Loved by numbers you're losing life's wonder touch like strangers; detached I can't feel you anymore The sunshine trapped in our hearts it could rise again but i'm lost, crushed, cold and confused With no guiding light left inside MUSE
10 июля 2011. Париж. День 436-й. А знаешь, я ведь сильнее, чем думал. Я боялся, что у меня никогда не получится – освободиться от тебя. Но я всё же смог. Кажется… Мир не рухнул, когда мы расстались. Я могу дышать без тебя, я могу жить без тебя. Может быть, я даже смогу когда-нибудь быть счастливым – без тебя. Ты мне не нужен. Мне плевать на тебя. Без тебя мне будет лучше. Я твержу себе это, как мантру, и не верю ни одному слову. То есть, пока не верю. Но я научусь, Локонте, обещаю. Я долго ждал, что ты одумаешься и вернёшься. Я терпеливый, но, как оказалось, недостаточно. Я себя переоценил. Ожидание утомляет, Микеланджело, и я устал. Устал цепляться за прошлое, устал ждать возвращения, которого не будет. Потому что ты не из тех, кто возвращается. Ты слишком гордый для этого. И для того, чтобы простить – тоже. Ведь простить меня - значит, признать, что ты был не прав, а ты это ненавидишь. Есть две вещи, которые ты никогда не делаешь, Локонте: ты не признаёшь своих ошибок и не извиняешься. И именно поэтому с тобой так сложно. Мы могли бы остаться друзьями, но ты предпочёл, чтобы мы были никем. Это твой выбор, и я больше не хочу тебя переубеждать, потому что это всё равно бесполезно. Когда-то ты был для меня всем. Теперь ты превращаешься в ничто. Медленнее, чем мне хотелось бы, но всё-таки превращаешься. Я пережил тебя, как люди переживают какую-нибудь серьёзную болезнь. Да, я переболел тобой, Микеланджело. И теперь у меня есть иммунитет. Теперь мне всё равно. Ты не замечаешь меня? Мне всё равно. Ты не хочешь со мной разговаривать? Мне всё равно. Ты целуешься в перерыве с Мерваном? Мне всё равно. Ты нежно воркуешь по телефону со своей Синтией? Мне_всё_равно! Этому равнодушию я научился у тебя, Локонте. Может, ты и не идеальный актёр, но в умении игнорировать тебе точно нет равных. Как и в умении лицемерить. Ты не расстаёшься со своей дурацкой маской ни на секунду. Раньше меня это раздражало – эта твоя неискренность, искусственность, игра на камеру. Сейчас я тебе за это очень благодарен. Потому что я любил тебя настоящего, я любил Микеле – милого итальянца с искренней улыбкой и задорным блеском карамельных глаз. Но теперь его нет. Теперь есть лишь Микеланджело Локонте – яркий, дерзкий, обольстительный. Моцарт. Звезда. Образ, а не человек. Тот самый, которого я увидел на кастинге. Тот самый, который был мне неприятен. Чересчур разговорчивый, чересчур накрашенный, чересчур самовлюблённый – у этого парня всё «чересчур». Я по-прежнему восхищаюсь им, но любить его я не могу. Потому что он – не ты. Он ненастоящий. Я знаю, что он - всего лишь твоя маска. А ещё я, к сожалению, знаю, что под ней. Моя память - моё проклятье. Я запрещаю себе вспоминать, что на самом деле ты совсем не такой. Я запрещаю себе вспоминать, как хорошо нам было вместе. Эти воспоминания слишком мучительны. Хорошо, что Тамара помогает мне отвлечься от них. Хоть какая-то польза от этой девушки всё-таки есть... Она ненавидит тебя, Локонте. Она пытается меня убедить, что и я должен тебя ненавидеть. Что ненависть - это единственное, чего ты по-настоящему заслуживаешь. И мне кажется, она права. Это было бы правильно. Я любил тебя так сильно, а значит, теперь должен тебя так же сильно возненавидеть. От любви до ненависти ведь всего один шаг, верно? Жаль, что мне до сих пор не хватает решимости его сделать... Сегодня состоится последнее представление «Моцарт. Рок-опера» в Берси. Как же быстро всё-таки летит время, если его не замечать! Ещё вчера казалось, что это никогда не закончится – все эти бесконечные репетиции, спектакли, шумная толпа фанатов на улице, интервью и передачи, из-за которых приходилось просыпаться ни свет ни заря, либо, наоборот, не спать до поздней ночи – и вот он, день последнего спектакля. Сегодня Флоран в последний раз играет роль Сальери, а уже завтра начнётся его новая жизнь. Жизнь без «Моцарт. Рок-опера». И без Микеле. Завтра Микеланджело будет свободен, и Мот понятия не имеет, какие у Локонте планы. Останется ли Мик в Париже, вернётся в Италию или в Бельгию, сбежит в Тибет или Дубай – Фло об этом уже не узнает. Они ведь не друзья. Они просто Моцарт и Сальери. Сегодня ещё коллеги, а завтра уже никто. Потому что единственное, что связывало их весь последний год – это работа. Это мюзикл, который однажды свёл их вместе. Мюзикл их и разлучит. Стоило ли оно того? Почти полтора года влюблённости, ставшей полноценной и такой болезненной любовью; три месяца страсти, когда счастье было таким абсолютным и казалось таким бесконечным; нелепая ошибка и ещё более нелепая ссора – и больше года холодной отчуждённости. 436 дней, если быть точным. Флоран знает наверняка, потому что до сих пор считает дни с момента расставания с Микеланджело. Но уже не потому, что продолжает на что-то надеяться – нет, теперь это просто привычка. Глупая, но полюбившаяся. Тамаре это не нравится, она говорит, что он странный. Тамара не понимает, зачем Флорану это нужно. А Флоран не понимает, зачем ему Тамара. Почему он так легко пустил эту девушку в свою постель и в свою жизнь? Она ведь совсем не в его вкусе. У них нет ничего общего, они совершенно разные люди. Но они всё-таки вместе. Флоран не любит Тамару, но он ей искренне благодарен. За то, что с ней проще забыться. С ней ночи стали не такими холодными и пустыми. С ней можно говорить – и не думать о любимых карамельных глазах. А ещё – Фернандо совсем не похожа на него. Глаза у неё темнее, улыбка не такая красивая, хотя улыбается она часто, едва ли не чаще, чем он. Вот только у него улыбок много – таких разных и таких обворожительно-прекрасных, а у Фернандо одна и та же, на все случаи жизни. Тамара счастлива или ей обидно, ей грустно или ей больно – она улыбается. Как кукла. Мот никогда не знает, что Фернандо на самом деле чувствует. Он не умеет читать её эмоции, да его это по большей части и не интересует. Ничто в ней его не интересует. Ему с ней откровенно скучно, но он всё же позволяет этой девушке быть рядом. Потому что она этого хочет. И потому что она действительно нужна ему. Флоран – мечтатель, а Тамара – реалистка, которая всегда возвращает его с небес на грешную землю. Она как якорь, который удерживает его в настоящем, не давая сорваться в бездну мучительных воспоминаний. И для Мота это очень важно. Ну а ещё, он просто не хочет услышать пренебрежительное «Ты что, реально отшил эту клёвую цыпочку? Ну ты и лошара, бро!». А ведь Икар скажет ему именно так, если Мот, не дай бог, вздумает порвать с Тамарой. Как его угораздило сдружиться с этим парнем, Флоран тоже до сих пор не понимает. Как-то само получилось. Сначала та случайная встреча на фут-концерте, потом они с сенегальцем пересеклись на парочке передач уже в Париже, после одной из которых Ассан вдруг предложил "затусить" вместе, а Флоран согласился. Они неплохо посидели в баре, пообщались. Икар, конечно, немного "с приветом", но Флорану с ним интересно. Они оба музыканты, так что им всегда есть, о чём поговорить. Ассан помогает Моту отвлечься от ненужных воспоминаний, поэтому Флоран с удовольствием проводит с ним время, когда "зависает" в Париже. К неудовольствию Тамары, разумеется, потому что Фернандо Икара терпеть не может. Но это Флорана совсем не удивляет. Мот уже привык, что его девушка ненавидит всё, что он любит: рок-музыку вообще и Queеn в частности, хорошее пиво, "Гарри Поттера", шоколад, Локонте... А всё-таки странно выходит. Флоран никогда не был фаталистом, но теперь он всё чаще думает, что если это судьбе было угодно, чтобы они с Локонте расстались, то эта негодяйка очень постаралась загладить свою вину. Восстановить баланс. Что-то теряется, а что-то находится, как говорится. Мот лишился Микеланджело, но вместо этого он вдруг обрёл хорошего друга и красивую девушку. Наверное, он должен быть благодарен Вселенной за такой подарок. Вот только... Сердцу не прикажешь. И если бы у Флорана была возможность выбирать, он бы легко отказался и от Икара, и от Тамары, чтобы вернуть Локонте. Потому что сколько бы Мот ни убеждал себя, что излечился от своей страсти к Микеланджело, на самом деле это просто ремиссия. Он заглушил на время эту безнадёжную и безответную любовь, но вытравить её из сердца полностью, увы, нереально. Может, когда-нибудь у него это получится, но пока что он на это не способен. И поэтому он снова сорвался. Полгода он терпел и послушно делал вид, что они с Микеланджело просто коллеги, возможно, друзья, но точно ничего большего, убеждая в этом всех и особенно себя самого. Но сегодня последний спектакль. Сегодня, вполне вероятно, Фло видит Локонте в последний раз. И Мот всё-таки идёт на поводу у своих чувств, поддавшись наивному порыву. И пусть это глупо - но не сделать было бы ещё глупее. И пусть его попытка обречена на провал, но это лучше, чем не попытаться вовсе. Лучше жалеть о неудаче, чем об упущенной возможности. Он не мог сказать об этом - Микеле не станет слушать. Не мог отправить смс или сообщение на Фейсбуке - Локонте удалит его, не читая. Оставался единственный способ, такой нелепый, но такой романтичный... Сложенный пополам листок. Размашистое Микеланджело, в спешке нацарапанное на верхней стороне бумаги. Несколько неровных строчек внутри…«Спасибо тебе, что ты был в моей жизни. Прости, что так и не смог тебя понять. Мы ничего не должны друг другу, но я хочу, чтобы ты знал: я всё ещё люблю тебя, Микеле. И что бы ни случилось, ты всегда можешь на меня рассчитывать»
Последняя надежда Флорана быть услышанным. Перед вторым актом Мот аккуратно кладёт свою записку на гримировочный стол, подложив её под стоящий на зарядке телефон Микеланджело, чтобы быть уверенным, что Локонте непременно её найдёт, но не слишком рано. Сегодняшний спектакль проходит для Флорана, как в тумане. Мот понимает, что это последнее представление, и, по-хорошему, надо бы выложиться полностью. Но у него это не получается. Он делает всё без требуемой самоотдачи, просто произносит заученные фразы и поёт заученные партии. Хорошо хоть, не лажает при этом. А мысли его заняты совершенно другим... Фло механически отыгрывает Ле Бьян, никак не может сдержать совсем неуместную улыбку на Симфонии, а вот на Вивре эмоции захлёстывают его с головой. Потому что это последний раз, когда он может вот так открыто и так долго смотреть в глаза Микеле... Моцарта... неважно. Смотреть в его глаза, касаться его груди, сжимать в пальцах его руку. И если Локонте, прочитав записку, снова пошлёт Мота к чёрту, то это будет последняя ласка, которую Фло получит от своего безумного итальянца. Поклон сегодня кажется просто бесконечным, потому что Дов и Альбер пафосно толкают заключительную речь, представляя публике всех, кто участвовал в создании мюзикла - костюмеров, техников, музыкантов, композиторов, ассистентов, поимённо называют всех танцоров и актёров. Благодарные зрители восторженно аплодируют, а у Флорана уже сводит скулы от дежурной улыбки. Внешне он остаётся приветливым и милым, но в душе Фло проклинает болтливых продюсеров и орущих фанатов, потому что от их громких воплей его голова, кажется, готова просто взорваться. Он не хочет никого из них видеть и слышать, ему нет до них никакого дела. Он смотрит лишь на стоящего рядом с ним на сцене уставшего Моцарта. В этой круговерти лиц и голосов, присыпанной алыми бумажными лепестками, падающими сверху, Мот видит лишь грустные глаза Локонте. Лихорадочно-блестящие, напряжённо прищуренные, с потёкшим макияжем, но всё-равно такие бесконечно родные и любимые. Наконец, смыкаются кулисы. По ту сторону занавеса расходятся по домам зрители. По эту - никак не могут разойтись по гримёркам актёры. Они улыбаются, шутят, обнимаются, вытирая о плечо коллеги слёзы и грим, оплакивая окончание мюзикла и поздравляя друг друга с вновь обретённой свободой. Микеланджело уходит со сцены первый. Он не любит прощания. Он не любит финалы. Флоран не торопится следовать за Моцартом в их общую гримёрку. Наоборот, Мот решает задержаться, потому что хочет, чтобы Локонте нашёл его записку и прочитал её в одиночестве. Так будет лучше. Так у Фло до последнего будет хоть какая-то надежда. Поэтому Мот бесцельно бродит по коридору взад-вперёд. Мимо пробегает Тамара и, чмокнув своего парня в щёку, с неизменной улыбкой на губах просит Фло не уезжать без неё и дождаться её в машине. Флоран обещает, в очередной раз прослушав, о чём она его просила. Фернандо испаряется, так же внезапно, как появилась, а Флоран снова думает о Микеланджело. И его снова отвлекают: подошедший Ямин интересуется, не видел ли Фло Маэву. Мот на автомате отвечает Розенбергу, что нет, не видел, даже не спросив, а зачем она Дибу понадобилась. Ямин что-то бормочет себе под нос и уходит, а Флоран зачем-то идёт по коридору в обратном направлении и вновь выходит на сцену. Он ищет одиночества, но он здесь не один. У бутафорской колонны Мот замечает два знакомых силуэта. Мужчина и женщина стоят, обнявшись. Их лиц не видно, но не узнать это пышное нежно-голубое платье с кринолином невозможно, так же как и расшитый стразами камзол. Маэва и Солаль. Всё ещё в костюмах и в гриме. И, кажется, всё ещё в образе, потому что Наннерль-Мелин плачет, спрятав лицо на груди "отца", а Леопольд-Лоран нежно гладит её обнажённые, вздрагивающие от рыданий плечи и что-то негромко говорит ей на ушко. Очередная трогательная семейная сцена, ставшая за два года такой привычной. Поэтому Флоран не видит в этом ничего предосудительного и опрометчиво решает их прервать. Он собирается сказать Эве, что Ямин искал её. А Солаля надо попросить, чтобы он не торопился в гримёрку, потому что Фло должен поговорить с Микеланджело. Наедине. И, возможно, тогда Мот всё-таки не потеряет свою любовь... Фло смело подходит к Маэве и Лорану ближе - и понимает, что свою любовь теряет сегодня не он один. - Эва, ну что же ты, малыш... Не плачь. Не плачь, моя принцесса. Ты ведь обещала, что не будешь плакать. Мне тоже непросто. Я так люблю тебя, Эва, боже, так люблю! Но я не могу бросить Карин. Ты же понимаешь? - пытается Солаль успокоить девушку, но от каждого его слова Маэва вздрагивает, будто от удара, прижимается к груди Морана всё сильнее, всё отчаяннее, и продолжает плакать - так бесшумно и так обречённо. Флоран резко разворачивается, ругая себя за глупость, и поспешно идёт прочь, пока его не заметили. Ему очень стыдно и неловко. Он жалеет, что посмел вмешаться и услышал то, что совсем не предназначалось для чужих ушей. Какой же он бестактный кретин! И какой же он... трус! Да, именно, трус! Тихой и скромной Маэве хватило смелости, чтобы подойти к своему любимому человеку и поговорить с ним обо всём. А Флоран хотел малодушно отделаться какой-то запиской. Идиот! Он же мужчина, в конце концов! И должен вести себя как мужчина! Более решительно. Записка - это слишком глупо. И совсем неубедительно, теперь Мот отчётливо понимает это. Они с Микеланджело должны поговорить, Флоран заставит это капризное солнце его выслушать. И если Локонте не изменит своего решения, если он действительно считает, что у них нет и не может быть будущего - то пусть скажет об этом. Открыто, глядя Флорану в глаза. Отважится ли Микеле на такое? Итальянец любит юлить и изворачиваться, врать и недоговаривать, уходить от прямого ответа. Но сегодня Флоран заставит его быть искренним до конца. Ну, или, по крайней мере, попытается заставить. До гримёрки Мот добегает за считанные секунды и врывается в тесную комнату без стука. Сидящий за гримировочным столом уже полностью переодетый Локонте вздрагивает от неожиданности, чуть не выронив на пол листок бумаги, который он держит в руках. Флоран узнаёт свою записку - и вся его решимость тут же пропадает. Он просто застывает на пороге, не в силах пошевелиться. Сердце бешено колотится в груди, в висках шумит кровь, каждый вдох обжигает лёгкие – и вовсе не потому, что он бежал по коридору как сумасшедший. Просто он очень боится, что… Локонте плавно поднимается с места. Смотрит на Мота своими невыносимо холодными сейчас глазами, парализуя француза взглядом – пустым и равнодушным. Губы Микеланджело кривятся в неприятной и горькой усмешке. А потом напряжённую тишину нарушает звук рвущейся бумаги: невыносимо медленно, с каким-то садистским удовольствием глядя Флорану в лицо, Локонте рвёт на части его записку. И вместе с ней Локонте рвёт на части сердце Мота. - Почему, Микеле? – срывается с губ Фло, когда он затравленно наблюдает, как Мик выбрасывает скомканные обрывки бумаги в мусорную корзину. Локонте не отвечает. Локонте берёт со стула свой чехол с гитарой и, не проронив ни слова, даже не взглянув на Флорана, идёт на выход. - Неужели я не достоин даже того, чтобы знать причину? – не сдержавшись, кричит Флоран ему в спину. Громко хлопает дверь гримёрки. Ответ очевиден – не достоин. - Ну и катись ты к чёрту, Локонте! Ненавижу тебя! - зло шипит Флоран и в ярости ударяет кулаком по стене. - Ненавижу, - повторяет он совсем тихо, одними губами. А потом устало съезжает вниз, садится прямо на холодный пол и, откинув назад голову, бессмысленно смотрит в равнодушно-белый потолок. Смотрит долго, пока глаза не устанут, не начнут болеть, пока по щекам не потекут горячие слёзы. Он не плачет, нет. Просто глаза слезятся от перенапряжения и слишком яркого освещения. Люминисцентные лампы - мерзость. А в душе у Флорана стало вдруг темно и холодно, потому что Микеланджело забрал с собой весь свет и тепло. Надежды не осталось. Сегодня Флоран потерял Локонте. И кажется, теперь уже навсегда.***
А Ямин Диб всё-таки нашел Маэву. Но так и не осмелился сказать ей об этом. Он просто стоял под дверью женской гримёрной и, до крови закусив губу, слушал. Как Эва громко всхлипывает и почти задыхается от рыданий. Как она невнятно бормочет чужое имя. Как она начинает истерически хохотать, обзывая себя наивной идиоткой. Диб слушал и не решался войти. Потому что он – не тот, кто сможет её утешить. Потому что она лучше будет второй в жизни Лорана Морана, чем первой и единственной в жизни Ямина Диба. Он ей не нужен. Всё-таки жизнь чертовски несправедливая штука.