«Now that it's raining more than ever Know that we still have each other You can stand under my umbrella You can stand under my umbrella»
— Rihanna (feat. Jay-Z), «Umbrella»* *акустическая версия
Глеб решил, что навестит её всего раз, один последний раз перед тем, как она исчезнет из его жизни. Теперь уже было сложно отследить путь, который привёл его к этой мысли, но он знал, что когда она появилась в его голове, то он моментально почувствовал, что именно так будет правильно. Распрощаться с Сашей, потому что иначе не сможет нормально жить. И если смотреть правде в глаза, то это стоило сделать уже давно. Он решил, что, как только контракт в издательстве истечёт, он уедет из Ванкувера. Он и был то тут, можно сказать, из-за Саши – переехал ради неё, чтобы не отрывать её от Криса. Теперь же, когда до него наконец-то дошло, что в отношениях с ней давно поставлена точка, находиться в Канаде не было смысла. Глеба вдруг сбила с ног горькая правда, правда, которую он вроде и знал, но в которой убедился окончательно лишь после разговоров с Крисом. Пусть язык не поворачивался назвать их парой, но близнецы действительно были вместе, жили и спали друг с другом и, наверное, правда любили, как бы дико это ни звучало. Единственная девушка, с которой Глеб когда-то был счастлив, теперь была с его лучшим другом. Жизнь в заблуждении и иллюзиях была окончена. Проблема заключалась в том, что он просто не мог спокойно жить с ней в одном городе. Анализируя своё поведение за последние месяцы, Глеб понял, что соблазн увидеться с Сашей порой оказывался слишком велик, чтобы ему противостоять, а в те редкие дни, когда он мыслил трезво и понимал, что видеться им не стоит, они всё равно в итоге встречались благодаря Крису. Крис вообще слишком сильно связывал их друг с другом, что тоже нисколько не упрощало всю ситуацию. Продолжая общаться с ним, невозможно было полностью отгородиться от Саши, потому что в жизни Криса всё так или иначе крутилось вокруг неё и рано или поздно её имя всплывало в разговоре, раздавался её звонок или она сама возникала рядом. Сейчас это было ясно как божий день: у Глеба не было ни единого шанса её забыть, когда она постоянно была у него под носом. И возможно, желание её навестить противоречило его новоиспечённому плану, вот только было здесь одно «но»: Саша была в больнице, и Глеб, как не самый последний человек в её жизни, знал, что, если не навестит её, будет потом об этом жалеть. Он долго не мог решиться, опасаясь, что она не захочет его видеть, но Крис его переубедил. – Она тебя не ненавидит, – сказал тот предыдущим вечером. – И точно не укусит, если ты на минуту заглянешь. – А когда увидел, что Глеб сомневается, добавил: – Она сама мне сказала. В смысле, не о том, что хочет, чтоб ты пришёл, а что не ненавидит тебя и жалеет о сказанном. Это было ещё пару дней назад. Это сильно удивило Глеба, давно уверовавшего в то, что Саша будет его презирать до конца жизни. Может, на неё так подействовало его письмо с извинениями? – подумал он. А может, это был очередной великодушный жест с её стороны, которых он никогда не любил признавать. Ведь это делало её слишком хорошей, а Глебу нравилось нарочно наделять её плохим, чтобы самому выглядеть лучше. Но сегодня, собираясь к ней, он дал себе чёткое указание вести себя по-человечески. Кроме того, что она угодила в больницу, эта встреча должна была стать их последней, – по этим причинам Глебу хотелось, чтобы после неё не осталось горького осадка и неприятных воспоминаний. Он собирался один последний раз повести себя как джентльмен, будто это могло восполнить недостаток хорошего поведения за все их последние встречи. Когда Саша проснулась этим утром – не просто была разбужена на минуту, чтобы принять лекарства, а проснулась сама и окончательно, – её голова была тяжёлой, а тело, застывшее на всю ночь в одной позе, затекло. Вечером, пытаясь уснуть, она долго не могла придумать, как ей лечь, чтобы не нарушить работу капельницы, которая капала круглосуточно, пока не легла на бок с согнутой в локте рукой. Она приказала себе не крутиться во сне, и, видимо, тело её услышало. Утром нарушено ничего не было, но чувствовала она себя так, словно пролежала в таком положении целый век. Как и вечером, в палате было пусто, но слёзы больше не наворачивались на глаза от этой печальной картины. Они остались во вчерашнем дне, в одиноком вечере, когда она лежала долгие часы и ждала появления Криса. Он больше так и не вернулся. Со временем ей начало казаться, что его вообще там не было. Она вроде бы помнила, что он приходил чуть раньше, но это вполне могло ей присниться, – воспоминание было слишком расплывчатым и коротким, чтобы в него поверить. Он держал её за руку, держал её лицо – это было в духе Криса; но после того, как она прождала его до позднего вечера, размышляя над тем, где он, как он и, самое главное, что о ней думает, эти образы стали всего лишь одними из многих, что она рисовала в своей голове. А позже пришла медсестра и дала ей успокоительное, и спустя полчаса Саша сладко спала, смотря сны, которых теперь не помнила. После того, как она осознала, что с ней случилось, Крис был буквально всем, о чём она могла думать. Она чувствовала, что подвела его, причём так крупно, как ещё никогда, пожалуй, не подводила. Он должен был быть раздавлен… а может быть, даже зол, – кто знает? – за то, что она так сглупила. И винить – в этом она была уверена, как ни в чём другом, – тут можно только себя одну. Даже если Крис действительно на неё сердится и не желает её видеть, она сама это заслужила. Сев в постели, Саша внезапно вспомнила, что говорил ей Глеб. От смены положения перед глазами заплясали чёрные точки; она замерла, опустила веки, и в эту самую секунду, в темноте, перед ней промелькнули его слова: что она заслужила всё то, что с ней происходит; что она всю жизнь будет расплачиваться за то, что делала с Крисом. Саша уже и забыла, что он ей это сказал. А теперь… будто идеальное время настало, чтобы вспомнить; чтобы она задумалась, не был ли он часом прав. Она свесила ноги с кровати и пошевелила ступнями, пытаясь их размять. Пора было вставать. Мочеприёмника больше не было, она смутно помнила, как рано утром медсестра вытащила у неё между ног катетер. Судя по всему, они решили, что сегодня она сможет дойти до ванной сама. Что же, сейчас ванная была действительно нужна: очередной литровый пакет, висящий на стойке для капельницы, был уже почти пустым. До заветной двери было всего два-три метра, и Саша, решив, что ей это под силу, дотронулась ногами до пола. Она собиралась шагнуть, но в следующий момент её ноги подкосились и она оказалась на полу с перевёрнутой капельницей. Раздался жуткий грохот. С ужасом смотря на свою неестественно выгнутую правую лодыжку, Саша услышала приближающиеся шаги. И тут у неё из глаз хлынули слёзы. Когда в двери появился Глеб, с букетом белых лилий в руках, она сидела на полу и сотрясалась от рыданий, чувствуя себя такой жалкой, как никогда прежде. Саша в своей жизни немало раз оказывалась в ситуациях, о которых было стыдно и неприятно потом вспоминать, но эта – когда она в больничной сорочке сидит на холодном полу с ноющим запястьем, подвёрнутой ногой, в панике и слезах после очередной неудачи, и её мочевой пузырь полон, – была, пожалуй, одной из самых жалких. Глеб на секунду застыл, не ожидая увидеть такой картины, но быстро очнулся и, откинув цветы на стол, бросился к ней со словами: – Господи, что здесь произошло? – Я сломала ногу! – прорыдала Саша. – И мне очень нужно в туалет. – Ну вот, кажется, всё в порядке… – сказал врач, завязывая на Сашиной лодыжке эластичный бинт. – Всего лишь лёгкий вывих. Но ты должна быть осторожной, обещаешь? – Да, – кивнула Саша, уставившись на своё точно так же замотанное запястье. – Здесь есть кнопка вызова медсестёр, если тебе что-то нужно, – показал он. – Не обязательно вставать, если пока нет сил. – Спасибо большое. Глеб пропустил врача к выходу из палаты и, как только за ним закрылась дверь, подошёл к Саше. Она всё ещё выглядела встревоженной, но уже не плакала: новость о том, что её нога не сломана, её заметно успокоила. – Ты как? – осторожно спросил он. Теперь между ними чувствовалось некое напряжение, появилась дистанция, которую он сам же выстроил во время их последней ссоры, но Глеб надеялся, она не станет его игнорировать. Саша неловко взглянула на него, ещё испытывая смущение из-за того, что случилось ранее, но всё-таки ответила: – Вроде нормально. Не отказалась бы от душа, но… видимо, не судьба. – Если хочешь, я могу… – Нет, спасибо. – Ну да… прости, – смутился Глеб. – Крис поможет тебе, когда придёт. Сашины щёки порозовели от этой фразы; она невольно подумала о том, нет ли здесь никакого намёка. – Как он? – спросила она, прочистив горло. – Он… хорошо. Очень хорошо. Ты не волнуйся, – ответил Глеб. Но даже по его глазам было видно, что это полное враньё, и беспокойство на её лице стало заметнее. – Он сердится на меня, да? – Господи, нет! Никто на тебя не сердится. С чего ты это взяла? Саша пожала своими худенькими плечами. – Мы все за тебя очень переживали. Крис, я, эта твоя подруга, ваш папа. Но никто и не думал сердиться. Она долго смотрела на него, пытаясь осознать, что он только что сказал, но в конце концов решила уточнить: – Наш папа? То есть… он знает, что я в больнице? – её лицо было напряжённым. – Да. Он знает, – подтвердил Глеб. – Крис сказал ему? Зачем он это сделал?! – она качала головой, словно не веря в услышанное. – А что ему было делать? Тот позвонил, когда мы были здесь, когда сидели в коридоре и не знали, что с тобой. Я так понял, что Крис должен был ужинать с ним, но не приехал… При мысли о том, как они вдвоём сидят в больничном коридоре и ждут вестей от врача, Саша вздрогнула. – Надеюсь, здесь папы хотя бы не было? – спросила она. – Ну… – Глеб на секунду замялся. – Вообще-то был. – Только не говори, что он общался с кем-то из врачей! Но Глеб лишь посмотрел на неё так, словно хотел спросить: «А ты сама как думаешь?», и отошёл к окну, что Саша приняла за молчаливое согласие. Она смотрела ему в спину, не зная, что и сказать. Понимая, что не вправе злиться на Криса, своего разочарования она скрывать тем не менее не собиралась и внутри негодовала от того, как он мог втянуть в это отца. Можно подумать, ей было мало осуждения за все остальные её провалы в его глазах. Её это так расстроило, что даже присутствие Глеба, который тут был ни при чём, начало раздражать. – Почему ты пришёл? – спросила Саша спустя пару минут. – Проведать тебя. Узнать, как ты. – Хочешь, чтоб мы продолжали общаться как прежде? Глеб вскинул брови: – А ты? – Не знаю, – честно сказала она. – Я прочла твоё письмо. Но я не уверена, что нам стоит видеться. Что из этого выйдет что-то хорошее. – Ну… я не собираюсь с тобой больше видеться или общаться, – признался он. – Просто хотел тебя навестить, потому что ты попала в больницу. Хотел поступить как следует… в таких ситуациях. Саша смотрела на него, думая о том, что сейчас бы можно было очень много чего сказать, припомнить что-то из прошлого, но внезапно осознала, что ей больше не хочется ничего ворошить, – ей хочется закончить этот разговор мирно. – Ну… спасибо, что зашёл, – в итоге сказала она. – И спасибо за цветы… Очень красивые. Глеб понял, что она его выпроваживает, и засобирался уходить. Всё получилось немного иначе, чем он планировал, но учитывая обстоятельства, он не мог её винить за то, что она не приняла его с распростёртыми объятиями. В конце концов, их намерения совпали, Саша хотела того же, чего и он, – точнее, не хотела. Только на душе отчего-то всё равно скребли кошки. «Значит, вот как выглядит конец?» – с трудом в это веря, спрашивал он себя, смотря на любовь всей своей жизни. – Саш… – позвал он, уже стоя одетый в дверном проёме. Она испуганно на него взглянула, будто опасалась того, что он может сейчас сказать. Но Глеб не собирался делиться с ней своими чувствами. Ему было важно узнать другое. – Откуда взялась наркота? – спросил он. – Ты ведь не сама её достала? Саша какое-то время молчала, прикусив губу, и если ему не почудилось, то её глаза стали влажными. – Я не знаю, откуда она взялась, – наконец услышал он дрожащий голос. – Ты что, шутишь? Я даже не знаю, где купить колёса. Я просто ждала знакомую. – Понятно, – кивнул Глеб. – Ну, надеюсь, вы найдёте того, кто в этом виновен. – И оставил её одну. Сашина палата наполнилась запахом лилий и светом раннего зимнего заката. Протянув одну руку к вазе, она нежно поглаживала пальцем огромный белый лепесток цветка, а второй сжимала свой телефон, который достал ей Глеб, не решаясь сделать то, что ей так хотелось. Это было странное, почти мазохистское желание, но её так и тянуло заглянуть в соцсети: посмотреть, что нового у Эли и Лии, чем они занимаются, как живут после того, что сделали. Судорожно вздохнув, Саша зашла на Фейсбук, на страничку Эли, благодаря которой узнала, что сегодня с утра та была в торговом центре и Старбаксе в даунтауне. Прошлым вечером её отметили на фотографии с какой-то вечеринки. «Было круто. Повторим? ХО», – написала Эля в комментариях. Перед этим – чей-то афоризм без указания автора: «Где не было умысла, там нет и вины». Живёт своей обычной жизнью – сделала вывод Саша, печально усмехнувшись. Затем она нашла Лию, но бывшая девушка Криса Фейсбук явно не жаловала: публикации были довольно старые и редкие. Зато нашлась ссылка на Инстаграм, который оказался открытым. В последние дни фотографий не было, но до этого каждый день селфи, красивые снимки еды, трёх йоркширских терьеров, рождественской ёлки и всё в таком духе. Перед новым годом Саша нашла фотографию, на которой Лиа, сидя в кружевном бра перед трюмо, демонстрировала свои синяки на запястье, – под фото стояли хештеги #психисрединас и #будьтеосторожны. Саша поняла, что это было после их драки в «Кловер». В комментариях кто-то спросил, что стряслось, а Лиа ответила: «Ничего такого, что может затмить подготовку к лучшему празднику в мире» и поставила кучу эмодзи-ёлочек. «Что же ты больше ничего не постишь?» – мысленно спросила Саша и отбросила телефон к ногам. Её руки дрожали, в горле словно застрял комок, а сердце учащённо билось. Она не думала, что это занятие так выведет её из себя, но даже смотреть на их фотографии оказалось пыткой. Их лица будто перенесли её обратно в тот день, когда она невольно пошла вместе с ними в бар; заставили вспомнить всё, о чём они говорили, как на неё смотрели и насколько не по себе ей там было. Ей казалось, что всё получилось случайно, что они ничего не планировали, но Саша не знала, хуже ей или лучше от этой мысли. Какой-то её части всё ещё было сложно поверить, что такое вообще может случиться… не говоря уже о том, чтобы с ней. Такие вещи обычно происходят с кем-то другим; с кем угодно, но не с тобой; чаще всего – с кем-то, кого ты даже не знаешь, и оттого кажутся частью какой-то иной реальности. Но когда эта реальность бьёт тебе в лицо, тут совсем другая история. Твой мир перевёрнут с ног на голову, у тебя из-под ног будто выбили почву, и вот, ты лежишь и не знаешь, как тебе с этим жить. Вроде бы и нужно всего-то встать на ноги, вот только ходить теперь предстоит вверх ногами. Она даже не раздумывала над тем, чтобы солгать Глебу. Это было заранее известное решение – с тех пор, как она очнулась, ещё тогда, когда его никто не требовал. Она просто знала где-то внутри, что должна скрыть ото всех самое неприятное, и эта непонятно откуда взявшаяся, почти сакральная уверенность не позволяла ей взять и как следует всё осмыслить. Крис не должен был узнать, что в этом замешана Лиа, а кому от этого вранья действительно станет легче – уже неважно. Её глаза слипались от усталости, а в голове ещё метались волнующие мысли о том, что будет, если тайное станет явным. Если Крис пойдёт в бар разбираться и ему расскажут, что она была не одна. Бармен опишет ему её спутниц, и тут уже останется сложить два и два вместе. Даже думать об этом было ужасно; а ещё ужасней – о том, что последует дальше: долгая волокита разбирательств, на которые у Саши не было сил, разговоры, воспоминания, а может быть, даже и встреча лицом к лицу с Элей и Лией. Как она сможет встретиться с кем-то из них, если даже их снимки бросают её в дрожь? Вскоре подействовало успокоительное, которое ей дали после обеда. Эти таблетки всерьёз начинали нравиться Саше. С ними всё, что её волновало, постепенно затухало, отдалялось, уходило на задний план. Оставалась только сладкая сонливость, ощущение мягкой подушки под головой и теплота больничного одеяла. И вот, она снова спит, на время отключившись от всего, что её волнует. Она проснулась около полуночи, страшно злая на себя за то, что снова всё проспала. Ведь она должна была ждать Криса, а в итоге уснула, и если он был здесь, то мог не решиться её разбудить, как вчера. (Добродушная медсестра уже рассказала Саше о том, что он приходил: «Сидел вот здесь и спал, держа тебя за руку, – улыбалась та, вспоминая. – Это надо было видеть. У этого мальчика с тобой всё серьёзно, милая. Поверь, я здесь повидала всякое, могу различить, где любовь, а где нет».) Надеясь, что медсестра ещё здесь, Саша нажала на кнопку вызова, и спустя минуту к ней пришли, но, к её досаде, женщина была новая. – Вы случайно не знаете, ко мне вечером кто-нибудь приходил? – спросила Саша. – Не знаю, душенька, я сегодня в ночную смену, – ответила медсестра. – Почему бы тебе не поспать? Принести снотворное? – Нет… спасибо… – разочарованно отозвалась Саша. А на следующий день ей объявили, что её выписывают, потому как состояние нормализировалось и лежать в стационаре больше нет нужды. Это известие застигло Сашу врасплох, готовую ещё несколько дней проваляться в постели. Но спорить, очевидно, смысла не было – вряд ли она бы смогла убедить их, что её необходимо оставить, – и Саша стала постепенно собираться. Вещей у неё не было, кроме тех, которые были при ней, когда её увезла скорая, так что собирать было толком и нечего, но вывихнутая лодыжка существенно осложняла дело. Прихрамывая, Саша добралась до шкафа и стала медленно одеваться, между делом вызывая Криса. Она больше не могла ждать, когда он приедет; он был нужен ей прямо сейчас, и неважно, сердился он там или нет. Однако трубку никто не брал, а телефон известил, что зарядки осталось всего три процента. Уже покинув палату и добравшись до поста медсестер, Саша переписала его номер на клочок бумаги. Когда она объяснила, что не сможет добраться сама до дома, ей дали воспользоваться телефоном – впрочем, весьма неохотно. Голова шла кругом, пока она стояла в коридоре и пыталась дозвониться до Криса, каждый раз терпя неудачу. Лодыжка ныла, в кошельке остались сущие копейки – на такси точно не хватит, а Крис куда-то пропал… Она даже не понимала, как до сих пор не впала в панику. Неизвестно откуда взялись силы, появилась уверенность в том, что именно нужно делать, и, когда ей вежливо намекнули, что она занимает телефон, Саша не растерялась. Она выпросила ещё один звонок, на одном оставшемся проценте переписала из мобильного номер Глеба, после чего тот сразу же разрядился, и не раздумывая позвонила. Он был её последней надеждой, и она скрестила пальцы, чтобы то, на чём они вчера сошлись, не вышло ей боком. Спустя несколько гудков он ответил. – Это я. Саша, – сказала она. – Прости, что звоню. Я из больницы… Телефон разрядился. – Что случилось? – сразу спросил Глеб. – Меня выписывают… – Что?! Уже? – Да. И я не могу дозвониться до Криса. Я подумала… может, ты знаешь, где он? У меня совсем нет денег. А ещё нога – ты знаешь. Мне самой не добраться. Несколько долгих секунд Глеб молчал, обдумывая её слова, пока не услышал, как она негромко кашлянула. – Я понятия не имею, где Крис, – сказал он. – Но… я за тобой приеду. Через полчаса, идёт? – Спасибо, – ответила Саша и с навернувшимися слезами положила трубку.