Справимся и без него

— Я понял! — крикнул Гарри и, не сдержавшись, пронзил кулаком воздух. Они получили гораздо больше того, на что,он смел рассчитывать. Он начал мерить палатку шагами, чувствуя, что может сейчас пробежать целую милю, даже ощущение голода и то покинуло его. Гермиона запихала портрет Финеаса Найджелуса обратно в сумочку и, застегнув ее, отодвинула в сторону и подняла к Гарри сияющее лицо. — Меч способен уничтожать крестражи! Оружие гоблинской работы принимает в себя лишь то, что его закаляет. Гарри, этот меч пропитан ядом василиска! — И Дамблдор не отдал мне меч, потому что еще нуждался в нем, собирался уничтожить им медальон… — …и, наверное, понял, что, если он завещает меч тебе, они его не отдадут… — …и сделал копию… — …и поместил подделку в стеклянный ящик… — …а настоящий спрятал… Где? Они уставились друг на друга. Гарри чувствовал, что ответ незримо висит где-то прямо над ними, совсем близко. Почему Дамблдор не сказал ему? Или все же сказал, а Гарри просто не понял? — Думай! — прошептала Гермиона. — Думай. Где он мог оставить меч? — Только не в Хогвартсе, — ответил Гарри, возобновляя ходьбу. — Где нибудь в Хогсмиде? — предположила Гермиона. — В Визжащей хижине? — сказал Гарри. — Туда теперь никто не заглядывает. — Да, но Снегг умеет входить в нее, Дамблдор не стал бы так рисковать. — Дамблдор доверял Снеггу, — напомнил ей Гарри. — Не настолько, чтобы сказать ему о подмене меча, — ответила Гермиона. — Да, ты права, — согласился Гарри и даже обрадовался при мысли о том, что доверие Дамблдора к Снеггу все же было хоть и немного, но ограниченным. — Ладно, допустим, он спрятал меч вдали от Хогсмида, — но где? А что думаешь ты, Рон? Рон? Гарри оглянулся. На один озадачивший его миг ему показалось, что Рон покинул палатку, но тут он увидел каменное лицо Рона, лежавшего на нижней койке. — О, и обо мне наконец вспомнили, — сказал Рон. — Что? Рон, не отрывая взгляда от донышка верхней койки, всхрапнул: — Продолжайте, продолжайте. Не позволяйте мне портить ваш праздник. Гарри недоуменно взглянул на Гермиону, рассчитывая на ее помощь, но она, озадаченная, по видимому, не меньше его, лишь покачала головой. — В чем проблема то? — спросил Гарри. — Проблема? Никакой проблемы нет, — ответил Рон, по-прежнему отказывавшийся смотреть на Гарри. — Во всяком случае, если верить тебе. По брезенту над их головами ударило несколько капель. Начинался дождь. — Ладно, значит, проблема имеется у тебя, — сказал Гарри. — Ну так давай, высказывайся. Рон сбросил с койки длинные ноги и сел. Лицо его было теперь озлобленным, он почти не походил на себя. — Хорошо. Выскажусь. Только не жди, что я буду скакать по палатке, радуясь еще какой то обнаруженной вами дряни. Лучше добавь ее к списку вещей, о которых ты ничего не знаешь. — Не знаю? — переспросил Гарри. — Я не знаю ? Плюх, плюх, плюх — дождь становился все гуще, барабанил по покрытому листьями берегу, по реке, что то тараторившей в темноте. Страх погасил ликование Гарри. Рон говорил в точности то, что, как подозревал Гарри, должен был думать. — Как-то не похоже, что я переживаю здесь лучшие дни моей жизни, — продолжал Рон. — Сам понимаешь, рука искалечена, жрать нечего и задница каждую ночь отмерзает. Я надеялся, видишь ли, что, пробегав столько недель с высунутым языком, мы хоть чего то достигнем. — Рон, — произнесла Гермиона, но так тихо, что он сделал вид, будто не услышал ее сквозь лупивший по брезенту дождь. — Мне казалось, ты знаешь, на что идешь, — сказал Гарри. — Да, мне тоже. — Так что же именно не отвечает твоим ожиданиям? — спросил Гарри. Теперь на помощь ему приходил гнев. — Ты полагал, что мы будем останавливаться в пятизвездных отелях? Находить каждый день по крестражу? Думал, что на Рождество уже вернешься к мамочке? — Мы думали, ты знаешь, что делаешь! — крикнул Рон, вскакивая, и эти слова словно пронзили Гарри раскаленными ножами. — Думали, Дамблдор тебе объяснил, что нужно делать! Мы думали, у тебя есть настоящий план! — Рон! — снова произнесла Гермиона, на этот раз перекрыв голосом шум дождя, но Рон и тут не обратил на нее никакого внимания. — Ну, прости, что подвел тебя, — ответил Гарри. Голос его был совершенно спокойным, хоть на него и навалилось ощущение пустоты, собственной никчемности. — Я с самого начала был откровенен с вами, рассказывал все, что услышал от Дамблдора. И ты, возможно, заметил — один крестраж мы нашли… — Ага, и сейчас близки к тому, чтобы избавиться от него, примерно так же, как ко всем остальным. Иными словами, и рядом со всем этим не стояли! — Сними медальон, Рон, — непривычно тонким голосом попросила Гермиона. — Пожалуйста, сними. Ты не говорил бы так, если бы не проносил его весь день. — Да нет, говорил бы, — сказал Гарри, не желавший подыскивать для Рона оправдания. — По твоему, я не замечал, как вы шепчетесь за моей спиной? Не догадывался, что именно так вы и думаете? — Гарри, мы не… — Не ври! — обрушился на нее Рон. — Ты говорила то же самое, говорила, что разочарована, что думала, будто у нас есть за что ухватиться, кроме… — Я не так это говорила, Гарри, не так! — закричала она. Дождь молотил в брезент, по щекам Гермионы текли слезы, восторг, который они испытывали несколько минут назад, исчез, как будто его и не было никогда, сгинул, подобно фейерверку, который вспыхивает и гаснет, оставляя после себя темноту, сырость, холод. Где спрятан меч Гриффиндора, они не знали, да и кто они, собственно, такие — трое живущих в палатке подростков, единственное достижение которых сводится к тому, что они пока еще не мертвы. — Так почему же ты все еще здесь? — спросил Гарри у Рона. — Хоть убей, не знаю, — ответил Рон. — Тогда уходи, — сказал Гарри. — Может, и уйду! — крикнул Рон и подступил на несколько шагов к не двинувшемуся с места Гарри. — Ты слышал, что они говорили о моей сестре? Но тебе на это чихать с высокой елки, верно? Подумаешь, Запретный лес! Гарри Видавшему-Вещи-Похуже Поттеру плевать, что с ней там происходит. Ну а мне не плевать ни на гигантских пауков, ни на умалишенных… — Я сказал только, что она там не одна, что с ними Хагрид… — Да да, я уже понял, тебе плевать! А как насчет остальной моей семьи? «Уизли вовсе не нужно, чтобы покалечили еще одного их ребенка» — это ты слышал? — Да, и… — Не интересуюсь и ими, так? — Рон, — вставая между ними, сказала Гермиона, — это же не значит, что произошло что то еще — такое, о чем мы не знаем. Подумай: Билл уже весь в шрамах, многие наверняка видели, как Джорджу оторвало ухо, ты, как считается, лежишь при смерти, я уверена, только об этом он и говорил… — Ах, ты уверена? Ну отлично, тогда и я за них волноваться не буду. Вам двоим хорошо, вы своих родителей надежно попрятали… — Мои родители мертвы! — взревел Гарри. — А мои, может быть, в одном шаге от этого! — завизжал Рон. — Так УХОДИ! — крикнул Гарри. — Возвращайся к ним, притворись, что вылечился от обсыпного лишая, мамочка накормит тебя и… Рон сделал неожиданное движение. Гарри отреагировал мгновенно, но, прежде чем палочки вылетели из их карманов, Гермиона подняла свою. — Протего! — крикнула она, и невидимый щит отделил ее с Гарри от Рона — мощь заклинания заставила всех троих отпрянуть на несколько шагов. Разъяренные Гарри и Рон вглядывались друг в друга сквозь прозрачный барьер, и казалось, будто каждый впервые ясно увидел другого. Ненависть к Рону разъедала Гарри, как ржа: что то, соединявшее их, было разрушено навсегда. — Оставь крестраж, — сказал Гарри. Рон через голову сорвал с шеи цепочку и швырнул медальон в ближайшее кресло. А потом взглянул на Гермиону: — Что будешь делать? — О чем ты? — Ты остаешься — или как? — Я… — страдальчески произнесла Гермиона. — Да… да, остаюсь. Рон, мы обещали пойти с Гарри, обещали помочь… — Я понял. Ты выбираешь его. — Нет, Рон… прошу тебя… не уходи, не уходи! Однако Гермионе помешали ее же Щитовые чары, а когда она сняла их, Рон уже выскочил в темноту. Гарри стоял неподвижно, молча, слушая, как она рыдает, выкликая среди деревьев имя Рона. Через несколько минут Гермиона вернулась с мокрыми, липнувшими к лицу волосами. — Он уу-ушел! Трансгрессировал! Она рухнула в кресло, сжалась в комок и заплакала. Гарри охватило странное оцепенение. Он наклонился, поднял крестраж, повесил его себе на шею. Стянул с койки Рона одеяла, накрыл ими Гермиону. А потом забрался на свою и, вслушиваясь в стук дождя, уставился в темную брезентовую крышу.