«This time, we go sublime Lovers entwine, divine, divine Love is danger, love is pleasure Love is pure, the only treasure»
– Frankie Goes to Hollywood, «The Power of Love»* *Лучше версия Gabrielle Aplin.
Наконец настал тот день, когда все вещи Глеба были тщательно сложены и упакованы в его огромные чемоданы, с которыми он приехал к близнецам из Сиэтла, и всё, что ему оставалось сделать, так это перевезти их в свою новую съёмную квартиру с помощью Криса. Несмотря на то что переезд предоставлял ему куда большую свободу для жизни, в некоторой степени он всё же был расстроен, чувствуя себя родителем, оставляющем своих детей без присмотра. До этого дня он вроде как мог контролировать жизнь двух своих друзей, и они не могли натворить никаких серьёзных ошибок, но теперь они оставались предоставлены сами себе, и хотя Глеб был уверен, что Крис вполне способен отвечать за них обоих и обеспечивать им достойное существование, он также знал, что Саша – его самое слабое место, и она способна влиять на брата таким образом, что ему в голову могут взбрести всякие глупости. Оставшись дома наедине с ещё спящей Сашей, он распахнул на кухне окно и спокойно курил, когда в коридоре послышались шаги, означающие возвращение Криса из магазина. Держа в одной руке букет пионов и другой отгоняя от себя воображаемый табачный дым, он морщась вошёл в кухню и поспешил напомнить Глебу о том, что курить в квартире запрещено. Тот сделал последнюю затяжку, лениво затушил сигарету и развернулся к другу, который в этот момент ослаблял тонкую верёвку на упакованном в бежевую бумагу букете, уже приготовив вазу с водой. – Это мне? Как мило! – Губы Глеба расплылись в его фирменной улыбке, когда он приблизился к Крису, чтобы потрепать его по волосам, но тот вовремя увернулся. – Даже не смей трогать мои волосы этой рукой. От неё пахнет сигаретами. И нет, естественно, это не тебе. – Почти не пахнет, – принюхавшись, ответил Глеб. – Я чувствую только запах цветов. – А я чувствую запах сигарет с какой-то добавкой. – Крис несколько секунд пытался понять, с какой именно, пока его взгляд не упал на пачку сигарет, лежащую на подоконнике. – С ментолом?! – удивился он, с ужасом глядя на бирюзовую упаковку. – Твой член скоро точно отвалится. – Ты уже говорил. – Ты ведь знаешь, что ментоловые – самые вредные? – спросил Крис, когда они вышли в прихожую, где уже стояли все вещи. Он ещё раз всё внимательно осмотрел и, выбрав один из двух чемоданов, покатил его за ручку к двери. Глеб последовал его примеру. – Боже, я взял разок попробовать. Ничего не случится с моим членом от одной пачки. – Случится и так, и так. Просто с ментоловыми это произойдёт быстрее. – Всё, прекрати, – замахал руками Глеб. – Саша не даст соврать: всё отлично работает, – ухмыльнулся он, и лицо Криса тут же приобрело удручённое выражение. За последнее время он твёрдо убедился в том, что не испытывает никакой радости по поводу Сашиных возможных отношений с кем бы то ни было, в том числе с Глебом, и не мог больше притворяться, будто новость о том, что они снова спят друг с другом, его бы совсем не расстроила. – Вы ведь не… – Нет, нет, ни в коем случае… – быстро прервал его Глеб. – Но я думаю, она ещё помнит те сказочные минуты вместе со мной. Крис наградил его убийственным взглядом за эти слова, прекрасно зная, как Глеб любит провоцировать его со всей этой темой, но всё же пытаясь оставаться спокойным хотя бы внешне. – Тебе лучше замолкнуть, – предупредил он, выходя из подъезда. – Хорошо, – Глеб широко улыбнулся своей улыбкой Чеширского Кота, – но на будущее – ты знаешь, что случается, когда слишком много думаешь о чужом члене. Я крайне ценю твою заботу, но, правда, позаботься лучше о себе. – Я забочусь о себе и, в отличие от тебя, не курю. – Угу, но какая от этого польза? Всё равно никого не трахаешь… – Что ты там бормочешь? – Ничего-ничего.***
Глеб уехал. Она поняла это, стоило ей заглянуть в комнату, в которой он обитал в последнее время. Все его вещи исчезли. Он забрал с собой даже все свои аксессуары для компьютера. Хотя было бы странно, если бы он этого не сделал. Их-то он наверняка упаковал первым делом, не забыв протереть специальными салфетками, чтобы всё блестело… Итак, Глеб уехал. Уехал и даже не разбудил её, чтобы попрощаться. Не то чтобы они расставались на век и он уезжал на край света, но присев на большое офисное кресло, в котором обычно сидел он, и осмотревшись, Саша вдруг загрустила так, что даже защипало в глазах. Кто бы мог подумать, что теперь она будет сидеть здесь вот так, сжимая в руках огромную чашку чая, и винить себя за то, как она порой хотела, чтобы он съехал? А ещё этот букет на кухне, который она никак не могла не заметить, заваривая себе чай… Букет пионов. Прекрасных светло-розовых пионов, моментально ослепивших её своей красотой. Их запах так и застрял в её ноздрях; ей казалось, она чувствует его, даже находясь в другой комнате. Завёрнутые в самую обычную бумажную упаковку натурального коричневатого цвета, они тем не менее выглядели шикарно, к тому же они просто кричали о том, что их купил Крис. Нет, серьёзно, они выглядели… как бы это сказать… в его стиле? Никаких ужасных блестящих лент с завитками, никакой помпезной бумаги – всё просто, красиво и естественно. Она могла легко представить себе, как он неспешно шагает по улице, держа эти пионы в руках… И где-нибудь за углом его ждёт Лиа. Несомненно, ждёт – как иначе? Ведь Саша прекрасно видела ту маленькую открытку, всунутую между двумя цветками, пусть даже и не стала её читать. Она даже немного собой гордилась за то, что не дала любопытству взять над ней верх. Хотя, вероятно, она всего-навсего не хотела знать, что там написано, и её сила воли тут ни при чём. Одним словом, дурацкие пионы расстраивали её ещё больше. Она никогда не была чересчур ревнивой, но с недавнего времени любые упоминания о Лие стали бесить её больше, чем все прежние увлечения Криса вместе взятые. Было глупо себе врать – Саше она не нравилась. Она видела в ней соперницу, называла её про себя воровкой и, решив, что этого достаточно, чтобы убедиться в своей неприязни к ней, перестала мучиться, заставляя себя принять Лию. – Эй, – раздался вдруг голос Криса, и, повернувшись, она увидела его, стоящего в дверном проёме. – Мне кажется, или кто-то грустит здесь один? – Я не грущу, – соврала она, – мне просто было скучно. И в подтверждение своих слов она улыбнулась, слезла с кресла и, подойдя к брату, приняла его раскрытые объятия, уткнувшись носом ему в грудь. Ей не хотелось обсуждать с ним то, из-за чего она так раскисла, сидя одна в комнате Глеба. Но он и без того всё понял. – Он будет приходить к нам в гости. – Что?.. – Глеб. Он никуда не делся, он всё ещё в одном городе вместе с нами. Мы можем видеться, как и раньше. Вот так всегда. Саша подняла на него глаза и молча кивнула, стараясь не показывать своего удивления, оттого как быстро он её раскусил. У него не иначе как нюх на её грусть. А может, его и самого не слишком радовало то, что они остались одни. По крайней мере, прежде он, в отличие от неё, никогда не жаждал того, чтобы Глеб поскорей переехал. Саша же только теперь задумалась о том, как ей на самом деле нравилось то, что он жил с ними. Он не раз спасал её от одиночества, когда Крис был слишком занят, чтобы найти на неё время. Он пытался развеселить её своими глупыми шутками, когда ей порой бывало грустно. И он готовил для неё мясо, отчего она была в полном восторге. – Больше никто не поджарит мне курочку, – грустно улыбнулась она, засовывая руки в большой карман на толстовке Криса. Он поджал губы, словно извиняясь за то, что не может этого сделать, и, внимательно посмотрев на неё, убрал её длинные волосы на одну сторону, как ему нравилось. – Ты сможешь составить мне компанию сегодня вечером? – спросил он с некоторой неуверенностью во взгляде. – Конечно. В чём именно? – Папа звал поужинать к ним домой, – тихо ответил Крис, боясь, что она может тут же забрать своё «конечно» обратно, но её лицо совсем не изменилось, когда она услышала это. – Пожалуйста. Я не хочу идти туда один. – Он звал и меня? – Конечно. Раз он пригласил меня, то и тебя тоже, – заверил её он, и Саша мысленно усмехнулась наивности этого убеждения. У неё были сильные сомнения по поводу того, что отец ожидал увидеть их обоих у себя дома. Но тем не менее она согласилась: – Хорошо, я пойду с тобой. Она и представить себе не могла, что он так сильно этому обрадуется. Его глаза тут же засияли и на щеках появились глубокие ямочки, когда он заулыбался, прижимая её к себе. В такие моменты ей нравилось воображать, что она единственная, кому он может дарить такую улыбку. Что, в общем-то, было правдой, потому что эта улыбка была слишком искренней и интимной для кого бы то ни было, кроме неё. Но она об этом не знала. – Тебе понравились цветы? – спросил он вдруг. – Ц-цветы? – Да, я оставил их на кухне. – Я видела. Я думала, они не для меня… Крис нахмурился, выпуская её из своих больших рук, и вышел в коридор. – Для кого же ещё? Там ведь была записка. – Я не стала её читать… Он удивлённо посмотрел на неё, когда они оба вошли на кухню, и, быстро вытащив из букета открытку, убрал её в передний карман своих джинсов. Он был слегка поражён тем, что она даже не посмотрела на неё. Крис бы на её месте посмотрел. Даже если бы был уверен, что это не для него. – Эй, отдай её мне! Что там было написано? – Секрет. Теперь ты этого не узнаешь, – подмигнул он ей и нарочно похлопал рукой по карману, показывая, в каком надёжном месте она теперь спрятана. Не слишком ли много секретов?.. Саша скривила губы и несколько секунд сверлила его своим хмурым взглядом, пока не переключила внимание обратно на букет. Он ей нравился, но ей всё ещё было сложно поверить, что он на самом деле принадлежит ей, а не только в её мечтах. Она осторожно провела указательным пальцем по лепесткам одного из цветков и смущённо поблагодарила Криса, а затем подняла небольшую вазу и, прижав её к животу, аккуратно понесла к себе в комнату.***
Несмотря на то, как легко и быстро она согласилась на поездку к отцу, Крис знал, что она не может быть хоть сколько-нибудь счастлива от перспективы провести вечер в такой компании, и прекрасно видел, что его приближение понемногу ввергало Сашу в волнение и нервозность. Наблюдая за тем, как она ёрзает на переднем сиденье машины и меняет позу чуть ли не каждую минуту, он пообещал себе, что это последний раз, когда он проводит с ней вечер совсем не тем образом, каким бы ему хотелось. Но он одинаково сильно не желал ни оставлять её дома одну, ни находиться одному на ужине у отца, а избежать этого можно было только таким способом. – Погода испортилась, – уныло протянула она, разглядывая через окно проплывающие мимо них тоскливые осенние пейзажи, оставшиеся без солнца. – Надеюсь, мы ненадолго? Крис бы хотел ответить ей, что они уедут, как только закончится ужин, но не мог ей врать, зная, что даже для своих детей у отца не найдётся оправданий такому поведению, лишённому, по его мнению, всякого приличия, если они не задержатся после ужина хотя бы на час; потому он лишь выразил надежду на то, что удастся уехать пораньше. – Он знает о том, что его врач был у нас? – имея в виду их отца, спросила Саша, немного погрустневшая оттого, что не услышала от Криса никаких заверений, которые могли бы её порадовать. – Да, знает. Если тот ему не рассказал большего, то он думает, что ты простудилась. Саша посмотрела на него и закусила губу, находясь в небольшом беспокойстве за то, что эта тема может быть затронута за столом, тогда как она сама ни за что не хотела бы говорить об этом. – А он мог ему что-то сказать? – Вряд ли они говорили друг с другом после того, как он был у нас. Не думай об этом. Лучше послушаем что-нибудь, – улыбнулся Крис, включая радио, после чего салон машины наполнился звуками какой-то цепляющейся песни. – Ну, уж это-то должна быть Кэти Перри… – О да. На этот раз в точку, – усмехнулся он, повышая громкость. Следующие пару минут Саша вполне спокойно сидела по-турецки на своём сидении и постукивала по бедру пальцами в такт песне… пока невольно не стала вслушиваться в слова, вслед за чем последовало осознание того, что они куда менее весёлые, чем музыка. Она ненавидела это чувство – чувство, которое возникает всегда, когда слушаешь все эти радостные треки, под которые хочется танцевать, даже будучи прикованным к одному месту ремнём безопасности, а потом в один момент понимаешь, что песня на самом деле настолько грустная, что тебе уже кажется невероятным это несоответствие слов её музыке. Теперь она ждала припева, чтобы то, чего она, возможно, не до конца расслышала, подтвердило её опасения. Но всё было верно, и хуже того, что эта песня оказалась грустной, было только то, какие ассоциации она вызывала у Саши в мыслях. In another life, / В другой жизни I would be your girl / Я была бы твоей девочкой, We keep all our promises, / Мы бы сдержали все свои обещания, Be us against the world / Выстояли бы против целого мира. In another life, / В другой жизни I would make you stay / Я бы тебя удержала, So I don't have to say you were / И мне не пришлось бы говорить, The one that got away / Что это ты от меня ушёл Невероятно. Откуда берутся все эти песни? И почему они постоянно попадаются ей под нос? Кажется, всё в мире старается напомнить ей о том, что у неё было с Крисом. Не то чтобы она надеялась когда-то об этом забыть, но все эти маленькие детали – такие, как эта песня, – ни капли не облегчали её жалкой доли. Крис не мог не заметить, каким сосредоточенный вдруг стало её лицо, когда она слегка подалась всем телом вперёд, навострив уши, как любопытный котёнок. Но он, совершенно не обращая внимания на смысл песни, списал всё на её крайне взвинченное состояние в последние дни, которое было прямым следствием её разговора с Романом (о чём Крис, правда, не мог знать). А пока он был полностью сконцентрирован на дороге, ведущей к дому отца, Кэти продолжала петь и Саша старалась не пропустить ни слова. All this money can't buy me a time machine / Ни за какие деньги мне не купить машину времени, Can't replace you with a million rings / Миллионы колец не заменят тебя мне I should'a told you what you meant to me, / Я должна была сказать тебе, как многое ты для меня значишь 'Cause now I pay the price / И теперь я расплачиваюсь за то, что не сделала этого… В ужасе оттого, что ей сейчас снова придётся услышать этот катастрофический припев, будто бы списанный с её жизни, Саша резко взметнула руку, намереваясь выключить радио прежде, чем он начнётся. Но пара строк всё же успела прозвучать, пока она искала стоп, и в результате всё кончилось паническим нажатием всех кнопок подряд, которое здорово повеселило Криса. Уставившись на неё в недоумении, он пытался понять, чем вызвана такая реакция, но она только отвернулась к окну с покрасневшими щеками, не сказав ни слова. – Что случилось? – мягко спросил он, останавливаясь у ворот на территорию дома в ожидании, пока их откроют. – Ничего. Всё суперски. Суперски?! О да, это слово как нельзя лучше отражало всё то, что творилось у неё в душе в тот момент. Где она вообще его взяла? «Так держать, – усмехнулась про себя Саша, – ведь что ещё, как не дурацкие слова, способно завоевать сердце мужчины?» – Скажи, – настаивал он. «Что тебе сказать, Крис? – спрашивала она его мысленно. – Сказать тебе, как я нашла напоминание о том, что у нас было, в дурацкой песне по радио? Или ты хочешь услышать, как в моём представлении у нас могло бы всё сложиться? Как бы всё было у нас в другой жизни…» – Просто плохая песня, – вместо этого сказала она вслух и вылезла из машины первой, как только она остановилась.***
Больше всего на свете Саша ненавидела так называемое «высшее общество». Его манеры и вкусы, пропитанные высокомерием и фальшью, его законы, которым обязан подчиняться любой, кто хочет попасть в этот круг избранных, его любовь выставлять себя напоказ – ко всему этому она питала изрядное отвращение. Возможно, оно было бы меньше, не знай она, чем это общество живёт и дышит в действительности, однако она знала об этом не понаслышке, будучи нелюбимой, но всё же дочерью человека, к нему принадлежащего. Каким-то странным образом даже семейный ужин превращался в целый спектакль, в котором каждому была отведена своя роль. (И только попробуй её не сыграть – будешь казнён на месте. Словесно.) Но в противоположном углу этого боксёрского ринга (от ненависти к подобным затеям) стояла любовь – поистине ужасное в своей силе чувство – любовь к Крису, и Сашины внутренние протесты тотчас же молкли, когда она поднимала глаза и видела его улыбку. Он играл роль хорошего сына. И надо сказать, справлялся он с ней отлично. Если бы она не знала, что на самом деле ему по душе жизнь поскромнее и что он просто слишком добр и воспитан, чтобы кого-то нарочно обидеть, она бы, возможно, даже поверила, что ему там нравится. Но взгляды, которыми они обменивались украдкой, убеждали её в обратном, а именно в том, что он не прочь был уехать оттуда как можно скорее. Несколько раз он даже хватал её под столом своими длинными ногами, пытаясь вытащить из хмурых мыслей, но так как в разговоре она не участвовала, то возвращалась к ним снова и снова. В чём-то это даже было к лучшему – по крайней мере, они позволяли ей пропускать половину сказанного мимо ушей. Больше половины. Если быть точнее, то всё, кроме одной темы, которая привлекла её внимание моментально, как только о ней заговорили. Лиа – вот что интересовало отца помимо своей компании и новой семьи. Лиа и её отношения с его сыном. А также её родители. Ещё неизвестно, что интересовало его больше. – Я помню, она упомянула, что отец её – врач, а вот кто конкретно… – Он задумчиво покачивал своим бокалом вина, уставившись на Криса невидящим взглядом. Оно и понятно: мысли-то у него сейчас далеки отсюда, подумала Саша, – пытается рассчитать примерную величину приданого, не иначе. – Кажется, психиатр. – Психиатр? Тут, конечно, не обошлось без красноречивого взгляда в Сашину сторону. Ну, разумеется, теперь-то любое слово с корнем «псих» – это прямая отсылка к её болезни, и совсем неважно, что к настоящим психам (да-да, тем самым), она никакого отношения не имеет. Но она прекрасно видела все те мысли и ассоциации, что тут же всплыли у отца в голове, – это было не трудно, так как всё это буквально было написано у него на лице. Психи, психиатр, психолог, психлечебница, больница, врач, диагноз, капельница, таблетки, лечение, палата, больные, анорексички, анорексия, отказы от еды, еда, рвота, булимия, весы, нехватка веса, болезни… проблемы… сложности… вселенская катастрофа… Продолжить список? Легко. Саша. – Да, у него небольшая частная клиника. – О, это интересно… – Ещё бы это не было интересно. Ведь это куда больше денег, чем может получить врач, пусть даже и самый квалифицированный. – Я могу её знать? Тебе известно название? – Нет, я не слышал о нём. – Узнай для меня, если не трудно. – Конечно. – Вдруг окажется, что это та самая, где лежала наша Саша. Этот момент должен был настать, она ждала его, можно сказать, с нетерпением: за весь ужин ни одного плохого слова в её адрес – это же сродни фантастике, разве такое бывает? Отец аж рассмеялся от своей глупой шутки – так сильно его смешила возможность этого совпадения. Однако Крис посчитал нужным как можно скорее развеять его предположение. – Нет, пап, это точно не та самая, – отозвался он сухо и тут же перевёл взгляд на Сашу. Уголки её губ слегка приподнялись в признательной улыбке, когда они встретились глазами. Её глаза – вот уж что в самом деле будет преследовать его до конца жизни, если им вдруг суждено будет расстаться и когда-нибудь он в конце концов забудет, как она выглядела. Но это так, всего лишь глупое, чрезмерное преувеличение – Крис был уверен, что этого никогда не случится. А от её глаз он был и правда без ума. И оттого как она их красила. Этот тёмный растушёванный карандаш – как же сильно он ему нравился… Лучше и не придумаешь. – А что её мать? – не унимался отец. – Известный флорист и дизайнер по интерьеру. Если видели последнюю фотосессию Селин Дион для американского Vogue, – сказал Крис, больше обращаясь к их мачехе, – то она декорировала помещение цветами. – Ах, флорист – это чудесно, – вздохнула та. – Всегда нужен свой человек в таком деле. Ты уж, пожалуйста, разузнай о ней поподробнее. Она нам может скоро понадобиться. – Насколько я знаю, специализируется она в основном на свадьбах. – Тем лучше, родной, тем лучше. Тебе с твоей девочкой не придётся искать никого другого. Тебе с твоей… кем-кем? С твоей девочкой? Не придётся никого искать… для чего-чего? Для свадьбы?! «Ну и стерва же ты, – думала Саша, исподлобья посматривая на блондинку, сидящую во главе длинного обеденного стола напротив отца. – Я его девочка, чтоб ты знала, я и никто другой». Немыслимо. И как такое только язык повернулся сказать? – Ну, я думаю, пока что об этом не может быть и речи… – Это почему же? – Мне кажется, два месяца – слишком короткий срок, чтобы полюбить человека. Для меня, по крайней мере. Мы ведь даже не живём вместе. – Так пускай переезжает к тебе. Саша, если мне не изменяет память, намеревалась снять для себя квартиру. Прежде чем что-либо ответить, Крис посмотрел на сестру. Она сидела, опустив глаза на своё пирожное, и пыталась чайной ложкой очистить его верх от какао. А так как он не мог знать, что она разговаривает с ними со всеми в своих мыслях, его удивляло и немного тревожило её молчание на протяжении всего ужина. Обычно он молил её молчать и не вступать в споры, чтобы это не закончилось для всех скандалом, но теперь ему страшно хотелось, чтобы она вмешалась. Сказала хоть слово. Ну, ладно, пускай хотя бы цокнет языком или шумно вздохнёт, напоминая о себе, но это будет хоть что-то. И тут она его услышала. И так, как и сидела, не отрывая глаз от десертной тарелки, она спросила: – Что, если он не хочет с ней жить? Три пары глаз моментально впились в неё своими удивлёнными взглядами, и впервые за этот мучительно долгий ужин воцарилась полнейшая тишина. Саша была уверена, что слышала какие-то звуки, издаваемые шампанским в её нетронутом бокале, но это длилось совсем недолго, чтобы как следует разобрать. – Прости? – прочистив горло, спросил отец. Именно в этом «прости» и крылись все его так называемые манеры. Саша не могла представить себе более вежливого и одновременно унизительного обращения. То ли он тем самым притворялся, что не расслышал, то ли просил разъяснить ему суть сказанного… Но это было не так важно, как интонация, с которой оно прозвучало. Прости? Кто это у нас тут заговорил? А я и не заметил, что нас здесь четверо. Ах да, это же моя маленькая больная дочь. Действительно, она здесь. И что же это она себе позволяет, вмешиваясь в серьёзный взрослый разговор? Крис, конечно, тоже смотрел на неё с удивлением, но совсем не с тем, что эти двое, – она поняла это сразу же, как только оценила обстановку (то есть выражения лиц всех троих). Он был удивлён по-хорошему, восхищён, если хотите, но Саша побаивалась это признать. И несмотря на то, что на его лице не было явного проявления улыбки, она знала, что он улыбается. Глазами и чёрт знает как ещё, но она это чувствовала. И набравшись немного смелости, она ответила: – Что, если он не хочет с ней жить? Да он ведь не любит её ни капли! Он не любит её, и это просто умора – то, о чём вы тут говорите. О какой вообще свадьбе идёт речь? Ау! Мы не в восемнадцатом веке. Вы ведь не всерьёз? Обсуждаете её предков так, будто они вам уже лучшие друзья, хотя вы их и знать не знаете. Деньги, пап, деньги, задурили тебе мозги, и всё, чем могут блестеть твои глаза, – это отражением горок золота. Ты ведь уже просчитал в голове, какой годовой доход приносит управление частной клиникой, не так ли? Ты ведь уже прикинул, сколько Vogue платит своим флористам? Но женятся не на деньгах, пап, женятся на любимой женщине – неужели тебе это неизвестно? А ты о любви и словом не заикнулся. Ты спросил его хоть раз, чего хочет он с этой девушкой? Ты задумывался хоть раз, счастлив ли он? От такой неожиданной и пламенной речи Даша даже тихо присвистнула, забыв обо всех своих светских манерах. Судя по виду Криса, он был сражён наповал, и отец выглядел так, словно его только что окатили ведром ледяной воды. И пока они все сидели, разинув рты, Саше вдруг стало так неловко – главным образом, перед Крисом, – что ей ужасно захотелось оттуда исчезнуть. Испариться. Провалиться сквозь землю. В воду кануть. В общем, чтобы они её больше не видели. – Извините, – пробормотала она, быстро вставая из-за стола. Полотенце, что было у неё на коленях, неуклюже упало на пол, и её щёки только сильнее раскраснелись, когда ей пришлось наклониться, чтобы его поднять. Избегая встречаться глазами с братом и не говоря больше ни слова, она пулей вылетела из столовой, оставив всех сидеть в неудобном молчании. Первым опомнился отец, что было ожидаемо, и, процедив сквозь зубы «вот нахалка», встал и принялся подливать в бокалы вино. – Ничего не съела, – заметил он, проходя мимо места дочери. – Снова начала свои фокусы? Идёт к успеху своей матери. Его серьёзное лицо не выражало никаких эмоций, хотя бы отдалённо напоминающих переживания о произошедшем. Не показал он и того, что слышал, как захлопнулась входная дверь на первом этаже дома, оповестившая его жену и сына о том, что Саша ушла на улицу. Крис переглянулся со своей так называемой мачехой. Голубые глаза блондинки, которые уже тронули первые глубокие морщинки, смотрели на него взволнованно и несколько виновато за последние слова их отца, и она кивнула в сторону арки, через которую недавно выбежала Саша, намекая на то, чтобы Крис последовал за ней. Он ничего не ответил и, обернувшись к огромному окну от потолка до пола за своей спиной, увидел, как её маленькая фигура быстро удаляется от дома по дорожке слева от теннисного корта. На пару секунд она скрылась за деревьями, прежде чем он увидел её снова, направляющуюся к огромному дубу с качелями. Стремление оказаться сейчас там же боролось в нём с неуверенностью в том, что в этот момент она ищет чьей-то компании, – сбегала ведь она, очевидно, для того, чтобы побыть одной, а не пытаясь вызвать в нём желание следовать за ней, – и ещё несколько минут он просидел, колеблясь и то и дело порываясь встать, пока его не подтолкнул к этому телефонный звонок, на который отвлёкся отец. «Иди», – одними губами прошептала ему Даша, после чего он встал и, поблагодарив за ужин, быстро направился вниз. Сомнения в том, что идти за ней было правильным решением, возрастали в нём с каждой минутой, пока он шёл по имению отца той же дорогой, что и она несколько ранее, и подкреплялись хлесткими порывами холодного осеннего ветра и сгущающимися в небе тучами, которые довольно однозначно говорили о приближении дождя. Но несмотря на эти странные предчувствия, Крис старался убедить себя в том, что, ещё из окна видя, как она отправилась на улицу в одной рубашке, вынужден был хотя бы принести ей куртку, и этот предлог понемногу прибавлял ему решительности. Дойдя до места, откуда ему уже было достаточно хорошо её видно, он на секунду остановился. Как он и думал, Саша сидела на качелях под дубом, не более чем в пятидесяти метрах от него, и слабо покачивалась; хотя было трудно сказать, делает ли она это сама или всему виной сильный ветер, которому, несомненно, был нипочём её вес, не достигавший и сорока килограмм. Она сидела к нему спиной и, конечно, не могла его видеть, поэтому повернулась она лишь тогда, когда он был уже достаточно близко, чтобы она могла расслышать его шаги по твёрдой оголённой земле. К удивлению Криса, в тот момент, когда их глаза встретились, на её лице отразился неподдельный испуг и она тут же остановила ногой все покачивания и приняла напряжённую, неестественную позу. Он молча протянул ей куртку, а затем, проследив, как нехотя она засовывает руки в её рукава, задал вопрос, который крутился у него в голове не только весь этот неприятный ужин, но и все последние дни: – Что происходит? Саша вздрогнула и посмотрела на него с таким непомерным сожалением, что ему тотчас же стало не по себе. Он и до этого не чувствовал себя спокойно, но теперь его волнение в разы усилилось вместе со смутным предчувствием услышать от неё нечто такое, что могло моментально разбудить в нём то, что он с таким усилием старался усыпить. – Крис, возвращайся в дом, – тихо попросила она, не смотря на него; её глаза были сосредоточены на чём-то вдали, за высоким железным забором, на котором кончалась территория, прилегающая к особняку, за огромным полем, что простиралось дальше, и за густым синим лесом за ним. Одним словом, она была уже где угодно, но только не здесь, и она этого действительно хотела, предвидя, что Крис не захочет уйти. – Почему я должен возвращаться в дом? – не понимая и всё ещё пытаясь найти хоть какое-то объяснение её странному поведению, спросил он. – Скоро начнётся дождь. Правда? Кто бы мог подумать, ведь ни потемневшее небо, ни редкие вспышки молнии, ни шквалистый ветер ничего подобного не предвещали для Криса. Он криво улыбнулся сестре, прежде чем ответить: – Тогда мы возвращаемся вместе. Либо вместе остаёмся здесь. – Крис, пожалуйста! – Что?! Что с тобой, я не пойму? Почему ты так себя ведёшь? Почему я должен возвращаться без тебя? Ты под дождём превращаешься в какого-нибудь монстра или что? Несмотря на всю тревогу, что была у неё на душе, Саша даже слегка улыбнулась от его последнего предположения. Было комичным то, как она действительно чувствовала себя кем-то наподобие монстра в последнее время; монстра, что способен силой слова лишить нормальной жизни человека, которого она так любит. Разве можно было её назвать как-нибудь иначе в таком случае? – Саша, что происходит? – вновь повторил свой вопрос Крис, возвращая её из своих размышлений в реальность, только на этот раз его голос звучал куда более настойчиво, как будто он поставил перед собою цель во что бы то ни стало узнать, в чём дело. Саша же в этот момент по-прежнему пыталась совладать с той внутренней борьбой, что ещё продолжалась в ней, хоть уже и с куда меньшей силой. «Нет-нет, только не сейчас. Боже, ну пожалуйста, не сейчас», – молила про себя она, чувствуя, что эти в каком-то роде пагубные слова вот-вот, да и сорвутся с её языка. Разумом она понимала: необходимо остановиться, пока не поздно. Место, в котором они находились, совсем не годилось для признаний в любви: в конце концов, это был дом отца, хоть сейчас они и не были внутри него. Кроме того, на небе то и дело мелькали беззвучные молнии, а ливень так и норовил хлынуть из серой унылой тучи, что нависла совсем низко над защищающим их дубом. Впрочем, разве хоть где-нибудь этому признанию было подходящее место, когда оно уже по своей природе было настолько неправильным и извращённым, что едва ли могло быть расценено кем-то иначе, как не бред сумасшедшего? Вряд ли. Оно всегда было и будет несвоевременным, оно всегда было и будет неуместным… Крис молчал. Молчал, всё ещё ожидая ответа на свой вопрос. Что происходит? Об этом можно было бы говорить часами, потому как в действительности происходило довольно многое, но если отсечь ненужные рассуждения и оставить лишь самое важное, то всё это можно было объяснить всего лишь тремя словами. И Саша сделала это. – Я люблю тебя, – сказала она, повернувшись к нему лицом. Её руки были сложены на груди, брови тревожно нахмурены, да и вообще… что-то здесь было не так, как обычно. Что-то заставляло его сердце биться в разы быстрее. Отчего-то ему вдруг стало ужасно жарко, несмотря на начавшийся дождь и ненастный ветер. Она подавала эти слова так, будто это было новостью, и Крис был в полном замешательстве. Их любовь друг к другу была чем-то настолько естественным и привычным, что его немало удивляло то, как она преподносила это теперь. – И я тебя люблю… – растерянно пробормотал он. – Крис… – Она встала с качелей и выставила перед ним обе ладони, призывая остановиться и выслушать её. – Ты не понял. Я люблю тебя. Её безумные глаза пытливо всматривались в его, не менее взволнованные, ища в них понимания, и Крис серьёзно смотрел на неё, не зная, верить ему или нет в то, что с ним происходит. Она не может любить его. Это невозможно… Это не может быть тем, что она пытается ему сказать. Он был уже готов попросить ущипнуть его, чтобы он смог убедиться в том, что не спит, когда она продолжила: – Я люблю тебя, и мне плевать, если ты этого не хочешь. Я всё равно тебя буду любить. Ты можешь убегать от меня и прятаться, но от этого ничего не изменится. Ты можешь снова сказать мне всё то, что сказал тогда… хотя я и так помню каждое слово. – Саша… Он побоялся, что сейчас она решит припомнить ему всё сказанное им через пять дней после той ночи, но, к счастью, этого не случилось. У Саши были другие планы. – Одно время я думала, что нет ничего хуже, когда тебя нет рядом. Я ошибалась. Гораздо хуже, когда ты постоянно вертишься вокруг меня, но ты не со мной. И всё равно, всё равно я тебя люблю… Ты мне не веришь? «Я не верю, что ты сейчас говоришь это», – подумал Крис, и она на его мысль возразила: – Ты просто понятия не имеешь, как я могу тебя любить. Никто не может любить тебя лучше, чем я. Никто! Никто не способен на это так, как способна я. Я знаю, как это звучит, но я клянусь, это единственное, в чём я могу быть лучшей. Единственное, в чём я превосхожу других. В любви к тебе. Может, у меня и нет никаких талантов и я не обладаю выдающимися способностями, но я умею делать кое-что лучше других. Я умею любить тебя так, как тебе и не снилось. Крис нервно сглотнул. Его глаза становились всё больше с каждым её словом, и он ещё никогда в жизни не чувствовал такого сильного ступора. Ему казалось, что он не может не то чтобы сдвинуться с места, но даже пошевелиться; он забыл, что умеет говорить, он забыл, что у него есть голос. – Я не могу скрывать это, – продолжила она. – Я не хочу. Я хочу, чтобы ты знал. Не просто был осведомлён об этом факте, а чтобы ты знал, каково это. Чтобы ты позволил мне показать, как я тебя люблю. Я люблю тебя всего. Я люблю твой картавый голос. Я люблю, как ты пахнешь. Люблю твои волосы и твои брови. Как твои губы растягиваются в улыбке и твои ямочки. Твои морщинки у глаз и твои ресницы. Люблю твои вены на руках. И то, какая у тебя причёска… Крис не верил своим ушам. Никогда в жизни ему никто не признавался в любви, и он даже не надеялся когда-либо услышать нечто подобное. Особенно от неё. Слушая её признания, он чувствовал себя витающим в облаках подростком, и с каждой её фразой он поднимался всё выше и выше. «О боже, ей нравится, как ты пахнешь!», «Ей нравятся твои ямочки!» – кричал его внутренний голос, и ему казалось, что ещё немного – и он сам закричит. – Но что более важно, я люблю твоё сердце, – добавила Саша. «Которое сейчас просто выскочит из груди», – промелькнуло у Криса в голове, и это было единственным, что он смог поймать из сотни мыслей, безумно скачущих, как теннисные мячики, в его сознании. Он думал о слишком многом и в то же время ни о чём. Он не мог остановиться ни на чём конкретном, не мог связать в голове даже нескольких слов, чтобы дать ей хоть какой-то ответ, которого она, очевидно, ждала. Даже если и не ждала, нельзя просто так стоять и молчать. «Давай же, придурок, скажи хоть что-то», – снова вмешался его внутренний голос. Но это было не так-то просто. Крис мог только открывать рот, как глупая рыба, но что сказать, он понятия не имел. Разве не должен он быть счастлив сейчас? Девушка, которую он любит больше своей жизни, признаётся ему в любви, а он стоит и пялится на неё с открытым ртом? Серьёзно? Это его реакция? – Я не могу без тебя, – совсем тихо сказала она, отведя свои грустные глаза в сторону. – Ты меня дополняешь. Без тебя я не чувствую себя целой, я чувствую себя так, словно меня только половина. Знаешь, каково это? Её большие глаза напряженно изучали его лицо, пытаясь разгадать по нему хоть что-то, брови её были слегка нахмурены, а на лбу образовалась пара морщинок. Она обняла себя руками и закусила губу, а затем сказала: – Крис, я не умею читать мысли… – Я… – он предпринял попытку что-то сказать, но язык отказывался ему повиноваться. – Саш… Господи… я просто… – Главное – не ври себе. Как бы это ни было глупо, он не мог ничего сказать. Он потратил почти три года, держа эту любовь взаперти, и теперь она своим признанием рушит то, на что были направлены все его усилия. Крис не ожидал от неё такой подлости. В надежде спастись он покончил с этими отношениями, когда понял, что полюбил её совсем не так, как хотел любить. Но любовь никуда не делась, как он ни старался. Он даже нашёл другую, пытаясь двигаться дальше, но и это не помогло. Похоже, его решение не сильно что-то изменило, если их чувства остались прежними. Возможно, ему стоило довериться тогда ей, но он даже её не выслушал, не спросил её мнения. Она не спорила с ним и не пыталась его переубедить, и с ходу поверив в правдивость её согласия, позже он не раз себя винил за это. И судя по всему, винил не зря. На этот раз она явно заслужила право на то, чтобы её признание оказалось взаимным. Но он всё ещё сомневался. Молчание длилось слишком долго, чтобы не усомниться в том, что заговорить об этом было правильным решением. Но как ни странно, ей стало легче, пусть даже она и не услышала в ответ того, чего хотела. Она думала, что разрыдается, если он ей снова откажет, но чувствовала только облегчение оттого, что он теперь всё знает. – Кстати… это был секрет, – вспомнила вдруг она, заставив себя улыбнуться. О-о-о, Крис узнал эту улыбку, он знал её слишком хорошо, он видел её столько раз… Но только теперь он понимал, насколько она была ужасной. Этой же улыбкой она ему улыбалась тогда, три года назад, убеждая, что всё в порядке. Да, никаких сомнений, это она… – Но как ты видишь, рассказать о нём было не лучшей идеей. – Тут эта страшная улыбка, которую он всегда считал искренней, стала даже шире. – Так что если ты решишь сохранить свой секрет, то это твой выбор. Никаких обид. Стоп. За этим внезапным разоблачением её улыбки он чуть было не пропустил самое важное: это был её секрет. Её секрет, в обмен на который он обещал ей свой. Один раз он уже обошёлся с ней совсем не по-джентельменски. Он ведь больше не может допускать таких ошибок, правда? Ему вдруг стало так смешно от своей глупости. Какого чёрта он всё ещё тут раздумывает, когда она стоит в шаге от него и вновь пытается притворяться? Какого чёрта он позволяет этому снова случиться? – Ты ведь хочешь его узнать, – наконец сказал он. (Это была первая приличная фраза, которую он смог сформулировать после того, как к нему вернулся дар речи.) Саша только пожала плечами. Впрочем, ответа от неё и не требовалось, так как это был не вопрос, и она могла продолжать делать вид, будто любопытство не съедает её изнутри, сколько угодно. Если бы Крис не решил положить этому конец. Оглянувшись по сторонам, он схватил её за руки и потянул за собой, за ствол дуба, благодаря которому из дома их было никак не увидеть. Сердце опять колотилось, как бешеное. И возможно, в следующий момент он сделал большую глупость, но тогда ему казалось, что это самый правильный, самый подходящий поступок, который он мог совершить. Он наклонился и поцеловал её. И пусть это не вышло как в кино, потому что она была в полном смущении и от растерянности даже забыла, как целоваться, но кого это вообще волнует? У них ещё миллион раз будет возможность это повторить. У них будут тысячи часов на разговоры и объяснения друг с другом. У них будет всё, что они пожелают. Они справятся с этим вместе. А затем наконец случилось то, что по её прогнозам должно было случиться раньше, – она расплакалась. Только совсем не теми горькими слезами, которых она ждала ещё какие-то минуты назад. Теперь это были слёзы счастья, и она могла бы со всей уверенностью сказать, что никогда ещё слёзы не доставляли ей такой радости. – Я люблю тебя… чёрт, как же я тебя люблю… – пробормотал Крис, прижимая её к себе. И эти слова были всем, чего она только могла желать.