Интермальчик (вычитывается)

Весь оставшийся вечер Свен развивал бурную деятельность. Он звонил кому-то сам. Его набирали в ответ. Видимо, финн общался с заграницей. Около восьми часов деньги на его телефоне закончились. Мне вручили два косаря и отправили платить. — Свен, ты собираешься за вечер наговорить на две штуки? Охренеть, ты же сам днем отчитывал меня за лишние траты, — изумился я. — Это не потерпит до завтра? — Нет, не потерпит, — помотал головой форик. — Важно все сделать очень быстро и сейчас. Иначе… Этого я себе точно никогда не прощу. Я не могу потерять еще и детей. — И что ты будешь делать теперь? — поинтересовался я. К тому, что люди уровня Гагика и Абрамки решают всё в рамках «телефонного права», я давно привык. Но речь шла о советских, а потом российских людях. Свен же, видимо, собирался воплотить в жизнь чудеса того, что во всем остальном мире называется «непотизм». Но при этом лоб форика всё-таки был покрыт потом. Он же стекал по вискам. На них я увидел впервые и несколько толстых бесцветных волосин, как будто стеклянных, на фоне всех остальных. — Я уже сделал, — словно прочёл мои мысли Свен. — Я договорился: за детьми, чтоб они не оказались в органах опеки, пока присмотрят мои родители. Повезло, что в системе работает бывшая однокурсница. Но мне надо срочно вернуться в Финляндию. Завтра я уезжаю. Осталось лишь утрясти кое-что. — Но…ты же говорил — восьмого сентября. — Но ты же видишь, что случилось. До восьмого никто ждать не будет, — сухо констатировал форик. — Подожди, а всё это время, пока ты жил у меня, они с кем были? С Тармо?! — отвисла челюсть у меня. — Ты доверил детей психопату - наркоману?! — Во-первых, у него двое своих. Мы воспитывали их всех вместе. Во-вторых, он бы ни за что не причинил вред ребенку. Я в этом абсолютно уверен, — отчеканил Свен. — Тармо…как вы это говорите, не настолько отмороженный. — Ну, наверное, ты был уверен полтора месяца назад, что он и на тебя руку никогда в жизни не поднимет, — криво усмехнулся я. — Свен, да после всего, что он сделал, ты до сих пор продолжаешь его защищать?! Да ты ему из своего кармана бабла на адвоката еще отвали! — Прямо сейчас я пытаюсь защитить интересы своей семьи, а не Тармо. Поэтому сходи, пожалуйста, и положи деньги. Завтра за мной заедут знакомые, и мы выедем утром. — А где были эти знакомые, когда тебя ранили? — Я не мог к ним обратиться, потому что, в отличие от тебя, они бы обязательно вызвали бы милицию. Я не мог рисковать. И ещё… Передай при случае Абраму, что я в принципе согласен на его предложение. Но надо всё еще раз обсудить. -Ты о чём? Какое ещё предложение? — Абрам поймет, — нахмурился форик. — Иди уже. Скоро всё закроется. — Вот ещё, Свен…у тебя на висках запуталось что-то. Или ты где-то испачкался. — Слав… это настолько не важно сейчас, — почему-то нервно рассмеялся форик. — Хотя нет. Конечно же, ты прав. Необходимо привести себя в порядок. Совсем забыл об этом. Первым делом, как приеду, отправлюсь в парикмахерскую. Деньги на телефон форику я положил. А чтобы развеяться от всего произошедшего за день, немного прогулялся перед сном. Какое ещё предложение Абрамка мог сделать Свену, и что их сейчас в принципе может объединять, я даже близко не представлял. Выходило также, что финн как-то связался с Абрамом Рубеновичем, или тот с ним. На своей памяти переговоров с хозяином со стороны финна я не помнил. Но и не всё время я сидел дома. Форик мог обтяпать нужное, пока я уходил. Конечно, они здорово помогли друг другу в истории с Раем. Но все те события мне уже казались далеким прошлым, хотя отдельные его моменты и стояли перед глазами очень живо. На следующий день мы утром спустились со Свеном на улицу, попрощались. Я с удивлением заметил, что финн сел не в автомобиль, а во что-то типа микроавтобуса - маршрутки, где уже находились несколько человек. Форик помахал мне в окно, машина тронулась. Я, что характерно, как перрон, остался. Не то, чтобы я рассчитывал в этот раз на приглашение Свена поехать с ним, да и отчетливо понимал: в такие сроки никакие документы не сделать. Но финн хотя бы мог намекнуть, что однажды такое не исключено, хотя бы в теории! Ведь сам же он поднял тему с заграницей. Ещё у меня почему-то возникло острое ощущение: Свен уезжает сейчас в новую жизнь. Я же продолжаю барахтаться в своем болоте. И это было даже не новое ощущение, а дежавю, назойливое, как комары в ленобластных топях. Финн постоянно пробовал что-то новое, рисковал, огребая периодически по башке «бутылкой шампанского», как это обернулось в случае с Тармо. И ещё, наверное, в куче случаев, о которых ставить меня в курс не считал необходимым. Но Свен упёрто, как паровоз, по жизни пер вперёд. Я же вечно жил на вокзале ожиданий в самоутешении, «что так у всех, если ты не иностранец и не сын миллионера». Состояние «чё бы накатить, чтобы откатило», я списал на августовский финиш лета. Последние недели которого никогда не любил, из-за того, что скоро первое сентября, да и вообще впереди очередная долгая слякотная осень. На улице я покурил, вернулся в подъезд, сел в лифт, нажал кнопку своего этажа. В последний момент в кабину, блокируя авоськами двери, шустро заскочил сосед-пенсионер. Дедок хоть и мог похвастаться хорошей спортивной формой, но его голова была седой как лунь. — Может, поедем уже, молодой человек? А то у меня молоко быстрее стухнет, чем вы кнопку додумаетесь нажать, — сердито буркнул старичок, потом перехватил мой взгляд, — что вы так на меня смотрите? — Да, простите, — опомнился я. — Вам же этажом ниже? Смотрел я на соседа так, потому что до меня только сейчас доперло. Стеклянные волоски в шевелюре Свена были первой сединой. Потом с этим эффектом я тоже сталкивался не один раз. Когда ты видишь наполовину или полностью седым незнакомого тебе человека, воспринимаешь это нормально. Но когда речь идёт о хороших приятелях или одногодках, и замечаешь седину в самый первый раз - долго не можешь понять, что это и откуда взялось. Потом, с годами, я конечно перестал отпускать идиотские комментарии, как тогда, с фориком, насчёт чего-то, застрявшего в волосах на висках. Уже в квартире, протупив пару часов, я решил, что сейчас важнее заняться чем-то более практическим, чем погружение в краткий экскурс по основам геронтологии. А именно - поконкретнее выяснить замыслы Абрамки и Свена. Для этого идеально подходил не такой трепливый, как Кит, Рудик. Единственная нестыковка заключалась в том, что поводов для звонка конферансье у меня теперь было ровно столько, сколько счетов в Credit Suisse или любом другом, самом задрипанном швейцарском банке. Засобирался в конце августа в дальнюю дорогу и Кит. Он позвонил мне через несколько дней после отъезда Свена, и снова попытался наехать с фотиком. Я опять яростно отгавкивался. — Дарлинг, ты п*здел, что мыльницу на раз можешь достать, — решил сменить тактику Кай, и от волнения снова застрадал своими «фефектами» речи. — Мне до зеразу нужно, понимаешь? Во-первых, плямешки. Во-втырох, у нас десять лет в этом году исполняется, как мы с аднокошниками в одиннадцатый класс пишло. Народ там со всеги мора сибарется по этму слачую. Идон из Штатов прелитот, един — из Новей Золиндаи. — Кит, да я больше для красного словца тогда брякнул. Ты думаешь у меня, что, магазин видеотехники? — отнекивался я, радуясь, что все опять же идет «тип-топ» по плану. — Мне свой для работы нужен, сам же знаешь. Фотик Кита я пристроил в герметичный пакет и спрятал в одном из своих детских старых тайников в районе, где жили родители. Хранить мыльницу старшего админа у себя дома я, естественно, не собирался. Оставалось надеяться, что её не найдут раньше меня бомжи, или рыщущие в поисках закладок нарики. Но редко кому из этого контингента приходило в голову без наводки копаться в старых досках деревянных заборов у детсадов советских времён. — Шаман, ты ебощал, — заканючил Кит. — Ток слажно, хоть раз в жизно пимочь? — Ну, есть один вариант. Могу достать. Ты когда уезжаешь? Вариант заключался в том, чтобы втюхать старшему админу такую же простенькую мыльницу. Но присовокупить к ней металлический чехол. Его я давно выменял на барахолке у какого-то барыги на найденный хоть и крутой, но убитый телефон. Мобилу я поднял с сидения маршрутки. Видимо, она выскользнула у кого-то нетрезвого из кармана. Симку, держа за платок, вытащил и выбросил в первую попавшуюся урну. Телефоном пользоваться я, конечно, и не думал. Но загнать, хоть на что-нибудь полезное, при первом удобном случае — рассчитывал. Футляр был для дорогих моделей фотиков, но именно с них уже научились лепить массовые дешёвые варианты. Поэтому вещица подходила как к той мылке, что я украл, так и к той, которой собирался осчастливить Кита. Возвращая «арендованный» фотик, все его поверхности педантичный старший админ обязательно бы протер от некрасивых «пальчиков». А вот о футлярах, как показывал весь мой опыт, мало кто вспоминал. Так что уроки, полученные в ходе «медосмотра» людей Гагика Вачевича, я намеревался теперь применить уже на практике. — Через три дня надо. Так что ты уж постарайся, — заметно успокоился Кит, и неожиданно впал в сентиментальность. — Там, может, вообще моя первая детская любовь ждёт на встрече. За одной партой пять лет оттарабанили. Полсрока школьного, считай. Да, вот что, Шаман. За фотик очень благодаран, спесабеща прям. Только просьба к тебе у меня ещё одна будет. — Какая ещё? — непроизвольно напрягся я. — За клубом пригляди, пожалуйста. Я не говорю - не вылазь из него. А просто будь на связи. Никитку первый раз за главного оставляю. А он ещё не во всём шурупит. Ответь на звонок, если чего спросить потребуется. — А чего тогда за главнюка не Миху? — Да Морок попрушнее будет. И вот ещё что… — Ещё что-то, Кит? — Да. Танцовщика я нового нам нашёл. Ну, как нашёл... Что было, то и пришлось брать. У меня вечно с ними… Один на полголовы ебанутый. Это Машка сейчас, ага. А другой — на всю голову. Вот так всю жизнь. Боюсь, что новенький - этот второй вариант. Копия, мать твою, Тэда, — расстроено протянул старший админ. — Что, такой же верующий? — Неа. Он коммунист, идейный. Деньги зарабатывает на борьбу за построение светлого будущего. — Коммунист — гей? — хмыкнул я. — Кит, и где ты действительно таких е*нутых танцовщиков вечно находишь? — Да на автовокзале, на Обводняке, кореша одного встречал. А этот прилип, как банный лист к жопе, где тут Финбан и памятник Ленину. Ну, и разп*зделись. А он, оказывается, на Кубани что-то типа нашего Лесгафта заканчивал. Потом тяпнули, он сам предложил. А дальше всё, как обычно. В клуб его к нам притащил. А там он и вовсе раздухарился. Мол, я тоже стриптизер, причём, профи. Ну, вставай, говорю, профи, к пилону. Показывай. Танцует норм, но вот как про какого-нибудь своего деятеля как зарядит, так хоть вешайся. Вот как Тэд про Христа своего вечно грузил, помнишь? А этот Шопенгауэр, бл*ть, недоделанный. — А он-то здесь причем? Шопенгауэр — философ. — Да какая, на хрен, мне разница! Я в них, ни в философах, ни в коммунистах, не разбираюсь. Всё, отбой, Шаман. Итак полдня из-за тебя проп*дели ни о чем. Кит к племяшам и «первой любви» тоже успешно укатил. А Морок нарисовался, как назло, в один самых сложных дней по новой работе. Меня отправили с заданием, первый раз в жизни, в Мариинский дворец, оплот и лежбище городской «дерьмократии», в терминологии бывшего однокурсника, а ныне - полу-босса. Правда, моя деятельность с политикой совсем не была связана. Обсуждали что-то из области благоустройства территорий. Телефон я поставил на беззвучку, трубку принципиально не брал. Но Никита всё трезвонил и трезвонил, а мобила всё ползла и ползла на «вибрике» к краю стола. И, естественно, с грохотом обвалилась в самый неподходящий момент. На меня все выставились и зашикали, что веду я себя совсем неподобающе для столь высокого состава участников дискуссии. Не зная, куда деться от позора, я уставился в потолок… и увидел наверху роспись из мощных античных телес в ярких хитонах, и гигантские, чуть раскачивающиеся люстры из горного хрусталя, о которых в своем полубреду когда-то пророчил мне Тэдди. Я сразу понял, о чём он. Говорят, человеческий мозг устроен так, что запоминает лишь те гадания, которые сбываются, либо совсем абсурдные. Абсурдность ситуации была налицо. Тед толком ничего не сказал о моём будущем, но очень подробно описал эти е*баные, чуть раскачивающиеся громоздкие люстры. Как будто сам здесь был. Не ошибся стриптизер и с людьми. В одном из «сливок общества» я узнал, пусть и не завсегдатая, но частого клиента «М*но». Мужик тоже рассеяно прочертил по мне взглядом, а потом вальяжно уставился в свои бумаги, заботливо подсовываемые многочисленными помощниками. Из зала по окончании мероприятия я вылетел пулей, намотав на шею и морду шарф. Но то, что я веду себя как-то странно и чувствую себя далеко не в своей тарелке, успела заметить и новая знакомая по работе. — Ты чего? Ну подумаешь, телефон неловко уронил. Со всеми может случиться. А шикают они, чтобы показать, что мы здесь никто, и звать нас никак. Но это до первой твоей крепкой статьи о них. — Да понимаешь... Я одно время в ночном клубе… подрабатывал официантом. Мужика тут одного увидел. Он часто от нас с… проститутками уходил, — выпалил я, на ходу корректируя биографию. — Ах, ты из-за этого дергаешься? — расхохоталась девица. — Не вспомнит, даже не мечтай. Я тоже одно время крупье в казино пахала. Знаешь, сколько их тут, у меня шпиливших такие бабки, сидит? Они тех, кто их обслуживают там, никогда не запоминают. К одному специально подошла. Спросила под сурдинку, что он думает об азартных играх и игроманах. — И? — подобрался я. — Глянул на меня брезгливо. Мол, как вам не стыдно, такая молодая и красивая девушка, про порочные вещи спрашиваете. Да я в казино в жизни никогда не был! Я человек семейный, верующий. И вам о таких вещах забыть советую. Знакомая меня отчасти успокоила, но полдня я ещё психовал. Тем более, что с тем «клиентом» мы снова столкнулись в буфете, куда сунулся купить кофе. Но теперь меня не удостоили даже взглядом. Мужик о чём-то трепался с необъятных размеров старой бабищей, ласково называвшей его «мой милый и дорогой мальчик». Знала бы она, как её галантный кавалер, закинувшись однажды наркотой, «отъездил» Лёньку так, что стриптизер потом сутки пролежал пластом в гримерке, не имея сил элементарно уползти домой. Даже Абрамка тогда сильно струхнул. После чего мужик и стал появляться у нас намного реже. А к танцовщику больше и близко не подходил. Переключился на залётных студиозусов. Никите я перезвонил, когда отмахал несколько кварталов от Мариинского и уже почти подползал к Сене.* — Чего тебе? Привет, — буркнул я. — Ты чего так долго трубку не брал? — выпалил Морок. — Я уж испугался, не случилось ли чего. — Не случилось бы, если бы ты не наяривал, — оторвался я и за весь день, и за свои переживания. — Не брал, значит, занят был. Теперь свободен. Слушаю. В темпе вальса. — Шаман, не злись! Я просто не знаю, кого первым поставить на танец. Машка здорово выплясывает. Но у него всё от настроения. Как ни с той ноги встанет, так всё - пиши пропало, шоу. Вчера его щенка взрослая собака цапнула. Так я думал, он прямо на сцене разрыдается. А клиенты такое на раз чувствуют. А Цицерон… — Это новенький, что ли? — Ага. — А чой-то он Цицерон? — А пи*дит потому что про коммунизм много. Так вот, Цаца средненько так, на мой взгляд, зато стабильно. — А по нормальному-то его как зовут? — заинтересовался я вдруг новым танцовщиком. — А никак. Цветимир, бл*ть, язык сломаешь, — вздохнул тоскливо Никита. — Ну, не Цыдендамба же! — передразнил я. — А, что, такое имя тоже есть? — озадачился Морок, и снова заканючил: — Так кого первым-то ставить? — Погоди, сейчас со старшими посоветуемся, и перезвоню, — снова гавкнул я. — Как Машка танцует, я хотя б с гулькин хер в курсах, а как вот этот твой Цаца — да я, бл*ть, больше в японской каллиграфии разбираюсь… — Китайская круче. Она древнее. — Да ты что! Такие познания, а с танцовщиком разобраться не можешь. Через полчаса отвечу. Вот так у меня появился повод для звонка Рудику, и параллельного выяснения своих моментов. Конферансье я набрал уже, когда приехал на ЧРечку***. — Рудик, у меня к тебе два вопроса. Один по работе, — фальшиво-бодро пропел я в трубку, пристроившись на скамейке в сквере. — Второй… — На второй отвечаю сразу: на х*й, а не в долг, — недовольно гаркнул Рудик, которого я, видимо, отвлек от каких-то важных дел. — У нас стиралка по пи*зде пошла. Копим. — Да я не про деньги! Я спросить кое-что хотел. — Спрашивать будешь с Кремлевского дворца. Бл*ть, зараза! Это я не тебе. Детское белье корячусь, кипячу. В жареную картошку, еба*ная сука, убежало. Все навыки растерял с этим комфортом. А ведь были ж времена! Всё на руках стирали. И пелёнки вместо памперсов... — Я про Абрама. Что они со Свеном такое решили замутить, ты не в курсе случайно? — Случайно только член, где не надо, оказывается. Не в курсе, но постараюсь что-то выяснить, хотя и ничего не обещаю, — неожиданно напрягся конферансье. — Есть у меня одно соображение. Не лучшее для всех. Абрамка нынче такой же разговорчивый, как Ленин в мавзолее. Короче, если что надыбаю, маякну. Давай по работе, пока я весь ужин не прое*ал нахер. — Цаца — что за птица? Как танцует? На том конце провода повисло молчание. Потом снова раздался какой-то грохот. И мат. — Да чтоб тебя, Шаман, — рявкнул Рудик. — Вопросы задаешь, один не легче другого. Скажу так: пусть лучше ногами дрыгает, чем ртом пи*дит. А то как его откроет, так от словесного смрада дышать нечем. Сто раз ему пытался объяснить, что при коммунистах таких, как он, на раз сажали. И не потому что пидор, а под этим предлогом за другое. А он мне — это типа отдельные перегибы системы. Вот кто б Цацу этого отдельно нагнул и оттрахал хорошо, что б дурь из башки выбить. Весь вечер бред слушать — мозгом точно отъедешь. — То есть, его лучше поставить первым, чтоб по ушам потом всем не ездил? — А ты, чего, в админы возвращаешься? — припух Рудик. — Оху*еть, новости. — Нет, Мороку по просьбе Кита и по старой памяти помогаю. Разобраться, чтоб вы все там друг друга не поубивали. — А, ну давай, разбирайся, — протянул конферансье. — Вот только по старой уже больше ничего не выйдет. Всё по-другому теперь. Не так, как раньше. — Что ты имеешь в виду? — То, что… что-то меняется. Чувствую. Возвращаясь к тому, что ты первое спросил… Не хотел говорить. Но раз такая тема пошла… Абрамка деньги из бизнеса по чуть-чуть выводит. Будто что новое придумал. Пока не критично. Даже Кит не замечает, но… — Но… — Но месяц назад был шанс устроить мини-концерт одного перса из наших. Мы… я в тусовке его зацепил, а он запал. Там и немного-то заплатить надо было. Все ж на хороших отношениях строилось. Я ему этот, как его - твой…впендюрь… — Впиарь. Тьфу ты, бл*ть, Рудик. Пиар. — А он нам выхлоп в виде клиентуры, из этих его фанатов. Но Абрамка вдруг заупрямился - и ни в какую. Мол, не пели у нас никогда, и впредь не будут. Раньше он горел клубом, пробовал все новое. А теперь ему не посрать, конечно, но… Вот потому и говорю, что как раньше - уже не будет. Никите я перезвонил, предложил свою разблюдовку с танцовщиками. Морок очень внимательно меня выслушал и задал много вопросов, почему я предложил именно такой вариант. А потом на удачу закинул удочку: — Может, Шаман, все-таки приедешь? Ну, хоть на пару часиков. А я тебе такси за свой счет вызову. Уж очень стремно одному выходить в первый раз. — Нет, — рявкнул я. — Справишься. На телефоне. Миха тоже опытный. Поможет. Приехать я мог. Так как завтра был мой выходной. Но перед глазами у меня стояло лицо утреннего мужика из ЗакСа. Я не мог ошибиться или обознаться. Уж очень история с Ленькой вышла громкой. Отчетливо вспомнил я и препода, увидевшего, как мы со Снегом сосемся на улице. Сколько же людей вообще могли наблюдать меня в гей-тусовке, когда я сам об этом даже не подозревал! Об этом, до сегодняшнего дня, я никогда не задумывался. Морок позвонил за ночь еще три раза. Он сомневался, пускать ли хорошо поддавшего мужика. Я отсоветовал. Так как это был бы гарантированный скандал или драка. Потом спрашивал, как быть, если клиент наотрез отказывается оставлять чаевые, и платит всё ровно до копейки. Я предложил не связываться. Уже под утро Никита на нервах запутался с подсчётом выручки. Я порекомендовал калмдалмнуться, тяпнуть коктейль, и начать всё заново. Но, в общем и целом, Морок отлично справлялся, хотя и чувствовалось, что он весь на нервах. В свою первую «одиночную» ночь я набирал Кита раз десять. Причем за границу. Старший админ верещал так, как будто его режут живьём, а точнее, жрут живьём его деньги, но помогал, подсказывал и выручал. Он понимал, что такую ночь обязательно надо пережить, и только после неё все пойдет, как по маслу. Или не пойдёт в принципе, и человек сам уволится. Случилась в ночи и еще одна «шляпа», как выражались теперь в моём новом кругу. От нечего делать я пялился в телек, щёлкая каналы и ища что-то интересное. На одном из них шло ток-шоу на тему: «Их свободные нравы. Геев плодит Запад, или это новая норма?». В середине программы журналисты делали короткую зарисовку о таких клубах там. Это были кадры, снятые втихаря в одном из заведений… Таллина. Типа, как гомосексуалисты убухиваются, принимают запрещенные препараты, а потом сами не помнят, с кем этой ночью переспали, а с кем — нет. На одном из кадров достаточно большого телеканала крупным планом я увидел…обжимающегося с мужиком полуголого Кая. На такие вещи я, конечно, и раньше насмотрелся, сто раз. Но не по телевизору же, не в трансляции на полстраны. Был ли это точно Кит, теперь я уже сказать не могу. Возможно, в ту ночь сыграл свое дело эффект страха, у которого глаза велики. Чтобы успокоиться, я сделал контрольный рабочий звонок Стасюне. — Привет. Хау до ю ду? У вас там всё путём? — осведомился я о состоянии первой части вопроса. — Да нормас. Пашем, — хмыкнул бармен. — Это ты из-за Морока дергаешься? Не, в плане работы-то он не придурок. Всё тип-топ, как при Ките. Спи спокойно. — Я вот что ещё хотел спросить у тебя. У нас съёмки в клубе когда-нибудь проводились? — Ты чё, Шаман?! С дуба рухнул или мало-много выпил? Да каждый день идут. Абрамка в апартаментах ГХ потрахунчиков снимает. Сам же эту порнуху сто раз видел. — Стасик, я не об этом. Какие-нибудь там ток-шоу, или журналисты к нам проникали? — К Абрамке тайно в зад проникнуть — ты сам-то как это себе представляешь? Да не было никогда ничего такого на моей памяти. Или …погоди, ты намекаешь, что Никита — это засланный казачок? — Нет, Стасюнь, успокойся. Я спросил на всякий случай. Я знаю, что ты против Никиты настроен. Но это был просто вопрос. — Если что-то узнал, говори! — Да нет же. Всё путем, как ты сам сказал. Встретил одного человека сегодня не в том месте, где ему полагается быть. Или наоборот, как-то так. То есть, в том, где полагается, а не у нас. Помнишь, когда Ленька в гримерке день отлеживался, после того, как его клиент под кайфом ухайдакал? — А, понял. Ты того мужика с его бабой и дитями в «супере» за семейной покупкой памперсов и макарон с тушёнкой застукал? — Типа того. — Забей кирпичом в окно. У нас треть «клиентов» — семейники. Ну, не свезло тогда Леньке капитально, конечно. — Не свезло. Под утро у меня закончились сигареты. Я старательно пытался вспомнить лицо продавца около Сенной, который мне их протянул в обмен на деньги. Не тётку, поставляющую мне раковые палочки в лабазе около дома через день. У неё я знал даже имя и отчество. А вот того, случайного. К которому заскочил, просто потому что так вышло. Выходило одно сплошное невразумительное пятно. Таким же, по клубу, был и я для того мужика из Мариинки. Потом я долго пытался представить, вспомнил бы он Леньку хотя бы. Но на некоторые вопросы жизнь никогда так и не дает ответов. Ни правильных, ни неверных.