Интермальчик (вычитывается)

Кит сиял, как вымытый слон, когда крепко прижимал к животу рюкзак с мыльницей, который старший админ надел задом наперёд. Лямки крепко обхватывали спину. На «Юне»* не просто воровали. На «Юне», на раз, могли вырвать покупку из рук. Догнать вора из-за толп и хаотично извилистых рядов, больше напоминающих помойку, не представлялось никакой возможности. Особенно, если он успевал добежать до откровенно блошиного рынка, располагающегося перед входом. Зато именно на «Юне» можно было найти буквально всё, и по такой цене, которая устраивает и продавца, и покупателя. Здешнему бардаку уступала даже расположенная в центре Апрашка, где наличествовал хоть какой-то порядок, ввиду явной гегемонии лиц горячей южной крови, и факта их братания с ментами. На «Юне» же власть держали крепкие смоленские и тамбовские ребятки, которые совсем не разделяли толерантных потуг коренных петербуржцев. Что-то мне подспудно подсказывало, что мыльница тоже ворованная. Как когда-то и мой, экспроприированный гопотой, телефон. Потому как слишком быстро мы сторговались с мужиком за вполне приличную технику, пусть и бывшую в употреблении, но очень хорошей марки, и вовсе не убитую в хлам. Мне это было прям подарком небес, с учётом совета профи. Кита же, как всегда, грела мысль исключительно о сэкономленных бабках. — Я такой у форика одного видел. Фирма. Ну, подумаешь, на корпусе царапина. Мне же надо что? Мне племянников фоткать, а не техникой хвастаться, — тарахтел, наглаживая живот через рюкзак старший админ, пока мы пробирались на выход по бесконечным рядам. — Вот плейку я бы здесь не купил. Плейка- это уже имидж. Ведь если говно на себе носишь, значит, сразу автоматом на е*аря подешевле согласен. А вот на это уже не подпишусь я. Вот фотик - совсем другое. Это личное, только моё! — Когда к племяшам-то собираешься? — спросил я, больше для поддержания беседы. Перед поездкой на «Юну» старший админ устроил то ещё шоу. Заставил буквально уламывать его поехать со мной. Со стороны всё выглядело так, как будто мы опять сблизились и стали, как в прежние времена, лепшими друганами. Но я уже знал, что это — только со стороны. Я просто на автомате делал то, что нужно мне. А нужно было, чтобы каждая собака в клубе и около него зарубила себе на носу: старший админ купил мыльницу. У Кита теперь тоже есть фотоаппарат. — Через полтора месяца по любасу. Е*ись оно все конём. Достал Абрам до печёнок, — вдруг окрысился Кит. — Не отпустит, так пусть в жопу идёт и нового старшего админа ищет. Да срать мне на него! И на клуб его срать тоже. Не мой же он, в конце концов! — Постой, вы что, опять поссорились? — насторожился я, лихорадочно соображая, что теперь мне осталось полтора месяца на всё про всё. Кит и Абрамка, на моей памяти, цапались по мелочам перманентно. Но песня про "срать на клуб", за все эти годы, только что прозвучала в дебютном варианте. И явно была заявкой на потенциальный хит. — А ты думаешь, он проссал вообще вчера, что мы поругались?! Мудак, бля, ох* ел в жопу?! Быстро вынул руку из кармана! — схватил за шкирятник Кит вертящегося около нас невысокого паренька лет четырнадцати. — Люди, грабят! Пацан резко рванул вперед. Хлипкий воротник застиранной и отдающей Богу душу рубашки затрещал, и остался в цепких пальцах Кита. Тинейджер исчез в толпе. — Я запомнил тебя, гнида! Вот гондон…бл*дь, спер гондон, — проорал Кит в пространство, и смачно харкнул слюной на землю. Покрутил в руках тряпицу. Отправил её туда же. — Не знаю, Слав. Абраму последнее время вообще на всё пох*й. Может, у него это… ухудшение? Ты бы поговорил с ним, а? — Это не я с ним о таких вещах говорю. Это он рассказывает, когда хочет, — покачал головой я. — Что, правда, шкет «резинку» сп*здил? — Кривда, — нахохлился Кит, ещё крепче прижимая рюкзак, — и жетон метровский, с жевачкой начатой заодно. В общем, уйду в отпуск, может, тогда Абрам глаза разлепит. Когда обнаружит, что меня под носом нет. А то носится с этим своим спидозником, а на нас всех - положил большим прибором. Я ж чего вчера хай устроил? Не от стервозности же и сперматоза. Он кассу опять попер на выход. Я визжу на него, а он, мимо меня, на вселенную взглядом блаженного смотрит. — Слушай, Кит, а вот что будет… ну, когда… ты понял…. — Хорошего не х*я. Либо толкнёт клуб кому-нибудь другому, либо просто склеим ласты в бозе, — протянул старший админ. — Сплюнь, до этого далеко ещё. А вот Лёнька, короче… после ЧеГо уходит. Вчера выдал. Причём, не промямлил, как обычно. А решительно так. Как х* ем по столу отрезал. И рядом этот его …Дэн. Стоит, молчит. Но типа, сука, во всем морально поддерживает супруга. — Да ты чо… — протянул я. — Фигасе… а что Абрам? Про то, что Лёнька собирается уйти из клуба, танцовщик сам сказал давно. Мне первому. Ещё в марте. Только я до последнего не верил, что слабохарактерный Лёнька перейдёт от слов к делу. Мне казалось, что формула «Лёнька+стриптиз» также вечна, как любимое им открытие, часто приписываемое Менделееву. — Да я ж тебе говорю. Пошли они наверх, пошебуршались, без криков, без воплей. Спускаются вниз, теперь оба блаженные. А Лёнька с полными штанами счастья до кучи. Подпирало оно так изнутри, что аж лыбу с морды всю ночь стереть не мог. Я к хозяину в ноги. «Абрам Рубенович, вы что ж за ху*ню-то творите?! Сами на сцену попретесь вместо с него?». А он мне - не кипишуй, говорит, Кит. Я Лёньке слово дал. Если сам скажет, что того парня встретит… и какой Дэн тот парень?! — снова смачно сплюнул на землю старший админ. — Может, это Лёньке самому решать — тот или не тот? — пожал плечами я. — Что-то ты расплевался, Кит, как верблюд.  — Ещё б не верблюд! Всё только на моих горбах в клубе и держится! — совсем расхорохорился Кит. — Бл*ть, дамочка, да что ж вы так прёте-то на человека, как танк?! Только что здоровая, под два центнера бабища, с гробом-сумкой на колёсиках, перед самым выходом с «Юны» чуть не уронила меня на землю. И также спешно, несмотря на гигантские размеры, ушла за горизонт. Я потёр сильно ушибленное плечо. Полез в карман за сигаретами: — Твою, бл*ть, налево! Ох*еть, нахрен. Это ж надо! — Что сп*здила? — оживился Кит. — Ты, что, как дебил, кошелёк в карман додумался положить?! — Нераскрытую пачку сигарет, зажигалку и грязный носовой платок, — отчитался я. — Ну, считай задёшево отделались. У тебя - так и вообще перед самым выходом, — философски выдохнул старший админ. — Зато фотик-то какой оторвали! Шикос, блеск, ляпота. В метро мы с Китом дотрусились до «Техноложки», а потом наши дороги разошлись. Старший админ погнал по делам куда-то в ФРГ**, а я направился в родные пенаты, чтобы за уборкой, стиркой и другими домашними делами скоротать, как думал, очередной «рядодень». И он почти пролетел, совсем незаметно, когда, уже под вечер, мне позвонил… нежданно - негаданный Марик. — Привет. Мне кажется, или ты меня избегаешь? —выдал он с места в карьер. — Когда кажется, креститься надо. Привет, — напряжённо процедил я. — Хорошо. Тогда давай сейчас это проверим. Я предлагаю тебе прогуляться вечером. Точнее, проехаться. Знакомый предложил мне купить у него машину, но я в ней не уверен. — А если у меня есть планы на вечер? — зачем-то соврал я. — И я не могу их отменить? Никаких планов у меня, естественно, не было. Но это попахивало дежавю. По-свеновски. — Тогда переношу предложение на ночь. И если ты откажешься, то я решу, что всё-таки избегаешь, — чуть потеплел голос Марика в трубке. — Марса с нами не будет. «А куда ты своего Марса засунешь? Дома запрёшь?», — чуть не выпалил в трубку я. — Он уехал на пару дней. Надо оформить кое-какие документы, — словно ответил на незаданный вслух вопросы Саха-Якутия. — Машина вроде бы неплохая. Но знакомый долго не может её продать. Это настораживает. — А зачем тебе машина? Ты же кичился раньше, что ездишь, как все, на общественном транспорте, — подошёл я к окну и посмотрел вниз, на «ласточки» соседей. С каждым месяцем моей жизни в новостройке автомобилей становилось всё больше. Новых, старых, отечественных, импортных. Словно каждый, обзаведшийся своей хатой, ставил себе обязательной программой завести дальше тачку, потом ребенка, потом…и так заводить что-то ещё, до бесконечности. У меня такой программы на собственную жизнь не было. — Раньше не было Марса, — снова как будто ответил на мои мысли Марик. — Но он любит метро и много знает о нём, — обронил я. Защищать любовника Саха-Якутии было прямо верхом мазохизма. Но к Марсу я начал проникаться чем-то вроде дружеской симпатии. В нем была та, настоящая искренность, наличие которой за чистую монету я принял у Марика. С каждым днём, и каждым разговором, я всё больше запутывался в этом нашем липком тройничке, и переставал понимать, чего же хочу я сам. — Я не сказал, что Марс будет ездить на ней. — Тогда давай вернёмся к изначальному вопросу — зачем? — уставился я на мужика внизу, бегущего к машине и быстро ныряющего в неё. Вспыхнули и погасли фары. Из дома вслед за мужчиной вылетела какая-то женщина. Принялась колотить кулаками по автомобилю. Она, со стороны, беззвучно открывала и закрывала рот. Из-за двух рядов стёкол, я не мог слышать, что именно женщина кричит. Я, в общем и целом, по ходу занимался тем же. — Тебе читали в вузе экономику? — сменил тему Марик. — Если ты о том, что все начальные капиталы нажиты нечестным путём… — протянул я. — Да. А ещё мне говорили, что, хотя дедушку Маркса принято списывать современными экономистами в утиль, этот постулат верен и сейчас. — Что ты слышал о плохих и хороших кредитах? — опять извернулся Саха-Якутия. Я подумал. Открыл и закрыл рот. Что бы я ни ответил Марику… поймал себя снова на мысли. Чтобы ни ответил — это и был бы правильный ответ. Не он интересовал Саха-Якутию. На стекло упали капли. Женщина внизу больше не кричала. Она деловито била камнем стёкла в машине, взорвавшейся воем сигнализации. Звук наконец-то пробил стекло. — Плохой кредит - это когда покупаешь машину, только чтобы на ней кататься. Как это сделал наш бармен. Хороший - это когда приобретаешь тачку, чтобы на ней зарабатывать, — на удивление, без менторских интонаций в голосе, продолжил Марик. — Например, таксёрить. Так ты окупаешь вложения и с какого-то момента начинаешь получать доход. И так мыслят те, кто собираются стать богатыми. — Да насрать, тебе виднее. Я-то богатым становиться не собираюсь, — как-то вдруг накрыли меня раздражение и усталость. — Все, извини, у меня яйца подгорают. — На сковороде, надеюсь? — ухмыльнулся Марик. — Помни, не придёшь - я сделаю вывод. Где тебя встретить? Я назвал место за несколько кварталов от своего дома, и нажал на отбой. Что Марик думает какую-то мысль, до меня допёрло. Но вот какую именно — на это мозгов уже не хватало. Ещё из головы не шёл тот поцелуй в клубе. Чуть менее года назад я бы уверенно сказал, что Саха-Якутия не из тех, кто крутит шашни за спиной официального е*аря. Но ещё чуть менее года назад я считал Лёньку прирождённым «нимфом», который остановится лишь после того, как биологические часы навсегда замрут на отметке «полшестого». Яичница местами сгорела, местами вышла недожаренной. Я раздражённо потыкал в неё вилкой и понял, что есть совсем не хочу. Сковороду с условно съедобным содержимым я оставил остывать на плите, чтобы перед уходом засунуть в холодильник про запас. Марик ждал меня там, где мы условились. Я помахал ему, собираясь сесть в машину, и охренел. Тачка была леворукая. — Японка, — пояснил Саха-Якутия. — Давай, пристегнуться помогу. Он наклонился надо мной. И мы…замерли, глядя друг другу в глаза. — Что? — я отшатнулся первым, и дёрнулся, как от удара током. — Ничего. Вкусно пахнешь, — как-то заторможенно помотал головой Марик. — Ну, где пассажиров искать будем? — Давай к «москвичам» дёрнем. Там ночных поездов до кучи… — я втиснулся в кресло и уставился за окно. Там пролетали ночные набережные, вечные питерские мосты, невключённые фонари. Снова мягко зашумел дождь, рисуя каплями узоры на стекле. Первого пассажира мы повезли на Лермонтовский. Перед тем, как мужик обустроился, Марик попросил меня пересесть назад. На полу автомобиля под сидением я заметил молоток. Указал на него глазами Саха-Якутии. — На всякий, — чуть нахмурился он. — Всё бывает. — А ты что, уже этим занимался? — одними губами спросил я. — Да, — однозначно выдохнул Марик, — мужчина, вам включить радио, или тариф «поговорить»? — А чего ж не поговорить-то, если люди хорошие? — оживился неказистый с виду мужичишка. — Впервые здесь у вас. Красивый город, сильный… родственники всё звали, звали, а мне никак не выбраться всё было. А вот тут супруга умерла. Вместе двадцать пять лет прожили в одном городе, безвылазно. И меня как переклинило. Зачем живу, для чего деньги коплю? Вот так помру тоже, и ничего на свете не увижу... Вы не подумайте, я не сухарь какой черствый. Это она всё путешествовать мечтала… Но - то дети подрастают, то на квартиру надо, то ещё чего… А оно вон как, теперь и не надо никому… — Это правильно, — закивал Марик. — Когда умирает кто-то близкий, или может умереть, по-другому на вещи смотреть начинаешь. Всё, что, неважным казалось раньше, переоцениваешь. Всю поездку они оба не закрывали ртов. Я окопался на заднем сидении, периодически слушал их разговор фоном и, в основном, смотрел в окно. Потом была угрюмая семья из Угловки, две тётки-хохотушки из Воронежа, интеллигентная старушонка из-под Белгорода, и со всеми ними Марик находил общий язык. И только я молчал, как нахохленный сыч, из своего угла. Ещё меня не покидала мысль, что все эти люди едут, и наконец-то, скоро попадут туда, где их ждёт дом. Пусть для кого-то и временный. Я же перемещался в пространстве механически. В никуда. Бессмысленно. Без цели. В четыре утра лёгкая мгла белых ночей начала рассеиваться. Только что мы отвезли ещё одного пассажира в Лисий нос. Саха-Якутия поставил машину на «аварийку», на обочине дороги у леса. — Я понял. Мне не кажется. Ты меня избегаешь, — тихо произнёс он, пристально глядя на меня. — Почему, Слав? — По кочану и по капусте, — по-детски сморозил я. — Сам не догадываешься? — Кажется, теперь догадываюсь, — покачал головой Марик, тоже смотря прямо перед собой. -Тогда поехали. В Сестрике* есть мотель один. Там номера на часы сдаются, — зло выплюнул я. О мотеле я знал ещё со студенческих времён. В Сестрике жила моя одногруппница, с которой мы, можно сказать, сдружились. И именно в этом мотеле, на первых курсах, она трахалась с одним из наших преподов, на тот момент-женатиком, которого потом и увела из семьи. Я же служил им чем-то вроде громоотвода. А она прикрывала мои, как выяснилось впоследствии, через несколько курсов, голубые тылы. Так что всё было честно. В мотель, для конспирации, мы приезжали вдвоём с однокурсницей. Потом я отправлялся гулять по городу и купаться в озёрах, а препод проскальзывал в номер и занимал «моё место». Супруженция работника вуза вскрыла нашу «схему», когда дело уже было сделано. На четвёртом курсе Наташка ждала от него близнецов-пацанов, и ни капли не сомневалась, каким будет выбор отца её детей, с учётом того, что в законном браке наследников за десять лет так и не появилось. Её многие потом сильно осуждали. Говорили, что этот брак удачным не будет. Они, кстати, до сих пор вместе. И в этой семье, после ещё одного сына, снова появились близнецы. Теперь уже девочки. — Слав… Шаман, — протянул Марик. — Ты не должен был… ты же в таком месте работаешь. — Что, бл*ть, не должен был? И в каком-таком?! — Влюбляться в меня, — твёрдо продолжил Саха-Якутия. — Прости, мне стоило понять это раньше… — Что?! Что я, бл*ть, реально влюблён в тебя?! Ну, вот. Ты это услышал. — Слав… это в любом случае не может так продолжаться дальше. Ты же сам понимаешь… — Что – это?! Ты мне так объясняешь, что мы друг другу не подходим? — расхохотался я, ощущая накатывающую истерику, и теперь уже полнейшее дежавю сцены со Свеном. Всё повторялось в точности. — А, да - да - да. Ты забыл в этой заезженной песне любимый припев: «Давай останемся друзьями, это намного лучше, чем трахтарарах». Ахаха… проходили…ахаха… проходили… ахаха… В лицо мне чем-то плеснуло. С удивлением я увидел воду на руках, коленях, сидении. Пятна расплывались по ткани. — Успокойся, Шаман, - жёстко выплюнул Марик. — Если я предлагаю дружбу, то это действительно намного больше, чем трах. Мне жаль, что ты, видимо, уже слышал от кого-то эти слова, до меня. И неправильно их толкуешь… стой, куда ты! Я вылетел из машины, схватил свои вещи,и понёсся прямо под колеса. Меня только чудом не сбили, водитель затормозил в последний момент, отчаянно завоняло палёными шинами. — Придурок, тебе жить надоело?! Мудак еб*ный! — Слава… Слава… остановись. Говорят, что иногда без всякого алкоголя и другого дурмана не помнишь, что делал часами. Так со мной было тогда. Наверное, я поймал попутку, как-то добрался до дома. Может, где-то ещё гулял до этого. Видимо, с кем-то подрался. А может, просто молотил кулаками по дереву. Про такое ещё часто говорят, «как во сне». Но это не так. Это как операция под общим наркозом. Но тебе показывают, что делают с телом. Наркоз закончился дома, под третье, финально-аккордное, набирающее верхнее «ля», дежавю. Я сидел и разглядывал собственные, разбитые вдрызг костяшки. Они впервые с утра заныли. На кухне возился Лёнька. Только теперь в сопровождении Дэна. В голове крутилась идиотская фраза из классики советского кино «Иван Васильевич меняет профессию»: «меня ж Зина бросила». Но уже такая же вялая по интонации фраза, как у Шурика, недоумённо потирающего фингал. — Слава… Слава… остановись, — произнёс голосом Марика Дэн и перешёл на собственный. — Теперь это в прошлом. — Что в прошлом? — поднял я глаза на Дэна. — Всё, — мягко обнял меня за плечи Лёнька, кладя голову на плечо. — Всё, Слав. Тихо-тихо. Тебе надо просто идти дальше. — Куда? — Не знаю, — засопел танцовщик, — но, может туда, куда ты раньше не думал идти? — Вместо жопы предлагаешь в п*зду? — Нет, я не это имел ввиду, — покачал головой Лёнька. — Но если ты все время приходишь не туда, то, может, стоит пойти в обратную сторону? И не торопись с ответом Марику. Может, это и есть твоё «не туда»? — Что-то как-то слишком хитрожопо для тебя, Лёнька. Если бы ещё Кит такое сказал… — ухмыльнулся я. — Кит тебе как раз такое никогда не скажет, — буркнул Дэн. — Знаешь, говорят, что когда все дороги закрыты, то их просто неправильно выбрали. — А ещё умные люди говорят, что важны не дороги. А то, что внутри нас заставляет их выбирать, — слетело с губ. — Вот и подумай, что тебя заставило выбрать. Саха-Якутия сам позвонил мне через неделю. Я тупо слушал гудки. Потом звонок стих. Раздался заново. — Привет, ты подумал над моим предложением, Слава? — поинтересовался он. — Да. Давай попробуем стать… друзьями, — твёрдо произнёс я. Дружить с Мариком я вовсе не собирался. Я собирался кинуть его, как обещал Абраму. Говорят ещё, что от любви до ненависти один шаг. В случае с Саха-Якутией это оказался шаг до безразличия. Сделать его после однокурсника и Свена оказалось уже ненамного, но легче. Не могу сказать, что это было как Лёньке всегда потрахаться с незнакомцем. До Дэна, конечно. Но внутри меня как будто что-то навсегда атрофировалось. Наверное, когда жизнь вы*бывает тебя не в первый раз, к этому уже начинаешь относиться как-то философски. — Ты не пожалеешь. Это хорошая сделка, — бросил Марик. «А вот ты, бл*ть, пожалеешь. И скоро». — Да, Марик. Так будет лучше для всех, — ответил вместо этого я вслух. — Я рад, что ты принял правильное решение, — чуть мягче добавил Саха-Якутия. — И в качестве первоначального капитала наших новых отношений предлагаю тебе организовать день рождения Марса. Он у него через две недели. Я хочу, чтоб этот день он запомнил навсегда. — Конечно, Марик, — бросил я в трубку. «Ты тоже его запомнишь навсегда», — нажал я на отбой. Лёнька, ошивавшийся рядом перед открытием клуба, как-то странно дёрнулся и глянул на меня. — Слава, у тебя всё в порядке? — впился он в меня глазами. — Ты какой-то очень злой стал в последнее время. — Да. Теперь — да, — ухмыльнулся я. — Делать не х*й? Так иди в своем сраче в гримёрке напоследок приберись. Или ты думаешь, что твоё говно убогое новому танцовщику пригодится? — Слав, нельзя так, — покачал головой Лёнька. — Не веди себя, как Кит. Ты не он. И у вас точно разные дороги. Со стриптизёром последнюю неделю старший админ вообще не разговаривал. В тот вечер Марс впервые пришёл в клуб один, и попросил крепкой выпивки. Я принёс ему на подносе большую стопку водки и нарезанные лимоны. Полюбовник Саха-Якутии смотрел прямо перед собой. — Я пришёл извиниться за Марика, — отчеканил он, предлагая присесть рядом на стул. — Я был против того, чтобы он предложил тебе дружбу. Это неправильно. — Слушай, а вы по жизни всё вместе делаете? Даже перед тем, как в сортире посрать, совместно это обсуждаете? — хаманул я. — Зайди прямо сейчас туда, — заиграла лёгкая улыбка на губах якута. — На х* я-то? Что, там кто-то весь пол обгадил? — Зайди, ты там кое-что увидишь. От этого будет зависеть, что случится дальше, — загадочно обронил Марик. Пожав плечами, я отправился в клубный толчок. И… на секунду меня замутило так, что чуть не вывернуло содержимое желудка наизнанку. Весь пол был залит липкой, чуть подсохшей кровью. От испуга я закрыл глаза, схватился за кран, плеснул в лицо воду. А когда снова открыл глаза - никакой крови и в помине не было. — Что это? — влетел я в зал, и плюхнулся рядом с якутом. — А что, по-твоему, ты увидел? — поднял на меня глаза Марс. — Ничего… да ничего я ровным счётом не видел! — выпалил я, отгоняя от себя неожиданный глюк. О таких возможных ЧП посторонним рассказывать ни в коем случае не полагалось по правилам Абрамки. — Значит, ничего и не будет, — пожал плечами Марс. — Значит, зря я сюда пришёл, и оставил Марика одного. — Постой, вы что, поругались с ним? — допёрло до меня наконец, почему якут один и бухает. — Ты один сюда шёл?! Ты псих? — Да, — сфокусировались на мне тёмные глаза. — Впервые после приезда сюда. Марик становится здесь другим, нехорошим. Я это чувствую, но ничего сделать с этим не могу. Это город его так меняет. Прежний Марик никогда бы так долго не тянул с разговором. Ещё раз, извини за него. — А чой-то ты извиняешься? Тебе ж лучше, что он послал меня открыто, — ухмыльнулся я. — Как будто ты не догадывался, что мы... ну… в койку на раз можем сыграть. — Я догадывался, — снова скользнули по мне черные матовые бусины глаз. — Но я всегда знал, когда Марик влюблён, а когда нет. Ещё до того, как это понимал он сам. — Так ты, выходит, суженому левый трах периодически спускаешь? — развеселился я. — У вас что, свободные отношения? — Почему — свободные? — непонимающе уставился на меня Марс. — Принеси, пожалуйста, ещё выпивки. Я здесь, кроме тебя и Кита, никого не знаю. А знакомиться сейчас ни с кем не хочу. Я взял поднос со стола, потопал к бару, наблюдая, как на якута кидает заинтересованные и приглашающие взгляды какой-то мужик под сорокет. Их Марс как бы в упор не видел. С другой стороны, я решил, что после ссоры он думал только о Саха-Якутии. За барной стойкой мы ненадолго зацепились языками со Стасюней. — Слышь, а чей-то за хмырь рядом с тобой отирается, а ты с ним как с ссаной торбой носишься? — поинтересовался бармен. — Первый раз его вижу здесь. Дикий какой-то. От меня отшатнулся, когда я культурно накапать ему предложил. А тебя запряг. — Это Якутии еб*рь, — скривился я. — Домами теперь дружим. Оказываю шефскую поддержку малым народностям нетраханной России. — А, ну давай, поддерживай, — подхихикнул Стасик. — Я б тоже поддержал. В штанах там знатно. Только, по ходу, на одного Марика у него и стоит. Этот мудила дверь в сортир нормально за собой не закрыл. А мне приспичило, вот я и рванул… — Кстати, про сортир. Ты ничего странного на полу не видел? — переключилось я, чувствуя, как от одного только воспоминания мурашки до сих пор бегают по телу. — Нет. Ну Тохе скажи, пусть ведро почистит, его очередь, — быстро отмахнулся бармен и вернулся к Марсу. — Нее, правда, зад там - мама дорогая. А спереди видос ещё лучше. Много чего в жизни повидал. Но чтоб тату прямо над яйцами били… — И что там изображено? — вцепился я глазами в Стасюню, чувствуя, как воздух куда-то девается из лёгких. Марса я видел на кадрах из примерочной почти всего, во весь рост, так сказать. Но вот трусы-то он там не отвинчивал. Я ещё тогда поржал мысленно и от их фасона. Чуть ли не фуфайный вариант из советских времён. — Да как буква «М» только не горизонтальная, а вертикальная такая. И стрелка из неё на член уходит. А член-то какой… Слав, ты е*нулся, водку на поднос лить?! Дармовая тебе что ли?! Выпивку я еле допёр трясущимися руками. Сел рядом с Марсом. — Хочешь, может, позвонить Марику и сказать, что ты здесь? — предложил я. — Не надо. Хочу посмотреть, как у вас всё тут, — поднял на меня глаза якут и перевел их на старшего админа, которого привычно лапал какой-то посетитель. — Он всегда себя так ведёт? — Да, — кивнул я. — Кит не из стеснительных. — Это я уже понял. А ты? — А я, как видишь, с тобой рядом сижу. Лясы затачиваю. Пьянел якут медленно, как бы нехотя. От того его глаза разгорались каким-то мрачным внутренним огнём постепенно. На старшего админа Марс смотрел сначала с недоумением, потом с брезгливостью. На Лёньку на шесте - украдкой, с жалостью и состраданием. — Почему он делает то, что ему противно? — указал любовник Якутии на стриптизёра. — Зачем он раздевается, если не хочет, чтоб на него смотрели? — А с чего ты решил, что ему не нравится? Лёнька у нас обожает танцевать и голой жопой вертеть, — выставился я. — Да хлебом просто не корми. Точнее, это и есть его хлеб. Я-то знал, почему Лёнька не жжёт на сцене - в гримёрке его уже давно ждал Дэн, чтобы вместе отправиться домой. Но как об этом, и о том, что танцовщик дорабатывает у нас последние месяцы, мог догадаться якут, я представлял себе с трудом. — У него только тело танцует. А вот душа и глаза — нет, — просто пояснил Марс. — Они просят, чтоб я отвернулся. Вот я и отворачивался. Нельзя смотреть, когда человека насилуют. А здесь все этим занимались. — А не хватит смотреть на сегодня? — закинул я удочку, опасаясь, что дальше якут может набраться уже слишком крепко и стать агрессивным. — Хорошо, вызови такси. Марик, наверное, уже пришёл и спит дома, — неожиданно согласился якут и повторился. — Все-таки зря я сегодня сюда пришёл. Кут мне говорила — «не надо». Я не послушал. Хотел увидеть того парня. У него уже всё должно быть хорошо. Хотел убедиться. — Майка? — осенило меня ещё и потому, что за весь вечер, и уже практически заканчивающуюся ночь, я ни разу не увидел в клубе Абрамки. Хозяин даже мельком не заскочил проведать, как у нас дела. — Да, его, — кивнул Марс. — Почему-то я был уверен, что он придет. Я почти никогда не ошибаюсь. — Вот в этом ты как раз не прав. Ошибаются все, — покачал головой я и посмотрел на смс-ку на телефоне от службы такси. — Я спрошу потом, про Майка. А сейчас - машина уже скоро приедет. — Спасибо, — коротко кивнул якут. — И хорошо подумай, прежде чем делать то, что ты не хочешь. — Я же сказал: ошибаются все. И даже ты, как видишь, иногда, — оскалился я.