этом помочь. Всё, что оставалось Флорану – это стоять в сторонке и с открытым от изумления ртом наблюдать, как итальянец и Патрик отплясывают под зажигательную “Bad boys”. Получалось у них не то, чтобы очень синхронно, зато вполне артистично. А уж как Локонте вилял бедрами! Девушкам из группы поддержки стоило бы у него поучиться! Всё-таки Локонте прекрасно танцует. Локонте вообще прекрасен во всём. Но он Флорану не принадлежит, поэтому ревновать его глупо. Тем более – к кому? К натуралу Фьёри? Абсурд же! Вот только Флоран всё равно ревнует…       Патрик поднимает Мика на руки, чтобы тот сделал «ласточку». Мот сжимает кулаки. Локонте становится позади Фьёри, очень близко, и они, взявшись за руки, делают волну. Мот скрипит зубами от досады и отворачивается. И встречает сочувствующий взгляд Мэтта Покора. Чёрт возьми! Даже здесь его преследуют эти сочувствующие и псевдо-понимающие взгляды! Никуда от них деться…       Впрочем, самый большой минус фут-концертов всё-таки не футбол, а именно концерт. Потому что на сцене сегодняшняя неадекватность Микеланджело, кажется, достигла своего апогея. Сначала всё было вполне терпимо. Пока Флоран, фальшивя, страдал в микрофон осточертевшую Симфонию, Локонте просто обнимался с кудрявой бэк-вокалисткой и забывал о главном – подпевать. Моту подпевали гитаристы и толпа, а не Локонте. Это было обидно, но все укоризненные взгляды Флорана в свою сторону Микеле как обычно игнорировал. В отместку, Мот решил на исполнении The Wall игнорировать Микеланджело. Он отвернулся от Локонте, решив принципиально смотреть на соло-гитариста и только на него. И с треском провалился в этом деле, как только вкрадчивый голос Микеле произнёс, почти прошептал в микрофон:       - Did you ever wonder Why we had to run for shelter When the promise of a brave new world Unfurled beneath a clear blue sky…       От того, как Мик это говорил, у Флорана мурашки побежали по коже. Так чувственно и так опасно…       - Does anybody here Remember how she said that We would meet again Some sunny day? – продолжал Микеле своим невероятным голосом, проглатывая окончания, стирая границы между словами, заставляя привычный английский звучать как-то иначе, как какой-то неземной язык.       - Does anybody else in here Feel… the way… I do? – прошептал Микеле, а Мот забыл, как дышать. И хотелось наплевать на всё, повернуться и закричать: «Я! Я чувствую так же, как ты! Я чувствую тебя!». Но он не успел, к счастью. Микеле сам закричал в микрофон:       - You… Hey you… you…       А Флорану показалось, что Локонте зовёт его. Но это, конечно же, просто слова песни и больное воображение Мота. У Локонте есть Мерван. Флоран Мику не нужен, поэтому итальянец ещё две недели назад поставил точку в их отношениях, и все попытки Фло превратить её в обнадеживающее многоточие – тщетны и бессмысленны.       …Микеле творит на сцене что-то невероятное. Никогда раньше он не позволял себе такого. «Зачем, зачем, зачем ты делаешь это, Микеле?» - отчаянно думает Мот, наблюдая краем глаза за Локонте. А итальянец будто в трансе. Танцует только ему известный танец, кружится на месте, облизывает губы и закрывает глаза, запрокидывает назад голову, подставляя шею под жадные взгляды толпы… А как он поёт? Да и поёт ли? Разве эти вскрики, этот хриплый полушёпот с томным придыханием можно назвать пением? О нет, нет! Это мастерское соблазнение, секс в чистом виде. Это изощрённая пытка для Флорана, от которой никуда не деться. Поэтому Мот терпит. Мот сосредоточенно перебирает струны гитары, бессовестно сбиваясь с ритма, радуясь, что есть музыканты: соло-гитарист (кажется, Бруно… или Бернар?), бас-гитарист, этот парень в нелепой футболке с портретом какого-то бородатого Генриха, красавица-Таис за клавишными и барабанщик Николя. Эти ребята чётко играют свои партии, поэтому Мот может спокойно фальшивить, выступление из-за него не пострадает.       Микеле упоённо выводит строчки припева, сбиваясь с шёпота на крик. Микеле марширует на месте, забирается на колонку и начинает вилять бедрами, как заправская стриптизёрша. Микеле нервно откидывает со лба прилипшую чёлку и рвано дышит. Мот старается не смотреть в его сторону, чувствуя нарастающую эрекцию. Потому что то, что творит Микеланджело на сцене, возбуждает. Чёрт возьми! Хорошо, что есть гитара, которая надежно прикрывает выпирающую ширинку его чересчур узких брюк. Микеле специально устроил этот спектакль, Флоран не сомневается в этом. Публика беснуется вместе с итальянцем, хотя вряд ли все эти восторженно вопящие курицы понимают, что сейчас происходит на их глазах. Потому что их любимые артисты сейчас не поют песню, о нет! Они занимаются сексом, прямо на сцене, не касаясь друг друга, даже не замечая друг друга.       Локонте повсюду, он не может стоять на месте, он мечется по сцене, как он всегда мечется в постели. Он рвано дышит, стонет, хрипит и вскрикивает в микрофон. Ему ни капельки не стыдно. Флорану жарко, он проклинает свою чересчур тёплую кожаную куртку и тяжело дышит, стараясь не смотреть в глаза второго гитариста, который, кажется, начал догадываться и наблюдает за Мотом с мерзкой улыбкой. Флоран ужасно фальшивит, пытаясь спеть свой куплет, подпевая Локонте на припеве. Голос его подводит, и вместо чистого вокала у Мота выходит какой-то хриплый рёв. Конечно, зрители воспринимают это как должное, они, очевидно, решили, что он снова изображал свой любимый гроул, а у него просто в горле всё пересохло и штаны невыносимо жмут. И хочется хоть как-то снять это проклятое напряжение. И руки непроизвольно прижимают гитару ближе, чтобы жёсткий корпус инструмента касался стоящего колом члена. А рядом, в полуметре – Локонте. Который уже перецеловал бэк-вокалисток и теперь бессовестно виснет на гитаристе – не на Флоране, а на «Бруно-Бернаре», обнимая мужчину за плечи и зачем-то нежно взъерошив ему волосы. Мот скрипит зубами, отходя подальше от микрофона, закусывает до крови губу и закрывает глаза, чтобы не смотреть. Желание разбить гитару о голову проклятого «Бруно» на миг становится даже сильнее, чем желание заняться сексом с Локонте или хотя бы подрочить. Но Флоран сдерживается, стискивая в пальцах не ноющий член, а жёсткий гриф инструмента, и представляя, что это шея ненавистного гитариста.       Когда песня заканчивается, Мот не считает нужным тратить время на то, чтобы бурно прощаться с публикой, как они обычно делают на всех шоукейзах. Точнее, делали, пока не… поссорились? расстались?.. пока Микеле не бросил его, потому что «так будет лучше». Но сейчас это неважно. Мот бросает в микрофон краткое «Адью!» и не слишком-то вежливое «Мерси!», бросает последний измученный взгляд на Локонте – итальянец смотрел только на зрителей – и поспешно уходит, почти сбегает со сцены. Идёт, почти бежит по длинному коридору до мужской уборной. В туалете пусто. Ну, конечно, все артисты и организаторы концерта ещё на сцене, а фанатов за кулисы сегодня не пускали. Флоран заходит в самую дальнюю кабинку, закрывает дверь на задвижку и поспешно расстегивает сначала ремень, потом молнию на штанах, спускает резинку трусов и крепко сжимает в пальцах свой твёрдый член. Пара движений вверх-вниз – и становится немного легче. И плевать, что время и место – не совсем подходящие, а точнее, совсем неподходящие, главное сейчас – снять это проклятое напряжение, причиной которого был проклятый Локонте!       - Ненавижу тебя, Локонте, - беззвучно шепчет Мот, откидывает голову назад, касаясь затылком холодного кафеля стены и начиная ритмично двигать рукой. Он дышит шумно и тяжело, с губ вот-вот сорвутся стоны, но ему хватает здравого смысла понять, что этого допустить нельзя. Поэтому Флоран затыкает себе рот кулаком, упираясь языком в солоноватую от пота кожу костяшек пальцев. Вместо поцелуя… Вместо усмехающихся губ одного итальянца.       «Чудовище. Ты бессердечный монстр, Локонте», - думает Мот, зажмурив глаза. Раньше он мастурбировал, используя воображение. Теперь у него для этого есть воспоминания… Под закрытыми веками скользят яркие образы. Ещё совсем недавно они с Микеланджело были так счастливы…       Обнажённый Микеле склоняется к Флорану и горячо целует в губы, властно протолкнув свой бархатный язык в открытый рот француза. Это коварный манёвр, излюбленный приём Мике: отвлечь внимание противника и напасть. Потому что пока Флоран с упоением отвечает на поцелуй, хитрый Локонте скользит влажными от смазки пальцами в ложбинку между ягодиц и осторожно начинает подготавливать своего любовника.       Микеле обожает долгие прелюдии, он всегда невыносимо нежен и никогда не трахнет Флорана до тех пор, пока тот сам его не попросит. Мику нравится, когда Мот умоляет взять его.       - Пожалуйста, Мике, - отчаянно шепчет Флоран, глядя в блестящие и упоительно-тёмные глаза Локонте.       - Плохо просишь, - усмехается итальянец.       - Scopami… Mikele, - с трудом вспоминается более подходящее словечко на чужом языке.       - Ммм… Уже лучше. Но у тебя по-прежнему отвратительное произношение, Фло. Надо над этим работать…       Флоран обижается на такое замечание, но не спорит. Если он, не дай бог, начнет спорить, Микеле устроит ему урок итальянского. Прямо сейчас. Потому что Мике чёртов садист. Он любит помучить не только Мота, но и себя. Флоран прекрасно видит, что Локонте сдерживается из последних сил. Фло точно знает, что когда Мик вот так прищуривает глаза и кусает нижнюю губу – он на пределе. И достаточно одного быстрого взгляда вниз – на пульсирующий от напряжения член итальянца с увлажнившейся от смазки головкой, – чтобы убедиться в этом. Но Локонте слишком гордый и слишком любит свои игры. И надо просто ему подчиниться.       Флоран поворачивается на живот и приподнимает бёдра, подставляясь. Поза унизительная для него и весьма соблазнительная для Локонте, потому что итальянец не может сдержать сдавленного стона, жадно облизнувшись.       - Mikelangelo… Per favore! – мягко говорит Флоран самым бархатным тембром своего голоса, на который только способен сейчас, обернувшись к Мику и просяще заглядывая итальянцу в глаза. Локонте улыбается, и Мот с облегчением понимает, что наконец-таки попросил правильно.       - Con piacere, caro mio(1), - выдыхает Микеле ему на ухо, подхватывает Фло под живот, заставляя прогнуться в пояснице, ещё больше отставить задницу, и входит до самого основания, резко, но очень бережно. Тело пронзает острая вспышка боли, и Флоран не успевает сдержать обиженного вскрика, за что Локонте извиняется, начиная целовать его спину – но поцелуи эти не мягкие и нежные, а жадные, больше похожие на укусы, потому что итальянец действительно не может и не хочет больше сдерживаться. Несколько осторожных толчков – всё ещё болезненных, но Флоран терпит, не смея сказать, что ему неприятно. Потому что главное, чтобы Микеле было хорошо… А итальянец понимает всё без слов, ему даже не нужно видеть лица Флорана, с закушенной от боли губой и зажмуренными глазами. Локонте прекрасно выучил язык тела Мота и знает, что когда Флоран вот так сводит лопатки и вжимает голову в плечи, судорожно комкая в пальцах простынь – ему больно.       - Расслабься, - просит Микеле, замедляя темп движений, ласково поглаживая шершавой ладонью живот Мота, склонившись к нему и рисуя языком влажные узоры на спине француза. Это безумно приятно – не сами прикосновения, а такая забота и нежность Микеле, поэтому Флоран действительно расслабляется. А Микеле меняет угол проникновения, находя нужный, правильный, и вот уже мышцы Флорана снова судорожно сжимаются – но уже не от боли, а от наслаждения. Теперь каждый толчок члена Микеле гонит по телу волны блаженства, и Флоран стонет от удовольствия. В унисон с Локонте, наслаждаясь мелодичными стонами своего любовника и красивым звучанием непонятных итальянских слов, слетающих с губ Микеле. Принадлежать любимому человеку – счастье…       Флоран впивается зубами в собственный кулак, ускоряя движения руки на своем члене, крепко сжимая подрагивающую плоть. И спустя ещё пару секунд он кончает, шумно выдохнув и обессиленно привалившись спиной к стене. Горячая липкая сперма стекает по пальцам ослабевшей руки, а горячие и на редкость едкие слёзы текут по щекам. Как же он жалок! Как ничтожен… Вот до чего довёл его этот солнечный мерзавец! Горькая усмешка кривит губы Мота, в груди уже зарождается истерический смех, но Фло сдерживает это безумие.       - Ненавижу тебя, Локонте, - свистящим шёпотом повторяет себе Флоран, будто напоминая, что теперь это единственно правильное чувство, которое он может испытывать к итальянцу. Вот только это всё ложь. Он может говорить о ненависти сколько угодно – а в сердце по-прежнему только любовь. И он прощает Локонте – за то, что этот монстр с ним сделал, и за то, что ещё сделает. Потому что всё, чего хочет Флоран – чтобы Локонте вернулся. Он нужен Моту, как воздух. Он стал для француза слишком необходим. Но вот проблема – Локонте не из тех, кто возвращается.       Флоран снова усмехается, резко мотнув головой и стерев ребром ладони неуместные слёзы. Затем, оторвав кусок туалетной бумаги, вытирает перепачканные спермой пальцы, и, бросив бумагу в унитаз, спускает воду. Убедившись, что на одежде нет никаких компрометирующих пятен, застёгивает штаны и выходит из кабинки. Медленно моет руки, рассматривая себя в большом зеркале. Выглядит он, оказывается, не так кошмарно, как он думал. Хотя глаза у него сейчас грустные и бесконечно несчастные.       - You are pathetic, Flow, - сообщает Флоран своему отражению, зачем-то по-английски, потому что так фраза звучит более красиво и пафосно. Мот закрывает кран и проводит по лицу влажными ладонями, остужая разгорячённую кожу. Затем приглаживает растрепавшиеся волосы, некстати подумав, что снова использовал уборную не по назначению, как в тот раз, когда они с Микеланджело… Нет, не думать об этом! Не вспоминать! Флоран стискивает зубы, ударяя кулаком о стену. Сколько ещё это продлится? Сколько ещё его будет словно разрывать на части от каждого воспоминания о счастливых минутах с Локонте? Мот, конечно, справится, он сильный, но пока что невидимые раны в его сердце слишком свежи, а воспоминания ещё такие чёткие, что это всё невыносимо.       Невыносимо хочется курить. Флоран скользит влажной ладонью в карман собственной куртки и вытаскивает пачку сигарет. Как оказалось, пустую. Фло начинает нервно смеяться. Идиот, какой же он неисправимый идиот и растяпа. Вечно у него всё заканчивается в самый неподходящий момент. Бензин, сигареты, терпение… Кретин! Он заслужил всё, что с ним сейчас происходит!       Дверь в уборную со скрипом открывается, и Мот вынужден прекратить свою маленькую истерику, хотя вошедший парень, кажется, всё равно слышал его безумный смех. Интересно, о чём он подумал?       - О, ну наконец-то! – радостно восклицает парень, глядя куда-то за спину Фло. Мот оборачивается. Висящая на стене табличка большими синими буквами уведомляет, что здесь можно курить. Очередное издевательство. Курить можно, а сигареты кончились…       - Бро, ты же не против? – спрашивает парень, доставая сигарету и вопросительно глядя на Мота. Его хриплый голос возвращает Флорана в реальность, заставляя отвлечься от грустных размышлений.       - Нет, всё в порядке, - отвечает Флоран глупую банальность, а про себя добавляет «…кроме того, то я идиот и неудачник, который потерял свою любовь…».       Пришедший щёлкает зажигалкой, вновь прервав самокопания Мота. Флоран резко трясет головой, будто надеясь выкинуть из неё, хотя бы на время, все лишние мысли, и решается попросить у парня сигарету – но не успевает, потому что тот уже сам протягивает ему пачку. Флоран улыбается и вытягивает сигарету, а парень заботливо подносит ему горящую зажигалку.       - Спасибо, вы меня спасли! - восклицает Мот, делая желанную затяжку. Он мечтал об этом последние несколько часов! Потому что с самого начала концерта покурить времени не было…       - Пустяки, бро! – говорит парень, пожав плечами. – Слушай, а ты ведь Флоран, да? Флоран Мот? – неожиданно спрашивает он, а Фло удивлённо поднимает брови.       - Да, - осторожно отвечает Мот, потому что когда тебя знает человек, которого не знаешь ты – это странно.       - Круто! – восклицает парень. – Ты же в мюзикле играешь? В этом… ну, который про Моцарта? Ты сегодня пел песню оттуда, да? Я от этой песни просто тащусь! Je voue mes nuits а l'assasymphonie аux requiems, - начинает он напевать Симфонию. – Пам-пам-парам-на-на- je sème, - продолжает импровизировать, не зная дальше текста. – Обалденная штука, бро! – выносит он свой вердикт, одобрительно кивнув и звонко хлопнув Мота по плечу.       Флоран невольно морщится. Ему не нравится такая «свойская» манера общения незнакомца. И вообще – что это за тип? Говорит и ведёт себя, как какой-то фанат. Но не может же он и впрямь быть фанатом, их сегодня не пускали за кулисы. К тому же его лицо кажется Моту смутно знакомым.       - А ты кто такой? – спрашивает Флоран. Вопрос получается не слишком уж вежливым, но его собеседник ничуть не обижается, а лишь дружелюбно улыбается Флорану, глядя на него своими непроницаемыми чёрными глазами.       - Ассан, - говорит парень и протягивает руку. Флоран отвечает на рукопожатие, вопросительно приподняв брови. Имя ему ничего не говорит.       - Ааа, купился! – довольно улыбается парень, хитро прищурив свои чёрные глаза и тряся указательным пальцем перед носом растерявшегося Мота.       - Ассана Аттье никто не знает, да, - продолжает парень с усмешкой. – Ну, тогда давай попробуем ещё раз, бро, - он снова протягивает Флорану руку. – Я Икар.       Флоран изумлённо открывает рот и на это рукопожатие отвечает гораздо охотнее. Потому что Икара он знает. Но, как оказалось, не в лицо…       - Мне нравятся твои песни, - признаётся Мот, умолчав о том, что только недавно услышал по радио всего одну его песню «J'y crois encore»(2). И понравилась она Фло не из-за музыки и голоса исполнителя, а просто потому, что идеально описывала его собственное душевное состояние в последние пару недель.       - Правда, нравятся? Рад это слышать, бро! Мне тоже нравится то, что я делаю! А продюсеры мне таких слов сказать не спешат,– сообщает певец, дымя сигаретой, а Мот с улыбкой думает, что от скромности этот товарищ точно не умрёт.       - Слушай, бро… А твой друг… он всегда такой странный? – вдруг спрашивает Икар.       Фло невольно вздрагивает – обычная его реакция в последние дни на всё, что так или иначе связано с Локонте, а потом усмехается. «Друг». Хотелось бы ему, чтобы они были хотя бы друзьями. Но они не друзья. Они бывшие любовники, которые стали безумно чужими друг другу.       - Нет, обычно Микеле спокойнее, - говорит Флоран вслух. Икар хмыкает, а потом что-то достаёт из кармана своей куртки.       - Тогда, я думаю, это его. - Певец протягивает Фло тонкую пластинку из фольги. Таблетки?! - У него из кармана на сцене выпало. Я хотел ему отдать, но не успел. Он уже уехал с Патриком и Жан-Батистом. Ты передаешь ему? Вы же с ним вместе…       Флоран чуть было не поправил парня, что нет, они с Локонте больше не вместе, а потом всё-таки сообразил: Икар имел в виду, что они вместе выступают.       - Передам, - кивает Фло, продолжая вертеть в пальцах блистер из плотной фольги.       - Сильная штука, - вдруг говорит Икар, и Флоран изумлённо смотрит на него. – И мешать их с алкоголем и энергетиками нельзя. А твой приятель перед концертом две банки «Рэд Булла» выпил. Так что неудивительно, что его крыло, - парень усмехнулся.       - А что это? Наркота? – спрашивает удивлённый Фло.       Икар хохочет.       - Ты что, нет, конечно! Антидепрессанты.       Флорану показалось, что он ослышался.       - Что?       - Или анксиолитики? Чёрт, всё время их путаю, - бормочет Икар, делая глубокую затяжку и выпуская дым в сторону зеркала.       А Флоран, кажется, забывает, как курить. Он просто стоит с тлеющей сигаретой в одной руке и пластинкой таблеток – в другой, и пялится на всезнающего парня.       - А ты откуда знаешь, что это за таблетки? - наконец, получается у Флорана задать вопрос.       - А у меня брат на них одно время сидел. Жюльен с детства очень впечатлительный. Поэтому когда умер дедушка, его стало крыть. Психовал, по ночам спать нормально не мог, кошмары его мучили, всё ему мёртвый дед являлся во сне и ругал, что, якобы, это Жюльс виноват, что он умер. Короче, долгая там история. В итоге бро к мозгоправу повели, а там ему и прописали эту штуку. Помогла, успокоился… Вот только принимать эту гадость нужно по инструкции, а то побочных эффектов куча…       Мот долго смотрит на парня, пытаясь переварить услышанное. Потом вспоминает о сигарете, на автомате подносит её к губам и делает глубокую затяжку. Помогает, думать и дышать становится легче.       - Ты тоже странный, - говорит Фло, стряхивая пепел в умывальник и пристально глядя в матово-чёрные глаза.       - Эм, ну да, есть немного, - Икар снова одаривает собеседника широкой белозубой улыбкой, а Флорана вдруг посещает нелепая мысль, что когда он улыбается – он немного похож на месье Аттья*. Недаром у них с продюсером фамилии созвучны. Может, стоит их познакомить?       - Ну, ладно, бро, рад был познакомиться, - говорит Икар, затушив сигарету о край раковины и выбрасывая окурок в мусорную корзину. Мот тоскливо вздыхает, заметив, что и его сигарета уже догорела, а из-за того, что он большую часть времени удивлялся, а не курил – свою дозу никотина он не получил, а организм требовал.       - Тебе нужны? – вдруг спрашивает догадливый Икар, снова протягивая Флорану свою почти полную пачку. Мот кивает, собираясь вытащить одну, но Аттье качает головой и улыбается.       - Забирай все, бро. В другой раз, может, ты меня выручишь, - он подмигивает Флорану и идёт на выход. – И ещё… Ты следи за своим другом. Ему сейчас, по ходу, хреновато, раз он эту дрянь принимает…       Ах, если бы это было так просто! Следить за Микеле… За ним теперь следит другой человек. Хотя теперь у Флорана появился интересный вопрос: а хорошее настроение Локонте в последние две недели – это заслуга Мервана или лекарств?       - Я прослежу, - говорит Флоран, потому что Икару знать о сложных отношениях в их труппе всё равно не следует.       - Ну, окей! Будешь в Париже – приходи на концерт, - улыбается певец.       - Спасибо, - благодарит Флоран. То ли за приглашение, то ли за сигареты, то ли за то, что Икар, сам о том не догадываясь, помог Флорану узнать один из секретов Локонте…       ...Разумеется, отдавать таблетки Мику Флоран не стал. Зато решил найти в интернете информацию о препарате под названием «Atrimetoxe»(3). И то, что он нашёл, его не обрадовало.       … подавляет эмоциональную и аффективную реактивность, чувство страха и беспокойства, прекращает угнетённое настроение… для симптоматического лечения тревожных состояний, страха, бессонницы, повышенной раздражительности, вялости, апатии, утомляемости, ангионеврозов… побочные эффекты: гипотония, нарушение аккомодации, сухость во рту, тошнота, рвота… усиление действия наблюдается при приеме алкоголя…       «Тревожные состояния? Страх? Бессонница? Боже, Мике… Что с тобой происходит? И почему ты не хочешь, чтобы я был рядом? Я ведь просто хочу помочь…»       13 мая у Флорана День Рождения. И Микеле сделал Моту самый лучший подарок: не пришёл на спектакль. Решил, что они не смогут достойно сыграть «лучших друзей» в этот раз? Конечно, зрители ведь совсем не поймут, если Микеле Локонте не поздравит от души своего «лучшего друга» Флорана Мота. А Мику уже чертовски надоело играть две роли сразу: Моцарта и себя прежнего, который всё так же любит и ценит Фло. Ему надоели эти фальшивые улыбки и объятья на поклоне. Им обоим надоели, точнее. Поэтому Флоран искренне благодарен Локонте за то, что сегодня его нет.       А следующие три дня спектакли прогуливает Мерван. Ну, как прогуливает… По официальной версии Рим страшно заболел ангиной. На самом же деле Аттья его просто отпустил, потому что к Клоуну приехала жена вместе с ребёнком. Мерван, оказывается, не поехал в Париж на День Рождения супруги, видимо, не захотел разлучаться с Локонте. А соскучившаяся Беранжер сама прилетела в Лион… «Интересно, Риму это понравилось?» – злорадно думал Мот. И хватит ли у Мервана наглости познакомить жену со своим любовником?       Наглости Мервану хватило, потому что 17 мая Беранжер вместе с Романом пришли на спектакль. Клоун познакомил супругу со всей труппой. И с Локонте в том числе. Жена и любовник месье Рима солнечно улыбнулись друг другу, она – открыто и искренне, он – натянуто, но столь мило, что заметить эту натянутость мог только Флоран, который очень остро чувствовал все эмоции Локонте. А в глазах итальянца Мот увидел страх. Мике боялся эту женщину, неизвестно почему, конечно, но боялся точно. Она была ему неприятна. Локонте был с ней очень вежлив, как он вежлив со всеми женщинами, но старался слишком много с ней не общаться. А она, наоборот, именно к итальянцу проявила особый интерес. Неужели что-то почувствовала? Неужели поняла? Женщины ведь гораздо наблюдательнее мужчин, к тому же она замужем за Мерваном… сколько? Помнится, Рим как-то обмолвился, что в этом году они отмечают третью годовщину… Естественно, за три года жена выучила своего мужа, все его привычки и повадки, так что вполне могла понять, что он ей изменяет. И, может быть, даже догадывалась, кто из мило улыбающихся ей людей на самом деле волк в овечьей шкуре, который спит с её мужем. Хотя… Ну да, в их труппе таких «волков», как минимум, двое…       Беранжер понравилась всем. Эта милая и улыбчивая женщина с густыми каштановыми волосами была действительно очаровательна. Такая тёплая и светлая. Южная… Они чем-то похожи с Микеле, так что Мервана можно понять. То есть, именно поэтому – непонятно, зачем Риму Локонте, если у него такая замечательная жена? Как ему не стыдно изменять такой красавице? И у них ведь есть ребёнок. Прекрасный малыш, такой же улыбчивый, как его мать, хотя и чертовски похож на своего отца. С сыном Рима нянчится вся труппа, но особенно Маэва и Ямин – вот уж кто действительно обожает детей и, что удивительно, прекрасно умеет с ними ладить. Флоран вот не умеет. К тому же его останавливает то, что этот мальчик – сын Рима. Сын этого мерзавца Рима. «Мерзавца, с которым Локонте счастлив, - насмешливо добавляет безжалостное подсознание. - Ты не смог сделать его счастливым. Так что позволь ему быть счастливым с другим, раз ты его так любишь». И Флоран позволяет. Он ведь почти простил Мервана. Точнее, ему казалось, что он простил – до сегодняшнего дня. Потому что знать, что Рим изменяет такой замечательной женщине, предаёт свою семью… Нет, это слишком неправильно! Мот такого понять не может. Даже счастье Микеле не стоит таких жертв.       - А я же говорил тебе, что он чудовище, - радостно сообщает Ямин, когда они с Флораном после концерта вместе выходят из здания Дворца Спорта.       - Она знает, что он ей изменяет?       - Дурак, что ли? Конечно, нет! А ты хочешь рассказать? – прищурившись, интересуется Диб. – Хочешь отомстить ему таким образом?       - Нет, - качает головой Флоран. Он не собирается ничего рассказывать. Потому что во-первых, это не его дело. А во-вторых – незачем делать несчастной ещё и эту женщину. Пока она ничего не знает и думает, что у неё замечательный любящий муж. Пусть так и остаётся.       - Идиот он, на самом деле, - вдруг говорит Ямин. – И не ценит своего счастья… Как бы ему за это не пришлось поплатиться…       - Жизнь несправедлива, - вздыхает Флоран. – Так что, думаю, не придется…       А ещё у жизни и судьбы есть свои любимчики. Флоран в их число не входит, а вот Мерван, похоже, как раз из них.       21 июня 2010. Тулуза. День 52-й.       Близится к концу первый сезон мюзикла. Осталось всего 10 спектаклей – и Дов отпустит своих подопечных на каникулы. В отношениях Микеле и Флорана ничего не поменялось: итальянец всё так же равнодушен и холоден, Флоран всё так же одинок, и надежда на то, что это когда-нибудь изменится, тает с каждым днем. Но отказываться от неё совсем Флоран не хочет. Ему приятнее думать, что всё-таки… когда-нибудь… всё исправится. Жизнь несправедлива, да, но она же и непредсказуема.       Совместных эфиров стало меньше, изображать лживую дружбу стало проще. Флоран уже привык к этой роли, как он привык к роли Сальери. Теперь это просто часть его работы. Он может абсолютно спокойно смотреть в глаза Микеланджело – и ему больше не больно от того, что всё, что он в них видит – это безразличие. Он надежно запечатывает свою боль в текстах песен. Он пишет почти каждую ночь – грустные, пропитанные болью строки. Оказывается, боль – прекрасный источник вдохновения. Как он мог об этом забыть? Помнится, 12 лет назад, когда он расстался с Мари, он тоже спасался песнями и стихами. Ничего не меняется…       За 52 дня с момента «так будет лучше» их отношения с Микеле стали удивительно пустыми, но вполне стабильными. Но 21 июня эта стабильность снова летит к чёрту.       ...Флоран ненавидит Дова за его дурацкие гениальные идеи. Очередная блажь продюсера – Мот и Локонте должны с «благотворительной миссией» посетить La Maison des Parents(4) при Тулузском Детском Госпитале. Флоран снова пытается отказаться от поездки, как пытался отказаться от участия в фут-концерте, и снова у него ничего не выходит. Мот убеждает продюсера, что вообще не умеет общаться с детьми, поэтому лучше послать вместо него Солаля или Мервана, но Аттья глух к его просьбам.       - И почему снова Мервана, Фло? Почему тебе так и хочется припрячь месье Рима к участию в таких мероприятиях? Он от них ещё со времён «Короля-Солнце» успешно отлынивает, скажу тебе по секрету, - с широкой улыбкой сообщает Аттья, а Мот лишь раздражённо думает: «Потому что вы ему благополучно разрешаете это делать… Он же ваш любимчик. А вернее сказать – любовник!» Хорошо, что Дов не владеет легилименцией и не может читать мысли, а то бы Флорану сильно досталось за такие рассуждения.       ...Микеланджело с утра просто сияет. Он очень воодушевлён, очень приветлив и прекрасен. Он снова будто тёплое солнце, готовое согреть всех и каждого своим ласковым взглядом и милой улыбкой. Даже на Флорана Локонте сегодня, в порядке исключения, смотрит без ставшей привычной холодности, что безмерно приятно. Хотя поумневший за эти полтора месяца Мот не спешит радоваться и думает, а не совместил ли Мик снова свои таблетки с алкоголем или энергетиком? Впрочем, запаха спирта от Микеле не чувствуется, а энергетик он бы купить не успел, потому что они вышли из отеля, сразу сели в такси и приехали сюда. Похоже, у Локонте просто хорошее настроение.       Когда они входят в здание, их встречает строгая женщина в деловом костюме и в очках – мадам Изабель Делиль, директриса, которую Микеланджело тут же расцеловывает в обе щеки, отчего мадам сразу же тает и теряет всю свою напускную важность. О, да, женщины всегда теряют голову от ласкового Локонте, он по-прежнему влюбляет в себя с первого взгляда. Директриса велит им следовать за ней и начинает показывать и рассказывать, как устроен La Maison des Parents. Мот держится очень тихо и скромно, зато Локонте снова центр вселенной: улыбается, говорит за них обоих, восторгается каждой комнатой, сыплет комплиментами, рассуждает о том, как важно то, что эти люди делают, рассказывает, что уже бывал в подобном заведении в Париже при госпитале Святого Мартина (и когда, интересно? Что-то Флоран такого не припоминает…), в общем Микеле ведёт себя как Микеле. А Мот просто любуется им, потому что давно не видел Мика в таком искренне хорошем настроении.       Когда экскурсия по дому закончена и Локонте, кажется, похвалил каждую стену в этом дурацком здании, они всё-таки собираются в большой комнате отдыха, чтобы, наконец-таки сделать то, зачем они сюда приехали – спеть! Пока Микеле о чём-то мило беседует с родителями и воспитателями, Флоран оккупирует удобное место за пианино и начинает скользить пальцами по клавишам. Вскоре бессмысленная импровизация превращается в правильную мелодию Bohemian Rhapsody. Флоран всегда обожал эту песню – мелодичную, красивую, с надрывной грустью в каждой строчке. Он начинает петь, вкладывая в привычный английский текст неподдельные чувства и эмоции. Получается весьма проникновенно, Флоран вполне доволен собой. Публика, тоже, кажется, оценила, награждая его дружными аплодисментами. Мот улыбается, а потом к нему подходит кудрявая девочка и вручает ему бумажный цветок.       - Спасибо, - совершенно искренне говорит Мот, и девочка улыбается. – Тебе понравилась песня? – спрашивает Флоран у ребёнка.       - Да, - она кивает. – Но только это грустная песня, месье… И вы грустный. Почему?       Флоран удивлённо смотрит в проницательные и не по-детски понимающие карие глаза девочки. А потом ему становится стыдно. Они ведь приехали сюда, чтобы подарить этим детям и их родителям капельку радости в этот пасмурный и удивительно не-летний для конца июня день, а он поддаётся собственной меланхолии и играет какие-то тоскливые мелодии. К тому же, Микеле ненавидит Рапсодию, это Флоран тоже внезапно вспоминает. Поэтому Мот заставляет себя улыбнуться и обещает ребёнку, что сейчас они будут играть весёлые песни. Малышка улыбается ему в ответ и знакомит его со своим плюшевым медвежонком по имени Альфред.       - А Альфред любит грустные песни, - говорит девочка, очевидно, чтобы утешить немного стушевавшегося Флорана. Неужели у него и правда все эмоции на лице написаны, так что даже дети читают его, как открытую книгу?       - Значит, предыдущая песня была для Альфреда, - говорит Фло, погладив малышку по тёмным кудрявым волосам. Она смеётся и снова возвращается к остальным зрителям, а Мот берёт в руки гитару и перебирается на стул к окну. Микеле садится напротив него, а посередине, на стул между ними, забирается какой-то мальчик лет пяти, кажется, – светлоглазый, с аккуратно причёсанными русыми волосами, очень бледный и не по годам серьёзный.       - Хочешь сидеть с нами, Люк? – спрашивает Микеле с доброй улыбкой. Мальчик настороженно кивает. Кажется, он не особо разговорчив. А Локонте, видимо, уже перезнакомился со всеми детьми… Ну да это же Микеле, с улыбкой думает Флоран и берёт первые аккорды Тату-муа. Не совсем подходящая песня для детских ушей, зато весёлая, а он обещал девочке с плюшевым медведем весёлую песню.       О том, что он опять забыл свой медиатор, Флоран вспоминает в самый последний момент. Почему он такой растяпа? Риторический вопрос, но не прерывать же выступление из-за этого? Придётся терпеть… Отыграть Тату-муа можно и так, там партия не очень сложная. После New York avec toi пальцы начинают немного побаливать, но Мот не подаёт виду. Следующая на очереди Симфония – и вот тут начинаются проблемы. Потому что играть Симфонию без медиатора больно. Но Фло упрямо продолжает. Он потерпит, хотя пальцы уже саднят от туго натянутых струн. Перед началом второго куплета он бросает мимолетный молящий взгляд на Локонте. У Мика же куча карманов на куртке, может в одном из них завалялся хоть какой-нибудь медиатор? И, удивительно, но итальянец коротко кивает головой и протягивает Фло руку: на раскрытой ладони лежит заветная пластмасска, которую Фло и хватает. Сидящий рядом Люк косится на пластмасску, потом на Микеле. Несложно догадаться, что означает этот взгляд ребёнка. «Я тоже такой хочу!». Микеле улыбается и, не прекращая петь, начинает шарить по карманам. Локонте копается до самого конца Симфонии, но в итоге, когда Фло выводит последние строчки, Микеле, складно подвывая бэк-вокалом, довольно улыбается – и протягивает Люку зелёную пластинку. Чёрт. Флоранов любимый медиатор, Мот думал, что потерял его, а он, оказывается, всё это время был у Локонте. Почему он был у Локонте?.. Впрочем, неуместно сейчас задаваться этим вопросом. Это ведь всё равно ничего не изменит. Совсем ничего… И Мот задорно берёт последние аккорды, с теплотой во взгляде наблюдая, как просидевший все песни букой мальчик одаривает Микеланджело смущённой улыбкой, а Локонте счастливо улыбается в ответ.       …Вытащить Мика из здания оказывается проблемой. Микеле радостно болтает с окружившими его детьми и никуда уходить не торопится. Флорану приходится тактично намекнуть, что им завтра уезжать рано утром, а вещи ещё не собраны. На него все смотрят, как на врага народа: дети, их родители, воспитательницы, которым безумно приглянулся солнечный итальянец, сам Локонте, который, кажется, ещё не дослушал историю очередной Жюли… или Жанны?.. о том, кем она хочет стать, когда вырастет.       - Мы правда спешим, - оправдывается Мот, избегая смотреть на Микеле.       - Хорошо, я иду, - говорит Мик и начинает бурно со всеми прощаться. И, конечно, прощание затягивается ещё минут на двадцать, потому что Локонте обязательно должен обнять и перецеловать всех.       Когда они выходят из здания, Фло думает, что что-то не так. Чего-то не хватает. А потом понимает, чего именно. Микеле не звенит. Итальянец раздарил все свои бесконечные подвески, он уже без своей кепки, которая была на него надета по пути сюда, и даже цветные платки с запястий куда-то исчезли. Мот удивлённо приподнимает брови, вопросительно глядя на Локонте.       - Дети попросили что-нибудь на память. А поскольку ты не дал мне время нарисовать каждому по картине, пришлось раздавать то, что было, - по-мальчишески улыбаясь, оправдывается Мик. А Мот думает, что сегодня определённо очень странный день, раз Микеле так открыто и тепло улыбается ему. Но обольщаться Мот не спешит. Это импульс, порыв. Это временно и мимолётно. Просто сегодня у Мика хорошее настроение, вот и Флорану перепадает парочка его солнечных улыбок.       На улице моросит мелкий холодный дождик, Флоран передёргивает плечами и поднимает воротник рубашки. Микеле запрокидывает голову, подставляя лицо холодным каплям. Они касаются разгорячённой кожи, блестят в уголках глаз, стекают по щекам, оставляя после себя чёрные дорожки потёкшего макияжа. Флоран не сразу замечает, что это уже не дождь, а слёзы. Микеле плачет, продолжая улыбаться. Флоран поражённо смотрит на него. Что случилось? Что… на этот раз?       - Микеле, - осторожно зовёт Мот, нежно тронув Мика за плечо. Удивительно, но Локонте даже не пытается сбросить его руку. Он просто поворачивает голову и смотрит Фло в глаза – долго, проникновенно, как не смотрел уже очень давно. И в глазах итальянца сейчас столько боли, столько отчаяния, что сердце Флорана обливается кровью.       - Что такое, Мике? Что случилось? – спрашивает Мот, не отрывая взгляда от любимых и таких грустных сейчас глаз. Он не понимает, в чём дело, но очень хочет помочь. Потому что страдание любимого человека ранит намного сильнее, чем собственная обида. Потому что видеть, Микеле таким – невыносимо.       «Пусть тебе плевать на меня, Мике, но я люблю тебя… Поэтому я не хочу видеть боль в твоих глазах. Я хочу, чтобы ты всегда улыбался, а ты плачешь. А я даже не знаю, почему… Позволь мне помочь, Микеле. Скажи мне, что не так…»       - Скажи мне, что не так? – эту фразу Флоран произносит вслух. Он не ждёт ответа, но Микеле всё-таки отвечает.       - Эти дети, Фло… Некоторые из них не доживут до Рождества… Некоторые всю жизнь будут зависеть от таблеток и врачей. Мама Люка сказала, что врачи дают ему не больше пяти лет, Фло. И все эти пять лет он проведёт в больнице. А он никогда не был на море, и никогда не увидит моря… Потому что ему опасно находиться на солнце… Это так несправедливо!       «Жизнь справедливой не бывает», - вспоминаются Моту слова Ямина, но, к счастью, ему хватает ума не сказать этого вслух. Потому что Микеле и так впал в глубокую меланхолию. Оказывается, он вовсе не бездушный монстр. Это просто с Флораном он очень жесток и мстит Моту за его любовь таким оригинальным способом. А на самом деле Микеланджело может искренне сопереживать чужому горю. Такой ранимый…       «Зачем тебе всегда нужно обо всем знать, Микеле? Зачем ты всегда такой разговорчивый? Есть вещи, о которых лучше не спрашивать… Но тебе ведь всё интересно…»       Микеле зажмуривает глаза, пытаясь сдержать слёзы. А Флорану очень хочется подойти к Мику, прижать его к себе крепко-крепко и нежно поцеловать в висок, успокаивая. Но Мот знает, что нельзя. Друзья не могут так сделать… Флоран просто осторожно берёт итальянца за локоть и уводит под навес, потому что дождь усилился, а такси ещё не приехало.       Такси приезжает через десять минут, и вежливый водитель извиняется, что заставил их ждать. Микеле улыбается и говорит, что всё в порядке, устраиваясь на заднем сиденье. Мот зачем-то садится рядом с Локонте. Хотя тут же жалеет об этом. Им ведь незачем сидеть рядом, они же не будут разговаривать. Очередное официальное мероприятие окончено, а значит, Микеле снова будет делать вид, что Флорана Мота не существует. Но… В этот раз Микеле зачем-то решает продлить их общение ещё немного.       - Я подарил твой медиатор Люку… Прости, Флоран, - негромко говорит Локонте, рассеянно потирая запястье левой руки. Видеть его руки без цветных платков так непривычно… Видеть тонкие линии старых шрамов на левом запястье – больно, поэтому Флоран поспешно отводит взгляд.       - Пустяки! Ты всё сделал правильно, - отвечает француз беззаботным тоном. Микеле поворачивается к нему и смотрит в глаза. Мот улыбается – и Локонте улыбается ему в ответ.       - Ты отлично ладишь с детьми, - не сдержавшись, всё-таки говорит Фло, желая подбодрить Мика хоть чем-то.       - Ты так считаешь?       - Да. Ты был бы замечательным отцом! – эмоционально восклицает Мот, как всегда не подумав, а потом понимает, что снова сболтнул лишнее, потому что улыбка Микеланджело тут же меркнет.       - Нет, Фло, - спокойно говорит итальянец. – Я был отвратительным отцом…       Микеле отворачивается к окну, давая понять, что разговор окончен, а Флоран изумлённо смотрит на Локонте. Что сейчас было? Он сказал «Я был», а не «Я был бы». Просто переволновался и забыл как это по-французски? Просто оговорился и использовал вместо условного наклонения прошедшее время глагола – или сказал именно то, что и хотел сказать? В любом случае, Мике точно не ответит. Очередная неразгаданная тайна. Оставшуюся часть пути они едут молча.       Они входят в отель вместе, почти как раньше. Когда они ещё были вместе. Микеле не возражает, что Флоран идёт рядом с ним. Микеле не возражает, когда Флоран заботливо поправляет ему сползающий с плеча тяжёлый чехол с гитарой. Только благодарно улыбается.       - У тебя есть ещё медиаторы? Хочешь, могу одолжить? Ты ведь на гитаре играешь чаще, чем я, - неожиданно предлагает Микеле, а Флоран лишь удивлённо смотрит на него. Что это? Неужели это долгожданная оттепель в их отношениях?       - Да, одолжи, пожалуйста, - просит Фло. Потому что он бы попросил об этом, даже если бы у него в номере стояла целая коробка этих дурацких пластмассок. Которой, кстати, нет… А Микеле так давно ему ничего не предлагал, что отказаться будет просто глупо. Сегодня точно совершенно особенный день.       Они заходят к Локонте. Впервые за долгое время Мот снова заходит в номер Микеле. Итальянец достаёт из шкафа свою дорожную сумку с изображением английского флага и начинает увлечённо в ней копаться, а Флоран, пользуясь случаем, просто оглядывает комнату. И с улыбкой отмечает, что в номере Локонте как всегда царит художественный беспорядок: сваленные кучей вещи на кресле, заваленная косметикой прикроватная тумбочка, стопка исписанных листов на полу, забытый в розетке шнур зарядного устройства…       - Если будешь так небрежен с техникой, когда-нибудь она тебе за это отомстит, - насмешливо говорит Мот, выдёргивая штепсель.       - А? – рассеянно спрашивает Мик, на миг прекратив копаться в сумке и взглянув на Фло. Француз машет в воздухе зарядным устройством и потом аккуратно кладёт его на стол.       - А, ты об этом, - улыбается итальянец и, психанув, просто высыпает всё содержимое сумки на кровать, решив, очевидно, что так найти будет проще. По покрывалу рассыпаются какие-то открытки и билеты, маркеры и ручки, ключи, чеки, карандаши и прочий хлам. Небольшая белая коробка отскакивает от общей кучи и падает на пол, прямо под ноги Флорану. Микеле слишком увлечён поисками медиатора и не видит этого, а Фло поднимает пола с картонную упаковку с уже знакомой надписью «Atrimetoxe» и задумчиво вертит в пальцах.       - А, вот ты где, bricconcello!(5) – радостно восклицает итальянец, поворачивается к Флорану – и улыбка тут же исчезает с его лица, как будто её стерли, а глаза – задорно блестящие, живые – вновь темнеют и становятся холодными, когда он замечает свои таблетки в руках у Мота.       - Положи на место, - просит итальянец. Вежливо. Мягко. Но Флоран чувствует скрытую ярость в его голосе, он понимает, что если он не выполнит эту просьбу… Впрочем, лучше не думать о том, что будет «если», поэтому Мот послушно кладёт лекарство на тумбочку. А потом… Чёрт, кажется, он так ничему и не научился, потому что, глядя Локонте в глаза, Мот тихо говорит:       - Я знаю, Микеле.       - Что ты знаешь? – тут же прищуривает глаза итальянец.       - Про таблетки. Я знаю, для чего они…       Мгновение Микеланджело просто смотрит ему лицо, удивлённо моргая. А когда понимает, что значили слова француза…       - Давно? - отрывисто спрашивает Микеле, сжимая кулаки и непроизвольно делая полшага вперед, к Флорану. Глаза у Мика сейчас очень тёмные, бешеные. От привычного безразличия и вежливого равнодушия не осталось и следа. Но Моту это даже нравится. Нравится видеть Микеле живым…       - С мая. С фут-концерта. У тебя тогда из кармана таблетки выпали... – признаётся Фло, решив не рассказывать подробностей.       Микеланджело молчит. Долго молчит, а взглядом, кажется, готов прожечь во французе дыру. Мот усмехается – а в следующий момент Мик вдруг резко оказывается совсем рядом и грубо хватает его за воротник рубашки.       - Ещё кто-то знает? – злым шёпотом спрашивает Локонте, придвинувшись к французу вплотную, пристально глядя ему в глаза и обжигая горячим дыханием его губы. Флоран невольно сглатывает, стараясь сдержать совсем неуместный сейчас стон, потому что Микеле был так близко, так невыносимо, желанно близко...       - Нет, - говорит Фло. Очень хриплым голосом, в горле всё пересохло, и это не дурацкий побочный эффект локонтевских таблеток, это естественная реакция организма. - Нет, конечно! – он для убедительности мотает головой из стороны в сторону.       - Это хорошо, - холодно говорит Мик, отпуская Флорана и резко отстраняясь, а французу хочется выть от досады.       - Не смей никому говорить, понял? Если ты, Мот, хоть кому-то проболтаешься, я тебя уничтожу! Это не твоё дело, но раз уж ты такой любопытный, то хотя бы умей держать язык за зубами! – Локонте буквально рычит. Как настоящий хищный зверь. Флорану страшно. И всё равно он хочет сейчас схватить этого разъярённого итальянца, запечатать его рот поцелуем, повалить на кровать, на весь этот мелкий хлам, рассыпанный по покрывалу, который будет, непременно будет, больно впиваться в тело, колоться – а самому упасть сверху Мике, плотнее придавив его к постели. Целовать, срывать одежду, чтобы вновь ощутить под пальцами гладкую горячую кожу, срывать с упрямых губ стоны, а лучше вскрики, забраться рукой под пояс штанов, сжать горячий член…       Флоран зажмуривает глаза, судорожно сглатывая, стараясь прогнать столь яркие образы. Образы исчезают, а вот желание никуда не делось. Мот вздыхает и снова смотрит на Локонте. Холодный взгляд итальянца помогает ему окончательно прийти в себя.       - Я и не собирался никому говорить, Мике! Я умею хранить секреты, особенно чужие, - говорит Флоран. «Особенно твои», - хочется ему добавить, но он благоразумно этого не делает. Вместо этого он говорит другую глупость: - Ты можешь на меня рассчитывать!       Мик сначала недоверчиво смотрит на него, а потом кивает и даже улыбается.       - Хорошо. Спасибо... Извини, - мягко произносит Мик, очевидно, извиняясь за свою несдержанность. А Флоран неожиданно чувствует какую-то малообъяснимую радость. Неужели всё-таки оттепель?       - Ты можешь мне доверять, Микеле, - говорит Фло, с надеждой глядя в любимые глаза итальянца.       - Мне этого не нужно, - коротко отвечает Локонте. – Держи и уходи, - он протягивает Флорану медиатор и отворачивается, чтобы собрать вещи обратно в сумку. Флоран тяжело вздыхает, но не смеет ослушаться. Снова Микеле выгоняет его, как нашкодившего пса. Выгоняет из своей комнаты и из своей жизни. Но Мот слишком упрямый, поэтому он не намерен сдаваться. Он будет продолжать ждать и считать дни. 52-й почти подошёл к концу. Завтра будет 53-й… Сколько ещё пройдет этих бессмысленных дней, прежде чем Локонте всё-таки вернётся к нему?       Часы показывают полдвенадцатого ночи, Флоран лежит на своей кровати и бессмысленно смотрит в белый потолок. Сон не идёт, да он и не пытается спать. Он думает о том, что сегодня произошло. Он по крупицам восстанавливает в памяти все события сегодняшнего дня.       Солнечную улыбку Микеле и то, как радостно итальянец общался с детьми.       А потом Мик плакал под дождем…       Тихое «Я был отвратительным отцом…» и неожиданная вспышка ярости, когда Мике понял, что Фло знает про таблетки…       Новые факты, новые открытия, но почему-то от них не стало понятнее, а всё запуталось ещё больше. Как же с тобой сложно, Микеланджело! Мот закрывает лицо ладонями, проводя пальцами от переносицы к вискам, и резко садится в кровати. Кажется, заснуть ему этой ночью не судьба, так что, надо, похоже, пойти покурить. Потому что по какой-то нелепой случайности Флорана поселили в номер для некурящих и окно не открывается, поэтому приходится выходить подымить на общий балкон.       ...Флоран стоит на балконе отеля, наслаждаясь ночной прохладой и глядя с высоты четвёртого этажа на пустынную улицу, залитую жёлтым светом фонарей. Так тихо и умиротворённо… В левой руке – пачка сигарет, в правой – тонкая чёрная пластинка, на которой белым маркером аккуратно нарисована пятиконечная звезда. Флоран рассеянно вертит в пальцах подарок Локонте. Желание курить внезапно пропало, Мот просто вдыхает полной грудью чистый воздух и, запрокинув голову, любуется на звёздное небо. Интересно, а почему Локонте так любит звёзды? Он ведь почти помешался на них…       - Тоже не спится? – раздаётся знакомый голос. Мот вздрагивает и оборачивается. Масс улыбается и становится рядом с Флораном, облокотившись о перила балкона. Когда-то точно так же стоял другой итальянец… Свет фонарей причудливо отражается в неестественно светлых, с расширенным зрачком глазах танцора, делая их совершенно кошачьими. Мот думает, что терпеть не может кошек…       - Не угостишь сигаретой? - интересуется Бельсито, выразительно посмотрев на пачку в левой руке Мота, а Флоран с удивлением вспоминает, что Масс курит. В отличие от его друга Рима. А Микеланджело терпеть не может привкус сигарет на чужих губах… Может быть, поэтому он и выбрал Мервана?       «Ты такой чувствительный, Микеле… Ты не монстр, нет. Прости, что думал о тебе так. То, что ты не любишь меня, не значит, что ты не умеешь любить. Это значит лишь то, что я недостоин твоей любви. Недостоин тебя… Но я исправлюсь!»       Мот сжимает в кулаке медиатор Микеланджело и улыбается.       - Э-эй, - бесцеремонно напоминает о себе Бельсито, пощёлкав пальцами у Фло перед носом.       - Держи, - Мот протягивает танцору пачку сигарет. Масс вытаскивает одну и собирается вернуть пачку Флорану, но француз отрицательно качает головой:       - Оставь себе.       - А ты? – прищурившись, спрашивает Бельсито.       - А я с сегодняшнего дня бросаю курить, - улыбается Мот. Масс понимающе кивает ему и щёлкает зажигалкой. _________________________________________ (1)"С удовольствием, мой дорогой! - ит. (2)Ycare - J'y crois encore. Кому интересно, можете почитать перевод здесь: http://fr.lyrsense.com/ycare/jy_crois_encore_y (3)естественно, название препарата вымышленное. Описание скомпановано из описания 2-х анксиолитиков ;) (4)атата, нехороший автор. На самом деле это было в апреле 2010, да и в целом автор очень сильно поиздевался над этим событием из канона. Просто от четкого хронологического соответствия у автора уже немного едет крыша, простите. (5)шалунишка, негодник - ит. *случайная находка: http://medias.lepost.fr/ill/2008/05/04/h-20-1189034-1209900090.jpg Для тех, кто не видел как Микеле и Патрик отжигали на фут-концерте: http://www.youtube.com/watch?v=zoVwPU96hnQ http://www.youtube.com/watch?v=QvU9716EeCM