Скрытый

МИКЕЛЕ С утра я проснулся бодрый и почти здоровый. Настроение почему-то зашкаливало за метку отлично, меня тянуло куда-то идти, что-то делать, творить, создавать… И улыбаться всем подряд. Как будто фрагмент неприятных ситуаций, в которые я попал вчера – или когда? – вообще не существовал, или, вернее, его вырезали. Воспоминания остались, а никаких эмоций на этот счет не было – произошло, ну и фиг с ним… Замечательно! Меня это только радовало – я не любил страдать… Скорей, скорей – какая-то непреодолимая сила меня подталкивала к действию – хоть какому-нибудь. Я поспешно выскочил из постели, умылся, и пошел варить кофе – хотя на часах было всего семь часов… Но встающее солнце так нежно и ласково светило белыми лучами в окно, так легко скользило бликами по занавескам, по стенам, по лицу Фло… Я сам ощущал себя легким, как эти лучи. Маленькая джезва отправилась на плиту с порцией кофе – вариться, я же попробовал голос – вечно у нас с ним проблемы! – но на мое удивление, горло было в полном порядке, ничего особенного. Пока кофе варился, я вытащил из холодильника Фло кучу всякой всячины, которая непонятно как там умещалась – ах да, я же сам недавно привозил ему провиант, когда он болел, вот ужас-то!!! Ну да ладно. На стол отправились круассаны, любимая шоколадная паста Флорана, масло, сыр, леденцы, молоко, ветчина – я бросал все подряд, ощущая себя заботливой хозяйкой. Надо его разбудить… Я взглянул на его лицо, и оно мне показалось странным… Какое-то… страдание? Да, незаметная мученическая печать легла на его черты, интересно, почему? Кто-нибудь другой, наверное, и не заметил бы, но я знаю Флорана слишком долго. Наверное, он много времени провозился со мной, больным… Я был ему безмерно благодарен – ведь я бы мог просто замерзнуть на улице – с утра было ещё холодно, а он… Ну, правда, не на улице меня нашел, и притом случайно, но все равно! Он хороший… Я потряс его за плечо. - А? Микеле? – тот подскочил, стукнулся лбом о мой подбородок – у меня клацнули челюсти – и застонал, а потом рассмеялся, - ну ничего себе поцелуйчик! И тебе доброго утра. - Ага. Ещё правда, семь часов, довольно рано, но мы же рано спать легли… - Ну, как сказать, легли, - хмыкнул Мот, поднимаясь с постели, - ты меня придавил к кровати, и мне пришлось принять свою горькую долю… Внезапно раздалось гневное шипение плиты. Ой!!! - Кофе!!! – всполошился и ринулся снимать джезву с плиты – Фло меня убьет!!! К счастью, плита была индукционной, и ничего не пригорело к поверхности, и я быстро привел все в порядок, после чего разлил кофе по чашкам. -Микеле, - позвал меня Фло. Он уже сел за стол. - Что? – я поставил обе чашки, - молоко будешь? Он отрицательно помотал головой. - Мне с тобой поговорить надо. - Что случилось? - Вообще-то это я хотел у тебя спросить. Я помолчал. - Знаешь, Фло, я не очень люблю разговоры, которые начинаются с «мне надо с тобой поговорить», это напоминает мне детство, когда мама подзывает к себе и начинает за что-то ругать. Он усмехнулся: - Ладно, ругать не буду. Ты мне только объясни, почему ты полумертвый валялся под моей дверью, и где в это время бродит твоя подружка?... Я жалостливо посмотрел на него – вспоминать красавицу Натали не хотелось… Впрочем, кажется, ещё не так давно мне было все равно?... - Досадно об этом говорить… - я немного помолчал и продолжил, - короче, мы расстались. Думаю, подробностей не надо? - Не надо… Извини. - Да ничего. - Только все-таки… - Немного подрался, или вернее, меня избили, и я почему-то приплелся именно к тебе. Впрочем, мозг летал далеко от тела, и я не соображал, куда иду. Я старался говорить как можно более обыденным тоном, чтобы не обеспокоить его, но в глазах Флорана все равно мелькнула тревога? - За что? Мик, тебя ведь и убить могли, ты был весь в синяках, когда приплелся ко мне! Кто это сделал? - В полиции он теперь. Какой-то урод, - безразлично протянул я. - Ну ладно… - он беспокойно посмотрел мне в глаза, - я вижу, твоя простуда прошла. - Да, тебе спасибо… Спасибо, что не бросил, - я улыбнулся. - Господи, я что, мог закрыть перед тобой дверь? – поднял брови Фло. - Ну… все равно… спасибо. Прости, я наверное ужасно тебя озаботил, - я виновато поглядел на него. - Ты тоже со мной сидел, когда я был болен, так что теперь мы квиты, - он махнул рукой и пригубил чашку кофе. Ну вот, все хорошо… ФЛОРАН Не сказал бы, что я был рад услышать, что Микеле бросила девушка. Она наверняка сделала ему при этом больно… А сейчас он делает вид, что ему все равно, и он просто наслаждается жизнью. Добраться бы до этой!!!... Я вздохнул и посмотрел на Микеле. Его лицо было веселым, взгляд направлен куда-то в сторону – все хорошо, да, ничего не случилось… Сколько можно уже это терпеть?!... Я не могу… Я уронил голову на ладони, скрывая лицо. - Флоран? Что такое? - Ничего. - Да ладно, я же вижу, - его ладонь легла мне на плечо. – Думаю, мне ты можешь сказать, в чем дело. - Именно тебе – не могу, – прошептал я, и, с грохотом отодвинув стул, вышел из комнаты. - Постой! – крикнул мне Микеле, наверное, озадаченный моей сменой настроения, но я не смог. Каждый день чувствовать эту привязанность, и понимать, что убиваю себя, медленно, а каждый раз, когда он ко мне близко – становилось ещё тяжелее. Я не мог сдержать его взглядов, его прикосновений – самых невинных, он ведь ничего не знает! Украдкой любуясь им, и тут же опуская глаза, когда он на меня смотрит, чтобы никто не заметил любовь, нежность и страсть в моем взгляде – все это сложно!!! Особенно для того, кем я был… Ведь это, черт побери, ненормально, Флоран, сказал я себе. Любить мужчину! Какой бред! Но это было именно так, и иногда осознание этого факта приводило меня в ужас. Тем более, что… сколько лет это уже продолжалось?... Слишком долго… И вот – решай! Либо все, либо ничего, как в двоичной системе исчисления… Один или ноль… Все или ничего… Черное и белое. Мужчина или женщина. Неважно. Я выбираю все. Я слышал, как Микеле твердым шагом подходит ко мне, я чувствовал, что сейчас он развернет меня, взяв за плечо… И встретился с ним губами. Он смешался, растерялся от неожиданности, что позволило мне прижаться к нему ещё на несколько мгновений… Но… Пусть этот миг длится вечно, Господи, умоляю, я прошу тебя!!! Пусть он никогда не кончается, потому что я боюсь того, что будет дальше… Сильный удар, от которого у меня в голове будто в набат ударили, бросил меня на пол. От гнева и страха в Микеле будто бес вселился! - Я думал… - в его звонком гневном голосе зазвенели слезы, - я думал, мы друзья! А ты… такой же, как тот! Ублюдок!!! Ненавижу!... И он бросился прочь. Я не пытался его остановить. Посягнувший – будет наказан. Внутри была пустота – за какие-то несколько секунд мое «все» обратилось в «ничего». Сердце сжали, оно превратилось в хрупкий комок льда… Опустошенный, я опустился на пол и заплакал… МИКЕЛЕ Поцелуй!!! Я выскочил из квартиры Флорана, глотая слезы обиды. Вот, оказывается, какой он! Сначала стал мне другом… ухаживал, помогал, был настолько близким, как никто другой! Теперь понятно, зачем ему все это… Грязный извращенец!!! Мимо меня проносились утренние улицы Парижа, но я не помнил, не замечал, куда бегу…Мне было все равно. Я вспоминал происшествие в клубе – руки, беспрепятственно шарящие по моему телу, не дающие вырваться… Боже, как противно!!! И, значит, Фло… лучший друг, ставший таким родным… Такой же? Исподтишка бросал на меня взгляды, желал меня, хотел меня! Какая мерзость… Как мне плохо… Перед моими глазами возникла вспышка света, раздался оглушительный гудок, и я ощутил сильный удар… Я отлетел, как пушинка, и отключился от боли, терзающей тело… ФЛОРАН Микеле ушел. Нет, убежал. От меня… Теперь, наверное, навсегда. Мне не стоит больше с ним встречаться… Сколько времени прошло с тех пор, как я впервые увидел его, услышал его? Не надо было этого делать. Но так всегда происходит – сначала делаешь, а потом невероятно жалеешь об этом… Но уже поздно что-то исправить. Я вытер мокрые щеки и вышел на балкон, захватив с собой пачку сигарет. Надо успокоиться… Успокоиться… Щелчок зажигалки – и дым наполняет мои легкие. Я затягивался раз за разом, и каждый вдох давался мне все легче… Ком, вставший в горле, медленно исчезал, только на душе было по-прежнему пусто. Я действительно потерял его. Кажется, это все… Тоже – хах, конец моей жизни. Что бы я мог сделать? Уйти? Слишком сильно люблю. Ухаживать? – Не смешно, это бы моментально развело нас по разные стороны баррикад. Как сейчас… Оставить все как есть?... Не получилось… Ну и что мне теперь делать? Я не смогу посмотреть ему в глаза, не смогу быть рядом – просто не позволю, сам себе. Зачем нужно было это спонтанное решение? И все же… Получается, будто выхода не было. Я раздавил окурок и потянулся за следующей сигаретой. Взгляд устремился вдаль, на зарождающуюся после зимы природу, на молодую зеленую листву, на утреннее солнце, пока ещё позволяющее смотреть на свой белоснежный диск… И для меня всего этого не было. Город как будто вымер, а я остался один. Конец света… Неплохая мысль, кстати. Куда мне теперь дорога? Разве что в могилу. Нет, правда… После всего, что было, жутко хотелось умереть. Я приложил руку к груди – там будто разрывалась бомба, мешая с кровью острые осколки, а на ощупь – все так же бьется сердце, разве, чуть-чуть быстрее, чем обычно… Так почему же никто этого не видит? Почему мое страдание – для меня одного, почему для остальных – ничего не изменилось?... Я озлобленно хряснул кулаком по перилам балкона – черт, разбил ребро ладони, ну и хрен с ним, переживу… Переживу. Да все на свете переживу! Внезапно до моих ушей донесся громкий сигнал и визг тормозов. Раздался глухой стук и скрежет. Что это могло быть, авария? Я глянул вниз с балкона. К моему неописуемому ужасу, у тротуара распласталась знакомая фигура. Микеле машина сбила! Я бросился вниз, как угорелый, выскочил из дома. Это ведь моя вина! Наверняка он, не разбирая дороги, просто выскочил на трассу… Вот черт! Как так могло произойти?... Черт, черт, черт… Только бы он не умер… До того места надо было пробежать около квартала – мое окно выходило не на сторону парадной, да к тому же место происшествия было немного вдалеке, но мне показалось, что я добрался туда в мгновение ока. Там уже суетился водитель, а я с ужасом смотрел то на машину – грузовик! – то на безвольное тело Микеле, который, очевидно, хорошо приложился головой о тротуар, после того, как его поцеловал бампер машины… Черт, это же какой удар… Я подлетел к водителю, который, видимо, вызывал скорую. - Что произошло? Тот растерянно открыл рот, что-то невразумительно промычал и наконец выдал: - Да не знаю! Этот чокнутый бросился мне прямо под колеса! Я едва успел остановиться, но на тормозном пути его все равно приложило, он и отлетел… Не пойму, какого черта он лезет на дорогу, бессмертный, дьявол его дери!!! Я отошел от водителя машины и приблизился к Микеле. Нет. Ты решил уйти, исчезнуть, так уходи, сказал я себе. И тут же ответил, - пусть он будет мне чужим, но… надо же ему помочь, а вдруг он действительно умрет! В сердце защемило от ужаса и тоски, и я поспешил к нему. Осторожно подойдя и зажав его запястье, я облегченно вздохнул. Жив! Уже хорошо. Сзади подошел водитель, шумно и взволнованно дыша – видимо, не хотел мне мешать. - Принести аптечку? - Давай, побыстрее, - бросил я. Ребра вроде все целы, а вот спиной и головой он нехило ударился, и, кажется, одна рука повреждена, да к тому же плечо, наверное, выбито… Наверное, он инстинктивно выставил ее, и сустав вышел, когда рука приняла удар на себя. Надо перевернуть его на живот, кто знает, может, у него позвоночник сломан… Я постелил куртку на тротуар и осторожно перенес бессознательного Микеле на нее. Черт… У него ссадина на виске, наверное, ещё и сотрясение схлопотал… Вот черт, я не помню, что в таком случае делать надо! Передо мной появилась аптечка, и я поспешно достал оттуда перекись и бинт – надо было смыть грязь и кровь с лица Микеле, а то ещё зараза… Я осмотрел его на предмет других ранений и нашел протертые об асфальт коленки, которые тут же промокнул, и содранную кожу на втором локте. Сильно приложился… Я ещё раз прощупал его пульс, и он мне показался слабым – наверное, сильно ударился… Он по-прежнему был без сознания… Видеть его таким – искалеченным, раненным, сломанной куклой лежащим на земле – было невыносимо. Я был готов перемотать время обратно и встать вместо Мика – он не должен был пострадать… Но время отмотать назад невозможно – это не кассета и не музыкальная дорожка. Я прикрыл глаза. Черт, черт, черт… Где-то на периферии раздалось гудение машины скорой помощи… Я отступил от фигуры Микеле – не мешать… работать профессионалам… - Спасите его… - шепнул я и скрылся. МИКЕЛЕ Я очнулся… Белый свет… Что это было? Резкая боль, удар, полет… Отключка. Понятно. Меня сбила машина. Я огляделся, стараясь делать как можно меньше движений – любой знает, что в таких случаях каждое напряжение мышц может быть весьма болезненным… Я мигнул, скосив на себя взгляд. Я лежал в койке, заботливо укрытый больничным пледом. Я не видел своего тела и не мог судить о повреждениях, но, слава Богу, к аппаратам поддержания жизни подключен не был и даже самой завалящей капельницы рядом не наблюдалось. Видимо, не так уж я сильно и пострадал. Это хорошо… Я закрыл глаза и вздохнул. На самом деле, мысли стремились отнюдь не к аварии. Гнев прошел, но я снова и снова думал о Флоране. Зачем? Я не верю… Не верю, что такое возможно. Это… неправильно, постыдно, пошло… Ужасно и противно. Так ли уж противно? Это не важно. Ощущение предательства, измены, подлости не оставляло меня. Будто под красивой обложкой оказалась мерзость… Впрочем, судят ли книгу по обложке? Любой скажет, что нет. А каким Флоран казался мне? Добрым, скромным, приветливым, иногда чуть вспыльчивым другом… Ммм… ещё – ласковым и веселым, иногда чуть замкнутым – когда он грустил, всегда казалось, что он замыкается в себе. Он казался мне таким странным… И он был мне очень близким другом… И все же, он редко когда ко мне прикасался. Неужели это возможно? Самый близкий человек, самый дорогой друг оказался… таким. Это мерзко. Если бы можно было отмотать все назад и как-нибудь избежать этого! Я бы не хотел, не хотел хотя бы знать об этом… Вот черт! Забывшись, я хотел двинуться, но даже пошевелиться хоть чуть-чуть было затруднительно и больно – и я оставил свое тело в покое, принявшись шарить взглядом по палате. В помещении была ещё пара человек, но все спокойно спали. Значит, это просто общая палата… Так… постель, рядом тумбочка, дверь, несколько стульев, умывальник… Я скосил глаза – подоконник, в другую сторону, за дверью… окно. Не на улицу… В коридор. Там сновали люди, - пациенты, посетители, медсестры и врачи. И стоял, прислонившись к стеклу, Фло. Он спал. Стоя. Я беззвучно всхлипнул и тут же обругал себя – да кто он тебе? Впрочем… Он же не виноват. Может… он правда любит? Я не могу различить любовь и похоть, страсть, мимолетное увлечение, желание… Кто знает. Я вздохнул и принял решение. Мы забудем этот эпизод, будто его не было. Надеюсь, он поймет меня… *** Я очнулся от своего странного бредового сна… Ах, черт, я заснул прямо стоя, прислонившись к углу спиной… Кости заныли, все мышцы затекли, и я неприятно поморщился. Я пришел сюда, чтобы удостовериться, что с Микеле все в порядке. Смотрел, смотрел на него… Мне казалось, я вижу, что его ресницы трепещут, что он сейчас откроет глаза и изогнет бровь – мол, что это со мной случилось? Нет… Все лежит… Врачи сказали, что ничего особо серьезного – водитель успел затормозить, и толчок оказался несильным. Всего пара переломов, ушибов и вывихов вместо летального исхода – слава Господу! А ведь все из-за меня… Я закусил губу. Мне нужно попросить у него прощения. Я должен теперь заслужить свое право снова находиться рядом с ним. Я снова взглянул за стекло, и нервно сглотнул. Микеле смотрел на меня… Я не мог понять его взгляда. Там читалось осуждение… Жалость. На мгновение я взбесился – какого черта он меня жалеет?! Потому что я оказался трахнутым на всю голову геем, влюбившимся в своего лучшего друга?... Потом успокоился. Мик не поймет. А ведь должен был… Хотя, кто сказал, что он кому-то там что-то должен! Ты его мнение не спрашивал, Флоран… Все эти мысли пролетели в голове в одно мгновение. Потом, я увидел, как губы итальянца шевелятся. Он звал меня. Что-то внутри шевельнулось, будто сердце сделало в груди кульбит. Мне казалось, я приковал его, как Прометея, к скале грудной клетки – ан нет, стучит ещё, глупенькое, часто-часто при виде этих прелестных глазок… Я облизнул внезапно пересохшие губы и вошел. Мне… Мне уже можно, некоторые даже удивлялись, почему я ещё не вошел… И вот, я переступаю этот порог. - Мик?... Как ты? – ненужные слова слетают у меня с губ. Ясень пень, он не в порядке! Пару часов назад его сбила, черт возьми, машина!... И все же, глупые звуки слетают с губ, и разговор, обещающий быть тяжелым, начался. - Бывало и лучше, - подтвердил мои опасения Микеле. – Знаешь, Фло… - Извини меня. Я виноват перед тобой. Давай забудем! – выпалил я, не переходя, впрочем, в подробности. Микеле замер, замерли и его слова прямо на губах, собиравшиеся слететь. Я будто видел, как застыли буквы на потрескавшейся коже губ. Бред, конечно, мне это кажется… - Фло… Я ведь тоже погорячился. Давай все просто будет как раньше… Верни мне того Флорана, которого я знал… - он замолк. Его красноречие, итальянский пафос куда-то подевался, сдулась та речь, которую он собирался произнести. Но я понял. Я был ему незнаком. Мы же… друзья. Откуда ему знать, что я, когда просыпаюсь, люблю смотреть на солнечную полоску, ползущую по моей стене? Откуда ему знать, что я люблю, когда меня целуют в шею? Откуда ему знать, что я терпеть не могу, когда у меня волосы завиваются?... Такие вещи знают только любимые. А это уже другой человек. И этот незнакомый человек стоит сейчас перед ним. - Фло… Начнем сначала? Я понимаю… Это ничего такого, а я дурак… -сбивчиво забормотал Локонте, отведя взгляд. – Я не знаю, получится или нет, но пусть это будет между нами двумя, ладно? Я подумал. Шанс возвратить все обратно. А ведь я уже знаю его реакцию. Это как возврат в прошлое… - Согласен. Ты только выздоравливай, дурень, - я улыбнулся и сел рядом, доставая из кармана яблоко. Глаза Микеле загорелись – я знал, что он любит яблоки. Я знал о нем куда больше, чем он обо мне. Я знал о нем, как о любимом. Этого уже не изменишь – так постараемся скрыть, забыть… Никто не знает о звере, сидящем внутри меня. Все знают только веселого Фло… Я перочинным ножиком снял кожуру с яблока, ополоснул его под струей ледяной воды (у них тут что, вообще теплая вода… вымерла?...) и порезал его на ломтики. - Ты с доктором говорил? – спросил меня итальянец, цапая зубами один кусочек. - Да, иначе бы я здесь не сидел… Откуда мне знать, может, тебе больше нельзя есть яблок!... – я увидел, как в его глазах смешивается недоверие с опасением, - да не волнуйся, я спросил, мне можно тебя навещать и приносить гостинцы. Ты бы смотрел хоть, куда бежишь! Впрочем, ты всегда такой импульсивный… - Ну, а ты у нас, получается, интроверт, - недовольно сказал Микеле. Между нами повисла какая-то тягостная пауза, мы оба почувствовали, что сказали что-то не то – что-то из того, что теперь под запретом. - Ну ладно, - Локонте первым нарушил молчание, и попросил у меня кивком головы ещё один ломтик. – Что там у меня? Не томи, я все стерплю… - Ну, тебе повезло. Ты заработал несколько ссадин, пару вывихов и переломов… Вернее, не переломов даже, просто трещины. Микель поморщился. - И это ты говоришь – повезло! - Ты мог бы вообще погибнуть. - Это да… - Шофер успел затормозить, так что больше пострадала твоя рука, на которую пришелся удар, и ребра, поскольку ты бордюром их, собственно, пересчитал. Так же пришлось сделать обеззараживание, но из-за препарата у тебя будет слабость, поэтому ты сейчас и лежишь… - Понятно… - Микель задумчиво смотрит куда-то в сторону. – Сколько ещё лежать? - В зависимости от результатов, - я вздыхаю и даю ему ещё один ломтик, - максимум – через три дня. - Почему? - Ну, во-первых, трещины-вывихи это тебе не Наполеон. В конце концов, и осложнение из-за твоих ссадин может быть, улицы-то не стерильные… - Понятно…. – он погрустнел, - а причем тут Наполеон? - Он давно жил. А ещё, мне кажется, что ты на него похож… Он помолчал немного, видимо, раздумывая над моими словами, и наконец, сказал: - Хорошо! Я согласен подождать немного до моего выздоровления. - Я бы не стал так рваться на волю, - скептически заметил я, - Дов рвет и мечет. Он боится, что концерт через неделю сорвется… - Ох черт… - спохватился он, - и ведь правда, три дня будет на лечение, и ещё три… Маловато для нескольких хороших прогонов! - Ничего. Мы же талантливые черти, выкрутимся! – я ободряюще улыбнулся ему, стараясь, чтобы ничего больше желания побыстрее поправиться в моей улыбке не проскользнуло. Эх, Фло, вляпался ты… *** Ещё один день, ещё только один день! Осталось чуть-чуть, и меня выпустят… Я праздно шатался по комнате, чем раздражал своих сожителей (сопалатников?), но меня можно было понять. Тесное пространство госпиталя давило на меня своей болезненной тоской, давило на меня своими застарелыми страданиями, и было такое ощущение, будто это странное место не хочет меня отпускать – а я старался вырваться отсюда, вырваться как можно скорее! К счастью, с меня вскоре сняли фиксирующие повязки, оставив только гибкий бандаж на особенно поврежденных частях тела, но вскоре и это можно будет снять – слава богу… Слава Богу… Мне не терпелось выскочить за порог, и особенно мучительно было сие ощущение, когда знаешь, что оно наступит завтра – буквально с минуты на минуту! О, да… Да, да, да, скорее!!! Я с разбегу плюхнулся на кровать, не обращая внимания на занывшие ребра – несмотря на все странные препараты, усердно втираемые мне врачами (и терпеливо сносимые мной) я ещё чувствовал те громадные синяки – но что до них! В конце концов, мне же не придется плясать голым, никто и не увидит! Я уселся на кровати и уставился в окно. Покачался из стороны в сторону. На улице… Эх, на улице весна, красота, хочется петь!... А я сижу в больнице, и жизнь моя проходит зря, никакого следа в истории я не оставляю… Вспомнился Моцарт. Вот уж никогда не думал, что буду знать его биографию так досконально! Великий человек… Чувствую себя жалким подражателем. Ну, что такое, а? Я – как фальшивка, как копия, причем не особо удачная, а может, вообще все это – глупый, мерзкий фарс? Я в последний раз глянул на залитую весенним солнышком улицу и с тяжелым вздохом грохнулся на кровать. Какая-то тоска меня грызла… Меланхолия… Будто я чего-то не сделал, не закончил, не… Ничего. Что-то было не так, неправильно. И меня это ужасно, невероятно раздражало. Проще говоря, у меня было странное состояние счастья, смешанное с хандрой – что может быть ужасней такой гремучей смеси?... Ну ладно, Мик, сказал я самому себе, не расстраивайся. Просто это все большое потрясение – сначала Фло, потом авария… И главное, это не собирается останавливаться, ведь скоро будет репетиция, одна большая репетиция в бешеном ритме, но это ещё не повод биться головой об стенку. Встал, пошел дальше - так делает Микеланжело Локонте! Я вскочил и подошел к зеркалу. Пфф… Усталая, недовольная морда, как у обиженного кота, которому не доложили еды в тарелку или не почесали за ушком… Да, похоже. Мне бы сейчас кому-нибудь нажаловаться и поплакаться в жилетку на свои горести… А, да о чем я. Я так не делаю. Пфф… Второй раз я фыркаю и возвращаюсь на свое место. Даже заняться нечем – у меня даже вещей здесь нет – не те же, что я изодрал, когда попал под машину… Фло сказал, что привезет новые… А все остальное выдал больничный персонал. Фэ! Я дернул на себе ворот дурацкой пижамы-униформы, в которой ходили здесь все – кроме медсестер и врачей, разумеется, но как мне не хватало моей нормальной человеческой одежды! Почему-то хотелось заплакать… *** Так, ключ-ключ-ключ… Вот этот? Нет, значит, вот эта бабочка, подлиннее… Я вставил чертову отмычку в замочную скважину и повернул. Ура! Дверь открыта. Надо взять одежду для Микеле. Так, где тут у него шкаф? Ну да, точно, направо… Я быстро проглядел вещи Мика и покидал в сумку все то, что считал приличным. Потому что, ей-богу, если он ещё раз наденет что-то, через что голое тело просвечивает, я… я не знаю, что с ним сделаю!!! Так… он ещё просил захватить кошелек. Только вот где он может быть? Черт, и ведь не позвонишь же, у Мике телефон отобрали в больнице, да и зарядка наверняка села… Так, придется искать самому. Где предположительно может остаться бумажник? Эх… У меня он всегда с собой либо в сумке, а вот у Микеле бардак бардаком! Совершенно невозможно разобраться. Может, просто одолжить ему из своего? Да ладно, просил же, нехорошо получится, да я что мне, поискать трудно? Я посмотрел в прихожей, на столике под зеркалом, который был завален счетами и чеками, ключами, шарфами, брелками, записными книжками и прочим хламом, но там кошелька не оказалось. Негодуя про себя на беспорядок, я прошел в комнату Микеля, и включил свет. Ну и хаос, будто ураган прошелся! Везде верхняя одежда, листки с нотами и текстами, какие-то распечатки и фотографии, рамки, карандаши и кисти, ватманы и даже набор акварельных красок, а также тюбики акрила, сиротливо сгрудившиеся около ножки фортепиано. Собрание разбросанных дисков мирно покоилось около барабанной установки, на скоплении подушек и курток на диване возлежала гитара. И вот где-то здесь, в бескрайнем море разбросанных вещей, есть маленький кошелек, которому, вероятно, даже страшно… Тьфу, глупости какие! Я закатал рукава, глубоко вздохнул и двинулся к столу, изо всех сил стараясь не споткнуться. Так… Я перелопатил все содержимое поверхности стола, но тем не менее, кошелька не было. Черт, книга какая-то свалилась… Пустая обложка мне ни о чем не сказала. Что читает Микель?... Я открыл на одной из последних страниц. «… это было так интересно! Безумно интересно, я просто поражен, насколько волшебные места могут быть спрятаны в разных уголках света. Везде восхищаются грандиозными творениями природы, как Ниагарские водопады, например, а тут, в заброшенной деревне в горах – ничуть не хуже! Поразительный воздух, и такие красивые пейзажи! Я прямо ломаю голову в предвкушении того, что Натали покажет мне завтра! Она потрясающая. С ней очень интересно разговаривать, и, кажется, я ей нравлюсь… Ох, это ж надо же! Оказывается, горные лыжи это интересно… Я бы покатался на сноуборде, да только ведь не проеду и пары метров, по крайней мере, в вертикальном положении! Я бы ужасно на нем смотрелся, я совершенно не приспособлен для таких видов спорта – вот Фло бы был крут на доске, однозначно! Вот такая картинка…» Ниже шло изображение самого Флорана, делающего невообразимый кульбит на доске – на лбу – очки, борода снегом припорошена, за спиной шлейфом раздувается шарф. «Классно было! Хотя мне уже немного скучно, хочется вернуться в привычную колею своей жизни. Недостает мне все же этих старых добрых репетиций и придирок Дова! Когда все кончится, я буду по этому скучать!... Однако, неожиданно, что Натали такая интересная. То есть, я знал, что она интересная, но чтобы у этой девушки было такое увлечение! Необычно… Возвратились в Париж! О да… Наконец-то! Я постоянно переписываюсь с Натали, но теперь ее мне недостает. Я привык к ней, она такая милая и хорошая… Я ее очень люблю… Сегодня репетировал Вивр с Фло… Вот я о чем думаю, не надо было обрезать версию Вивр для фильма! Ну зачем? Мне кажется, Фло на меня странно смотрит иногда… Пристально… Любуется, наверное, ведь я такой красавчик!!! Завтра мы с Натали договорились встретиться и побеситься в клубе. Думаю, как она отнесется к макияжу на моем лице… Может, лучше не краситься?... Хотя… Чуть-чуть можно. Она не заметит, я думаю…» На этом запись оканчивалась. Я уже понял, что это дневник Микеле… Я вообще имею при себе ежедневник, но там у меня записаны важные встречи и всякие пометки, чтобы не забыть – органайзер… А это – полноценные мемуары. Я читал, понимая, что поступаю мерзко, что если Микеле узнает, он будет на меня обижен, что он меня возненавидит после того, что я сделал, а теперь я ещё лезу к нему в его личные дела… Я не мог остановиться. Взгляд бегал по строчкам, пожирал текст, запечатлевал рисунки. Пару страниц назад… «Как тяжело… Мне так тяжело, если бы кто-то знал, как! Я не могу больше, я возьму и повешусь, я не могу выдерживать своего собственного темпа. Я разрушаю самого себя. Я вирус, я как выжатая батарейка, которую греют и снова вставляют в аккумулятор, но я скоро просто взорвусь. Я хочу сказать, нет, я хочу встать и крикнуть, чтобы все пошли к чертовой матери, чтобы все они подавились своими желаниями и требованиями, а я ухожу… Только Микеланжело Локонте так не делает, не имеет права делать, я такой образ жизни себе выбрал, а плачу кровью, потом и слезами. Как устал, как устал… Спасите меня, кто-нибудь, скоро я не выдержу… Поссорился с Мелин. Она несносная! Моя гримерка, чего хочу, того и делаю в ней, черт возьми, пусть за своей следит! А мне не надо мозг выносить… Черт, ненавижу всех… Кажется, только Фло меня и понимает – разумеется, так же устает, бедняга. Иногда я у него в глазах такую тоску смертную вижу… Просто ужасна жизнь актера и певца. Устал. Устал-устал… Вроде как помирился, только не хочу никого видеть. Ну и пошли все куда-нибудь… Хочется чашечки кофе, всю ночь сидеть думать… Думать… Дов сказал, что у нас будут каникулы! Нет, представить – каникулы!... О господи, я отдохну, я высплюсь, я буду счастливым, добрым веселым мальчиком… Может, синяки под глазами пройдут хотя бы… Может, как-нибудь уломать Дова на недельку свободы и смотаться с ребятами на море? Может, даже в Италию… Как я тоскую по Италии… Сто лет там не был. Сколько не вояжируй по местности, а лучше Родины нет ничего!... Показать бы Фло, где я родился и где провел свое детство… Он поймет меня, он всегда меня понимает… Опять он курит эти чертовы сигареты! Я же ненавижу, когда он курит! Идиот, он прекрасно об этом знает, и все равно, стоит выйти на улицу, и он этими своими дрожащими нервными пальцами вытаскивает свою пачку и начинает дымить, как паровоз! Ненавижу… Как будто мне легче оттого, что мы на улице. Еле добрел до дома, и сам весь табаком пропах… Фу, гадость какая… Сегодня прогулялся по ночному Парижу… Было хорошо и свежо, я даже как-то отдохнул немного… Флоран наверное, отругал бы меня за такие поздние прогулки – но мне уже как-то все равно. Я, кажется, начинаю приходить в себя, и это самое лучшее…» Я помотал головой и закрыл книжку. Я мерзавец. Я залез… в душу. Кто мог знать, что Микеле так тяжело приходится? Его дни были полны борьбы с самим собой – чтобы не сорваться. Чтобы не подвести… Как это может быть сложно – исполнитель главной роли, это ведь дух всей труппы. Иначе и быть не может… Положил книжонку на место. Сколько эмоций… Я поражен. Я угнетен. Я… Мне лучше это забыть. Что-то новое, и в то же время нечто такое, о чем я будто бы всегда догадывался, узнал я. И этого мне знать не полагалось. Почему я не закрыл ее с самого начала? Я вздохнул и поднял глаза вверх. Ну что за жизнь?... Вдруг… На люстре висели брюки. Я стянул их, уже зная, что в кармане найду… … кошелек. Как я сразу не догадался? Мда, Мике. Ты разумен сверх меры. Если тебе нужно что-то не потерять, ты повесишь это на самом видном месте – непобедимая логика! Не легче ли убраться в квартире?... Снова вздыхая, который раз за этот день, я сунул бумажник в карман и вышел из квартиры, закрыв за собой дверь. Я ничего не скажу Микеланжело…