Интермальчик (вычитывается)

К Абрамке подсели, когда он меньше всего этого ожидал. На днях Ромке стукнуло двадцать четыре, и Абрам хотел подарить праздник пацану, заказав столик на двоих у соотечественников в небольшом, но уютном армянском ресторане около рынка на Некрасова. Как специально, зал оказался практически пустым. Но на это Абрамка поначалу как-то совсем не обратил внимания. Стояло лето, жаркий полдень, и во второй половине дня за ними с Ромкой должен был заехать знакомый, чтобы отвезти к себе, на сдаваемую в наем дачу на озеро Медное. Да и не был этот зал никогда набит битком. В ресторан ходили в основном свои. Изредка заглядывали немногочисленные иностранцы в поисках экзотики. Небогатые питерцы, увидев ценники без скидок на знакомство, заказывали чай, кофе, воду, и быстро устремлялись на выход. Сколотив уже неплохие деньги, Абрам об охране не задумывался. Он полагался на свои связи и то, что его каждая собака из приличного бандитского мира знает, а с мелкой шпаной справится сам. О чем сильно пожалел, когда в ребра уткнулся пистолет, а ещё один мужик положил руки на плечи Романа. Двое демонстративно встали на входе в зал. — Пацан-то тут причём? — поинтересовался Абрам, откладывая в сторону вилку с ножом. — Мужики, вы ж ко мне. Пусть мальчик выйдет, погуляет. — Ни при чём, — раздался сзади голос Ашота Нарековича. — Красивый мальчонка. Твой? Абрамка промолчал. — По глазам вижу, твой, — устроился рядом с Ромкой Ашот Нарекович. — Значит, и сложный разговор, возможно, пойдёт легче. — Ну, и о чем ты поговорить хочешь? О нём, что ли? — усмехнулся Абрамка, кивая на Ромку и чувствуя, как внутри все противно затряслось от страха. Ашот Нарекович редко выбирался в людные места для простых смертных, и ещё реже лично принимал участие в разборках. Получалось, что случилось что-то из ряда вон. Вот только что? Абрамка никак не мог вдолбиться. Про то, что Абрам иногда якшается с мужиками, Ашот был в курсе. Абрамка, не будучи идиотом, рассказал об этом первым делом, как только бизнес пошел. Постарался обтяпать это так, как будто вышло случайно и по пьяной лавочке. На совместных радостях от десятого ларька. Мол, сам знаешь, сидел. А там такими вещами никого не удивишь. Сам не ожидал, что и так можно. Но выходит, и так тоже. Ашот тогда долго жевал губами по своей привычке и справедливо решил, что деньги важнее чьих-то постельных шашней. А деньги делать Абрамка умел. Да и сам Ашот Нарекович святостью никогда не отличался. Мог снять под настроение проституток, мог подарить по пьяни любовнице колье с бриллиантами, одной купил помещение под галерею. Правда, потом первой и единственной жене Ашот Нарекович покупал украшения в два раза дороже. Галерея обошлась записанной на старшего сына от жены «двушкой» в Москве. «Мне-то что? Койку с тобой точно не делить. Только не светись особо с этим, и больше слышать не хочу», — в итоге выдал Ашот. И больше они об этом не говорили. — Кого и как трахаешь ты - это дело твоё, Абрам, — повторил свою мысль Ашот Нарекович, — но когда из-за тебя трахают меня - это становится нашей общей проблемой. — О чем ты? — пригубил вино Абрамка, с трудом сдерживая трясущиеся пальцы. — Надо же. Первый раз вижу, чтоб человек так искренне смотрел в глаза, и так не раскаивался за то, что сделал, — тоже взялся за бокал Ромки Ашот Нарекович, — дорогое вино. Вижу, бабла на пацана не жалеешь. Моего бабла. — Да что случилось уже? — совсем напрягся Абрамка, глядя как рука Ашота потянулась к вилке. — Ты скажи только, мы всё решим, если я тебя чем обидел. — Чем обидел, говоришь? — воткнул вилку в еду у пальцев побелевшего Ромки Ашот. — Ты что думаешь, вот эти бабки, которые ты мне платишь, никуда дальше наверх не идут? Ты, бл*ть, забыл, что у самой высокой крыши в мире есть своя крыша?! Если б ты только меня кинул, это был бы один пиз*ежь. Но я ж, на х*й, тебе, как себе доверял! А вот «наверх» — это другое дело. А ты вот так за всё отплатил?! — Ашот, да я ни х* ем не втыкаю. Это где и когда я тебя кинул? — изо всех сил старался выговаривать спокойно Абрам. От слова «наверх» затрясло еще сильнее. Что происходит, Абрамка все больше не понимал. Ашот Нарекович всегда вовремя получал налом свою долю, никаких задержек с выплатами не было. Бизнес шел хорошо. — Я ж тебе сказал. Что ты тут мне дурика в театре включаешь? Меня кинуть — это одно дело. А вот уважаемых людей — другое. Я им твои деньги отдал, а они с ними в банк пошли. В уважаемый банк, где с фуфлыжниками не связываются. И чёрную икру с шампанским таким клиентам сразу несут, не спрашивая. А потом долго извиняются, если выясняется, что люди сначала обычной воды глотнуть хотели, а не сразу пузырьки вдуть. Вот только в тот раз после икры старший управляющий вылетел, бледный и обосравшийся, как твой мальчонка сейчас сидит рядом со мной. Мол, мы вас очень уважаем, но треть купюр … как бы вам сказать, чтоб не обидеть, не соответствует определенным стандартам Госзнака. Ты знаешь, как после таких претензий уже я обосрался?! Я, Ашот Нарекович, уважаемым людям сам, лично жопу нацеловывал, только бы простили. — Постой, а почему ты сразу на меня подумал? Ты ж не только с меня деньги снимаешь, — еле справился с приступом дурноты Абрамка. Так страшно ему было, только когда арестовывали, и когда переступил порог тюрьмы. — С того, что с тех пор я приказал каждую купюру проверять, и отмечать, от кого приходит. На прошлой неделе от тебя опять левак поступил, Абрам. Ты, чего, меня за мудака держишь?! За мудака — да?! — смел рукой со стола тарелки Ашот Нарекович. — Погоди, Ашот! Вспомнил я, — теперь уже все-таки затрясся Абрам, потому что качки у двери вздернули пушки. — Фальшивые деньги не я приносил, напарник мой — Алексей. Да я бы никогда тебя так не подвел. Это его рук дело! Я ничего, матерью клянусь тебе, не знал! Воспоминания сами собой встали перед глазами. Абрам первый раз попросил Алексея передать деньги три месяца назад. Из-за открытия новой точки на Сенной дел было немеряно. Он замотался вусмерть, и просто хотел выспаться. Потому и поручил бизнес-партнёру отвезти Ашоту нал. А через неделю бабенка Алексея с прижитым от него ребёнком умотала поправлять здоровье в Анапу. До этого Алексей ныл, что из-за ремонта в новой квартире ни на что денег не остаётся. На прошлой неделе напарник сам предложил отвезти деньги, сказав, что как раз будет по своим делам в районе "офиса" Ашота. — Ты клянешься, Абрам… А где доказательства, что он это не по твоей указке сделал?! — метнул взгляд исподлобья Ашот. Было видно, что он не совсем верит, но начал сомневаться. Или изначально сомневался, что Абрам мог оказаться таким дебилом для подобного поступка. — Когда два месяца назад я деньги приносил, все в порядке было. И ты три года со мной имеешь дело. Когда я тебя обманывал?! И зачем мне это, если сам знаешь, что с бизнесом всё в порядке? Зачем мне срать в корыто, из которого хаваю?! — повысил впервые голос Абрам. — А ты не ори на меня. Ты толком про напарника говори, — махнул рукой Ашот, приказывая качкам у двери убрать оружие. — Наверное, тот, у кого найдут фальшивки, и виноват, — медленно оторвал руку от стола Абрам под взглядами тут же снова принявших боевую стойку охранников. — Спокойно, я за ключами от хаты и гаража. Перерой там и в ларьках всё, если хочешь. Алексей на Торезе живет. Там же и бабу его найдёте. Я сейчас позвоню и скажу, чтоб он твоих бойцов впустил. Мол, по бизнесу человек подъедет. Потереть за левые сигареты. — Складно поешь, Абрам, — снова сделал отмашку Ашот. — Только какой мудак левые бабки при себе хранить будет? Может, ты их в камере хранения на вокзале каком держишь. — Так он за бабу и дите свое на них укажет, заодно и разговорится. А дальше уж твое дело, что решать, виноват ли я. Абрамку и Ромку шесть дней держали взаперти в каморке какого-то спортклуба. В помещении, где их бросили, валялись рваные маты, мячи, но ничего такого, что могло послужить хоть каким-то оружием, там не было. Ромка все время трясся, и пару раз срывался на слезы. На седьмой день их отвезли в ресторан, где все и началось. Стол был торжественно накрыт, и ломился от яств. За ним сидел Ашот Нарекович с забинтованными костяшками. — Извини, Абрам. Ошибся я, с кем не бывает, — жестом предложил он обоим присесть. — Но ты тоже ошибся, доверившись шакалу. Мне давно не приходилось так унижаться и честь в говно втаптывать. Потому в качестве компенсации выбирай: либо я забираю у тебя три самых прибыльных ларька, либо мальчонка едет со мной, и больше ты его никогда не увидишь. Не волнуйся, на органы не пущу. Но таких, как ты, любителей крепкой молоденькой жопкой насладиться, много нынче в демократию развелось. И, как ты, на свет они повылазили. — Забирай четыре ларька, Ашот, — выплюнул Абрам. — Молодец. Быстро соображаешь. Приятного аппетита, — поднялся из-за стола Ашот Нарекович. — Рад, что мы с тобой все прояснили. Пока уже дома Абрамка отпаивал Ромку коньяком, из головы не выходила фраза Ашота насчёт «много развелось», и то, что сам пацан рассказывал о видеосалонах со спецпорнухой. Ларёчный бизнес давно превратился в рутину, где надо было кидать дальше, хватать больше, а жизнь текла мимо, как вода сквозь пальцы. Да и конкурентов с каждым днем всё только прибавлялось. Начали появляться в Питере и новые чудные продуктовые магазины. На западный манер их называли теперь супермаркеты. Конечно, пока они были для богачей, в основном. Но вот что удивительно — цены в них иногда оказывались даже ниже ларечных. И что-то подсказывало Абрамке, что надо двигаться в эту сторону, либо вообще постепенно прощаться с торговлей, заниматься которой, по-честному, всю оставшуюся жизнь вообще-то не тянуло. Уложив спать пацана, Абрам отправился гулять по Питеру. Видак дома завелся уже давно, теперь очередь встала за теми кассетами. В первой, презентабельной точке на Невском, Абрамку послали с матами, как только услышали, какая продукция интересует покупателя. Во второй и третьей, на задворках Фонтанки, тоже погнали погаными метлами. Но в четвёртой, полуподвальной, неожиданно нашлось все, хотя и пришлось выложить приличную сумму. — А ты, я смотрю, прибаблённый, — скабрёзно оскалился продавец, явно разбирающийся в том, какой товар и кому продаёт. — Можешь себе позволить, что хочется. — Есть такое дело, — не стал отрицать Абрам. — А что можно себе позволить? — На плёнке оно, конечно, хорошо. Но в живую - ещё лучшее. Вот, держи, — нацарапал что-то на грязной, со следами кружек бумаге, мужик. Оторвал лист, аккуратно сложил его в треугольник и протянул Абраму. — Там наших завсегда ждут. Скажи, что от Даньки-видео. Иначе не откроют. И бумажку не посей. Её тоже покажешь. Выйдя на улицу, Абрам прочитал адрес и усмехнулся. Коммуналки - бордели из его юношеского прошлого так никуда и не делись. Но с такими откровенными притонами Абрамка сам больше связываться не хотел. Одно дело, как говорил Ашот Нарекович, работать в них, а другое –организовывать. За это могла "прилететь" вполне себе жизнеспособная, и очень неуважаемая статья УК, а возвращаться в тюрьму Абрам точно желанием не горел. Когда Роман проснулся утром и увидел, а ещё точнее - сначала услышал, какие именно кассеты Абрамка так внимательно смотрит, лежа рядом с ним на кровати, то впервые расхохотался после событий всех последних дней. — Тебе это зачем? Меня мало? — плюхнулся он спиной на бедра Абрамки. — У тебя стоит, кстати. — Не удивительно, — хмыкнул Абрам. — Вот, решил узнать, чем молодёжь нынче интересуется. — Тобой, — потянул вниз резинку от домашних треников Роман. — Ух ты. Да у тебя до небес. — Не боишься больше, что укусит? — ухмыльнулся Абрам, принимая более удобную позу для минета. — Неа. Это же ты, — улыбнулся Ромка, начиная с головки члена. Потом они лежали, блаженно расслабившись. Абрам гладил Романа по волосам. — Серьёзно, вот в этих видеосалонах, куда ты ходил, много народу было на таких фильмах? — поинтересовался Абрамка. — Ну, так. Не как на ужастиках, конечно. Но человека четыре- пять всегда точно сидело. Иногда больше. — А что за люди? Я понимаю, что мужчины. — Редко, но женщины тоже бывают. Разные. Молодые, в возрасте. Бедные, богатые. Вот эти вторые ходят, чтоб дома не спалиться. Хочешь прикол? Всегда потом кто-то парами уходил, — просиял Ромка. — Со мной тоже хотели несколько раз познакомиться. Там это запросто. Но у меня же ты есть, и я только с тобой. А вообще, вот бы нам, как за границей. Представляешь, я в одном фильме видел. Там кафе и клубы такие специальные есть. Где, ну… ну, только они это геи называют. А само слово – аббревиатура с английского. Переводится как «такой же хороший, как ты»*. — И чем это я плохой?! — деланно возмутился Абрам. — Да нет же. Я ж говорю, хороший! — Пойдём на кухню, хороший. Приготовлю русскую окрошку, на армянскую жрачку меня теперь долго тянуть не будет. А пока на кухне Абрам рубил овощи, колбасу и яйца, в голове снова крутилась мешанина мыслей «салон, знакомятся, уходят парами, у них там за границей…». Мешанина оформилась в идею, когда настало время снова платить Ашоту Нарековичу. Деньги Абрамка проверил у знакомого, работающего в банке, только после этого понёс, все равно мысленно крестясь локтями. — Ашот, мне юрист нужен. Хороший, — бросил он в конце встречи. — Что такое? Из районной администрации кто залупается? Так ты скажи, проблемы порешаем. — Не в этом дело, Ашот. Посоветоваться хочу, стоит ли с одним предприятием связываться или геморрой себе только лишний наживу. Ты, как всегда, свою долю получишь. — Вот с этого бы и начинал, Абрам. Мол, о новом совместном бизнесе размышляю. А ты сразу, как всегда, с наскоку пугалками берёшь. Будет тебе юрист, в среду. А с чего начинать беседу в среду, Абрам вообще себе не представлял. За столом напротив, с бутылкой минеральной воды сидел в костюме с иголочки мужик, даже чисто внешне смахивающий на нацистов из советских фильмов. Светлые волосы были идеально подстрижены, глубоко посаженные водянистые серо-голубые глаза смотрели на окружающих с крайним презрением. Разве что фирменной повязки со свастикой на рукаве не хватало. — Вы от Ашота Нарековича? — проблеял Абрамка, перехватив брезгливый взгляд на собственные ногти с черной «траурной» каемкой после того, как перебирал подгнившие овощи в одном из ларьков. У самого юриста руки были ухоженные, ногти — холеные, такие, как у Гагика Вачевича. Почему-то пришла мысль о профессиональном маникюре. Но Абрамка её быстро отогнал, настолько нелепым показалось вдруг промелькнувшее предположение. — Да, у нас мало времени. Я занятой человек, если вас не предупредили. Постарайтесь говорить по существу, — поджал мужик и без того узкие, белёсые, как и он сам, губы. — Насколько законно создание ночного клуба для эээ… — замялся Абрам и ляпанул прямым текстом, — для…гомосексуалистов. — Но вы же не собираетесь его именно так регистрировать? — процедил мужик. — Вы назовите это ООО «Пестики», ООО «Лютики небесные» или ООО «Приход». Выбираете всё, что хотите. В качестве деятельности укажите оказание услуг развлечения и досуга населению. Если вас интересует именно правовая сторона вопроса, то уголовная статья за гомосексуализм отменена. И, как владелец заведения и недвижимости, вы можете отказать во входе в них без объяснения причин, если речь не идёт о представителях правоохранительных органов с соответствующим ордером. И, естественно, речи не может идти об официальных интимных услугах персонала клиентам. С другой стороны, взрослые люди, достигшие 18 лет, вправе заниматься любыми видами секса по взаимному согласию сторон. — То есть, с юридической точки зрения никакой проблемы не возникнет? — Нет. Но на вашем месте я бы серьёзно продумал вопросы безопасности. Вы же знаете, какое отношение в обществе существует… — тут мужик сильно понизил голос, -…к нам. Логично будет если речь пойдёт об отдельно стоящем строении с несколькими выходами, закрытыми железом окнами и без всяких громких вывесок. Но это уже не ко мне. Шок был настолько сильным, что Абрамка подумал, будто на секунду оглох. Но «дойч» уже встал из-за стола, и протягивал ладонь для рукопожатия. Абрамка тоже следом поднялся. На автомате пожал руку. — И, если у вас всё получится, мы с моим партнёром из Швеции хотели бы стать вашими первыми гостями. Нам нравится посещать подобные заведения за границей, и мы бы хотели, чтобы они появились и здесь, — также тихо бросил мужик, доставая визитку. — Не в любое время, но к вашим услугам. Ашоту Нарековичу я передам свои слова, которые вы уже слышали. Гетеросексуальный Ашот думал ещё месяц. Разговор зашёл, когда Абрамка снова принёс деньги за все больше ненавистные ларьки. Теперь на столе появились виски и ведёрко со льдом. — Ты уверен, что это действительно принесёт нам прибыль? Да, я помню, что сказал тебе сгоряча в ресторане, когда все прояснилось. Но насколько много? Одно дело — дырявить жопу мальчику в закрытом борделе, где минимальные шансы, что тебя кто-то узнает, другое — показать публично всем свое истинное лицо. — Их достаточно, Ашот. А что твои женщины думают? Ты же со многими из них советуешься, как мне рассказывали. — Мариам говорит, что мужеложство — это мерзость, и Бог накажет всех нас за это. Но она хочет, как и я, красивую и достойную старость. Хуриг считает, если такие клубы есть на западе, то они всё равно придут к нам, и лучше первыми снять пену. Раиса, младшая, думает, что это, как говорит теперь молодёжь, прикольно. Она посмотрела кассеты, потом мы занялись любовью, и ещё никогда девочка так не старалась. Разве что, когда я подарил ей норковую шубу. Ивана рассказала о старшем брате, Рудике. Их мать выбросилась из окна, когда они были маленькие. Мать Иваны была душевнобольной. Отец выкинул все фотографии. Рудик был постарше и её еще помнил. С тех пор, с её смерти, когда сестра и брат оставались вдвоём, он брал одежду и косметику матери. Вещи Рудик притащил с помойки и постоянно прятал. — И как же ты не сказал свою любимую фразу: одно дело, что говорит жена, другое — что любовницы? — ухмыльнулся Абрам, потягивая виски и уже понимая, что выиграл. Виски напоминал тот, что Гагик всегда привозил из-за границы. Или тот, что можно было купить в финском гипермаркете «Супер Сива», куда Гагик теперь и сам стал наведываться частенько. Путь был не близким, надо было ехать на окраину города. Но продукты там и вправду были качественные, и … всё больше дешевели. — Мариам всегда была слаба на голову, зато крепка на передок и рождение сыновей - у нас их трое, как ты знаешь. Скоро приглашу на крестины четвертого, — поболтал в руке стакан Ашот. — Поэтому я и женился на ней. А что ещё мужчине в жизни надо, кроме верной жены, кучи сыновей и любовниц? — Как видишь, Ашот, некоторым не только это. Кому-то переодеться в женское платье. — По нему, кстати, ничего такого и не скажешь, — ухмыльнулся Ашот. — Выглядит, как обычный мужик. Пашет прорабом на ремонтах и стройках. Курит как паровоз, матерится как докер и бутылку выжирает на раз. Познакомишься ещё ты с ним. Я его для ремонта здания одного нанял. Как раз такого, о котором вы мне с этим голубиным юристом талдычили. — Так ты в курсе и про него, Ашот? — Конечно. Только потому и соглашаюсь, что много вас слишком развелось. Или всегда было, но боялись раньше, вот и сидели тихо. Официально я с бизнесом никак связан не буду. На Ивану оформлю. Но Генрик Карлович, юрист этот, человек опытный, как ты понял. На мякине его не проведешь. И даже не пытайся, Абрам. С меня здание, с тебя ларьки. Рудик тут же запомнился Абрамке громадными, совсем не женскими ручищами, ножищами, типичным восточным шнобелем и шутками ниже плинтуса, вперемешку с не менее бойким, профессиональным матерком. Рабочих он гонял, как вшивых по бане, не стеснялся покрикивать и на нового начальника – босса, как стало модно ныне говорить, вставшего в общий строй для ускорения процессов. И как-то, совсем не сговариваясь, они почти сразу перешли на «ты». — Да я х*ем стену лучше покрашу, чем ты своими двумя руками робишь, — наорал Рудик в сердцах на Абрама, уставшего с непривычки и нанесшего краску на кусок стены неравномерно, под гогот остальных. — Ну, давай, бл*ть, я на твой х*й погляжу уже, — гаркнул Абрам, и не к такому приученный армией, но удивленный тем, что Рудик не стесняется вести себя так панибратски, на грани хамства. — За посмотреть, когда у себя не на что, деньги вперед платят, — хохотнул Рудик, абсолютно не стесняясь и расстегивая при всех ширинку — а ты сегодня в минус ушел. Еще должен бригаде бутылку за такую работу. -Тьфу ты господи, я уж грешным делом думал, ты там автомат Калашникова себе завел, а у тебя и всего то какой-то браунинг, — оскалился Абрамка. — Зато стреляет хорошо, а не ртом пукает, как некоторые, — не остался в долгу Рудик. –Ладно. Отбой, парни, на сегодня. Отстрелялись. Но самое поразительное было в том, что обычные парни-работяги искренне ржали над этим шуточно-хамовским диалогом. Бутылку Абрам раздобыл, и позвал Рудика в помещение наверху, которое уже наглядел себе под кабинет. — Ты где балакать-то так научился? Смотрю, ничего тебе в рот класть нельзя, откусишь с яйцами, и не подавишься, — ухмыльнулся Абрамка. Рудик метнул на Абрама пристальный взгляд. — Это правда? Про то, какой ты клуб открывать собираешься? — зашел он издалека. — А, что, уже слухи ходят? — осторожно выдохнул Абрам. — Да ты не ссы. Ивана, сестра, так-то баба не трепливая. Она мне рассказала, потому что давно со стройки хочу уйти. Возьмешь меня к себе? — А кем? Ты, извини, не первой молодости. А клиентов в таких заведениях парни молодые будут интересовать, их в первую очередь ищу. — А ты сам, Абрам Рубенович, давно хоть на вечеринках, это так теперь называется, в коммуналках бывал? Там новая мода пошла. С Запада. Гостей для начала мужики, переодетые в женское платье, как раз в возрасте развлекают. Шутками и прибаутками, как сегодня. Среди молодежи юмористов, как ты знаешь, мало, — улыбнулся Рудик. — А вот это я как раз могу, как видишь. — Ну, х*й я твой, допустим, сегодня увидел, а тебя в платье — пока нет, да и, честно говоря, вообще в нём слабо себе представляю, — усмехнулся Абрам. — Не браунинг у тебя там, это я для парней, чтоб ржали, загнул. Но знаешь, и из размеров писающего мальчика ты как-то вырос. — Это уж мои заботы, — протянул Рудик. — Разрешишь парням в субботу концерт небольшой внутри организовать? — Валяй, — кивнул Абрам. — Сам посмотрю с удовольствием, только чтоб в понедельник все трезвые вышли. — И ещё подарочек тебе от меня будет, в счёт будущего проекта. Только парням чётко внуши: смотреть, но руками не трогать. Знакомую стриптизершу им подгоню. Она деньгами мне должна, — разлил остатки спиртного по стаканам Рудик. — А это ещё зачем? — нахмурился Абрам. — Ну, ты даёшь, Абрам Рубенович. В такое дело ввязываешься, а спрос не изучил, — присвистнул Рудик. — Есть и парни, что за денежку тело показать готовы, но их намного меньше. А работяги-то мои не пидорасы, в отличие от нас с тобой. Да сам всё увидишь. В субботу вечером клуб, которому название ещё не придумали, принял своих первых зрителей: шестерых работяг и хозяина, Абрамку. Все чинно расселись внутри на полиэтилене, с пластиковыми стаканами с вином в руках. Из-за наспех сооруженной шторки послышались первые звуки балалайки. Так хорошо знакомые. — Бой… Американ бой …америан бой, бой ой-её-ой… — высунулась из-за шторки голова… Рудика в задорном рыжем парике и с макияжем, какой привыкла делать Алена Апина. — Мальчики, к вам приехала ненадолго группа «Комбинация». Не вся, но её лучшее — я! Под первые тяжелые такты Рудик эффектно распахнул штору. А Абрамка про себя ахнул. Вот уж никак он не мог подумать, что у такого мужественного мужика окажутся такие точёные ноги, эффектно затянутые…в чулки с игривыми красными подвязками, не скрываемыми коротенькой юбкой. Каблуком туфли на запредельно высокой шпильке Рудик бойко отбивал такт, а потом и вообще начал прыгать, на удивление чётко пародируя движения певиц из клипа. — Я играю на балалайке, это самый русский инструмент, — похабно перебрал пальцами под юбкой Рудик под не менее пошлый гогот, — я мечтаю жить на Ямайке, на Ямайке балалаек нет. И нету счастья в личной жизни… Рудик снова сделал неприличный жест. — Походят зря мои года. Ну где ж ты принц мой заграничный…приходи поскорей, я жду тебя… Рука с огромным накладным ногтем чётко уткнулась в одного из работяг под непрекращающийся хохот. Абрам смотрел по сторонам и не понимал, что происходит. Молодые гетеросексуальные парни с восторгом воспринимали этот спектакль. -Американ бой, уеду с тобой. Американ бой, Москва прощай. Я простая русская девчонка, за границей с роду не была… Ты американистый мальчонка. Увози меня и все дела… Никто не плевался и не тыкал пальцами. Лишь вино и водка лились рекой. — А теперь для нашего любимого Абрама Рубеновича… «Бригадир», нет, ну, конечно все ослышались - «Бухгалтер». Мне надоело петь про эту заграницу, надену валенки да красное пальто. И снова Абрама поразило то, как Рудик идеально скопировал мимику известной певицы в клипе. На какой-то момент Абрамка и вообще забыл, что перед ним под фонограмму выступает мужик. После еще пары песен Рудик взял перерыв. Абрам заглянул за шторку. — Даёшь, — присвистнул он. — Дают, мужчина, бесплатные давалки, — пропел глубоким, но женским голосом Рудик, пыхнув сигаретным дымом, — я женщина с самоуважением. Сама беру, что хочу. Ну, так, берёшь меня в конферансье? — Беру, — решился Абрамка. На женский стриптиз после песен он только изредка бросал взгляды, но зато видел, как возбудились и разгорячились парни. А потом представил себе, что было бы, если на месте девицы на сцене извивался…да хоть Ромка. Тело тут же живо отреагировало, и Абрамка унесся на второй этаж, снимать напряжение. А когда вернулся, девица отбивалась за шторкой от кого-то из особо разгорячившихся парней, и справлялась с этим на "ура". — Моня, бл*ть, тебе повторить? Только руками! На другое и ценник другой, — заправски отшвырнула она не вполне трезвое тело от себя. — Что ты сказала только что? — опешил Абрам, у которого тут же в голове пронеслась идея. — Моня? — Да ты посмотри на него. Он и есть Моня-дурилка…нажрался и думает, что может себе такую бабу, как я, позволить. Хотя если заплатишь…ты ж вроде хозяин. — Заплачу, но что б ты умелась побыстрее. Пока другие не полезли, — рявкнул Абрам. — А за идею спасибо! -За какую еще идею? — удивилась стриптизерша. В воскресенье утром Роман, сидя на кухне Абрамки, хмуро и рассеянно слушал рассказ о том, как прошла первая вечеринка. Ромка с самого начала оказался вдруг против идеи гей-клуба, как нового бизнеса. Он признавал, что мечтал о появлении в Питере подобного места, но не хотел бы, чтобы этим занялся конкретно Абрам. А вот почему — четко сформулировать не мог. Потому и отказался вместе с Абрамом идти на выступление Рудика. Про себя Абрамка, конечно, догадывался, что пацан ревнует к тому, что у него теперь могут появиться конкуренты. Вот только не представлял, насколько. Также как и недооценивал собственные, пока приглушённые, кобелиные способности. В двадцать четыре Абрамка уже бойко скакал по койкам, как заяц по первой весенней траве, и давно забыл, насколько в семнадцать было тяжело прощаться с иллюзией того, что Гагик единственный и на всю жизнь. — Абрам, ты хоть немного меня любишь или я для тебя просто трах? — протянул в конце разговора Роман. — Конечно, люблю, ара, — поцеловал Абрамка Ромку в затылок. — Тогда откажись от клуба, я прошу тебя, пока не поздно. Я сердцем чувствую, все плохо закончится. Хочешь, можем уехать из страны, из города, в конце концов. Ты откроешь где-нибудь армянский ресторан, и все будет, как прежде. — Не глупи, — положил палец на губы пацана Абрам. — Во-первых, уехать не получится – я уже объяснял тебе, что сидел. Во-вторых, деньги уже вложены. И не только мои. Я не могу взять и всех кинуть... В понедельник Абрамка подозвал вышедшего на работу Рудика. Указал на одну из комнат внизу и пояснил, что именно хочет в ней увидеть. Глаза Рудика зажглись пониманием. — Я тоже думал, что без такого бизнес не потянем. Хотел тебе чуть позже предложить, — кивнул он, выслушав описание будущих апартаментов ГХ. — Только здесь осторожно работать придется. Ребятки проверенные должны быть. Ты, кстати, где их искать собираешься? Через три недели и чистовой ремонт в принципе закончим. — Не знаю, — честно признался Абрамка. — Не объявление ж в газету «Из рук в руки» подавать. — Да уж! Конечно, нет. С предшественником Стасюни и первым барменом в клубе Абрамка познакомился после встречи с Генриком Карловичем. Надо было обсудить какие-то юридические нюансы. Парень за барной стойкой улыбался приятной мягкой улыбкой, находил шутку, новость или рассказ для каждого. Для Абрамки тоже сыскал, чем-то насмешив, и лихо жонглировал стаканами и бутылками. Приверженцем коктейлей Абрам никогда не был, предпочитая чистый алкоголь, но тут решил попробовать. — Накапай-ка мне что-нибудь этакое, — облегчённо выдохнул он, когда Генрик Карлович наконец-то ушёл. Вроде этот Генрик и из своих был. Но когда разговаривали, у Абрамки по-прежнему душа в пятки уходила. — Этакое Вам – вряд ли. А вот «Куба либре» вполне подойдет. Там ром, кола и лайм, — проявил неплохое знание психологии паренёк, — от общения с этим мужиком в себя приходите? Мне он тоже Терминатора напоминает. -Эка ты его… Терминатор... -Да год уже, как сюда таскается, но больше десятка фраз не сказал. Подай да принеси… Меня Мирон зовут. – Меня Абрам. — Повезло, редкое имя. — Обычное имя у армян. А вот у тебя для русских — очень даже. Заболтавшись, Абрамка, не заметил, как вылакал три коктейля и полирнул всё это дело водкой. Плохо помнил он и о том, как додумался позвать паренька к себе на работу. Но только тот перезвонил через пару дней. — Абрам Рубенович, так как, ждёте? — поинтересовался Мирон. — А я тебе-то хоть объяснил, что это за клуб будет? — ударил себя по лбу Абрамка. -Ага. Два раза рассказывали. Сильно Вас «Куба либре» вштырила. -И…? — замер Абрам. -Так я Вам тогда ещё сказал. Мне всё равно, с какими клиентами работать. Лишь бы веселые, а не с деревянными лицами, как эти, в бизнес-центрах. Вроде и в глаза тебе смотрят, а глядят мимо. И вот еще что. Миха тоже согласился. — Какой еще Миха? — Да кореш мой, который официантом у нас пашет. Я ж вам тоже рассказывал. А завершив разговор, Абрамка увидел стоящего в дверях Ромку. - Значит, ты всё-таки не передумал? — Нет, ара. И теперь, как видишь, уже поздно. Я еще двоих только что нанял.