Если честно, то когда дверь открывалась, я ожидала увидеть все такую же девчонку, которая обычно меня встречала вместе с мамой и Бобом. Такую же безбашенную прохиндейку с лукавыми глазками, словно она задумала очередной кипиш за школой. Веселую, беззаботную, яркую Лапуську. Но я никак не ожидала увидеть этот тяжелый взгляд, заставляющий меня испытывать жалость к сестре.
От смешанных чувств дыхание перехватывает, что я не сразу осмеливаюсь вымолвить слово, внимательно изучая Нику, которая все еще держит ручку двери и ждет, когда я войду. Она заметно исхудала с нашей последней встречи, из-под расстегнутого ворота неглаженой рубашки в клетку выпирают кости ключицы. Под большими, но сильно уставшими глазами отеки, должно быть она ночи напролет проводит перед компьютером. Спортивные штаны местами порваны и заштопаны грубым некрасивым швом, на размер-два больше. Ужас, выглядит неопрятно. Впрочем как и всегда выглядела Ника. Но ведь этот вид ни разу не беспокоил ее.
Сестра укоризненно смотрит исподлобья со вздернутыми бровями, как будто вот-вот начнет отчитывать за опоздание. У меня сосет под ложечкой от этого взгляда, мне становится стыдно за то, что опоздала на полтора года. Столько времени прошло, а я только сейчас явилась, и то — в гости.
— Ты это, долго стоять будешь? — сестренка, в чьем голосе слышится отчетливая хрипотца, слегка улыбается. Я, очнувшись от ступора, хватаю ее и прижимаю к себе что есть мочи, зарываясь носом в белокурую макушку. Влажные волосы приятно пахнут шампунем, я шумно вдыхаю запах и слезы сами наворачиваются. Пахнет сестрой, родной, любимой! Я с дрожью обнимаю Нику еще крепче, вдавливая ее миловидное лицо в свое декольте. Вот она, рядышком, живая, настоящая! Не голос по телефону, а теплая девочка! Чувство любви сладко жжет внутри, что хочется закричать и разрыдаться, но вместо этого теряю дар речи, прижимая младшую сестру сильней к груди.
— Пхэ! Задушишь… — Ника кряхтит сдавленным голосом и пытается высвободиться из моих рук, — Задушишь нафиг, Лен, так и не пообщаемся нормально!
Она со смехом вырывается, как только я опускаю руки, и сама приобнимает меня за талию, поцеловав в губы. Я хочу, чтобы этот поцелуй продлился дольше, но сестра уже отстраняется и берет мой чемодан, затаскивая через порог внутрь квартиры.
— Заходи давай, а то в подъезде накурено, — Ника закрывает за собой дверь, но никакого запаха ни снаружи, ни здесь я не чувствую. Снимаю с ног туфли и с неописуемым наслаждением встаю на стопы, в которых приятно колет от напряжения. Сестра уже унесла мой чемодан в гостинную и вернулась ко мне обратно, — Ты сначала переоденешься или сразу на кухню пойдем? Я обед разогрею пока.
— Ой, Лапуська, я не голодна. Я в торговый центр заехала и там поела. — О Грише наверно придется умолчать. Она итак ворчала, когда узнала, что я после развода встречалась с другими мужчинами, — Накину на себя что-нибудь полегче и приду.
— Ну чай-то будешь?
— Пожалуй можно, покрепче.
Вроде меня должны радовать эта ее улыбка, смех, но что-то мне подсказывает, что эти эмоции даются с трудом. Глаза выдают ее. Такие усталые, с грустинкой. Нужно отучать ее от компьютера и выводить в свет! Я покажу ей все прелести жизни, спасибо потом скажет.
Вид гостиной привёл меня в шок, стоило пройти в неё. Рок, панк, рок и ни одного приличного исполнителя. Стены увешенные черными постерами говорят о явном нежелании Ники стать серьёзной и ответственной. Но ведь это только одна сторона ее пристрастия к тяжёлой музыке? Ничего ведь страшного нет, что девушка почти в двадцать один год ни работает, ни учится не в одном ВУЗе, живёт одна в хрущевке на присылаемые старшей сестрой деньги.
Я обязана сводить ее к психологу.
Стянув с ног колготы ежусь от нахлынувшей на обнажившуюся кожу прохладу. Дверь на балкон распахнута настежь, отчего в комнате весьма свежо. Быстро переодеваюсь в лёгкий коротенький халат и закрываю балкон. Одергиваю занавески и в плечо со злобным шипением вцепляются когти.
— Киса! — не вспомнив имя кошки, сбрасываю ту на пол и хватаюсь за руку под к чертям разодранным рукавом. Питомица удирает тут же, недовольно рыча. Появившиеся и начавшие стремительно кровоточить царапки неприятно щиплет, — Вот засранка рыжая, надавать бы тебе по мохнатой заднице.
— Лен, ты чего там буянишь? — сестренка не выходит из кухни, оттуда слышатся звон посуды и шум чайника. Прежде чем ответить, захожу к ней и усаживаюсь за столик, пока Ника, отвернувшись к тумбе, заваривает чай. Как только она оборачивается поставить мне чашку, она с удивленно выпучивает глаза, — О-па! Че с рукой?
— Твоя Печенька только что постаралась, пока я балкон закрывала, — деловито сообщаю и протягиваю руку ей, демонстрируя свежие царапки, — Смотри, что она сделала с моей кожей.
Я, уже собравшись взять свою чашечку, вдруг замечаю на самом краю столика литровую пивную кружку, наполненную до самых краев чёрным чаем с приличной горкой заварки на дне. Успев я только перевести взгляд на сестру, та неожиданно спохватывается и с ошарашенными глазами хватается за нее. Глотнув этого на вид крепкого, очень крепкого даже для меня чая, она делает кислую мину, морщась и щурясь.
— И давно ты чифиром балуешься?
— Да вот. Буквально сегодня начала.
Нику передергивает, что она ежится и высовывает язык. Я с иронией разглядываю ее. Все-таки нифига она не повзрослела, все такая же маленькая и непутевенькая. Как много лет назад, когда она втихаря таскала то сладости из буфета, то вина втихушку глотнет из отцовского стакана, пока тот не видел. Эх, какая же Лапуська дуреха.
— Крекер.
— Что?
— Крекер, — Лапуська говорит серьезно, смотря пустым взглядом себе в кружку, — Кота зовут Крекер, а не Печенька. И у него между ног болтаются яйца.
— Ой, прости уж, — я виновато улыбаюсь, — Я забыла уже.
Сестра поднимает на меня глаза и ее губы поддергиваются в улыбке. Хихикает, и ее лицо обретает детское очарование, что я вслед за ее хихиканьем заливаюсь смехом. Как я могла забыть такой простой факт? Сестра тоже начинает смеяться в голос, что я вновь могу видеть ее идеальные ровные зубки. Я всегда хотела такие же. Она в смехе открывает рот еще шире… И я с ужасом осознаю, что зубов у неё не хватает.
— Ник?
— Аха-ха! Что?
— Что с твоим ртом?
— В смысле? А что с ним? - она, все ещё улыбаясь, подносит к губам тонкие пальцы. И вдруг до неё доходит, она резко меняется в лице и плотно сводит губы вместе.
Перетянувшись телом через стол, я тяну руки к сестре, но та пытается отстраниться. Беру ее лицо в ладони и нежно поглаживаю по щечкам.
— Моя ты хорошая, — просовываю оба больших пальца меж губ, заставив Нику открыть рот обратно, — Как же ты так умудрилась, бедненькая?
— Подвалашь, — я опрокидываю ее голову и поворачиваю на свет к окну, чтобы лучше разглядеть пустые десна, — Нифево фтлафново.
— Тц-тц-тц, помолчи пока…
Два верхних коренных зуба отсутствуют. Как же она будет с людьми нормально разговаривать? А с молодым человеком познакомиться вообще не сможет, если только он не районное быдло с таким же набором, а то и меньше. Это ни в ресторан не сходить, ни в театр, ни в клуб. Господи, она ведь совсем ребёнок ещё, а уже такой дефект!
— К стоматологу ходила? — с лаской в голосе интересуюсь, освобождая рот сёстры от пальцев. Та смачно причмокнув принимается за свой чай, как ни в чем не бывало.
— Да ну, какой там. Не до этого мне было, я все эти дни к твоему приезду готовилась. Я вот, на прошлой неделе получила так. В тот же день, как ты позвонила. Весело, правда?
— Лапуська, маленькая моя! Кто ж посмел? — я вскрикиваю от возмущения, шлепнув ладонью по столешнице, — Мне не интересно, из-за чего тебе попало, но я надеюсь, ты заявление в полицию написала на того ублюдка. Написала?
— Не-а.
— Ника! Почему?
— Во-первых, успокойся. Не наводи кипиш и все будет хорошо. А то ты и меня нервничать заставляешь, а нервы мне здоровые нужны. Вот. Во-вторых, — Ника постукивает пальцами по столу, словно придумывает, что сказать. Затем вздергивает бровками и с деловым видом смотрит на меня, — Не запомнила я его.
— Но как? — я, поражаясь, как спокойно она ответила, уже раздраженно всплескиваю руками.
— А вот так. Лицо не разглядела и не стала.
— То есть человек безнаказанно ходит на свободе, а тебя избили, так ещё и улыбку изуродовали?!
— Да не ходит он уже, — та невозмутимо отпивает чай из пивной кружки, даже не глядя на меня, — Успокойся.
Внутри кипит от гнева на сестру. Желание наорать на неё за безответственность и разгильдяйство растёт, но я через силу подавляю его. Вдохнув воздух в грудь, убираю прядь волос за ухо и выпускаю все напряжение с выдохом.
— В смысле не ходит? — с мягкой улыбкой интересуюсь я.
— Не ходит и всё. Отходил своё уже.
— Я тебя не понимаю, — признаюсь я, взяв в руки чашку. Ника переводит свой взгляд на меня. А в глазах мелькает та самая искринка, которая обычно свидетельствует о том, что Лапуська причастна к этому, — Что с тем человеком стало?
— Карма, Лен. — Она коротко отрезала и встала из-за стола, осушив залпом кружку, — Штука такая есть. Карма покарала его.
— А подробней не расскажешь?
— Нет и тема закрыта. К дантисту на следующей неделе схожу, - она, отвернувшись от меня, выплевывает в раковину чаинки заварки и ополаскивает посуду, — Заначка есть, спонсировать меня не надо.
— Ну ладно… — Немного расстроившись, что я так и осталась непосвященной, допиваю свой чай, — А заначка с тех денег, которые ты перестала переводить мне?
— Слушай, Лен, я конечно понимаю, что в Москве денег много не бывает, но неужели тебе их жалко? — она снова садится за стол, но уже с тарелкой еды, — Ты вроде много зарабатываешь.
— Да не жалко, просто ты так и не рассказала, откуда вообще эти деньги у тебя были.
— Разве?
— Ну да! А потом резко прекратила переводы без объяснений. И пропала. Я же говорила, что извелась вся, ты на звонки не отвечала, в контакт не заходила… — Я вспоминаю, как тогда воображала себе то чудовище без лица. Что он забрал ее, как обещал каждый кошмар.
Меня охватывает холодной пеленой, как только в памяти снова возникает образ. Ужасный, пугающий до смерти человек без лица из Преисподней, что не даёт мне покоя столько лет. Самое ужасное, что я не понимаю, было ли то событие на самом деле. Или я просто больная, а он — плод моего воображения?
Я была запугана той ночью, что до сих пор не могу не вспоминать ее, глядя на Нику. Рассеченная левая бровь постоянно напоминает мне кровь, боль, слезы. Под столом, за которым мы сидим, находятся наши ноги, покрытые глубокими шрамами. И эти шрамы не прошли с возрастом, как мне обещали. Никакие чудодейственные крема их не вывели. Они даже не выцвели, а все так же остаются темными и рельефными, будто раны только зарубцевались. Я вынуждена скрывать их под плотными колготами и чулками, а сестра ни разу в жизни не одевала короткие платья из-за них. Эти шрамы будто специально не дают забыть мне всю пережитую жуть, держа в памяти все мельчайшие подробности той ночи.
Но почему Ника в детстве так легко все забыла? У неё должна была быть минимум психологическая травма. Она даже не спрашивала меня о том событии.
Оно и к лучшему.
— Больше не делай так. Я переживаю за тебя.
— Ой, да ладно тебе, — сестра отмахивается, — ниче не случилось со мной, пока тебя не было. Даже рассказать нечего… Как у тебя дела то? С Терентьевым общаешься? Вы, блин, так жили хорошо, и взяли разбежались.
— Ну Лапуська, — я скромно улыбаюсь, хотя эту тему мне не хочется развивать, — разводятся люди. Ты не представляешь, как тяжело было жить с ним последний год. Он нудил, требовал много от меня внимания. Хотел, чтобы я не работала. Ну, а ты же знаешь, как я отношусь к своей работе!
— Ага, — ухмыльнувшись, Ника кивает мне, не отрывая взгляда от блюда, — тебя фиг выдернешь из своего офиса. Я хоть и не была там, у вас — в Москве, но готова поспорить, что ночуешь у себя в кабинете. Я вообще в шоке, что ты сидишь со мной за одним столом.
— Нет, я просто задерживалась периодически, — на столе у собственного зама, но об этой пикантной детали я, конечно, умалчиваю, — А Терентьев воспринимал так критично, грозился мне выкупить нашу фирму и уволить меня. Представляешь?
— Да, да. Но, по-моему, это логично. Он же… — вдруг Лапуська замирает, смятенно уставившись в пустоту. Ника прикусывает нижнюю губу, глубоко задумавшись, и сжимает ладони в кулаки, что кажется, вилка в руке согнется пополам. Я с легким непониманием ожидаю от нее ответ, что же она скажет. Как только я пытаюсь заглянуть ей в лицо и поинтересоваться, все ли в порядке, она устремляет пронзительный, полный тоски взгляд голубых глаз. И жалостливым голосом почти шепчет, — … Любит тебя.
— Как бы сильно он меня не любил, Лапуська, я просто терпеть не могу, когда на меня давят. Он был невыносим!
Я начала доказывать сестре, что мужчина не заслуживал совместной жизни со мной, приводя аргументы, свидетельствующие против него. Что являлся самодовольным эгоистом и унижал меня. Но на самом деле все было не так и я этой ложью пыталась вызвать у Ники отвращение к Сереже. Ведь он любил ее не меньше, чем меня, а она с ним ладила намного лучше, чем со своими ровесниками. И из-за этой любви и его сострадания к Нике между нами возникло разногласие. Бывший муж уламывал меня переехать обратно из Москвы сюда. Да, в принципе он абсолютно был прав, что после аварии родителей нам с сестренкой нужно быть рядом постоянно. И он был абсолютно прав в том, что мы обязаны заботиться теперь о ней вместо мамы и отчима. Что ей как никогда нужна была поддержка близкого человека. Что если я не сделаю этого, сестренка свихнется с горя!
Но это означало каждую ночь видеть ее смерть. Я не готова была остаток жизни просыпаться с криками в холодном поту. Тогда свихнулась бы я! Неужели это не важно?
Отказывалась я от переезда, аргументируя, что не могу бросить работу. И была названа бесчувственной эгоистичной сукой. Я подала на развод. Но даже в суде Сережа просил меня подумать о Нике, а не о собственной карьере, и вернуться к ней. Ох, Серёжа-Серёжа, ты не знаешь всего.
— Жаль, — после всего выслушанного вранья Ника печально пожала плечами, скребнув вилкой дно уже опустевшей тарелки, — Нормальный мужик был…
***
— Лапу-уська, — выглядываю из-за плеча сестры, которая сидит с поджатыми под себя ногами перед монитором компьютера и что-то активно гуглит, — А что это мы тут смотрим?
— Ваше проклятое карпаччо, — мне отвечают немножко раздраженно, щелкая мышкой по ссылкам с рецептами, — Если б знала заранее, что ты меня хочешь такой экзотикой накормить, то прежде подумала, впускать тебя, Ленчик, в этот дом.
— Ну Лапу-усь, — обнимаю сзади и зарываюсь носом в её распущенные волосы, — Это вкусно же.
— Нет, Лена, это не может быть вкусным. Сырое мясо в уксусе, посыпанное травками — это не вкусно. У меня сало в морозилке лежит — чем тебе не карпаччо?
— Вот ты вредина! — собираю светлые локоны себе в руку и разделяю на отдельные части, ласково перебирая пальцами. В глубине души я очень рада, что сестра так и не красилась в мое отсутствие, отчего ее кудлы такие мягкие и приятные на ощупь, — И куда мне целую вырезку девать, если ты не хочешь её приготовить?
— Скорми Крекеру, — за такой ответ я легонько дергаю ее за собранный в ладони хвост, недовольно хмыкнув, - Хех, да шучу я. Не пропадет она, приготовлю тебе нормальную пищу.
Сестренка рассказывает, что же можно сделать из этой действительно проклятой, как она подметила, вырезки. Я в это время заплетаю косу, замечая, что на висках волосы намного короче основной длины. Должно быть у нее была безумная стрижка, которую я, к своему счастью, не засвидетельствовала. Слушая, как правильно нужно жарить отбивные, я вплетаю в косу волоски с висков, немного ругаясь про себя, что их не с первого раза получается закрепить.
Сейчас вечером, когда уже стемнело, Ника несколько оживилась. Если с момента моего прихода за целый день в основном я была инициатором бесед на различные темы, то сейчас уже мне вовсю жужжали в уши. Как зашли домой с короткой прогулки во дворе, так понеслось. И если бы эти разговоры были о том, как сестре жилось и что случилось нового… Предметами обсуждения являлись только нейтральные темы, не касающиеся ее самой. Политика, цены в круглосуточных магазинах, насколько острыми могут быть рыболовные лески. Хотя по мне лучше так, чем вытягивать из нее каждое слово. Пускай рассказывает рецепты бефстроганова и мясного рагу. Я все равно последний раз готовила, не считая овсянки и кофе, лет пять назад.
Продолжаю в полумраке комнаты плести светлую косу, разглядывая худые, освещаемые ярким сиянием монитора плечики, на которые спала бретелька от бюстгальтера. Одной рукой поправляю ее и случайно касаюсь пальцами стройной шеи, отметив мягкость и нежность кожи. Ника вздрагивает, резко вдохнув воздух и прервав тем самым рассказ.
— Ах, не делай так, — хрипит она, запрокидывая голову назад и смотря мне в глаза, — Это очень щекотно.
— Прости, я случайно, — улыбнувшись, рукой возвращаю ее голову в исходное положение и заплетая дальше, — Лучше скажи, где в комнате выключатель, а то почти стемнело.
Выключатель оказался прямо возле компьютера и комнату озарил яркий, бьющий по зрачкам свет, что привыкшие к полумраку глаза болезненно заныли. Растерев их, возвращаюсь к делу и неожиданно для себя обнаруживаю на шее сестры, почти под волосами, крупный фиолетовый синяк, который я еще минуту назад и не разглядела в темноте. Неудивительно, что она ходила с распущенными волосами весь день. Должно быть ее сильно ударили тяжелым предметом, раз остался настолько страшный след. С ужасом представляю, как она бежит в подворотне от толпы разъяренных подростков, что гонятся за ней с битами. Они ее догоняют и валят на землю, запинывая ногами, что носок массивного ботинка попадает в шею, а зубы выбивают точным ударом биты… Мурашки неприятно пронзают мое тело от собственного воображения и я с ужасом отгоняю от себя дурные мысли. Кошмар, но вряд ли так было. Скорее всего мелкая драка с тем же мудаком, которого Ника даже не запомнила. Ну разве можно так? Как беспризорница уличная, а ведь выросла в порядочной и обеспеченной семье.
— Лен, ты чего там замерла? — заметив, что я еще не закончила, Ника чуть оборачивается и вопросительно вздергивает бровью, — Над чем задумалась? Ты наверно уже давно меня не слушаешь.
— У тебя синяк.
— Где?! — Ника удивилась настолько, что я сама не ожидала такой реакции от нее. Она хватается руками за шею, пытаясь нащупать гематому пальцами, — Покажи где! Я не чувствую.
— Почти у затылка, — приставляю палец в центр фиолетового овала и надавливаю, давая сестре ощутить его, — Вот здесь.
— О блин, я даже не была в курсе, что мне еще и по шее попало… — произнесенное звучит несколько задумчиво, — Наверно тогда же, когда и зубы.
— Что значит наверно? — я аккуратно притягиваю руку с косой к себе, заглядывая хулиганке в лицо, — Это не единственный случай, когда ты подралась?
— Да нет же, пусти. Просто я же растяпа еще та, и руки не из того места растут. Я то споткнусь, то уроню на себя что-нибудь. Ле-енка, ты бы знала! — прикладывает руки к груди и строит выразительный взгляд, изображающий искреннее подхалимство, — Я за этот год столько раз в травмпункте была, что меня весь персонал наизусть знает, вплоть до того, какая у меня группа крови.
— Думаешь, это звучит забавно? Я за тебя волнуюсь, а ты рассказываешь такие вещи, — грустно признаюсь и заканчиваю плести косичку, протягивая ей конец, придерживая пальцами, - Вот, найди резинку.
Через минуту Ника красуется перед зеркалом, перекидывая косу с одного плеча на другое. Я на диване переписываюсь по телефону с Гришей, сетуя на сестру, что она не в меру беспечна в своем образе жизни. А в ответ мне приходит приглашение в ресторан. «
Давай втроем завтра поужинаем? Не забывай, с тебя должок: ) « — смс-ка чересчур навязчива, но Гриша мне понравился, и поэтому идея завести с ним коротенький роман кажется мне привлекательной. Но Ника… Впутывать её в отношения с ним я не хочу. Более того, я уверена, что она только разозлится. А что если разыграть всё так, будто Григорий мой давний знакомый? Это меняет дело. Мы завтра пойдем в ресторан и
случайно встретим его и я познакомлю его с Лапуськой.
А что если ему Ника понравится больше, чем я? Нет, сестра сама мне признавалась, что девушки ей симпатичней, чем мужчины. Даже если ею заинтересуется мой мужчина, она ему не то, что отворот-поворот покажет, но и пошлет в сексуальные войска. Как мило, что моя младшая сестра нетрадиционной ориентации! Никогда не радовалась этому факту так сильно, как сейчас.
Хотя с того признания больше двух лет прошло. Может Ника поменяла свои сексуальные предпочтения. Надо будет узнать у нее ответ на этот деликатный вопрос. Вдруг она уже не девочка и имеет бойфренда, но не говорит об этом… Да какая разница? Этот ужин — не свидание! Мы просто поговорим втроем в комфортной обстановке. Пишу Грише об условиях ужина и думаю, как сестру затащить в ресторан.
— Тебе очень идет такая прическа, — замечаю я, — Под эту косу нужно носить красивое платье.
— Да, наверно. Но ты же знаешь, я не любительница платьев, юбок, туфель всяких, — сестра задумчиво вглядывается в собственное отражение, — Да и нет у меня подходящих платьев. Не ношу я их.
— Это надо исправить, Никки, — я подхожу к ней сзади и обнимаю за плечи, прижавшись своей щекой к её, — У каждой девушки в гардеробе должно быть хоть одно платье.
— У меня как раз одно с выпускного вечера. Больше не надо.
— Нет, правило любой девушки — это наличие маленького черного платья. Которое идеально будет смотреться с твоими светлыми волосами. Знаешь что? — беру ладонью ее маленький подбородок и пальцем поглаживаю по губам, — Мы завтра тебе его купим. И туфли к нему.
— Зачем мне это, Лен? — она с искреннем непониманием вздергивает бровями и вопросительно смотрит на меня в зеркало, — Мне удобно в том, что я привыкла носить. Рубашки, джинсы…
— Треники, майки, алкашки! Ты девочка или кто? Вот это, — сердито перебиваю её и оттягиваю ворот цветастой сорочки, — Это же ширпотреб! Я тебе не глядя отвечу, что это стоит не больше трехсот рублей и разойдется по швам после первой стирки, если вообще до нее не порвется. Раньше хоть более-менее качественная одежда была.
— Ну… И что? Мне нравится, да и я все равно быстро ее меняю, покупая новое.
— Тогда ты не должна сильно сопротивляться новой покупке, верно? — она пожимает плечами, едва улыбнувшись, — Отлично! Значит и от телефона не откажешься нового? Скажем, от пятого айфона.
— Откажусь, — она резко отвечает, — Моя Нокиа меня устраивает. Да и денег на него нет.
— А кто сказал, что ты за что-то будешь платить? Я за все заплачу и куплю тебе все, что ты захочешь. Ты только скажи.
Лапуська высвобождается из объятий и оборачивается ко мне, одарив осуждающим взглядом, что меня озадачивает такое явное недовольство сказанным мною предложением. Она причмокивает губами и отводит глаза в сторону. Вздыхает.
— Ладно, фиг с тобой, уговорила. Завтра займемся шоппингом. Только при условии, что в садовый мы тоже зайдем. Мне рассаду купить надо.
Да! Я сделала это! Ну, а после магазинов она обязана будет со мной отправиться в ресторан, обмыть покупки. От такого святого дела она точно не откажется.
***
— Знаешь, Никки, у меня еще днем возник вопрос, но я забыла тебе его задать. Почему не живешь в коттедже? — лежа на расправленном диване в ночной сорочке из шелка и ожидаю, когда сестра разденется и подляжет ко мне, — А квартиру сдавала бы в аренду.
— Ой Лен, мне одной тяжко там находиться, — косу, которую я так старательно плела, распутывают, — Я лишь иногда туда заглядываю. Ну иногда мы с девчонками там собираемся.
— Бухаете?
— Естественно, — она ехидно улыбается, что даже при отсутствии света видно дыру в зубах. Ника, оставшись в трусиках и маечке на голое тело, залезает под одеяло, — Если хочешь — послезавтра поможешь мне с посадками в клумбах.
— О-о-о, это не мое. У меня маникюр в конце концов, с такими ногтями ни в коем случае нельзя в земле копаться.
— Как знаешь, — сестра пододвигается ко мне, — Всё, я спать.
— А как же поболтать?
— Ле-ена… — застонав, она устало приподнимает головку, а голубые зрачки едва видно из-под ресниц, — Я полночи не спала и так вымоталась за день, что вот-вот сдохну от усталости. Всё завтра. Спи.
На последнем слове она обессилено роняет голову и плюхается щекой в подушку. Я, погладив сестру по волосам, желаю ей спокойной ночи, на что она изнеможденно угукнула, уже вовсю сопя ноздрями. Да уж, устала она действительно сильно, раз так быстро заснула. А ведь раньше, когда Ника еще в школе училась, я приезжала и мы могли болтать всю ночь напролет, до самого рассвета. Мы не замечали быстро пролетающее время, смеялись с глупых анекдотов в голос, что мать за стеной просыпалась и кричала нам, что кое-кому с утра в школу. И Ника, не выспавшаяся, но безумно счастливая, отправлялась на уроки, а я засыпала при первых лучах солнца. Так я спала спокойно. Ведь при свете солнца не снятся кошмары.
Как быть сейчас? Такой фокус не спать до утра не прокатит. Сестра уже спит как убитая, да и меня клонит в сон из-за перенасыщенности дня. Я ворочаюсь с одного бока на другой, стараясь про себя рассуждать о смысле жизни. Ведь обычно это не дает даже сомкнуть глаз и вгоняет в бОльшие размышления. Но не сейчас. Я просто хочу спать. Волнение перед предстоящим сном наростает и я в отчаянии, лежа на спине, уставляю взгляд в потолок, разглядывая на нем мелкие темные крапинки различных размеров. Откуда они там взялись?
Меня озаряет. Сон можно прогнать интернетом. Достаю с пола айфон и просматриваю ленту в инстаграме и тыкаюсь по пабликам вконтакте. И это действительно работает, я перебарываю сон. Время проходит, Ника сопит у меня под боком, пока я ставлю лайки постам о здоровом образе жизни и об идеальной фигуре. У меня идеальная фигура. Лайк.
Нет да нет, а глаза все равно слипаются. И айфон в моей руке тяжелеет, что мне становится трудно его удерживать его перед лицом. Предательски подкрадывается и зевота, что я на автомате, сонно потягиваясь, убираю телефон под подушку и вовсе забываю о нем. Веки смыкаются, открыть их становятся непосильно. Я засыпаю.
Нет. Не спать. Я буду оттягивать этот момент до последнего, я не хочу снова видеть очередной кошмар. И принимать в нем участие. С другой стороны, я столько раз видела кошмары, что должна была привыкнуть. Но к этому невозможно привыкнуть. Я погружаюсь в легкую дремоту, мечтая дотянуть до рассвета.
— Ле-е-ена.
Сиплый голос сестры, которая, казалось, только что прижималась ко мне своим телом, звучит прямо над моим лицом. Я резко открываю глаза и вижу ее улыбку.
Чувствую как мне становится тяжело вдохнуть из-за тяжести в груди. Ника сидит на ней и смотрит на меня обезумевшими глазами, водя языком в дыре между зубов. Она криво сгорбилась надо мной, наклонив голову набок, что кажется, ее позвоночник с треском переломается и выглянет испод кожи. Меня передергивает от ужаса.
— Ты почему не спишь, Ника? — ошалело спрашиваю ее, будто вижу на собой не родную сестру, а ее призрак.
— Сегодня я не буду спать. - она зловеще, нараспев произносит это в темноту, не переставая жутко улыбаться.
— Почему? — я зверски пугаюсь ее интонации. Это не сестренка. Это сон.
— Сегодня буду убивать!!!
Ника с размаху бьет сжатым кулаком мне в шею. Хруст и острая боль в гортани. Без того затрудненное дыхание перехватывает и горло наполняется кровью.
