***
Натянув на себя любимый свитер и относительно чистые джинсы, я по старой дурной привычке открываю электронную почту и обнаруживаю одно входящее письмо. Какой-то парень просит снять на завтра коттедж, чтобы справить день рождения. Буянить не будут, с имуществом аккуратно, всё прилично. Правда, сколько бы раз мне не обещали подобное, в итоге каждый раз мне выплачивали компенсацию то за пятно от рвотных масс на ковре, то за вытоптанную клумбу, то за разбитую посуду. На своём родном доме, где родилась и выросла, я неплохо зарабатываю. После смерти родителей огромная жилплощадь перешла нам с Леной по наследству, но без любимых лиц он не был нужен ни ей, ни мне. Сестра уже как пять лет назад перебралась в столицу, а быть совершенно одной в двухэтажном коттедже мне не по душе. Вот я и переехала в прошлом в крохотную двушку покойного отца Лены, которая принадлежала ей, перенеся туда огромную библиотеку моего папы и вредного кота Крекера. И место, где когда-то прошло счастливое и беззаботное детство в любви и строгости родителей, я сдаю за крупную сумму денег, часть которых уходит на еду и коммунальные счета, а часть тратится на книги. Можно было бы с лёгкостью предположить: я неплохо устроилась. Но мне противно использовать в корыстных целях то, что мама и папа столько лет возводили своим собственным трудом. Договариваюсь с парнем по сообщениям о встрече непосредственно дома, чтобы обсудить цену и прочие нюансы. Мне становится интересно, не выпустила ли я из памяти какие-нибудь важные письма, и начинаю листать историю сообщений колесиком мышки. Реклама, съём дома, снова реклама, подруга Саша, подруга Евдокия, снова съём дома. И Алиса Т… Сообщение было прислано двадцать четвертого июля. Девушка просилась на пару часов в коттедж, с мальчиком, за смешную цену. Я ей тогда отказала, написав, что коттедж сдаётся не менее, чем на день, и не дешевле десяти тысяч рублей. Аргументировала такой прайс я тем, что в доме установлена дорогая техника и электроника, импортная мебель. Что мне после гостей приходится иногда наводить порядок во всём доме. Что иногда приходится обращаться в сервисный центр, чтобы заменили матрицу на плазме. Личный заработок выходит мизерным. Но не смотря на мои доводы, та обиделась, обматерив меня трёхэтажным словарным запасом из лексикона самого сурового сапожника. Сказала, что я ханжа и с жиру бешусь. Но сейчас я даже не обратила бы внимание на это сообщение, так как отказывать некоторым приходилось по ряду причин, если бы не один момент. Через неделю после нашей переписки она пропала. Алису нашли мёртвой в местном лесу 7 седьмого августа. Причина смерти — большая кровопотеря, как показала судебная экспертиза. Ну естественно, а от чего ей еще оставалось умереть? По словам обнаруживших её людей, ужасней они ничего не видели в жизни. Руки у девушки были вырваны от самых плеч, живот вспорот, во влагалище и в анальное отверстие были вставлены острые куски ржавой арматуры. Лицо мёртвой девушки было искажено ужасом, будто её заставляли смотреть, что стало с её стройным телом. Никаких улик, кроме выцарапанного на ближайшем дереве круга, зачёркнутого крестом. А так ни отпечатков, ни следов борьбы или насилия, ни каких-либо следов вообще… Убийца словно испарился. Из-за этого случая вокруг леса со стороны многоэтажек построили двухметровое ограждение. Но я, вечерами наблюдая с балкона, как по приказу городской администрации рабочие старательно устанавливали металлопрофиль, лишь снисходительно улыбалась. Не знаю, чего этим самым хотели добиться, но молодёжь, особенно такую же двадцатилетнюю, как и я, только рьянее стало тянуть на запрещённую территорию. Конечно, ведь в нашей провинции появилось место, окруженное тайной и быстро сочиненной горожанами легендой о призраке замученной девушки. Особенно по ночам можно расслышать, как целые компании с весёлым гоготом распивают пиво за оградой. Но я и сама порой перелезаю через этот забор, когда денег на проезд не остаётся, а до коттеджа добраться нужно. А сестре лес никогда не нравился, и та ни под каким предлогом не хотела гулять в нём со мной или родителями. И бывало, в детстве я в сердцах грозилась, обижаясь из-за пустяков, что сбегу в лес и никогда не вернусь к ней. Сестру это так задевало, что она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Но меня, в отличие от Лены, лес только привлекает.***
На такси доезжаю до своего второго дома. Последний раз я здесь была около трёх недель назад, так что внутри придётся немного повозиться с пылью и привести всё в порядок. Газон во дворе уже стал ярко-оранжевым, цветы в клумбах увяли, а под старой яблоней уже расстелился ковер из листьев. И мне больно смотреть на это. Ведь каждую осень родители дружно убирали двор и хвалили меня за то, что я помогала им. Сегодня меня никто не похвалит. Как раз к моменту, когда я закончила с уборкой, появляется молодой человек с предоплатой. И когда я принимаюсь показывать, что где находится, с горестью замечаю, что он не может оторвать от меня глаз. Я знаю, это не потому, что я красивая. Отнюдь, парень с непонятными мне эмоциями рассматривает шрам, рассекающий мою левую бровь. И его взгляд гуляет по моему лицу, что я мысленно ругаю себя за то, что по привычке убрала волосы в конский хвост, оголив оба налысо выбритых виска и огромное количество колец в обоих хрящах. Слабость к экстремистской внешности своих кумиров заставила меня на прошлой неделе зайти в парикмахерскую и внести хоть какое-то разнообразие в свою унылую жизнь. Пирсинги же в ушах остались ещё со школы, но с новой стрижкой они внушают ужас даже мне. К счастью, у молодого человека не оказалось претензий ни к моей внешности, ни к проведённому инструктажу. Забрав у того отплату, я покидаю дом. Начинает смеркаться.***
Неожиданно для себя обнаруживаю тропу промеж соседских огородов, ведущую прямо в лес. Странно, что я за столько лет раньше её никогда не замечала. Получится неплохо срезать, а не идти через три улицы и лишь потом выйти на привычный маршрут среди надоевшего пейзажа. Прикурив сигарету, я прикидываю примерное расстояние от основной дороги и моего дома. Вроде должна выйти прямо на остановку, которую видно из моей комнатки. Хоть я поверх теплого свитера накинула кожанку, всё равно весьма прохладно. Я иду по новому пути съёжившись, из-за чего курить было весьма затруднительно, ведь руки дрожат и ядовитый дым то и дело обжигает горло. Темнеет стремительно быстро, и лес для меня преображается. Луна глядит сквозь кроны деревьев и освещает мне узенькую дорожку. Меня очаровывает полумрак этого места. Аккуратно затушив сигаретку ботинком, я мысленно извиняюсь у леса за это. Ведь этим островком природы я восхищаюсь с самого детства и стараюсь не вести себя по-свински в нём. Интересно, сколько я уже прошла? По времени я должна давным давно добраться до дома, а сама всё плутаю среди деревьев. Глаза давно привыкли к темноте, но это никак мне не помогает сориентироваться в пространстве. Это начинает напрягать. Вдруг сзади слышится шорох. Я резко оборачиваюсь, но никого не вижу. Лишь что-то чёрное мелькнуло за высокой сосной. Наверняка это птица. — Так, Ник, спокойно. Там никого нет, у тебя просто глюки начались; это всего лишь какой-нибудь мелкий зверёк, которого ты сама спугнула. Иди дальше, а то уже полчаса здесь болтаешься, — рассудок не даёт мне ничего заподозрить. Однако теперь в совершенно другой стороне хрустят ветки. И вот сейчас у меня ёкает сердце. Снова птица или зверек? Сомневаюсь. Я иду к источнику звука. И тут же спиной ощущаю, что сзади меня кто-то есть и становится всё ближе. Я пугаюсь не на шутку, а рассудок на этот раз молчит. Зато пятая точка напоминает: «Ни-и-ик? Помнишь, ты пару лет назад врала подругам, что твоя мечта — это что девственности тебя лишит какой-нибудь маньячина в безлюдном месте? Так вот, Газпром — мечты сбываются! Либо беги, либо расслабься и получи свою долю удовольствия». Я поспешно выбираю первый вариант и рвусь вперёд, как ошпаренная. Сердце бешено колотится, но одновременно страшно и любопытно! Так хочется обернуться и посмотреть на своего преследователя, но всё-таки я не решаюсь на это и продолжаю от страха бежать вперёд, что есть мочи. Острые сучья царапают лицо и срывают заколку. Светлые волосы теперь лезут в глаза и не дают увидеть что-либо впереди себя. И во время попытки смахнуть их рукой на ходу, я мощно впечатываюсь в ствол какого-то дерева и затем медленно сползаю вниз. Испуганно оглядываюсь, и, к счастью, сзади никого не оказывается. Я с облегчением смеюсь. Вот дура, чего испугалась? Неужели призрак Алисы действительно существует и он решил попугать меня? Ах, как же больно… Ссадина на лице будет точно. И так выгляжу хуже некуда, а тут ещё и это. Протерев пострадавший правый глаз, я оглядываю местность и прихожу в крайнее удивление. Небольшая поляна. Откуда? Я в детстве всё здесь облазила и точно помню, что такого места в лесу не было. Вдруг мои виски сводит болью, из носа тонкой струей течёт кровь. Я хватаюсь за голову, не понимая, что происходит. В памяти начинают всплывать отвратительные картинки: кругом трупы, голая девушка без ног, вопящая от ужаса сестра… — Нииик! Убегай сейчас же! Живо! — сестра вся в крови, лежит на животе и протягивает руку… Что это? Это был сон? Слишком реальный. Мои мысли заходят в тупик, и я начинаю копаться в собственной памяти, но кроме этих обрывков ничего не вспоминаю. Бл*! Надо уходить отсюда. Смотрю в открытое небо, чтобы найти отсвечиваемые от него огни района, но ничего не вижу. Одни звёзды. Хотя по ним тоже можно найти дорогу. Вот большая медведица. Но почти над самым горизонтом. Как же так? Она ведь в это время всегда находится намного выше. Выходит, я вообще в другом месте нахожусь? Пока я рассуждала, что-то коснулось моих плеч. Я тотчас цепенею от неожиданности. Мурашки. Я слышу, как бьётся от страха моё сердце. Дыхание учащается, я не могу пошевелиться. Кто это? Маньяк? Медведь? Путин? Какая-то неведомая сила резко разворачивает меня, и я вижу перед собой… Брюки? Задрав голову выше, я вижу его. В два раза выше меня, без лица, в чёрном похоронном костюме. И тут моя память показывает мне ночь, произошедшую шестнадцать лет назад… Всё мгновенно встает на свои места. Поляна. Девушка. Трупы. Крики и рыдания сестры. Её ночные кошмары. Наши шрамы. И даже убийство Алисы становится объяснимым. Я вспомнила всё, что мой разум так долго утаивал от моей детской психики. Кровь в моих жилах вскипает от негодования, охватывающего всё тело дрожью. — Ты? — выдавливаю я через силу. — Это все ты… Прежде чем я успеваю договорить, из-за его спины возникает множество чёрных извивающихся щупалец, которые молниеносно тянутся ко мне. «Тентакли!» — единственное, что я успеваю подумать, и они обвивают мою тонкую шею и поднимают ввысь, сжимая со всей силы. Болтаясь над землей, я отчаянно царапаю их ногтями. В глазах темнеет, я хриплю, мысленно прося тонкое существо отпустить меня. И оно начинает говорить со мной нечеловеческим басом: — А ты теперь не такая доверчивая, какой была, — он поднес меня прямо к своему лицу. Как он говорит, если у него нет рта? Чревовещание? — Но ко мне следует обращаться более уважительно. Наши лица сближаются вплотную, что я кожей ощущаю прохладу, исходящую от его тела. Воздух в лёгких кончается, что те сводит острой болью, и голова стремительно тяжелеет. Из последних сил я раскачиваю свое свободное тело и со всей дури пинаю обеими ногами в живот монстру. Тот отшатывается назад, ослабив хватку щупалец, и я грузно падаю на землю. В тут ночь мы с сестрой спаслись, неужели я не смогу спастись сейчас? Надо только бежать и не останавливаться. Я не раздумывая вскакиваю и тут же мчусь в глубь леса, но мой план не удаётся. Не успев преодолеть даже нескольких метров, я торможу и от неожиданности оседаю на колени. Тонкий возник передо мной из ниоткуда. Как он?.. Он же только что был сзади меня! Телепортировался? — Это похвально, что ты не собираешься сдаваться. Но то, что ты посмела ударить меня, — в голосе прочитывается ярость, — непростительно! Я в ужасе отползаю от него на четвереньках, но щупальца обхватывают ноги и швыряют меня в какие-то колючие кусты. Сухие ветки впиваются в шею, в ладони, в лицо. Как же больно! Но я вскакиваю, и снова попытка бегства. И снова меня перехватывают и ударяют о землю, словно я газета, которой пытаются прибить надоедливую муху. Кости по всему телу хрустят, а голова идёт кругом. На этот раз встать тяжело, и я всего лишь обессилено переворачиваюсь на живот. Монстр делает шаг ко мне и прижимает к земле, поставив ногу на спину. И я неожиданно вспоминаю, как отец в детстве садился на меня сверху и заставлял отжиматься. Каким же лёгким это занятие сейчас кажется, по сравнению с нынешней ситуацией. Меня вдавливают всё сильнее, и кажется, что моя грудная клетка вот-вот лопнет. Попытки выбраться для меня оборачивались дополнительным давлением. — Кричи. — Н-не стану, — я едва могу произнести слово. Понимаю, что упираться вверх смысла нет, и пытаюсь вывернуться в бок. Срабатывает — его ступня соскальзывает с меня. Я поднимаюсь на ноги. О не-е-ет, только не опять! Один из щупальцев залезает под куртку и поднимает вверх. К счастью, я с лёгкостью выскальзываю из кожанки, как вдруг резкий удар, словно хлыстом, сбивает с ног. Щупальце рассекает кожу вместе со свитером. Т-так это было специально? Серия ударов обрушивается на меня. Я сворачиваюсь на земле калачиком, пытаясь стерпеть адскую боль. Свитер превращается в клочья. — Кричи же, — повторяет Тонкий, словно для него это важно. — Не дождешься, — я шиплю сквозь стиснутые зубы. Со слезами стерпев последний удар, я медленно поднимаю на дрожащих руках истерзанное тело. С трудом встаю на ноги, пошатнувшись и чуть не упав снова. Я уже не бегу. Просто обессиленно переступаю шаг за шагом от монстра, всхлипывая от боли во всём теле. — Оставь свое геройство и прими ситуацию такой, какой она является, — невозмутимо произносит он. Я, ошалев от таких слов, оборачиваюсь и почти с возмущением говорю: — Чтобы ты наигрался и убил м-меня? — Убить? Даже в мыслях не было, — монстр не спеша подходит вплотную. Тентакли аккуратно обвивают талию и поднимают на один уровень с ним. И вот он уже прижимает меня к дереву на нехилой для меня высоте. — Хотя ты права, ты действительно всего лишь игрушка для меня. Как кукла, от которой сразу же избавляются, стоит ей сломаться,— шепчет он мне на ухо, и по шее пробегают мурашки. Я — кукла? Но я не сломаюсь, как кукла! Начинаю в отчаянии извиваться под Тонким, пытаясь оттолкнуть его от себя, отстраниться от ужасного создания, но всё тщетно. Тентакли заламывают руки за стволом дерева, и я становлюсь полностью уязвимой. Испуганными глазами смотрю на своего мучителя. И слышится треск рваной ткани, а на лице монстра появляется огромная чёрная пасть. Клыки внушительных размеров мгновенно приводят меня в панику. Он сожрёт меня! Съест! Челюсть мёртвой хваткой смыкается на коже возле шеи, ключицу раздирают огромные зубы. Я пронзительно кричу. Каждое движение приносит нечеловеческие боли, ещё хуже, чем раньше. Мой голос разносится по всей округе; единственное, что могу, это кричать, рыдать, давиться глотком воздуха и снова срывать со слезами голос от крика. Но я не хочу умирать! Хочу жить! Я хочу бороться до конца, как Лена! Только бы вырваться, только бы убежать! — Отпусти! — я со всей дури бьюсь головой о лоб монстра. Тот, оторвав пасть от моего тела, отшатывается со злобным шипением. Я проезжаюсь без того раненной спиной по коре дерева, от чего доза боли только прибавляет решимости. А теперь бежать, куда глаза глядят, не останавливаясь! Шестнадцать лет назад моя сестра так же сбежала, воспользовавшись случаем. И мне везде мерещится тот монстр, но я не решаюсь останавливаться. Только вперёд. Терпя невыносимые боли, не различая местность из-за слез в глазах, я бегу, только бы оторваться. Забор! Какое счастье, это же тот самый забор! Добежав до него, ловко взбираюсь по креплениям и приземляюсь на землю по ту сторону. И сейчас же оборачиваюсь, с замиранием сердца боясь увидеть голову без лица поверх ограждения… Даже не отдышавшись, я продолжаю смотреть в сторону леса, постоянно отступая. Похоже, его нет. И когда полностью в этом убеждаюсь, позволяю себе с облегчением вздохнуть полной грудью. И вся та слабость, которой я не позволяла себя сломить, полностью обрушивается на плечи, что я едва не валюсь посреди дороги. Тело судорогой колотит от ноющих ран по всему телу, ноги не слушаются. Но ещё одна боль застает меня абсолютно врасплох. Желудок болит. Я хочу есть.