Голос в ночи

С того дня я ни с кем не говорил. Больше оставался дома. Разбирал завалы вещей из моего прошлого, пытаясь вспомнить, зачем мне было нужно такое количество одежды. И краски. Я пытался рисовать снова и снова- но в моих рисунках не было жизни. Они были пустые, как картинки из учебника геометрии. В них не было воздуха, не было жизни, и я не знал, в чем дело. Я садился за мольберт с бешеным упорством, снова и снова пытаясь отобразить хотя бы небо в полдень- глубокое, синее. Всего лишь синее. Но ничего не получалось. Казалось, вот-вот я поймаю это неуловимое, притяну его к себе и заставлю помочь. Но потом я вспомнил. Я вспомнил то, о чем думал, когда брал в руки кисть. Ни разу не было, чтобы я не думал в тот момент о Китнисс. Об ее глазах, о редкой улыбке, о звонком голосе. О том, как покачивается ее коса, когда она быстро влетает в нашу пекарню, чтобы отдать белку. О том, как она ласково гладит Прим по голове, когда отпускает ее в школу, о том, как крепко обнимает ее при встрече. Позднее добавились новые моменты. Да, она врала мне, но порой мне казалось, что ее взгляд лучится той нежностью, которую невозможно сыграть. Я думал о ее слабом взгляде, когда она открыла глаза в нашей пещере после Пира- мне казалось, на мгновение в ее глазах зажглась радость, когда она увидела меня. Помню ее слезы, резкие, неожиданные, когда она подумала, что я мертв. Нет, я значил для нее что-то. Жаль только, что больше не значу. Однажды я решил прогуляться- от красок дом весь пропах ацетоном и маслом, даже открытые окна не спасали. Проходя мимо дома Хеймитча, я не удержался и заглянул в окно. В комнате сидели двое: мой ментор и... Моя... Соседка. А она побледнела. Худая, наверняка специально ничего не ест. Волосы потускнели, под глазами у нее большие темные круги. Она слабо дрожит, словно от большой усталости. - Выглядишь не очень, солнышко. - Да уж. Есть маленько. Только бы Октавия не увидела.- Китнисс грустно взмахивает руками, пытаясь выразить ужас своей помощницы. Я, не знаю зачем, присаживаюсь под окном. Все слышно. - Ты какая-то дерганая в последнее время. Могла бы причесаться, вымыться, поесть наконец! Китнисс, ты же девушка! - Да ну тебя, Хеймитч! Ты бы тоже мог вымыться, побриться, разобраться с зависимостью- ты же мужчина!- парировала девушка. На несколько минут возобновляется тишина. Оба молчат. Затем внезапно Китнисс говорит. - Я лучше пойду. Мне нельзя встречаться с людьми на улице, они в обморок падают. Хеймитч усмехается. - Ты тут кроме Пита никого не встретишь. Он один из нас всех еще способен совершать променады. Я злюсь, но, не скрою, мне интересно продолжение... До чего же я дошел, я подслушиваю! - Тем более. Нельзя, Хеймитч. Мы столкнемся с одинаковыми проблемами при встрече. Теперь мне тоже хочется ему заехать по челюсти. Что??? И это ее благодарность??? За то, что я спас ей жизнь и до сих пор ее терплю??? - Солнышко, ты поняла, что ты сказала? Ему тоже нелегко- кому из вас промывали мозги, кого пытали в Капитолии? Ее голос холодный, но в нем звучит то, чего я не ожидал. Злость. Отчаяние. Непонимание. - Хеймитч, я не понимаю, что происходит!!! Если бы он испытывал ко мне что-либо кроме пламенной ярости и желания убить, чего желаю и я, то почему он не дал мне уйти? Если же что-то есть, если...( Китнисс всхлипывает) что-то вернулось... То... Почему он... - Солнышко, успокойся... У нас у всех свои заскоки, мы все ошибаемся... - Не в этом дело. Он как собака на сене: не позволяет жить и не дает сдохнуть! Она кричит. А меня начинают затрагивать сомнения...сожаления? Мне действительно стыдно, что я так с ней поступаю. - Как же хочется, чтобы это все разрешилось. Знаешь, я потороплю события: пойду и врежу ему! Пусть наконец проявит хотя бы какие-нибудь эмоции, пусть убьет на месте! Но я не могу больше...видеть его таким пустым, не могу... Не могу смириться с тем, что это моя вина... Хеймитч, это я во всем виновата... Я, я одна!!! Я слабо приподнимаюсь, заглядывая внутрь: Китнисс сидит на полу, сжимая голову руками. Она плачет совершенно беззвучно, но плечи, сильно вздрагивающие от рыданий, открывают ее эмоции. Хеймитч грустно смотрит в прострацию, рука с бутылкой мечтательно качается с ручки кресла. Наконец, девушка замолкает. Она садится, прижимая колени в груди и опуская на них голову. - Я с тех пор могла пятьдесят раз покончить с жизнью, вы бы даже не узнали. Но что-то же меня держит! Почему-то же я плачу по ночам, когда мне снова снится Арена! Знаешь, эти сны- менее страшные из всех. Потому что там есть он прежний. И хотя бы во сне я могу сказать, что... Я пыталась говорить с ним и так, но он накричал на меня. Я его понимаю, пустить такое на порог...- она грустно усмехается, затем вдруг резко встает. Я быстро сажусь, не хочу, чтобы меня видели.- Ладно, пока, Хеймитч. Извини за лирическое отступление, и спасибо. Спасибо за внимание. Я сижу, напряженно думая о том, что слышал. Шаги Китнисс раздаются по ту сторону дома, она медленно шагает в сторону своего. А я думаю.