Невезучий везунчик

ИСТОРИЯ 3. Часть 2. – Митя, – сильные руки оторвали меня от ствола дерева, к которому я прижался всем телом, – ты почему тут? Я ждал тебя дома, а потом пошел искать. Сотник сказал, что ты уже давно ушел, и вот я нахожу тебя здесь. Что-то случилось? Канн прижал меня к себе, и я уткнулся носом в его шею, вдыхая запах леса и сильного самца. Говорить или нет о том, что я их видел? Говорить или нет? Его руки пробегают по моей спине, спускаясь все ниже, и я млею от его ласки. Да, я тряпка, наверное, но я не могу оттолкнуть его. Сейчас не могу. Может, потом. Все потом. Отвечаю на его поцелуи со всем пылом, на которое способно мое очумевшее от любви тело и стонущее от того же сердце. Я любил его так, как будто он уже завтра уйдет, потому что понял: жить надо одним днем, не загадывая на будущее. Будущее – это больно, а я не хочу, чтобы болело. Я хочу быть счастлив. Сегодня. Сейчас. – Возьми меня. Пожалуйста. Здесь. И он взял, так страстно, но так бережно, что я чувствовал только удовольствие. Много-много удовольствия. – Митенька, хороший мой, ну, что с тобой? – Канн целует мое лицо, обняв его ладонями, а я млею от его ласки. Мы только что кончили, оглашая лес распугивающими зверье криками. – Ничего. Все хорошо, – вру я, прикрывая глаза, но Канн меня слишком хорошо знает, а потому за свою неумелую ложь получаю наказание – укус в плечо. Не больно, даже следа не останется, но я подпрыгиваю от неожиданности. – Эй, ты чего? – голос мой полон гнева, а Канн оскалился. – Не ври мне. Немедленно отвечай, что случилось? Почему ты сбежал? От тебя просто веет отчаяньем. Думаешь, я слепой? – Нет, ты глазастый, гад, – разозлившись, ударяю его кулаком в грудь, заставляя отстраниться. – Митя, ты чего? – он потер место удара ладонью, а лицо сделал такое недоуменно-невинное, что у меня перед глазами просто потемнело. – Я чего? Это ты чего?! Кто она, а? Если нашел себе красотку на стороне, так бы и сказал! Ай, как нехорошо. Истерика самая настоящая. Теперь Канн точно уйдет, и я его понимаю, сам не терплю истеричек, а тут… Стыдно. Очень стыдно, но остановиться просто не могу. Меня прорвало, словно плотину, хорошо хоть, без слез. – Ты… Ты… – я даже задыхаться начал, не зная, как побольнее уколоть его перед расставанием. Я хотел, чтобы ему было так же больно, как и мне, а он вдруг впился в мои губы голодным поцелуем, обрывая мои крики, повалил меня на землю и, задрав ноги чуть ли не к голове, вошел резко и сильно. Ни о какой нежности уже и речи не было, мы трахались, рыча, кусаясь и царапая друг друга, словно дикие звери. Вернее, кусался и царапался я, а Канн только рычал на меня, прихватывая кожу на горле или ухо, но не до крови, а так… ох, не знаю, как это объяснить. Он словно показывал мне, что может сделать мне больно, но не будет, несмотря ни на что. Потому что я ему дорог. На этот раз я кончил быстрее, но мой оборотень не заставил себя долго ждать. Всего несколько движений, и он вскрикивает, бессильно опускаясь на меня, а потом начинает вылизывать мне шею. Пискнув, я пытаюсь увернуться, но где мне справиться с этим волчарой. – Щекотно. Пусти. – Не пущу, пока не скажешь, чем был вызван твой гнев. Чем-чем? Ревностью. Даже самому себе признаться стыдно. Ревность – это нехорошее чувство. Раньше мне ревновать было некого, теперь же я в полной мере осознал, как оно разъедает душу и ранит сердце. Между тем, Канн упорно добивается ответа и уже перешел к щекотке ребер. Хуже только стопа, хотя я и так сейчас мало что могу сказать, задыхаясь и извиваясь под ним от едва сдерживаемого смеха пополам с взвизгиваниями. – Скажу… Все скажу… Только прекрати… – выкрикиваю я, вырываясь, и Канн наконец решает смилостивиться надо мной. Он отстраняется, и я могу перевести дыхание. – Я увидел, как ты стоял возле дома с той девушкой, что-то шепча ей на ухо. Потому и сбежал. Вы очень красиво смотрелись вместе, она ведь оборотень? Говорю, а сам отвожу взгляд, не желая видеть в его глазах правду. Пусть соврет, пусть скажет любую ерунду, только бы не услышать от него, что он ее… – …дочь, – его голос прорывается к моему сознанию, но я почти не улавливаю его слов. – Что, прости? – я вглядываюсь в его лицо, затаив дыхание, боясь, что это слово мне послышалось. – Я говорю, что она очень красивая, потому что есть в кого. Она моя дочь. Вот теперь меня начало трясти, даже зубы застучали, а Канн, неверно поняв причину, начал меня укутывать, согревая. – Д-дочь? Она твоя дочь? – Конечно, дочь, глупый мой зайчик. И чего себе напридумывал? Да не вертись ты. Но я не могу не вертеться, он засовывает мои руки в рукава, а я все наклоняюсь вперед, желая заглянуть ему в глаза, чтобы увидеть в них... Беспокойство обо мне и любовь. Ох, Канн! Повисаю у него на шее. Рубашка колышется где-то за спиной, болтая одним пустым рукавом, а я не знаю, смеяться мне над собственной глупостью или плакать от счастья. Она его дочь! Всего лишь дочь! А я уже напридумал себе всякой… Стоп! – Как дочь? Ты же сказал, что у тебя семь сыновей. Разжимаю объятья и упираю руки в бока, сверля его гневным взглядом. – Ты спрашивал, сколько у меня сыновей, вот я и ответил, что семь. А про дочерей ты не спрашивал, – Канн быстро отступает на шаг назад и начинает натягивать штаны, с опаской глядя на меня. – И сколько же у тебя ВСЕГО детей? – тихо спрашиваю я, тоже поднимая свои штаны с земли, но не надеваю их, а складываю, медленно скручивая в жгут. Глаза мои щурятся, и Канн медленно отступает еще на шаг. – Семь сыновей и две дочери. Старшую ты видел, а младшей только семь лет. Девочки у нас вообще очень редко рождаются. Вот мы и… Между собой… Иногда. – Ах, ты, ёбарь-рецидивист! – сделав замах своим оружием, я успеваю только увидеть его голую спину, юркнувшую за ближайшие кусты. – Все равно не уйдешь! Если нас кто-то и видел, пока я гонялся за этим волчарой по лесу, то он промолчал об увиденном, потому как обошлось без последствий. Я имею в виду, что никаких шуток по этому поводу я не слышал, а может, они просто до меня не доходили, что тоже неплохо. Я бы, наверное, сгорел со стыда, расскажи мне кто-нибудь о том, как я бегал по лесу с голым задом. И ведь что обидно, я ни разу не попал по оборотню. Он всегда так ловко уворачивался, что все мои попытки ударить его хотя бы разочек так и остались бесплотными мечтами. Окончательно выдохшись, я плюнул на эту неуловимую заразу, натянул так и болтавшуюся сзади рубаху и штаны, а потом уселся под дерево, чтобы отдохнуть. Канн тут же материализовался рядом, присев возле меня на корточки. – Легче? – в голосе его было столько заботы, что я даже умилился. Хороший он у меня все-таки. – Да, спасибо. – Не за что. Тебе это было нужно, – и он присел рядом со мной, касаясь меня бедром и плечом. Его тело, такое теплое, просто манило прижаться к себе, что я и сделал, а Канн, обнял меня за плечи, притиснув к себе еще плотнее. Хорошо с ним вот так сидеть и ни о чем не думать, наслаждаясь покоем. Прикрываю глаза и расслабляюсь, пристроив голову на его груди. Злости уже нет, но все же легкий осадок в душе остался. – Раньше о дочерях сказать не мог? – Не подумал. У нас все немного не так, как у вас. Люди в первую очередь гордятся сыновьями, а у нас – дочерьми, вот я и сплоховал. Прости. – Это ты меня прости. Устроил истерику на пустом месте, – потираюсь щекой о его грудь, сам себе напоминая ластящуюся к хозяину собаку после того, как он наказал ее за какую-то провинность. – Глупо получилось. Да еще погоня эта… Представляю, как я выглядел, сверкая голым задом в лесу. Кстати, мои сапоги и твоя рубашка так и остались под той березой. Канн тут же громко охает и перемещается к моим ступням, приподнимая каждую и рассматривая на предмет повреждений. Как ни странно, но, несясь за ним по лесу, я практически не повредил их, хоть и не привык к бегу босиком. Пара мест немного саднила, явно поцарапанная или наколотая, но это все не страшно. Зато обратно к дереву меня тащили на руках, не слушая никаких возражений. Пр-р-риятно. Убежали мы, кстати, не так уж далеко. Канн благоразумно нарезал круги по лесу, около той березы, так что вскоре мы были уже дома, а там… Та самая дочь-красавица что-то шепчет Любомиру, пока тот тащит для нее от колодца два ведра воды, а он смотрит при этом так, словно уже готов есть из ее рук. – Ловко. – Ну, так, моя дочка. – Н-да, вся в папу. А с остальными вояками что делать будем? Их там чуть больше сотни, и все зрелые мужи с топорами, тех такой приманкой в капкан не загонишь. – Значит, будем пить. Афанасий обещал сегодня выставить литров сорок самогона, да и остальные подтянутся. Своих я уже послал за всем необходимым. Костры, много мяса и много выпивки, и всем будет без разницы, какие у твоего собеседника уши, и откуда растет хвост. – Что, опять? Нет, я понимаю, ничто так не сплачивает коллектив, как совместная пьянка, но сколько можно? В ответ Канн как-то тяжело вздыхает и обнимает меня, целуя в висок. – Прости, зайчик, ты же сам говорил, что война нам сейчас ни к чему, вот мы с Афанасием и подсуетились. – Все правильно вы сделали. Это я так, бурчу про себя, не обращай внимания. Просто там ярмарка, а потом нам еще урожай собирать, как бы народ к тому времени окончательно не спился. – Не сопьются. Афанасий – мужик строгий, зря баловать не позволит. В общем, вечер удался. Все получилось так, как и предсказывал Канн. Поначалу воины настороженно косились на оборотней и эльфов, но к концу вечера расслабились и начали брататься, то приглашая к своему костру, то обмениваясь ножами в знак дружбы, а то и вообще исчезая в неизвестном направлении. – Канн, если мне завтра Любомир пожалуется, что твои ребята ему всех воинов попортили, в том самом смысле, я тебе сам зад надеру. – Не пожалуется. Ему некогда будет, – усмехнувшись, оборотень указал мне куда-то влево. Внимательно присмотревшись, я увидел, что Любомир лежит на траве возле одной из телег, положив голову на колени дочери Канна, а она нежно перебирает ему волосы. Идиллия. – А не слишком ли это? Парень же может влюбиться. – Ты что, он же ей нравится. Наши женщины не играют в любовь. Тут или нравится, или нет. Мы с ней о том и говорили, когда ты нас увидел. Я просил ее хорошенько подумать, захочет ли она остаться с чужаком, когда вся стая… И тут Канн резко замолчал, чуть отстранившись от меня. – Не понял. Что за новые заморочки? Что вся стая? – Когда вся стая уйдет на зимовье в предгорья, – тихо закончил он, отводя взгляд. – Пойми, я не смогу остаться. Я все еще вожак. Когда закончится зимний гон, вместо меня выберут другого, и я вернусь к тебе, а пока я должен быть со своей стаей. Я не могу их бросить и тебя с собой взять не могу. Зимой мы большую часть времени проводим в звериных обличиях, да и живем мы не в домах, а в пещерах. Сейчас, пока тепло и много еды, стая фактически не существует как единая сила. Взрослые оборотни разбились на пары и живут так, как каждому нравится, только молодые, те, что еще не нашли себе партнеров, живут сообща под присмотром вожака и оборотней-одиночек. Но когда наша основная добыча – олени – тронется в путь, мы вынуждены будем последовать за ними, чтобы не умереть с голоду. В этих лесах для нас зимой слишком мало еды. Пока Канн рассказывал, у меня вставали картины одна ужаснее другой. А если он встретит другого или другую? А если с ним что-то случится? А если он… – Нет! – Митя… – Нет, не надо сейчас об этом говорить. Мне надо подумать. Одному. – Но… – Пожалуйста, Канн. Дай мне побыть одному хотя бы пару минут. Встав, я удалился от шума и горящих костров. Конечно, Канн пошел следом, но, уважая мое желание побыть в одиночестве, он держался на некотором расстоянии, давая мне время обдумать все услышанное. Поскольку думалось мне лучше всего на ходу, я шел сам не знаю куда, пока снова не оказался в лесу. Присев под дерево, прислонившись к нему спиной, я смотрел на подходящего ко мне оборотня и понимал, что не могу его отпустить. Я же просто с ума сойду, пока буду думать, как он там без меня живет. Теперь мне даже его ненасытность в сексе не казалась такой странной, Канн словно пытался наесться впрок, вот только меня это совсем не устраивало. Нет, не потому что мне не нравилось само действо, а потому, что оно означало скорую разлуку. Когда оборотень оказался рядом, у меня мелькнула одна мысль, вот только… – Канн, а когда олени уходят? – Когда на деревьях почти не остается листвы. – Значит, у нас есть пара месяцев. Скажи мне еще, сколько оборотней в твоей стае? – Сорок две пары, у шестнадцати из них маленькие дети, и шестьдесят семь одиночек, еще не встретивших свою пару или потерявших ее. – Я так понимаю, что живете вы не в домах? – У нас в лесу есть дома, но не такие, как здесь, конечно. – Что-то вроде землянок? – Чего? Я такого слова не знаю. Мы свои дома называем норами, но сверху они защищены деревом, и там довольно удобно жить, хотя кроватей у нас нет. Спим на полу, на шкурах. – Получается, вы – кочевое племя. Это только из-за оленей, или есть еще какая-то причина? – Разве еда – недостаточно важная причина? – Нет, если еду можно получить, вырастив ее. – Ты не понимаешь, – Канн покачал головой, опустившись рядом со мной на землю. – Мясо – наша основная еда, наша добыча. Мы не можем питаться овощами и крупами, как крестьяне. Мы – охотники. – Да все я понимаю, – нетерпеливо махнув рукой, я прервал объяснения Канна, – и не настаиваю на том, чтобы вы ели лебеду. Но ведь и мясо можно выращивать. Коровы, козы, свиньи, птица – все это можно купить. Что-то съестся за зиму, но если поступать по-умному, маточное поголовье останется и весной даст приплод. – Но ведь корову в лесу не выпасешь. – А вы не в лесу. Вы здесь, на наших лугах. Крестьяне местные вас не так боятся, как все остальные, думаю, они не будут возражать, если рядом вырастет еще одна деревня, где будут жить оборотни. Коров, конечно, не так легко содержать, им и сена надо было уже заготовить, но козы… Эти рогатые твари жрут все, до чего дотянутся, к тому же, молоко у них жирное и вкусное, то что надо для детей. Ведь у вас наверняка много детей гибнет в первые годы жизни? А тут в тепле и уюте… Матери оценят такое предложение. Не сомневайся. Сначала будет туго, но мы перезимуем как-нибудь, а весной ваши олени вернутся, и охотьтесь на здоровье. – Но дома… – Поможем построить. Если вы поможете солдатам отстроиться, они помогут вам. Вместе возведем дома. Сорок две пары, ты говорил? Вот для них построим отдельные дома. Небольшие. А молодняк ваш и одиночки будут жить в общаге. Это такой большой дом с отдельными комнатами, но общей кухней. Что-то вроде казарм солдатских, только каждому достанется своя комната, ну, или одна на двоих, если будут желающие. Хозяйство там тоже общее будет. От каждого по способностям – каждому по труду. Все лучше, чем в пещерах жить. Скоро ярмарка. У вас будут деньги, так что можно будет уже начинать покупать скот. Торговцы, если надо будет, вам его с другого конца света доставят, лишь бы платили. Канн надолго задумался, а я сидел тихо и старался даже дышать пореже, боясь спугнуть свою удачу. Наконец он вздохнул, и наши глаза встретились. – Твое предложение разумно. Я соберу стаю и расскажу им о твоем предложении, но обещать ничего не могу, сам понимаешь… – Понимаю, твердолобые личности, желающие жить по дедовским законам, всегда найдутся. – Да и с Афанасием надо поговорить, чтобы он мужиков местных настроил на более тесное соседство. – А чего со мной говорить? – предмет нашего разговора тихо материализовался из ближайшего куста. – Я тут подслушал немного. Нечаянно. Так вот, что я вам скажу. Мужики возражать не будут. В большинстве своем. Опять же, легче научить оборотней пшеницу выращивать, чем караулить общие амбары, чтобы покражи какой не случилось. Да и от волков пришлых защита опять же. Зимой они шибко лютуют. Даже в деревню заходят, когда особенно голодно. Места тут всем хватит, а с обустройством поможем. Коли сосед добрый, отчего же не подсобить. Взвизгнув от радости, я подскочил и обнял Афанасия, чуть не уронив его на землю, а потом повис на своем оборотне, покрывая на радостях его лицо мелкими поцелуями. Канн безуспешно пытался отвертеться от моей радости: – Да подожди ты, шальной, надо же сначала все решить, со всеми поговорить, может, стая еще не захочет оставаться. Но я уже знал, что все получится. Свобода – это хорошо, но я видел, с каким блеском в глазах тот же Норс поглядывал на мой дом, да на крестьянских девок. А жить в тепле и уюте намного лучше, чем в землянке или пещере, особенно зимой. – Все у нас получится, – я чуть не прыгал от радости, а Канн, не выдержав, прижал меня к дереву, давая понять, что еще немного, и мы будем не только целоваться. Оглянувшись и не увидев Афанасия, я обхватил ногами талию Канна, показывая, что совсем не против продолжения. Как я и надеялся, мое предложение было принято оборотнями на ура. Канн взял меня на собрание стаи, чтобы я сам внес свое предложение как хозяин земель, на которых им предстояло поселиться. Молодняк тут же принялся строить планы на будущее, буквально пылая от накатившего на них энтузиазма. Взрослые оборотни оказались сдержаннее, но мои слова о детях и их заставили перейти на мою сторону. Оказалось, что я был прав, когда говорил о большом проценте гибели среди маленьких оборотней. Детям, особенно первогодкам, тяжело было выживать в тех условиях, в которых жила кочующая стая. В общем, оборотни были за! Мужики – не все, но нам с Афанасием все же удалось уговорить особо недовольных, а парочку я даже подкупил, пообещав кое-какие поблажки в будущем. Труднее всего оказалось убедить воинов в том, что соседство с оборотнями не принесет им особых хлопот, но тут помогло влияние Варики, дочери Канна, и влюбленность Любомира. – Кажется, у нас наклевывается свадьба, – тихо прошептал я на ухо Канну, уводя его из кухни, на которой мы застали целующуюся парочку. Это напомнило мне об одной маленькой, можно сказать, незначительной детали. Так пустячок, но… – А наша свадьба когда будет? Предложение ты мне сделал, причем при эльфах, а свадьбу зажал? – Ничего не зажал, – встрепенулся возмущенный оборотень, – свадьбы празднуются после сбора урожая. Это традиция. – Н-да? Ну, ладно, пару месяцев я, так и быть, потерплю. Канн в ответ фыркнул и прижал меня к себе: – Вот за что я люблю тебя, зайчик, так это за то, что ты все понимаешь. – Ну да. А еще я тоже люблю тебя, мой хвостатый волчара. – Хочешь посмотреть на хвост? – его губы прикоснулись к моим, рождая ответную дрожь во всем теле. – Хочу. И потрогать хочу. И не только хвост. В общем, у нас все хорошо. Не знаю, надолго ли, но так хочется надеяться на лучшее. Конец 3 истории. От автора: 4 история будет. Начнется со свадьбы. Но выкладка будет где-то в середине февраля, поскольку у меня начинаются курсы и скорость написания резко упадет. Никакой мужской беременности здесь нет и не будет. Насчет магических способностей у Мити - пока не решила. Подумываю над этим, но скорее всего "нет".