* * Сэм* *
Арест «неназываемого» был самоубийственной глупостью. Умом Сэм это понимал. Но всё равно не мог не ликовать, глядя как Джон Киль вкручивает руки одному из людей чокнутого патриция. Что-то похожее он чувствовал, когда им с мальчишками впервые удалось сбить с ног и как следует отпинать огромного парня из куда более старшей, вражеской банды. Да, потом дружки того козла едва не переломали им все кости, но десятилетки с Заводильной уже запомнили на что способны. Сейчас в тенях Морфической улицы происходило то же самое. Жуткая, опасная… их первая победа. И никто, кроме Киля, на такое не решался. С каждой секундой Сэм всё больше ужасался его действиям и все больше восхищался им же. Сердце то замирало от страха, то пыталось проломить грудную клетку и умчаться в небеса. А потом появились другие «неназываемые» и из тьмы вышел этот человек. Улыбающийся мужчина выделялся даже среди своих жутких подручных. Он смеялся и почти по-дружески шутил, а у Сэма от звуков его голоса цепенели ноги. Незнакомец походил на одного из тех растерянных безобидных парней, отойдя с которыми за угол люди возвращались только мертвыми и по частям. Сэм со стыдом понял, что рад оказаться ему не интересным. «Карцер» говорил только с сержантом и смотрел только на него. А Киль не боялся. Это успокаивало. А потом… – Ваймси? – собственная исковерканная фамилия, произнесенная голосом «непоминаемого» заставила весь мир младшего констебля сжаться до жуткого бледного лица, на котором расцвела радостная улыбка. – Значит, тебя зовут Сэм Ваймс? – Я ничего не говорил! – Сэм отшатнулся. «Значит, слухи про заведенные на всех нас личные дела – правда!» – эта мысль была окрашена в совершенно новые цвета ужаса. Ведь она значила, что «непоминаемые» знают всё и о его маме, и о старых приятелях… – Ну и поворот, да? – услышал он как сквозь вату голос «Карцера». – И никаких ошибок. Кто бы мог подумать… По дороге на улицу Паточной Шахты Сэм прижимался спиной к спасительной стенке фургона и пытался понять, что же происходило у него на глазах. А происходило явно что-то очень и очень важное. Младший констебль приоткрыл глаза. Джон Киль с плохо различимым в темноте выражением лица смотрел на него. Фонарь над воротами покойницкой на мгновение осветил сержанта. Сомнений не осталось – мужчина смотрел на него с тревогой. Если припомнить – взгляд Киля стал таким, когда «неназываемый» назвал его, Сэма, полное имя. Но с чего бы невероятно крутому и хитрому сержанту так переживать за него? В любом случае это было приятно. Сэм моргнул и выпрямился. Мэрилин попыталась замедлить шаг и стенка фургона ударила его по спине, но он этого даже не заметил. Голова оказалась занята неожиданным размышлением о том, что Джон Киль намного его старше. И гораздо старше всех тех соседских мальчишек, с которыми Сэм до сих пор умудрялся уединиться. Еще два дня назад Фред Колон казался ему стариком, а сержанту было едва не вдвое больше. Но дряхлой развалиной он совершенно не казался. Скорее наоборот – Киль был настоящим, стопроцентно взрослым мужчиной, более живым и ярким, чем все, кого Сэм встречал в своей жизни. И Джону Килю было на него не наплевать. До штаба оставались считанные минуты. Сэм закрыл глаза и, когда фургон тряхнуло еще раз, будто невзначай привалился плечом к плечу сержанта. Так можно было почувствовать тепло и запах пота. Для начала было совсем неплохо. «Сверстниками интересуются только дети», – всплыли в памяти чьи-то слова.* * Ваймс* *
Ваймс смотрел на собирающуюся за окнами толпу и думал о совершенно посторонних вещах. Даже собственное отражение в грязном стекле мешало сосредоточиться. Настоящий Джон Киль тоже не был красавцем. Но у него была своеобразная харизма, заставившая толпу на баррикадах подчиняться… и раз за разом приковывающая к нему внимание молодого впечатлительного Сэма Ваймса. Киль был крутым – в понимании пустоголового мальчишки. Он хорошо и даже покровительственно к нему относился. Он совершенно не походил на людей из его короткой, небогатой на яркие встречи жизни. А сам Ваймс был безрассуден, глуп, молод… Можно подбирать объяснения сколько угодно. Факты – а именно два раза в штабе и еще один в укромном уголке недалеко от баррикады – оставались фактами. Ваймс не назвал бы произошедшее между ним и Килем чем-то возвышенным. Хотя некоторой влюбленности, только усугубившейся когда сержант погиб и стал недостижимым идеалом, отрицать не собирался. Кто знает, повлияла бы на него смерть предводителя маленькой революции так сильно, не будь этих незамысловатых отношений… Но кто-то должен был знать! И сказать ему об этом! Ваймс вцепился пальцами в оконную раму. Ему нужен был совет. Потому что теперь достаточно крутой и харизматичный Джон Киль – это он сам, а мальчишка уже начал нарезать круги. — Ваш какао, сержант, – упомянутый младший констебль возник, как какая-нибудь призванная нечисть. Он пытался заглянуть в глаза, улыбался и протягивал тяжелую кружку. Ваймс оценил попытки умыться и щегольски перетянутые ремни доспехов. Боги, он ведь действительно пытался понравиться. Еще без каких-то конкретных надежд или планов – просто понравиться. Но потом у мальчишки начнет работать фантазия. А в юности он был хитрым, ловким и очень, очень упрямым. И понятия не имел об ухаживаниях. Как только настоящий Киль его выдержал? — Спасибо, Сэм, – поблагодарил он, забирая кружку у младшей версии себя. Младшая версия просияла. Ваймсу стало окончательно не по себе. «Наверное, не стоило обращаться по имени…». Он быстро шагнул на крыльцо, туда, где его ждала настороженная и совершенно не противоестественная толпа.* * Сэм* *
Сэм пялился на спину Киля так, что кольчуга на том уже должна была начать плавиться. Сержант просто сидел на ступеньках, держа в одной руке кружку какао, а в другой – сигару. Он что-то остроумно отвечал не слишком трезвому крикуну, а толпа с одобрением смеялась. Горожане были ошарашены еще больше стражников. У тех было целых два дня, чтобы привыкнуть к Килю. Сэму был виден только затылок мужчины, но он готов был поклясться, что лицо того выглядело сейчас спокойным и расслабленным. Ну, кроме тех моментов, когда он усмехался. Толпа верила, что он спокоен и позволяла этому спокойствию заразить себя. Но Сэм видел, как движутся мышцы на руках и шее сержанта. Киль был взведен как тетива арбалета. Каких же усилий ему стоило просто сидеть там? Ведь у некоторых людей в руках было… всякое. И мостовая разбиралась на снаряды очень легко и быстро. Сэм знал, что не смог бы повторить такие посиделки с какао даже за миллион долларов. Окончательно распоясавшийся парень замахнулся бутылкой и Сэм невольно зажмурился. Но когда он открыл глаза, Киль все еще сидел как ни в чем не бывало, а по пальцам скандалиста стекала кровь. Это должно было означать, что всё пропало – ведь людей было больше, а двери штаб-квартиры были открыты настежь. Кто-то из парней потянулся за оружием, а Сэм едва не бросился на крыльцо – к Килю. Но сержант и тут сумел повернуть ситуацию в свою пользу. «Как можно быть таким охуенным?..» – пробормотал Сэм, глядя, как Киль сбрасывает нагрудник и занимается раной человека, пытавшегося его убить. И толпа была полностью на стороне сержанта. Этот человек жил тем, что совершал невозможное. Когда Джон Киль, в мятой и пропитанной потом рубахе вошел в караулку, указывая дорогу людям, несущим раненого, Сэм забыл, что должен моргать. В первую ночь он не рассматривал задержанного, а потом сержант носил такую же форму, что и они все. На виду оставалось не так много. А теперь можно было с уверенностью утверждать, что под тканью запрятан тот же рельеф, как на нагрудниках, только живой и теплый. Сэм облизал губы и сделал попытку отвернуться. Он должен был срочно найти себе какое-то дело, лишь бы не пялиться на фигуру в центре организованного хаоса. Липнущую к коже ткань и расшнурованные воротники следовало запретить законом… Он всё-таки посмотрел еще раз. Дрожащий свет масляной лампы над головой Киля казался огненной короной. Или нимбом, вроде тех, что рисуют над головами разных мелких богов. Хотя у богов нимбы были тусклые и светлые – жаркое пламя скорей подошло бы изображению демона. Или божка из тех, кого мама не одобрила бы. Когда Киль вскинул голову, отдавая очередной приказ, огонь отразился в радужке его глаза и сходство усилилось. А потом этот невероятный человек провел рукой по своей вспотевшей шее, взъерошил волосы и усмехнулся, комментируя что-то из слов доктора. Кто-то рассмеялся, послышался вздох облегчения… а Сэм понял, что пропал. Подобного с ним еще никогда не было.