Heartlines

      Велраш полз по дворцу, молча следуя за кентавром, который сосредоточенно проходил коридор за коридором, даже не оборачиваясь. Тоска и беспокойство, ещё как–то заглушаемые днём, теперь вновь вернулись, и наг не знал, что же ждёт его сейчас, когда свадьба окончена, и его судьба теперь раз и навсегда была связана с кентавром по имени Актор. Незнакомцем, на самом деле, даже чужаком, о котором Велраш ничего не знал. Невероятное, оглушающее опустошение вдруг навалилось на него.       Нагу нестерпимо хотелось оказаться как можно дальше отсюда, от чужих навязанных правил и традиций, которые давили и лишали свободы, словно мешая ему дышать. Желание было настолько нестерпимым, что он уже готов был улизнуть в ближайший коридор, ведь кентавру, похоже, даже не было дела до того, идёт ли за ним его супруг или нет.       – Я хочу уйти отсюда, – неожиданно произнёс Актор, и Велраш вздрогнул, услышав его глуховатый, но необычайно выразительный голос. – Ты ведь пойдёшь со мной? – кентавр, наконец, обернулся, а его янтарные глаза весело блеснули и погасли в сумраке коридора.       Кентавр говорил так, словно они так хорошо знали друг друга, что им даже не нужны были слова, чтобы понять то, что было у другого на душе. Наг ошеломлённо кивнул, всё ещё не веря в происходящее.       Актор быстро огляделся, словно пытаясь лишний раз убедиться, что за ними никто не следит, и внезапно свернул в один из боковых коридоров. Велраш поспешил за ним, опасаясь потерять его в темноте и борясь с желанием схватить кентавра за руку. Они прошли множество более узких коридоров, слабо освещённых масляными светильниками, и в какой–то момент неожиданно оказались во внутреннем дворе, доступ к которому обычно был только у прислуги. Велраш замер, оказавшись на свежем воздухе, и завертел головой из стороны в сторону, пытаясь понять, что же они тут делают.       Светлый лохматый пёс выскочил им навстречу из темноты и завертелся у ног кентавра, радостно лая и пытаясь лизнуть руки. Актор засмеялся, потрепав его по голове и коротко позвал: «Тарк, за мной!», из–за чего огромный пёс даже взвизгнул от радости и, подскочив, кинулся следом за хозяином. Велраш пополз следом, удивляясь тому, что вокруг не было ни души. Как будто все до сих пор пировали на поляне, оставив свои дома и постели. Наг убедился в этом, когда увидел, что ворота дворца были распахнуты настежь, и никто не окликнул их со стены. Только стая каких–то птиц с громким криком взвилась с одной из сторожевых площадок. Уже у самого выхода Актор остановился, и, обернувшись, ожидал пока наг подойдёт ближе.       – Ты не хочешь увидеть Парнас? – с чуть заметной улыбкой спросил кентавр.       – Хочу!       Велраш сам изумился тому, как поспешно и решительно он ответил. До этого вечера он продолжал думать, что недолюбливает этот город, так как будет в нём пленником. Не безумие ли это? Но распахнутые ворота дворца светились в полутьме и так властно звали его войти... К тому же он сам отчаянно не хотел возвращаться в царские покои, где ему сейчас было не место.       Явно довольный его ответом Актор вдруг наклонился, подхватывая нага на руки и усадив его на свою конскую спину, как сажают маленького ребёнка. Велраш не знал, что уязвимым местом всех кентавров является спина, именно поэтому они не только почти никогда не берут седоков, но и презирают подобное, относясь с негодованием к самой идее. Не знал, что этот жест был символом огромного доверия, который ему оказал супруг.       – Держись! – произнёс Актор, и, почувствовав, как чужие холодные руки доверчиво обвили его шею, сорвался с места, со скоростью скачущей галопом лошади помчавшись через ворота к холмам вдалеке.       Велраш в первый момент ахнул от испуга, еле успев подтянуть свой длинный хвост повыше. Он и не думал, что кентавр может бегать так быстро, у него даже мелькнула мысль, что в Акторе проявляются какие–то божественные силы. Но кентавр бежал, как и все существа, касаясь земли, дыхание его, как ни лёгок был этот бег, постепенно учащалось, спина под тонкой тканью туники покрывалась потом, а это означало, что он тоже подвержен усталости, как и любой простой смертный.       Должно быть, со стороны это было невероятное зрелище. Великан кентавр в короткой тунике, смуглый и прекрасный, как неведомый лесной дух, нёс через безмолвную пустоту молодого нага, тоже сказочно красивого, будто похищенного прямо из родного дома. За ними широченными скачками мчался гигантский пёс, в ночном мареве казавшийся почти белым. Велраш весь ушёл в это стремительное, бесконечное движение, он почти и не смотрел по сторонам, поглощённый вихрем своих чувств – радости, смятения, удивления.       Когда же они поднялись на вершину холма, сквозь кусты тамариска и редкие стволы пробковых дубов перед ними открылась подлинная Элида, по сравнению с которой все прочие земли казались блеклыми и пустыми. Вокруг были уходящие в бесконечность волны выжженных солнцем холмов, гряда за грядой; непостижимая разумом картина, плод внезапного помрачения богов или же море, окаменевшее в тот момент, когда поменявшийся вдруг ветер поднял дыбом его мерно текущие волны.       Ночь упала внезапно, как бывает лишь при безоблачном небе, когда алый разлив заката вдруг сразу тонет, и чернота земли смешивается с чернотой неба, а мерцание, идущее откуда–то из его таинственной глубины, смешивается с неверным светом сотен тысяч небесных светил. И этому небу, этому миру, где всё было едино и связано, где не было предела и конца, что значили в нём двое существ, неподвижно застывших в этой чернильной ночи?       Велраш вслушивался в тишину и смотрел, не отрываясь, в играющее загадочными пятнами света пространство. Актор же заговорил, и его ровный и низкий голос, пугающий своей силой и глубиной, даже когда звучал совсем тихо, называл нагу все известные звёзды и созвездия, рассказывал предания кентавров об их появлении, обязательно добавляя, что это – легенды, и о том, что есть звёзды на самом деле, можно лишь гадать. Велраш же был куда сдержаннее, но в его молчании и часто обращённом на Актора пристальном, изучающем взгляде не было и тени страха, либо враждебности. Казалось, наг всё более и более удивлялся, наблюдая за своим супругом.       Они проговорили почти до самой утренней звезды.