Интермальчик (вычитывается)

Ленька нажрался настолько, что даже не сопротивлялся и не пытался бузить. Как я уже говорил, он весил не очень много — боксерский лёгкий по версии WBA, при росте до метр семидесяти, но, как у всех пьяных людей в таком состоянии, его тело словно резко потяжелело и стало неуправляемым. Лёньку вело из стороны в сторону, а ноги спотыкались на ровном асфальте, как будто он брел с огромным туристическим рюкзаком за спиной по корневищам соснового бора. Я подхватил спортивную сумку Лёньки на плечо, и еле доволок его до входа. При этом его пробрало на «попиздеть»: — Славочка, ну, не руугаииийся, я с парнями из района по чуууть-чуть... Мы друуга в армию провожали... Ик... А мне туда низзя... Сам понимаииишь... Дядя Владик, здра... — пьяно начал он здороваться с охранником, но быстро заткнулся от моего тычка в рёбра. Бить стриптизера, конечно, было нехорошо ни с какой из точек зрения: ни моральной, ни профессиональной - любой синяк на теле ему потом приходилось замазывать гримом. Но работа админа заключалась в том, чтобы побыстрее оттащить пьяное тело во внутренние помещения, дабы оно не отсвечивало на глазах у посетителей, которые, как назло, повалили валом. Владик быстро въехал, кивнул, и подхватил Лёньку под левую руку. Вдвоем мы приволокли танцовщика в его крохотную гримерку и сгрузили на небольшой продавленный топчан перед полкой с зеркалом. Он блаженно закрыл глаза, попытался перевернуться и рухнул на грязный пол. Лучше бы Ленка нажрался водкой, чем этими гребаными энергетиками. При опьянении ими есть одна странная особенность: мозги выносит напрочь, но при этом сознание не отключается, и двигательная активность сохраняется. В крайней стадии отравления зеленым змием тело, которое уже нельзя назвать человеком, лежит на горизонтальной поверхности и сучит в воздухе копытами. Вот это и происходило сейчас с Ленькой. — Что делать будешь? — поинтересовался Владик с ухмылкой. По скептическому выражению на его лице я понял, что делать что-то с Лёнькой, по его мнению, в принципе бесполезно. Один иезуитский способ поставить танцовщика на ноги, конечно, был. Но на него всё равно требовалось не меньше двух часов. Кроме того, выйти к пилону после экстренного отрезвления Ленька мог, в лучшем случае, во время второго четырехчасового шоу. — Не один я, а мы все будем. Снимать штаны и бегать кругами. Ты Абрамку не знаешь. Если шоу сорвётся, он нас всех, хором, поцелует со штрафом, — отрезал я и двинул ногой Леньке «контрольный». Тело попыталось встать на карачки, но снова завалилось набок, а потом на спину. — Злыыыдень... Ты мииня не лубиишь... Никто меня не любииит, — захныкал, размазывая кулаком по лицу почти искренние слезы Ленька. — А яяя... ик... всех. — Заткнись уже, — синхронно проорали мы с Владиком, после чего охранник продолжил. — Надеюсь, не в прямом смысле. Кита зови. Формально он старший, вот пусть и разгребает. Не хрен нам на себя его косяки вешать. Судя по всему, нелюбовь админа к охраннику начала плавно перетекать в русло взаимной, когда я упомянул о штрафах, однако мне это сейчас было только на руку. Уже минут десять я лихорадочно думал, как перевести все стрелки на Кита, потому что вляпаться можно было очень не по-детски. Особенно, если... Если... По-хорошему, Владик был прав. Зная «творческую», ранимую натуру Леньки, нуждающуюся в постоянном понимании и горячительной энергетической поддержке, Кит обязан был наяривать стриптизеру чуть ли не с девяти вечера и на корню пресекать попытки провода друга. Например, прислать за Ленкой машину. Почти всегда админ был для танцовщика "и швец, и жнец, и на дуде игрец", то есть, являлся личным психологом, нянькой и массовиком-затейником. У нашего второго стриптизёра, Теда, тоже были в голове свои нехилые мадагаскарские тараканы, в виде непомерной набожности. Вера в бога не позволяла ему танцевать в ночь со вторника на среду, с четверга на пятницу, и в другие христианские праздники. При этом, она же не мешала ему счастливо сожительствовать с владельцем ресторана, по соседству с клубом. — Тёма, (по паспорту Теда звали Тимофеем, но это имя ему категорически не нравилось, — прим. автора), а как твой бог относится к тому, что ты трахаешься с мужиками? — как-то раз поинтересовался я. — Он скорбит об этом. Я тоже скорблю и прошу его отвести меня от этого греха. Я регулярно каюсь, — потупился он, а потом оживился. — У меня есть шансы на спасение. Святая Магдалина была блудницей, пока не встретила Иисуса Христа, я тоже когда-нибудь обязательно встречу моего Господа. Хочешь, я расскажу тебе поподробнее о пути Христа? Я понял, что с темы надо срочно съезжать и перевёл разговор на рабочие моменты - обсуждение графика его выходов, составленного мною с учетом всех православных дат. Но вернусь к сегодняшней ночи. После того, как мы с Владиком решили, что во всю глубину неожиданно обрушившейся задницы должен быть посвящен Кит, я закрыл Лёньку на ключ, чтобы тело не выползло на свет божий и не распугало всех клиентов, и полетел за главным админом. Свои «бизнес - переговоры» он мог проводить только в подсобке за кухней. В этом, чуть большем, чем гримерка Ленки, квадратном помещении, Абрамка расплачивался с коллективом серой зарплатой, раздавал ЦУ, что говорить ментам при всяких ЧП и ЧС и, по старым коммунальным привычкам бедной нацменовской юности, отсыпался после ночных бдений, когда уже не мог найти дорогу в свой кабинет на втором этаже. Поэтому там не было камер слежения. Конечно, приличия ради, перед тем, как зайти в комнату, я должен был постучать. Но до начала шоу оставалось меньше получаса, и ещё: меня распирало уебанское любопытство - позырить на нового любовника Кита, которого админ не побоялся притащить в клуб, и намеревался наставить теперь с ним ветвистые рога своему официальному. Поэтому я просто провернул ключ в замке, и толкнул дверь. «Переговоры» только начались, но шли крайне удачно. Голый Кит, стоя на коленях спиной ко мне, орально убеждал партнёра в высоком качестве услуг, предоставляемых нашим заведением. Тот, в свою очередь, одобрительно кивал сделанному предложению и готовился к подписанию договора, видимо, нераспечатанным пока презервативом, который зажал, наподобие шариковой ручки, в зубах. Увидев меня, нарисовавшегося в дверях, как привидение в полночь, любовник Кита побелел, оттолкнул партнёра, раскрыл клюв, и из него на пол вывалился неоткрытый гандон. Переговорщик инстинктивно прикрыл ладонями физиономию, вместо паха, из чего я тут же сделал вывод, что это кто-то из ВИПов и, скорее всего, глубоко и прочно женатый. Только они всегда переживали, что их лица станут известны широкой общественности больше, чем детородные органы. Безошибочно угадав, кто именно нагрянул в гости в такой момент, Кит развернулся и угрожающе зашипел в мою сторону. Он прищурил потемневшие глаза, и напоминал теперь разбуженную от спячки гадюку: — Стучить учали, сука? Пребывая в высшей степени раздражения, он иногда путал слоги в словах. Это означало, что если я пришел к нему в такой момент с какой-нибудь проходной производственной муйнёй, то мне теперь легче самому себе сделать сёппуку. Поэтому я начал без обиняков: — Кит, Лёнька в говнище. — Как? Совсем? До пилона дойдет? — вытаращился он на меня. — Какой пилон, он по сигарете не попадает. — Бля, да что ж все так хуёво-то сегодня. Это я не вам, Игорь Сергеевич, я с вами бешено возбудился, — фальшиво заорал админ, кидая тряпки в руки мужику, который, после озвученных вслух имени-отчества, вообще замер соляным столбом. Подскакивая на одной ноге и забойно матерясь, Кит пытался натянуть свои труселя, но от перевозбуждения не попадал в отверстия ногами. — Наизнанку, — меланхолично заметил я, когда у него, наконец, получилось, — ругать будут. Тут Кит взорвался, и его понесло уже по всем кочкам: — Славка, ты дебил конченый? Какое "ругать"? Да Абрамка нас всех уроет на полтора метра под землю, в деревянном ящике! Этот мудак на ночь заказанный. Братвой! Празднуют они там что-то... Вот после этих слов, я почувствовал, что мне плохеет уже конкретно. Это означало, что мы оказались не просто в ...опе, а, образно говоря, продвинулись в самую её глубину. Когда танцовщика заказывали, то в нашем клубе обо всем договаривались лично с Абрамкой. Такой танец оплачивался по отдельному тарифу, и стриптизёр старался особенно. Дело было даже не в сумме, а в репутации заведения. Если заказник проваливался, то клиенту возвращали не только его деньги, но и выплачивали компенсацию за потраченное время, а также возмещали моральный ущерб, за недополученное удовольствие. В случае с братвой ценник мог подскочить до небес, и было бы хорошо, если бы мы все отделались только деньгами, а не последующими разборками из серии: «мы вас всех научим авторитеты уважать». Внезапно у любовника Кита зазвонила мобила, он вышел из состояния ступора и нашарил телефон в одежде. — Что? Уже едет? Куда едет? Как сюда? Откуда жена знает? Мы все втроём переглянулись и заметались по тесной комнате, стукаясь задницами. — Игорь Сергеевич, вам на чёрный выход. Славка, быстро зови всех. Ща рожать будем, — отрывисто раздавал команды Кит, продолжая натягивать тряпки, и всучивая любовнику в руки его портфель, галстук и дорогой брючный ремень. Потом он подпихнул мужика в нужном направлении, а меня потащил снова к гримёрке Ленки, прихватив по пути охранника Владика, как будто почувствовав, кому обязан прерванным сексом. В затхлой комнате стоял характерный запах, который оставляют своим дыханием пьяные люди. Лёнька по-прежнему лежал на грязном топчане без белья и теперь мечтательно пускал слюни в пространство. Рядом с ним на полу была лужа из блевонтины. Похоже, что танцовщик пил энергетическую бодягу на пустой желудок, поскольку никаких остатков пищи в лужице не было. — Кииитик, — замычал он, поворачивая голову и, о чудо, пополз к нам на четвереньках, — они меня ссааать не пускають. Закрыылиии... Доползти удалось, после чего Ленка попытался подняться на ноги, держась за косяк, и обвалился бы башкой навзничь, если бы его не поймал Владик. Стриптизёр благодарно икнул ему в лицо, потом Лёньку снова скрутило, выворачивая новой порцией энергетиков. — Значит, так, — подытожил Кит, брезгливо отступая на шаг и стряхивая попавшие микрокапли с белых джинс. — Это хорошо, что блюёт. Значит, обойдёмся без волшебных укольчиков. Славка, чисти ему желудок, засовывай под ледяную воду минут на ...цать и приводи в форму. Я ща сам пиздую на пилон на первом шоу, а ты, Владик, идёшь к братве, и базаришь с ними за жизнь. Бандиты, они тоже люди. Когда к людям — по—людски, можно все вопросы порешать. Глядишь, общими усилиями прорвёмся. Честно говоря, я был рад тому, что ситуация вроде бы начала разруливаться. Конечно, старший админ как всегда скинул на меня самую грязную работу, но ему и Владику я тоже не завидовал. Около пяти лет назад о Ките, как о танцовщике, ходили легенды. Под ником «Coc...nе» он выступал в элитных клубах обеих столиц, далеко не таких затасканных, как «Моно», и не имеющих четкой ориентационной направленности. Но однажды он приглянулся оформившемуся братку. Прикупив себе депутатство в Мосгордуме, сменив контроль над «избушками» на контрольный пакет акций в известной нефтяной компании и членство в попечительском совете элитной гимназии, сей товарищ решил сделать из Кита личного любовника. Он предложил ему неплохое содержание, но честно предупредил, что если парень откажется, то он лично позаботится о том, чтобы у Кита был всюду «волчий билет». Нетрудно догадаться, что выбрал эстонец. При таком раскладе танцевать перед братвой было всё равно, что наступать на горло собственной песне. Владику тоже предстояли разговоры не об отдыхе в санаториях Крыма. Точнее, с них всё могло бы начаться, но свелось бы к обсуждению службы в органах, или в горячих точках. Ничего приятного в таких воспоминаниях не было, но прошлое, на которое при таких обсуждениях смотрели сквозь стекло запотевшего графина с водкой, примиряло собеседников и стирало грани. В свою очередь, Лёньке повезло, что Кит решил отделаться первым, иезуитским способом, который я и предполагал вначале. Ему это грозило только возможным воспалением легких, так как второй — с укольчиками — означал верную посадку сердца. Владик и Кит отбыли согласно обозначенной дислокации, а я снова нарисовался в гримёрке Ленки с полуторалитровой коробкой сока. Молока, к сожалению, в баре было мало. — Лёнька, я тебя люблю. Но давай сам, — пробурчал я, запихивая ему в руки коробку. На улице как раз начало светать, — бить не буду, но ты это... Всё сам понимаешь. Лёнька снова всплакнул, давясь соком, а потом я потащил его в клозет, стараясь сделать так, чтобы он не наглотался собственных длинных волос.