Лев и Единорог.

Меня наконец-то прорвало, и теперь я уже не мог остановить поток слов, которые копились во мне эти две недели. Нет… больше… За три месяца… девяносто дней нескончаемой тупой боли, тишины, попыток осознания и смирения. Говорят, что умирающий проходит пять стадий принятия своей смерти… Я прошел четыре из них, так и не дойдя до смирения, решив все это прекратить раньше. Раньше, чем я позволю Шерлоку уйти из моей жизни, оставшись лишь воспоминанием, все больше блекнущим и истирающимся с каждым прожитым мною годом. Глаза щипало от подступающих слез, а в горле застрял горький комок. Я чувствовал себя истеричной женщиной в этот момент, но меня все равно несло дальше без какой-либо возможности остановиться. Я хотел достучаться до него. Хотел наконец-то проломить тот лед, отражавшийся в прозрачно-голубых, безразличных глазах, сделать так, чтобы эта бездушная социопатичная скотина наконец-то выбралась из своего мира логики и математики в реальный, там, где люди живые, теплые, чувствующие, нелогичные, подверженные эмоциям и не продумывающие свои шаги… И в одно мгновение, как мне показалось, мое желание исполнилось… Правда, весьма своеобразным способом. Только что он сидит на полу, а в следующую секунду прижимается к моему лбу своим. - Джон… Я обещаю тебе… Ты никогда больше не будешь одиноким… - Он целует меня, мягко, неумело, целомудренно касаясь своими губами моих. Я не знаю, что происходит, мои глаза закрыты, а мозг отказывается поверить в то, что это реальность, а не очередной полубредовый горячечный сон. И когда он отстраняется, я чувствую, как предательские слезы, скопившиеся во время разговора в глазах, все же вырвались наружу и скатились по щекам, оставляя две влажные дорожки, идущие от уголков век к подбородку. Наши взгляды встречаются, и я чувствую, как краснею, впрочем, щеки Шерлока тоже розовеют. Тишина почти оглушительная…Нужно что-то сделать… хоть что-то сказать… - Шерлок, я… - Я знаю. Позвони, если что-то понадобится. – Он вскакивает с пола и со всей силы шарахает дверью, так, что сыплется штукатурка с потолка, оставляя меня один на один с моими мыслями в общем вакууме недосказанности. Я судорожно стираю слезы с лица, как будто пытаюсь стряхнуть наваждение, выключаю ночник и отворачиваюсь к стенке, накрывшись одеялом с головой, но даже там не спастись. Я не могу не думать о произошедшем, не могу не обращать на это внимания, списать все на ситуацию или еще найти какое-нибудь оправдание. Меня никогда не тянуло к мужчинам, более того, я всегда испытывал отвращение от одной мысли о том, что мне придется когда-нибудь вот так коснуться вспотевшего мужского тела в любом другом случае, кроме врачебной профессиональной помощи. Гарри когда-то буквально измучила меня такими своими гомосексуальными фантазиями, представляя меня в паре с каким-то другим мужчиной, чаще всего с одним из ее близких друзей, при этом делясь подробностями данного процесса, который она представляла в своей дурной голове. Я бегал от нее, орал на нее, посылал к черту и еще куда подальше, пробовал поговорить, но это было бесполезно. Она откровенно наслаждалась моим смятением и чувством брезгливости, видимо отражавшимся на лице. Я, конечно понимаю, с ее ориентацией, с ее складом сознания, психики, характера и так далее…для нее в этом не было ничего запретного, постыдного или мерзкого, но, мы с ней вечно были как два сообщающихся сосуда, что-то где-то убыло, что-то где-то прибыло. Видимо, чувство брезгливости, полностью отсутствующее у нее, как и тормоза, в двойном размере досталось мне. Шерлок мне даже чем-то напоминает ее. Она тоже не останавливалась ни перед чем, чтобы доказать свою правоту. Когда мне было девятнадцать и я приехал из университета на каникулы, эта зараза пришла ко мне ночью в комнату, легла рядом и начала целовать. Спросонья у меня естественно сработал инстинкт, и я ответил на ее ласки, но уже через минуту проснувшись окончательно, чуть не убил ее. А она лежала на моей груди в своей полосатой пижаме, улыбалась и говорила: - Вот видишь! Я же говорила! Ты говорил, что для тебя лесбиянка – это не женщина, а все равно, что мужик. Я - лесбиянка, но ты все равно целовал меня! Ты целовал мужика! Значит, тебе, как и мне, однополые отношения тоже не чужды! - Больная на всю голову идиотка! Пошла вон отсюда и не смей больше навязывать мне свои озабоченные взгляды! – С этим криком я выставил мерзко хихикающую сестру из комнаты и на всякий случай даже запер дверь и окно. С тех самых пор я ее немного побаиваюсь, хотя она с возрастом стала немного спокойнее, но все равно неизвестно, что еще может взбрести в ее голову. Но мне за все эти годы было стыдно признаться в том, что те мгновения, проведенные в спальне с озабоченной сестрой, были по-настоящему волнующими и очень приятными. Я иногда украдкой вспоминал тот момент, чувствуя как пережитое заново наполняет меня, а потом, устыдившись, гнал крамольные инцестуальные мысли прочь. Все же, Фрейд, которого я ненавижу больше всего, был в чем-то прав. Аналогичные чувства я испытывал и сейчас, думая о поцелуе с Шерлоком. Конечно, это было трудно назвать поцелуем, лишь первое прикосновение неопытного мальчишки, но…но я не чувствовал отвращения, не испытывал брезгливости, думая об этом, как будто… все было абсолютно нормально. Нас с Шерлоком все считали парой. От миссис Хадсон с полным составом ее книжного клуба, до впервые видевшей нас Ирэн Адлер. Впрочем, после ее слов я особенно заволновался, потому что Эта Женщина как никто другой видит и понимает близкие отношения людей, ведь это ее работа. Я где-то читал, что если перед опытной женщиной, чье ремесло - доставление удовольствия мужчинам, выстроить в ряд разных людей, то она сможет легко и безошибочно определить между ними влюбленные пары. Конечно, это скорее всего глупость, но… но от такого знания легче не становится. Я считал Шерлока кем-то вроде младшего брата. Наверное не случайно он мне так напоминал Гарри. Такой же капризный, несносный, вредный, противный, взбалмошный, нетерпеливый, не желающий сидеть на месте, идущий на поводу у первой попавшейся захватившей его идеи, отказывающийся от сна и еды, если расстроен…С ним было всегда сложно, но, как выяснилось, без него было в разы сложнее. Я его не понимаю. Вообще. Впрочем, точно так же он не понимает меня. Мы с ним слишком разные, и мне до сих пор не понятно, почему после всех наших скандалов и ругани, он все еще держит меня рядом с собой. У него есть достаточно средств, чтобы нанять кухарку и домработницу, которые будут готовить ему еду, стирать вещи и убираться в квартире, а поговорить он может и с черепом, хоть миссис Хадсон и вечно его прячет по разным углам и коробкам, думая, что «ее мальчику» нужно общаться с кем-то более живым и многословным. Хотя, скорее всего, ему не очень понятно, как я терплю его рядом с собой. Или понятно? Не знаю. Это же Шерлок. Его поступки логичны только если смотреть на общую картину, но он никогда ее не показывает заранее, демонстрируя лишь отдельные цветные кусочки. И такая ли он бездушная скотина, как мне казалось еще недавно? Или это опять его хитроумный эксперимент? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Лежать неудобно. Подушки в один миг становятся жесткими и слишком душными. Ребра сдавливают сердце, и я поворачиваюсь на спину, глядя в потолок, по которому бегают синие тени. Он мягкий. Мне он всегда казался куском мрамора. Твердый, белый, холодный, немного отстраненный, застывший идеально вытесанной скульптурой, призванной демонстрировать мастерство создателя. Но, видимо, мастером был талантливый Пигмалион, который вдохнул жизнь в свою Галатею, забыв ей только дать вместе с этим чувства. А сегодня Галатея, как мне показалось, окончательно стала человеком. Или просто умело сыграла, научившись у других? У него мягкие губы и чувствительные нервные пальцы настоящего музыканта. Он играет на скрипке и, как мне кажется, не только на ней. Талантливый человек талантлив во всем, а я не видел пока еще ни одного дела, которое ему бы не поддавалось. Древние греки называли таких гениями, а средневековые европейцы – демонами. Он на стороне ангелов, но таковым не является по сути. Шерлок напоминает мне падшего ангела, потому что иногда, когда смотришь на него против света, кажется, что за его спиной разворачиваются крылья. Он как бы идет над всеми, и даже вливаясь в общий поток, все равно выделяется, как Гольфстрим в Атлантике. В любом случае, такие люди не приходят на эту Землю просто так. Уж не знаю, за какие грехи его сюда сослали, впрочем, нет, знаю, он просто всех достал до зубовного скрежета, но для меня он стал милостью Божьей, надеждой на возможное прощение за все, что я сотворил в прошлом. Я думал, что познал ад на войне, но на самом деле я познал все его девять кругов, всю его сущность этой весной, когда моя надежда сама оставила меня. Все три месяца я беспомощно царапал отвесную стену, неминуемо съезжая в пропасть и когда наконец-то уперся в уступ… что я сделал? Я просто оттолкнул его. - Шерлок, я не гей. – Замечательно… именно это я собирался ему сказать, после того, как он два дня носился со мной, после того, как хоть немного попробовал раскрыться мне. Да, я не гей, да, мне нравятся девушки, мне все же нравится Сара, пусть мы с ней и поссорились, но… но почему же мне тогда было так спокойно в его руках… и почему поцелуй не вызвал мгновенной рвотной реакции? Есть только один способ это проверить. Я решительно откинул одеяло и сел на кровати. Теперь главное не делать резких движений и все будет хорошо, поэтому я медленно поднялся и держась за всевозможные предметы, двери и стены, пополз вниз в гостиную, из которой не доносилось ни звука. Торшер привычно горел слабым оранжевым светом у черной софы, но Шерлока там не было, потому я пошел к закрытой двери его комнаты. А стоит ли, думал я, замерев с поднятой для стука рукой, но в этот момент дверь сама распахнулась и Шерлок чуть не сшиб меня с ног, вовремя остановившись почти нос к носу со мной. - Джон?! - Шерлок! - Нам надо поговорить! – Эта фраза прозвучала одновременно с обеих сторон, чтобы потом снова потонуть в тишине и напряженных взглядах. - Да, надо. Пойдем к тебе, там прохладнее. – Наконец произносит Шерлок и мы вместе снова поднимаемся наверх. Ночь будет длинной…