Океан тьмы

Ей не нужно было оборачиваться, чтобы видеть, как он стоит позади. Сам воздух, казалось, сгустился и потемнел от его присутствия, стало тяжко дышать, и Регина вдруг улыбнулась. Бессознательно - она просто вспомнила боль на его лице, на котором привыкла видеть насмешливую улыбку. Ужас и неверие в глазах, раньше блестевших ехидцей. "Когда же ты запустил эту девчонку в свое сердце, Темный маг? Так же, как когда-то мою мать, а затем и меня? Отчего ее ты не захотел испортить - ведь не для того же, чтобы я до нее успела добраться?" Именно так и вышло. Регина почувствовала, как жесткие пальцы сжали ее плечо, пробирая жаром, и невольно ощутила растущее желание задержать эту проклятую руку. - Ты искал ее, не так ли? - слова вырвались сами собой. Работа над своими чувствами не прошла даром - голос прозвучал ровно и ничего не выражал. Румпельштильцхен молчал, видимо, вспоминая, с каким жгучим злорадством Регина говорила ему о смерти Белль. Как она смотрела в его застывшее лицо, как жадно впитывала в себя его страдание. - Ты видела? - он казался таким же бесстрастным, но Регина ясно понимала - теперь им владеет не горе, а нечто другое, более злое и беспокойное. Но при мысли об этом королева испытала только любопытное волнение... и даже что-то сродни возбуждению. Она пожала плечом, с которого Темный, наконец-то, убрал свою длань: - Разве я слежу за тобой, Румпель? Вот это уже прозвучало откровенной издевкой независимо от интонации. Регина действительно видела - о да, видела, как Румпельштильцхен стоял у ограды кладбища, как смотрел на могилу, как разжались его пальцы, и прекрасная роза упала рядом с надгробием. Регина помнила свой безудержный смех - пока по щекам не потекли слезы; ведь этим цветком был несчастный Гастон, и все происшедшее похоже на безумный, нелепый спектакль старого, бесконечно усталого актера. Румпельштильцхен не терпел издевку, только не сейчас. Пара мгновений - и его пальцы сжались на горле королевы, взгляд сверкающих желтых глаз скрестился с ее полным вызова взором, темный рот искривился - то ли злобно усмехнется, то ли заплачет. - Ты рада, дорогуша. Ты этого хотела, я знаю. Регина, не мигая, смотрела ему в лицо, ей стало труднее дышать, но она даже не сделала попытки ослабить хватку. Она слишком хорошо знала, что это чудовище не убьет ее, не для того он растил в ней магию, искусно переплетая со злом. Румпельштильцхен отпустил ее, оттолкнув назад, в кресло, в котором сидела королева, и она поднесла пальцы к своей шее, дотронулась до кожи, хранившей следы горячих, злых прикосновений. - У тебя все-таки нашлась слабость, Румпель, - еле слышно прошелестел голос Регины. Они были одни, в ее спальне, в сгущавшихся сумерках, но она если не видела, то угадывала, как подергивается уголок тонкогубого рта. Оказывается, ее учитель мог кричать от боли и гнева. Он мог плакать, если бы позволил это себе, и она, Регина, сумела нанести ему удар, почти искупивший его обращение с ней. Румпельштильцхен ничего не делает просто так - о, так ведь и она тоже. "Еще неизвестно, кто кого пробует на вкус, моя изменчивая Тьма. Помнишь, как я себе это говорила? Нет, не помнишь. Тебя там не было". Румпельштильцхен не ответил - не смог. Он просто испарился в клубах серого дыма, и Регина с наслаждением ощутила, что наконец-то - наконец-то - она нанесла ему поражение. Это было ни с чем не сравнимое, сладчайшее чувство. Но еще рано расслабляться. Полная победа не одержана. И когда она придет - Регина перестанет думать о Румпельштильцхене.