Запертая любовь

      На День cвятого Валентина, а точнее на ночь Крис решил снять номер в отеле. В отличие от Саши, не любившей этот праздник, он испытывал перед ним некий трепет и считал, что этот особенный день они должны провести по-особенному, тем более что ему ещё ни разу не довелось его с кем-то отпраздновать. Он ещё в начале месяца завёл разговор о том, как хочет отметить, спрашивал Сашу, чего хочет она, но, так как она сказала, что ей всё равно, он всё взял в свои руки. Три дня назад, в тот вечер, когда она вернулась домой после встречи с Глебом, он поставил её перед фактом, что четырнадцатого числа они ужинают в ресторане отеля, а затем остаются в отеле на ночь. Саша ему ничего не сказала, но про себя негодовала от того, зачем он так сделал. Негодовать, однако, было глупо, о чём она прекрасно знала, – и поздно, – ведь он заранее интересовался её мнением, а её безразличие ей аукнулось. Да и любая другая на её месте была бы счастлива, и это тоже вынуждало её чувствовать себя глупо.       Она не имела ничего против ужина – что её нервировало, так это ночь. С тех пор, как она начала принимать антидепрессант, у неё совершенно пропало желание заниматься сексом, и их последние разы с Крисом были для неё испытанием. Каждый раз она надеялась на то, что это прошло, что на этот раз всё будет как раньше, но побочный эффект никак не хотел пропадать. Самым обидным было то, что это был единственный побочный эффект от её АД, не считая сухости во рту в первые две недели, – ни головные боли, ни тошнота, ни диарея её не коснулись, хотя она знала, что всё это было возможно. О пониженном либидо она тоже знала, но так как прошлый препарат, который она принимала, такого эффекта не вызвал, наивно надеялась, что эта неприятность обойдёт её стороной.       Внезапно секс ей стал неинтересен, превратился в неважное и ненужное занятие, которое, тем не менее, было обязательным, прямо как уроки рукоделия в школе. На них ей тоже в своё время ходить не хотелось, но было надо, а кто это придумал – неизвестно, и она ходила, хотя чувствовала себя там не на своём месте. Отчего-то была в ней уверенность, что и Крису она должна, пусть он ни разу ничем не выдал, что так считает. Он бы вообще, наверное, сильно расстроился, узнав, что она так думает, – Саша об этом догадывалась; только догадываться было мало, чтобы оставить дурацкие убеждения.       Она прекрасно знала, что дело в таблетках, что её вины в этом нет, но Крису почему-то сказать не решалась. Это было как-то унизительно; кроме того, она не хотела его обидеть. Вдруг бы он подумал, что дело в нём, и расстроился? Ведь он так старался сделать всё так, чтобы ей было хорошо; он не был в постели эгоистом. И она не должна такой быть – ну что ей стоит чуть подыграть, чуть потерпеть, чтобы ему было приятно?       На самом деле это стоило ей многого, только она отказывалась это признавать. Она каждый вечер переживала о том, будет у них секс или нет, а если будет, то как ей себя повести, чтобы Крис ничего не заподозрил. На первый взгляд задача казалась несложной; но Крис был внимательным, поэтому имитировать желание нужно было убедительно, а это требовало, как минимум, моральной подготовки. Всё это враньё Сашу изматывало. Одно хорошо: не так уж и часто у них был теперь секс. Однако зачем он снял номер в отеле, сомневаться не приходилось, так что все дни с тех пор, как она об этом узнала, её не покидали мысли о том, как всё пройдёт.       Она нервничала, переживала, боялась, абсолютно не хотела туда ехать, втайне мечтала, что оплата по какой-нибудь причине не прошла и что всё ещё отменится. Но когда Крис подтвердил, что всё точно в силе, поняла, что нужно начинать готовиться. Готовиться к самому липовому и коммерческому празднику на свете. Она ведь должна быть идеальной, так? Выглядеть соблазнительно, сексуально в его глазах. Этого требует традиция? На это он рассчитывает, если ведёт её ужинать и снимает люкс? Что же, к такому следует подготовиться.       Она продумала, как будет выглядеть, включая одежду (чёрное платье – она в нём пойдёт на работу, только снимет потом пиджак), бельё (тоже чёрное, кружевное) и причёску (в пятницу короткий день, успеет в салон перед ужином). Чёрные туфли на шпильке и чёрный атласный халатик возьмёт с собой. Губы её будут тёмно-красными (Крис такие любит), а на веках она нарисует стрелки (это тоже). Но чем увереннее она становилась в своём будущем образе, тем обиднее было, что ей будет так сложно получить удовольствие от их ночи. Разве это справедливо?       В четверг после обеда её начали посещать мысли о том, чтобы пропустить приём АД. Идея была рискованная, и Сашин психиатр её бы точно не одобрила, но это казалось единственным выходом: она не примет всего лишь пару таблеток и к ней ненадолго вернутся яркие краски мира, а заодно и нормальное либидо. Но Саша сомневалась. Она знала, что если случайно пропустить одну таблетку, то следующую нужно принять по графику. Это было написано в памятке, которую ей выдала доктор Буше, а значит, у людей такое бывало. Отклоняться от графика или вовсе прекращать приём, не посоветовавшись с врачом, там, само собой, не рекомендовалось, но она и не собиралась этого делать. Она просто хотела один день пожить полной жизнью.       Вечером перед сном Саша стояла на кухне и смотрела на полку с лекарствами, кусая губы. Упаковка её таблеток лежала на самом виду, мозоля глаза. «Принять или нет?» – спрашивала себя Саша. «Если не смогу уснуть, – решила она в итоге, – тогда приму. Если завтра утром будет плохо, то приму. А пока посмотрим».       Но она спокойно уснула; снился, правда, какой-то бред – но когда ей снилось хоть что-то помимо бреда? Это ни о чём не говорило. Утром она себя чувствовала вполне нормально; немного сонной из-за раннего подъёма, но она была такой каждый день. Она перекусила, собралась и ушла на работу (ещё одно доказательство того, что Валентинов день не настоящий праздник: все работают). Всё утро ждала от себя чего-то плохого – и ничего не дождалась.       Весь день Саша старалась прислушиваться к себе. Постоянно задавала себе вопрос: «Со мной всё в порядке?» – и тут же отвечала: «Вроде в порядке». И только в салоне, когда ей сушили волосы, ей стало не по себе: накатила тревога, которой она уже пару недель не испытывала, и вдруг захотелось домой – закрыться у себя в комнате, залезть под одеяло и просто лежать. Она весь день была такой активной, а тут вдруг почувствовала усталость и напряжение. Но надо было идти до конца, и она, убедившись в том, что выглядит так, как хотела, отправилась к Крису.       – Саш… Ты выглядишь великолепно, – сказал он, увидев её. – Честное слово. – И то, как он на неё смотрел, это подтверждало.       Ресторан оказался будто создан для них. По правде говоря, у Саши были сомнения, что они в такой день должны где-то вместе ужинать: высока была вероятность встретить знакомых, которым это покажется странным. Но, когда она сказала об этом Крису, он её убедил, что по этому поводу можно не волноваться. Пришлось ему тогда поверить, но только теперь она поняла почему. Это был очень необычный японский ресторан: посетители в нём друг друга не видели, так как их сразу же провожали в зашторенные кабинки. Очереди на входе не было – всё по предварительной записи, так что столкнуться здесь с кем-то было почти невозможно. Она была вынуждена признать, что Крис хорошо подготовился.       Сам он выглядел потрясающе. Крис и просто, без всяких усилий был очень собой хорош, даже со щетиной, появившейся, когда он перестал ходить на работу. Но сегодня его щёки были гладко выбриты, а волосы уложены так, как больше всего ему шло: слегка зачёсаны назад – похоже, с помощью геля, который, однако, был незаметен. У Саши порой было чувство, что он разбирается в красоте намного лучше неё. Он всегда следил за своим внешним видом, даже когда был подростком, и делал это заметно лучше других парней, включая тех, чьи мамы следили за своими сыновьями. У близнецов же мамы не было, тем не менее Крис был в вопросе внешнего вида очень продвинутым, и это не изменилось. Наверное, у него это в крови, думала Саша, сидя напротив своего совершенного брата и в который раз сомневаясь, достаточно ли она хороша, чтобы быть рядом с ним.       Они не пили. Только чай – Крис сказал, что не станет пить, когда ей нельзя, и это ввело её в ступор. До неё не сразу дошло, что он помнит о том, что она принимает АД. Оттого что она и так почти никогда не пила, Саша даже не вспоминала (и тем более не сожалела) о том, что алкоголь для неё теперь под запретом. Зато Крис, как оказалось, помнил, и, когда он ей это сказал, ей захотелось провалиться сквозь землю. Он, по всей видимости, считал её ответственным человеком, который соблюдает все инструкции. Как же он ошибался…       Закончили ужинать рано, ещё не было девяти. Саше казалось, Крису не терпится попасть наконец-то в номер: обычно он любил посидеть в ресторане подольше, а тут решил, что пора закругляться. Он сказал, что ради конспирации поднимется первым, а затем придёт и она. Только когда он ушёл, она смогла снять с лица приклеившуюся улыбку. Но была ли она достаточно убедительной, Саша не знала: он пару раз спрашивал, всё ли в порядке, и иногда взволнованно на неё посматривал. Однако больше своё беспокойство не проявлял, так что, возможно, ей всё-таки удалось его обмануть.       Уже стоя в лифте, она почувствовала, как приближается знакомое состояние – Саша называла его «накатило» из-за того, что оно вызывало ассоциации с огромной волной, обрушившейся на неё. Волной тревоги и странной дереализации; когда сердце начинает биться чаще, а сама она становится заторможенной. Когда она в последний раз это чувствовала? Пожалуй, в тот день, когда попала в больницу, – в баре с Элей и Лией. «И теперь… как не вовремя», – пронеслось в голове. (Накатывало вообще почему-то всегда не вовремя, как будто бы специально, чтобы выставить её ненормальной.)       Когда Крис открыл и впустил её внутрь, ей бросилось в глаза, что он нервничает. На секунду подумала – из-за неё, но он поцеловал её и сказал: «Я думал, что справлюсь быстрее, придётся чуть-чуть подождать», и она поняла, что нет. Он что-то готовил, но не успел, и она уже даже не знала, лучше ли ей от этого. Он так для неё старался, а она…       – Это там? – спросила Саша, не видя, что за его спиной.       – Нет, здесь ничего нет, – ответил Крис и потянул её за руку. Тут она поняла, что в их номере не одна комната. Отчего-то она не подумала об этом раньше, хотя слово люкс должно было о чём-то ей сказать. – Подождешь тут немного, ладно?       – Я… я схожу пока в ванную, – сказала она.       – О, можешь побыть там подольше, – смущённо улыбнулся Крис и исчез.       Таких ванных комнат Саша ещё не видела. Она казалась ей слишком роскошной, чтобы адекватный человек испытывал в такой потребность. Для отеля это было ещё объяснимо: многим из нас хочется пожить красиво хоть пару деньков; но ей всегда было сложно понять людей, которые купаются в такой роскоши у себя дома, в то время как большая часть мира живёт в чудовищной бедности. Это попросту не укладывалось в её голове. Она бы никогда не отдала деньги за такой номер, даже если бы их у неё было много, и считала, что Крис транжирил свои, особенно если учесть, что он теперь был безработным.       Саша достала из сумки одежду и туфли и разложила всё на мраморной столешнице, затем разделась и вошла в душевую кабину. Она стояла под горячей водой, пока её кожа не покраснела, а ванная не погрузилась в клубы пара. Зная, что задержалась, – наверное, даже дольше, чем того хотел Крис, – она была рада, что он её не беспокоит. Ей нужно было побыть одной. Одевалась Саша медленно, так, что со стороны могло показаться, она нарочно оттягивает момент, когда ей придётся выйти, хотя на самом деле и тело её отказывалось двигаться быстрее. Закончив, она протёрла зеркало полотенцем, чтобы оценить свой образ.       Она выглядела ровно так, как и планировала: в бралетте и шортиках, в коротком атласном халате, чтобы немного скрыть свою худобу, которой всё ещё стыдилась, несмотря на прибавку в весе, и в туфлях на шпильке, что должно было особенно понравиться Крису. Хотя, если честно, то весь её образ был продуман с мыслью о нём. И вот, будучи наконец готовой к тому, чтобы он его оценил, она внезапно поняла, что больше не хочет, чтобы он её видел. Она даже не знала, зачем надела на себя всё это, когда ей не хочется здесь быть и не хочется ничего делать.       Вот теперь-то на неё накатило по-настоящему, и стало так грустно, так необъяснимо грустно, что где-то в груди, там, где, как ей всегда представлялось, находилась душа, будто зазияла большая дыра, которой она, конечно, не видела, но прекрасно чувствовала. Давно ей уже не было так грустно, как в этот момент, – будучи одетой словно для подиума, в шикарной ванной комнате, в таком же шикарном номере, где её ждал человек, который её очень любит и которого она так же сильно любит в ответ. Но оказывается, этого было недостаточно, чтобы кошмар у неё внутри прекратился. Всего этого было недостаточно, а какая-то чёртова таблетка, которую она не приняла, справлялась с кошмаром на ура. До этой минуты Саша и не подозревала, что эффект, оказываемый АД на её жизнь, был так велик.       – Саш, ты там как? – вдруг раздался из-за двери обеспокоенный голос Криса.       «Всё нормально, я сейчас», – сказала про себя она и только погодя поняла, что не ответила вслух. И тут она с ужасом увидела, как поворачивается ручка двери. Неужели она её не закрыла?..       Дверь приоткрылась, но прежде чем заглянуть, Крис ещё раз спросил:       – Можно?       «Нет!» – подумала Саша, и он, конечно, вошёл.       Его глаза расширились, когда он увидел её, стоящую спиной к зеркалу, во всей этой сексуальной одежде, на каблуках – и с абсолютно несчастным лицом. Он сразу понял, что что-то случилось, только что – оставалось для него полной загадкой.       – Что такое? – спросил он, взяв её лицо руками и подняв к себе. – Скажи мне. Ты можешь мне сказать.       – Ничего?.. – Саша еле заметно пожала плечами. Ведь ничего действительно не случилось…       – Тогда почему ты такая грустная? Что-то не так, да? Тебе что-то не нравится?       Она помотала головой, что было больше похоже на нервный тик.       – Ты не хочешь посмотреть, что я сделал? Или хочешь быть здесь? Саша. Ты можешь что-то сказать?       Ну вот, ещё немного – и он начнёт терять терпение. Этого она совсем не хотела и, более того, боялась, а потому нужно было ему ответить. Только он предлагал всего два варианта: выйти из ванной или остаться в ней, а ей хотелось третьего – и такого, который он никогда не предложит. Ведь он не мог спросить: «Может, хочешь исчезнуть?» Или: «Не хочешь случайно зарыться дома под одеялом, когда я для тебя столько сделал?»       – Я не очень себя чувствую, – наконец выдавила она, опустив глаза. – Прости.       – О боже… – Он вздохнул, как ей показалось, разочарованно. – Почему?       – Возможно, из-за того, что не приняла сегодня АД.       – Почему?.. – Крис растерянно на неё смотрел. – Ты забыла?       – Нет. Специально не приняла, – призналась она. – Хотела, чтобы у нас был хороший вечер… хорошая ночь… Но мне… хуже некуда. И всё наоборот. Я не думала, что так будет.       Крис обнял её и погладил по голове, в этот момент видимо понимая, что весь его план терпит крах.       – Хочешь полежать? – спросил он.       – Давай. Только… давай не будем заниматься сексом, ладно?       Он на секунду застыл, поражённый её вопросом, но быстро собрался, взял Сашу на руки, отчего с неё слетели туфли, и вынес её из ванной.       Ей было сложно оценить красоту, которую он создал в спальне. Скорее она понимала, что это должно быть красиво, чем видела это сама. Сквозь серую пелену на глазах даже сотня свечей, что он расставил по комнате, казалось, горела не так уж ярко. На белом одеяле из красных лепестков роз было выложено большое сердце, и, когда он поднёс её к постели, она хотела сказать, что он не должен разрушать его из-за неё, но, так как слова затерялись где-то внутри, спустя секунду она лежала на этом сердце, чувствуя лепестки голыми ногами. Крис выключил звук на телевизоре и, сев рядом с ней, взял за руку.       – Это опасно? – спросил он. – Если пропустить один приём? Или… сколько ты пропустила?       – Два. Я не знаю. Я думала, что нет.       – Два… И не взяла с собой?       – Нет.       – Значит, пропустишь ещё один раз перед сном, и ещё один завтра утром, если мы не уедем отсюда пораньше. Так выходит?       – Да, – признала Саша и закрыла глаза. Ей не хотелось видеть его разочарования.       К счастью, он больше ничего не говорил, а тихо сидел и зачёсывал ей волосы за ухо. Она не знала, сколько это продолжалось, но, когда он остановился, поняла, что ей этого не хватает. Почувствовав, что он поднялся с кровати, она приоткрыла глаза и увидела, как он наливает воды из бутылки. Затем он поставил стакан на прикроватный столик и сказал:       – Я скоро вернусь.       «Ладно», – подумала Саша и услышала, как он вышел.                     Крис летел домой как угорелый, пролетая на светофорах в последний момент и чертыхаясь из-за пешеходов на нерегулируемых переходах. Он долго не раздумывал над этим решением и только на полпути задался вопросом, правильно ли поступил. Его как молнией шибануло, когда он осознал, что оставил Сашу совсем одну и что она может сделать, когда никого нет рядом. Он никогда раньше не думал о том, что она способна причинять себе вред, но недавно понял, что страшно этого боится. Он вернулся к психологическим консультациям по скайпу, которые начал в декабре, и один раз в неделю, пока Саша была на работе, общался с Хеленой Рихтер. Однажды в ходе разговора он признался, что после передозировки опасается, как бы с ней снова что-нибудь не случилось, а с помощью доктора Рихтер понял, что связывает свои опасения с Сашиной депрессией.       – Она когда-нибудь себе вредила? – во время их последнего разговора спросила Хелена (так Крис называл её мысленно, хотя обращался только на вы).       – Не думаю… Ну, если не считать булимию со всеми вытекающими, – ответил он, – но это, наверное, неправильно рассматривать как причинение вреда.       – Это, конечно, намного сложнее, но булимия это тоже аутоагрессия. Элементы вреда здесь, определённо, присутствуют, и больные обычно об этом знают. Но это знание их, как правило, не останавливает.       – Да, знаю, рвота там и всякие мочегонные. Но она никогда не делала ничего такого… ну, типа царапать себя… или резать… Это же, по идее, хуже? Чем когда этого не делают?       – Это не совсем верно, – мягко поправила его Хелена. – Аутоагрессия может проявляться по-разному, например, через экстремальные занятия, расстройства приёма пищи, самоповреждение и многое другое. Нельзя утверждать, что если человек не наносит себе телесных повреждений, то ему лучше, чем тому, кто это делает.       – Ясно, – сказал Крис, думая теперь о том, что это звучит логично, хотя раньше ему почему-то казалось, что резать себя – это уже вообще. – То есть Саша склонна к агрессии…       – Аутоагрессии. Это не говорит о том, что она склонна ещё к какой-то агрессии, которая не направлена на себя.       – Ну, то есть получается, что я боюсь не зря? – спросил он. – Она всё-таки может с собой что-то сделать?       – Крис… Вам не стоит на этом зацикливаться. Просто нужно быть внимательным, как и всегда. Да, аутоагрессивное поведение может проявляться как суицидальное. Но жить в ожидании, что обязательно случится что-то плохое, ещё никому не приносило пользы. Вы живёте с человеком с депрессией, но позаботиться нужно – пусть, не в первую очередь, но в равной степени, – и о себе самом. Вы не сможете ей помочь, если сами будете не в порядке.       Крис тогда умолчал, что боится за неё ещё и потому, что до сих пор так и не знает, как именно она отравилась. Ему было стыдно сказать это вслух, стыдно это признать, но он по-прежнему иногда думал о том, не могла ли она сама принять наркотик. И он каждый раз себя уверял, что нет, не могла; что это лишь мысль, внушённая папой, хотя он с самого начала был с ним не согласен, – правда, от этого она не переставала его посещать.       Он остановился прямо у их подъезда, не позаботившись о том, чтобы заехать на парковку. За пару минут, он надеялся, никому его машина не помешает. Консьерж проводил его удивлённым взглядом, когда он пронёсся мимо него к лифту. Влетев в квартиру, он, не разуваясь, прошёл на кухню, достал из шкафа Сашины таблетки и тут же ринулся назад. Лифт, как назло, успел уже уехать, и он, боясь потерять время, побежал вниз по лестнице.       С дорогой на обратном пути не везло – ловил все светофоры. В мыслях была одна Саша и то, как она лежала не шевелясь посреди огромной гостиничной кровати, на розовом сердце, в окружении сотни свечей, которые он зажигал, ещё не предвидя, что всё пойдёт не так, как он планировал. Сейчас, мысленно возвращаясь к их ужину, он корил себя за то, что упустил предпосылки этого срыва.       Каково же было его облегчение, когда, войдя в номер, он обнаружил Сашу ровно там же, где и оставил. Только телевизор был уже выключен, и тут он понял, что оставил её без электричества, забрав с собой ключ-карту. Но, похоже, оно ей и не было нужно во время его двадцатиминутного отсутствия, а по крайней мере в спальне света было достаточно благодаря свечам.       Она лежала всё так же, не сдвинувшись ни на миллиметр, и безразлично смотрела на несколько свечей, которые он разместил на комоде, но когда он появился в спальне, моргнула и перевела свой взгляд на него. Крис сел рядом, достал одну таблетку из пачки и протянул её Саше вместе с водой.       – Ты ездил домой… – то ли утверждая, то ли спрашивая, пробормотала она, приподнявшись на локте. Крис не ответил, только поднёс таблетку к её губам. Она послушно открыла рот и запила водой, а, опустившись обратно, сказала: – Спасибо.       – Пожалуйста, – ответил Крис и, наклонившись, поцеловал её в макушку. – Под одеяло залезть не хочешь? – спросил он, расстёгивая рубашку.       Она залезла и моментально почувствовала, что замёрзла, а, когда он лёг рядом с ней, прижалась к нему всем телом. Крис приобнял её, чмокнул в лоб и как ни в чём не бывало включил телевизор. Хотя ему очень хотелось поговорить с ней, на сегодня он решил оставить её в покое, молясь, чтобы только подействовала таблетка и ей больше не было так плохо. Они пролежали около часа – он, смотря фильм, и Саша с закрытыми глазами, – прежде чем он спросил:       – Тебе не получше, зверёныш?       – Получше, – тихо сказала она, и это было правдой. Она не знала, было ли дело в АД или её успокоил сам факт, что она его приняла, но ей уже не было так ужасно.       – Тогда засыпай. Завтра всё пройдёт.                     Проснувшись около девяти, Саша услышала, как Крис заказывает завтрак в номер. Она не помнила, как уснула, – только то, как, когда он выключил телевизор, она открыла глаза и смотрела, как один за другим гаснут фитильки свечей, утопая в растаявшем воске. Сегодня события предыдущего вечера казались чем-то далёким и нереальным. Смутные воспоминания о том, что Крис ездил домой и привёз ей лекарство; какой красивой была спальня; и как она лежала на лепестках роз в полной апатии. Неужели это всё было с ней?       Она быстро вылезла из постели и подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на своё лицо. Как она и думала, весь её макияж стал безобразным: вокруг глаз черные круги, а губы сухие-пресухие от стойкой матовой помады. Поймав в зеркале взгляд Криса, всё ещё говорящего по телефону, она скрылась в ванной, чтобы привести себя в порядок. Всё смыла, почистила зубы, причесалась – и сразу почувствовала себя лучше. Только очень хотелось есть.       – Как ты? – спросил Крис, когда она вернулась. – Нормально спала?       – Вроде да, – сказала она, устраиваясь рядом с ним. Он протянул ей пачку таблеток, но она покачала головой: – После еды.       – Скоро будет, зверёныш, – пообещал он.       Еда появилась спустя десять минут, на красивой серебристой тележке с двумя подносами. Крис, сказав, что всё сделает сам, и велев ей сидеть на месте, начал её обслуживать. Наблюдая за ним, Саша думала о том, сердится ли он на неё за вчерашнее. Он так ей ничего и не сказал – ни: «Зачем же ты это сделала?», ни: «Спасибо, что испортила нам праздник». Но ей казалось, что он так думает, и, если не сердится, то по крайней мере расстроен. И какая-то часть её очень хотела перед ним извиниться, но Саша знала, что это ему не нужно. Ему не нравилось, когда она перед ним извиняется, и это могло его только сильнее расстроить.       Она спросила:       – Ты мне ничего не скажешь насчёт вчерашнего?       Крис перестал намазывать масло на хлеб и посмотрел на неё:       – Ты хочешь, чтобы я тебе что-то сказал?       – Да.       – Например, больше так не делай? Мне кажется, ты и так больше не станешь. – Он взял поднос с завтраком и поставил ей на колени.       – Я не знала, что так всё будет. Всё получилось в точности до наоборот…       – А что, ты думала, это даст?       – Ну… – Она замолчала, уставившись на еду и не зная, с чего начать завтрак: всё выглядело таким красивым и аппетитным, что было жалко испортить.       – Тебе плохо от этих таблеток? Может, они тебе не подходят? Тогда ты должна сказать своему врачу, чтобы тебе подобрали другие. Вся эта самодеятельность в лечении добром не кончится.       – Это был первый и последний раз, – пристыженно ответила Саша. – И мне не плохо от них. Просто они… притупляют эмоции, что ли. Не только плохие, но и хорошие… И ты, наверное, заметил, что секс стал не таким, как раньше.       Крис заметил. Это было очень сложно не заметить. И он прекрасно знал, что это влияние АД, но он так же видел, что она не лишилась способности получать удовольствие, – это просто стало сложнее. По крайней мере, так он думал, но теперь он уже не знал, было ли это правдой. Может быть, Саша умело притворялась? – от этой мысли его начинало подташнивать.       – Заметил, – сказал он. – Я знаю, что это побочный эффект.       – Да… самый противный.       – Ну, не знаю. Как по мне, так всё остальное, что там перечислено, хуже, – он покосился на пачку таблеток.       Саша стала молча есть омлет и не сразу заметила, как он на неё смотрит. А когда заметила, ей стало не по себе от этого взгляда.       – Что?       – Ты ведь не стала бы заниматься сексом, если тебе не хочется? Ты бы сказала?       – Крис… – вздохнула она и отложила вилку. – Это сложно.       – Что сложно? – Тут Крис уже явно занервничал.       – Понять, когда не знаешь, что это такое.       – Я пойму, если ты объяснишь. Но если будешь молчать, то, конечно, нет…       Саша от него отвернулась и посмотрела в окно, за которым начиналось серое февральское утро с мелким снежком. Ей никогда не бывало стыдно или некомфортно говорить о сексе, но теперь она поняла, что это потому, что и проблем, собственно, не было. А теперь появились, и обсуждать их оказалось неудобно. Но им нужно было это обсудить, поэтому она сделала над собой усилие и честно сказала:       – Мне не хочется. Не хотелось ни разу за последний месяц. У меня просто… пропала потребность. Но это не значит, что мне было плохо. Я всё ещё могу получать удовольствие, у меня были оргазмы. Я… мне просто нужно много времени, чтобы начать… что-то чувствовать. Не так, как раньше.       Лицо Криса, печальное, когда она заговорила, наконец-то чуть прояснилось. Но тут он нахмурился, словно что-то пришло ему в голову, и медленно спросил:       – То есть ты пропустила приём АД, чтобы… было как раньше? Из-за секса?       – Ну… не только, но, в общем, да.       – Сашааа… – застонал он.       – Что? Можно подумать, ты не этого хотел, когда позвал меня сюда! – вырвалось у неё.       – Я?.. – Внезапно ему расхотелось завтракать. – Я, в первую очередь, хотел, чтобы тебе было хорошо. Просто сказать было сложно? Обязательно надо было идти на такой шаг?       – Да, сложно, – в тон ему ответила Саша. – Я видела, как много для тебя это значит! Этот праздник. Я не хотела тебе его портить, ясно?       – О боже, – пробормотал Крис и, склонившись, обхватил голову руками. – Что я не так делаю?..       Саша смотрела на его спину и не знала, что сказать. Аппетит у неё уже тоже пропал, и она отставила поднос в сторону. Хотелось куда-нибудь спрятаться, но она прекрасно знала, что в этом чёртовом номере спрятаться негде. Дверь ванной, как она уже поняла, не закрывалась. Значит, было пора собираться домой.       – Ты всё делаешь так, – сказала она, вставая. – Тебе просто со мной не повезло.       Когда Крис ничего не ответил, у неё в груди возникла притупленная боль. Она взяла свою одежду и ушла переодеться в другую комнату. Хотела сразу уйти, но поняла, что пачка АД осталась в спальне, – пришлось возвращаться.       Упаковка была у Криса в руках. Он протянул её ей и сказал:       – Держи. Надеюсь, поможет… с твоими бзиками.       Только оказавшись в лифте одна, она достала свою утреннюю дозу и запила водой, найденной в сумке. В глазах стояли слёзы, а в ушах повторялись его слова. «Молодец, – сказала она себе, – ты сама его оттолкнула». Зато теперь она знала, что даже с самым близким не следует делиться всем, потому что даже самый близкий – это другой человек и он не может во всём тебя понимать. Ей просто не следовало ему открываться, и она, определённо, не должна делать этого впредь.       Крис был прав: у неё есть бзики. Но лучше ему не иметь с ними дела.