Полное затмение

А начав думать о Локи, Тор уже не мог остановиться, и «я тебя ненавижу» отравило свет дня и радость пребывания с сыном. Тор пожалел, что не расспросил Локи подробнее: он не понимал – к какой бы части прошлого ни возвращался – не понимал, за что Локи может его безумно ненавидеть. Обида? Зависть? Как можно таить злобу годами? Это же так глупо: есть более приятные и полезные дела. Как можно ненавидеть за превосходство в чём-то? Тем более Локи лучше других знал, скольких усилий стоили Тору его достижения, как много он тренировался, чтобы стать искусным воином, как долго доказывал отцу право на Мьёлльнир. «За что Локи меня ненавидит?» – недоумевал Тор. За любовь отца? Отец любил обоих и наказывал одинаково строго. А даже если вдруг любил больше, то ничьей вины в этом нет: любовь не подчиняется разуму. Она есть или нет. «За что?» – беззвучно произнёс Тор. За юношеские ласки? Он откинулся на спинку скамейки. Мог ли Локи затаить обиду? Но на что? Всё закончилось по вине Хеймдалля, и Тор не мог выполнить свою часть уговора. Да и давно это было, слишком давно даже для них. Тор выпрямился: «За что Локи меня ненавидит?» Неужели зависть? Цветы казались слишком яркими – мешали сосредоточиться. Птицы щебетали слишком весело. Всё, всё стало не так. – Пап! – Бальдр спрыгнул на землю. – Сходишь со мной на тренировку? У него были глаза Джейн: такие же тёмные и внимательные. – Да, конечно, – с трудом улыбнулся Тор. Однажды Джейн задумчиво сказала про Локи: «Твой брат… он странный». Вот уж точно – страннее некуда. Хотелось забыть страшное «я тебя ненавижу», но Тор бегать от проблем не собирался: если на преступления Локи толкала ненависть, с ней надо разобраться. Так жить нельзя. Как на пороховой бочке – это если по-мидгардски. Тор опустил ладонь на жилистое плечо Бальдра, потянул к себе и поцеловал тёмную макушку: – Ты молодец. – Спасибо, пап, – его глаза радостно блестели. Может и хорошо, что Бальдр единственный, и ему не к кому ревновать. «А всё же одному скучно», – подперев щёку рукой, сидевший в кресле Тор смотрел на закат. Кубок одиноко торчал на подлокотнике. Скучно… Прикажешь – молниеносно нанесут снеди и вина, созовут гостей, танцовщиц. Только это будет не то, совсем не то: когда на сердце тяжесть, пир не развлечение – обуза. Всё это уже было: несколько десятилетий назад, когда тосковал по Джейн. Теперь вот по Локи. Судьба что ли такая: по кому-нибудь тосковать? Тор мотнул головой: конечно, он несправедлив. Радостей в его жизни было очень много, но с личным… Вновь он одёрнул себя: был взаимно счастлив в любви, пусть чудовищно недолго, но был, чувствовал, радовался… Некоторым и этого не дано. Хотя под «некоторыми» подразумевались все живущие, мысль унеслась к Локи. Он любил? Кого-нибудь? Вроде к маме питал нежные чувства, но порой в его поведении было столько ошеломлявшего эгоизма, что невольно усомнишься в искренности привязанности. Отец? Там всё так сложно и неопределённо, что лучше не задумываться. Раз и навсегда Тор решил поверить в случайную, не запланированную Локи смерть отца. Решил и всё. Друзья? Потирая лоб, Тор силился припомнить, сходился ли с кем-нибудь Локи – тоже нет. Друзьями Локи называл троицу воинов и иногда Сиф, но то были пустые слова: отношения всегда оставались недоверчиво-натянутыми. Теплее или холоднее в зависимости от обстоятельств, но близкими – никогда. Возлюбленные? Пожалуй, даже Локи не удалось бы скрыть от сплетников любовную связь. Он был младше, и родители не успели обеспокоиться его одиночеством. А если и успели, Тор об этом не знал. Про себя он старался не вспоминать: предательство, попытки убить, откровенное признание в ненависти. Если слова можно пропустить мимо ушей, то поступки – нет. Кубок приятно лёг в ладонь, Тор заглянул в смутное отражение на багровой поверхности вина: «А ведь, если подумать, ты очень одинокий, братишка». Сделав несколько крупных глотков, Тор додумал: «Или самодостаточный?» Сам он точно бы рехнулся в Свартальфхейме, волком там выл, умолял себя хоть в подземелье заточить – только было бы с кем словом перекинуться. А спать в одиночестве? Это же теперь пытка… С другой стороны, Локи всегда спал один и не жаловался, а сейчас у него кошки. Две штуки. Тор тоже захотел кошку. Или кота. Или лучше кошку? «Надо будет спросить у Локи, почему он предпочёл именно кошек. Может, в них есть что-то особенное, – дотянувшись до стоявшего на полу кувшина, Тор наполнил кубок вином. – Только я не буду называть свою кошку Джейн. Можно будет Дарси назвать». – Дарси, кис-кис-кис, – прорепетировал Тор и спустя пару глотков решил, что Джейн бы на это обиделась. Впрочем, если у Локи есть кошка Джейн, то у Тора вполне может быть кошка Дарси. А потом познакомить, посмотреть, подружатся или нет. И дружить кошками. – Надо будет обязательно спросить, почему он назвал кошку Джейн, – тихо повторил Тор. Вопрос не давал ему покоя: зачем? Вот зачем Локи назвал кошку её именем? Осушив кубок, Тор поднялся. Качнулся. В ногах была удивительная слабость. – Хорошее вино, – заключил Тор и, собрав волю в кулак, отправился к Хеймдаллю. Мост пришлось преодолевать верхом. Тор крепко держался за белую гриву и упрямо смотрел на покачивавшийся мир. Солоноватый воздух ласкал в лицо, пропускал между невидимых пальцев волосы. У Хеймдалля был укоризненный взгляд. – Я не к нему, – качнулся в седле Тор. – Я к тебе. Иссиня чёрные брови Хеймдалля от удивления спрятались под шлем. Наклонившись, Тор чуть не свалился и передумал слезать, покрепче вцепился в гриву: – Я верхом посижу, ничего страшного? – Мой король, как угодно, – пожал плечами Хеймдалль; он умел сохранять невозмутимость. – Я слушаю. Вдруг почувствовав себя глупо, Тор почесал затылок и вздохнул: – Ты знаешь, почему Локи назвал свою кошку Джейн? Брови повторно исчезли под шлемом. – Он передо мной не отчитывался. Тор кивнул. Подождал. Ветер усиливался. Тёплый ветер летней ночи. – Локи хорошо к ней относится? – К кому? – перехватил рукоять меча Хеймдалль. – К кошке, – перед глазами немного поплыло, и Тор уцепился за луку. – Как он с ней обращается? – С кошкой? – Да. Иногда Хеймдалль такой непонятливый, что раздражает. Тор хмурился. Хеймдалль взирал на него снизу вверх. Живое олицетворение недоумения. – Кормит. Поит. Расчёсывает. Гладит. Моет иногда. – Всё? Помедлив, Хеймдалль уточнил: – А что ещё можно делать с кошкой? – Ну, не знаю, – пожал плечами Тор, окидывая оранжевый горизонт задумчивым взором. – Мало ли что… Прозвучало двусмысленно. Тор сам удивился последовавшему за этим извращённому предположению: с кошкой особо не разгуляешься, вот если зверь покрупнее… «О чём я думаю, – Тор ладонью закрыл вспыхнувшее румянцем лицо. – Если у Локи никого нет, это не значит, что он с животными будет развлекаться». – Ещё какие-нибудь вопросы? – живо поинтересовался Хеймдалль. В этой живости чувствовалась насмешка. Вздохнув, Тор обеими руками ухватился за луку седла: – Откуда у Локи кошки? Хеймдалль погрустнел: – Трёхцветную подарила Джейн три года назад. «За два года до смерти». – Рыжую принёс психотерапевт, которого он угостил своим замечательным чаем. С юмором был мидгардец, оценил шутку. – Так я не … – Тор пригасил радость в голосе: – Не я один пострадал? – А Локи всех психотерапевтов так потчевал, – поведал Хеймдалль. – Но для тебя хранил снадобье с одним из сортов чая. Не доглядел. Признаю. – И Джейн это допускала? – изумился Тор и пояснил: – С психотерапевтами. – Сначала пробовала спорить, – уклончиво ответил Хеймдалль. – Но это же Локи. Сказал, что не будет общаться с тем, кто не приемлет его особое гостеприимство. Тор хихикнул: – И Джейн согласилась? – Она считала, что психотерапевт Локи жизненно необходим. О, Джейн. Её не переспоришь. – Подействовало? – конь под Тором переступил с ноги на ногу, и мир опасно покачнулся. – Не знаю. Я не должен был наблюдать за сеансами, и мидгардская аппаратура это обеспечила. А результат, – Хеймдалль вновь пожал плечами, – может быть притворством. – Но… – озвучил это повисшее в воздухе «но» Тор. – Локи ведёт себя… – Хеймдалль, нахмурившись, помедлил. – Спокойно. – В смысле? – склонил голову набок Тор. – Что ты подразумеваешь под «спокойно»? Хеймдалль сильнее нахмурился: – Раньше он посуду бил, ругался, спорил, а последние лет пять утихомирился. Даже психотерапевту последнему не доставалось. Локи и правда в основном – если не считать истеричного признания – вёл себя почти равнодушно, но Тор думал, это связано с его приходом, а, оказывается, нет: – Локи всегда такой? Со всеми? Хеймдалль кивнул. Уставившись на запускающий радужный мост механизм, Тор сожалел о назначенном десятидневном сроке без визитов: хотелось поговорить с Локи. – Что он делает? Глянув в сторону, Хеймдалль негромко произнёс: – Лежит в постели. – Не спит? – Кажется, нет. – Кажется? – покачнулся в седле Тор. – Сердце бьётся слишком часто и дыхание не совсем ровное, – перехватывая меч, Хеймдалль суровым взором как бы спрашивал: пойдёшь или нет? – Спасибо, – натянул поводья Тор. – Присматривай за Локи. Если что – сразу зови меня. – Это моя работа, – с долей укоризны напомнил Хеймдалль. Вернувшись в покои и допив хмельное льесальвхеймскимское вино, Тор долго томился мыслями о Локи. Изменился брат, или это отвод глаз, хитрое притворство? Так ли жгуча его ненависть? В чём её причина? Можно ли что-то изменить? Что нужно сделать? Катаясь по большой для одного постели, путаясь в простыни, подушках, покрывалах, Тор не мог уснуть. Локи… Что делать с Локи? Можно ли ему доверять? Можно ли ему помочь? Чего он хочет? Вновь и вновь возвращаясь воспоминаниями в детство, юность, отрочество, взрослые годы, Тор с ужасом осознавал: он почти не знает Локи. Вроде знает, но если подумать, копнуть глубже – совершенно не знает. Как можно было этого не замечать? И ответ пришёл сам собой: проблем не было, всё устраивало – вот и не замечал. Не хотел замечать. Светало, когда Тор, наконец, задремал.