Победа над судьбой

      Сегодня ночью я почти совсем не сплю. Коин дала добро на мое отбытие в первый Дистрикт. Какое-то время мне не верится, что это все происходит на самом деле. Ведь она, так «опасалась» за мою жизнь, а тут вдруг без вопросов и каких-либо сомнений отпускает под град пуль и бомб. Жизнь странная штука, неужели Хеймитч постарался? За весь день я ни разу с ними не пересеклась, даже мельком.       Он избегает меня, это и ежу понятно. Сегодня со мной вообще никто не имел честь пообщаться. Видимо мой внешний вид говорит сам за себя. И сейчас, лежа в кровати, я раздумываю лишь о том, в каком состоянии на данный момент Финник. Понимает ли, что он сделал, осознал ли или он был невменяем и не помнит ничего из этого?       Я тяжело вздыхаю и поворачиваюсь на спину. По щекам текут слезы. Не могу понять откуда они появляются и почему. Слишком много всего для одного человека. Я вымотана, истощена и опустошена. Тошнота приходит из ниоткуда и я мгновенно бросаюсь в туалет. Меня выворачивает наизнанку на протяжении часа, пока я с тихим всхлипом не прижимаюсь спиной к душевой кабинке. В дверях бесшумно появляется Прим и молча усаживается около меня. Я не решаюсь поднять на нее взгляд. Уверена, что она, как никто другой понимает, почему я избегаю ее на пару с матерью. Я почти так и не говорила с ними, с того момента, как нас с Фиником спасли. Нас с Финником… Чувство вины гложет меня. — Китнисс, я понимаю, что мы больше не так близки как раньше, — в полголоса начинает разговор сестра, — но ты должна прекратить терзать себя за это. Ты ничего не могла сделать, и сейчас нам не дано что-либо исправить. Ты должна успокоиться и прийти в себя.       Ее тихий голос возвращает меня домой. В наш Дистрикт, в наш бедный и обшарпанный дом. На миг мне даже представляется, наша кухня, и я чувствую запах отцовской куртки. Моргаю и морок пропадает. Глаза находят сестру. Она заметно старше, чем обычно. Точнее, не чем обычно, а чем должна быть. Ей всего тринадцать, а она уже столько всего повидала. — Прим, это я… — голос надламывается и мне приходить прокашляться. — Это я виновата в смерти Энни. В смерти их ребенка. — В этом виноват Сноу! — кричит Прим и встряхивает меня за плечи. — Это все он! Все началось с него и закончится… — Его смертью, — тихо договариваю я то, что сестра никогда не скажет вслух.       Не смотря ни на что, Прим излишне добра ко всем людям, даже к тем, кто этого не заслуживает. — Я волнуюсь о тебе, — наконец произносит сестра, и я прижимаю ее к себе. — Китнисс?       Я вопросительно хмыкаю, смотря перед собой. — Что с нами будет, когда война закончится?       Слышу по интонации заученную фразу. Она долго готовилась задать подобный вопрос и не знала когда и как его задать. Но что мне ответить? Как ответить, если ты не знаешь, что с тобой будет через пару часов или где ты окажешься? Но младшая сестра упорно ждет ответ и я должна дать ей надежду. — Мы вернемся домой, — оптимистично шепчу я и поеживаюсь. — Но ведь у нас нет дома? — хмурится Прим. — Если ты не помнишь, то наш Дистрикт уничтожен.       Я передергиваюсь и освобождаю свои руки из рук сестры. Меня начинает трясти, потому что перед глазами вновь плывут образы сгоревших костей и этот запах. Тошнотворный запах догорающих человеческих волос, от которого меня снова выворачивает. В моем желудке уже давно ничего нет, но сдержать этот порыв просто невозможно. Я чувствую, как моего лба касается ледяная рука Прим и мне становится чуточку лучше. — Китнисс, ты в порядке? — беспокойство в голосе сестры можно услышать за версту. — Да, — хрипло отвечаю я, и отправляюсь в сторону своей кровати. — Раз ты в порядке, тогда почему тебя так выворачивает наизнанку? — недоуменно хмурится Прим, я лишь пожимаю плечами в ответ.       Я на самом деле не представляю, что опять со мной не так. К врачу идти не хочется. Я и так почти не вылезаю из больничного крыла, но я уверена, что Прим на этом будет утром настаивать. Поэтому я особо сильно не сопротивляюсь, когда она сообщает Хеймитчу о моем не самом лучшем самочувствии и настоятельно «рекомендует» посетить доктора Коллинз. Ее рекомендация звучит как приказ и Эбернети просто не может ей отказать.       После доктора мой путь лежит в кабинет Коин, потом планолет и первый Дистрикт. Конец войны близок.       Когда я уже оказываюсь в кресле, доктор заходит в кабинет. Я не видела его здесь еще ни разу. Уж кого-кого, а докторов и медсестер я всех знаю в лицо. — Доктор Джон Коллинз, — мужчина дружелюбно протягивает мне руку и я с неохотой ее принимаю. — Итак, мисс Эвердин, что вас беспокоит? — На самом деле ничего, это все ее сестра, — Хеймитч взрывается и плюхается на рядом стоящий стул. — Мистер Эбернети, — я буквально чувствую металлические нотки в голосе, — еще одна такая выходка и я не подумаю, что вы бывший ментор мисс Эвердин. Вы окажетесь за дверью.       Внутри меня звучит искренний смех, но на деле, я лишь хрипловато усмехаюсь. Тем не менее, это действует и Хеймитч погружается в изучении скляночек, которые удобно располагаются в шкафчиках по всему кабинету. — Частые головокружения и два дня тошнит, ну, и выворачивает уже. Отравление сразу нет, потому что двое суток я ничего не ела. — На свадьбе тоже? — опрометчиво замечает доктор, и я мгновенно выдыхаю. — Простите, я вынужден был спросить. — И на… И там тоже, — скрепя зубами произношу я и отворачиваюсь в сторону, чтобы сдержать очередной поток слез. — Хорошо, мисс Эвердин, пройдите за ширму и полностью разденьтесь. Нам надо еще несколько теорий проверить, чтобы исключить их, — рука мужчины указывает куда-то в сторону.       Я в молчании поднимаюсь со стула и отправляюсь в указанное место. Мой бывший ментор стремительно направляется за мной, но твердая рука доктора останавливает его и указывает на дверь. — Сообщите мне, когда будете готовы, — мягко произносит доктор Коллинз и я, кивнув, захожу за ширму.       Передо мной стоит огромное кресло, но я, стараясь не обращать на него внимание, снимаю одежду и встаю рядом. Мое тихое покашливание оказывается сигналом для действий доктора. — Вначале, мы проверим все ли в порядке с желудком, поджелудочной и рядом расположенных органов. Вполне может быть, что отравление было когда-то давно, но так бывает, что в складках желудка что-то остается и это разъедает наш организм, — я ошеломлена от того насколько резко доктор переходит к делу, но мне ничего не остается, как кивнуть и лечь на кушетку рядом.       С помощью какого-то устройства он проверяет каждый орган и параллельно комментирует, что видит. Шумы в сердце. Я беззвучно хмыкаю. Это неудивительно, этот гадкий орган давно меня терроризирует и подводит всеми возможными способами. Но в остальном все в порядке. Холодное скользящее устройство отправляется на живот и рука доктора вздрагивает. Он поворачивает голову ко мне. В моих глазах немой вопрос. Он что-то обнаружил. — Мисс Эвердин, вы до сих пор принимаете транквилизаторы? — Да, но не только их. Иногда я прихожу за морфлием, — мне не хочется делиться такими подробностями, в особенности, если кто-то подумает, что я зависима от морфлия и лишит меня его. — Вам уже давно нельзя принимать ничего из перечисленного, — смеется доктор и внимательно смотрит. — Мисс Эвердин, вы беременны. — Что? — мямлю я и поднимаюсь на локтях. — Что вы мелете? — Китнисс, вы девственница? — хмуро спрашивает доктор. — Доктор Коллинз, я не понимаю к чему подобные вопросы? — огрызаюсь я и вскакиваю с кровати. — Китнисс, прекрати. Ты беременна, — внезапно переходит на высокий голос мужчина. — Твой срок чуть меньше месяца. Я запрещаю тебе все медицинские препараты, за исключением витаминов и специальных таблеток, которые буду выдавать тебе лично я. — Я беременна? — мне приходиться обернуться на мужчину, чтобы быть готовой увидеть хоть капельку лжи в его глазах.       Но ничего подобного нет. Доктор Коллинз лишь улыбается и начинает что-то черкать на своей бумажке. — Нет, не говорите Коин! — я кидаюсь к нему, вырываю листок и рву на множество частей. — Она не должна знать, ни при каких обстоятельствах!