Глазами добровольца

Я не сразу понимаю, что происходит. Оглядываясь по сторонам, я ищу ответы. Чье имя вытянули только что? Я вглядываюсь в лицо каждого попавшегося мне на глаза человека, словно пытаюсь считать с него информацию. Поняв, что нужно смотреть туда, где находится Мирта, я оборачиваюсь и ищу ее глазами. Ответ приходит в голову сам по себе. Мирты нет на своем месте, она идет к сцене. Внутри как-будто что-то поднялось и резко опустилось вниз. Я не совсем понимаю, куда смотреть и как действовать. Не веря в происходящее, я крепко зажмуриваю глаза и открываю их снова. Смотрю вперед и вижу Мирту. Она решительно поднимается на сцену, в ее глазах нет ни капли страха, словно она идет говорить речь или получать награду, а не умирать. Я знаю Мирту как облупленную, она никогда не была трусливой, но иногда даже у добровольцев подкашиваются ноги в таких случаях. Мирте предоставляют несколько слов, но она не из тех, кто будет прислуживать кому-либо, даже всемогущему Капитолию, поэтому она лишь с презрением оглядывает людей, которые ее окружают и ни на шаг не приближается к микрофону. Повисло молчание. Чтобы разрядить обстановку на площади, Стелла с беззаботным выражением лица берет в руки микрофон и произносит речь. - Что ж, жребий брошен, господа! Трибутами 74-х Голодных игр дистрикта номер два являются Мирта Джонс и Джек Милтон. Все это время Мирта стоит с гордо поднятой головой и с безразличным взглядом, словно ей уже не раз доводилось становится трибутом. Когда играет гимн и охрана уводит Мирту и Джека к Дому Правосудия, один из миротворцев как и принято берет Мирту за руку, чтобы не было возможности сбежать. Понятно, что она не собирается убегать, но Мирта грубо отдергивает руку и идет дальше. Такого отношения к себе она не терпит. Жатва закончена. Я пробираюсь сквозь толпу, толкая всех, кто попадается мне на пути. Я совсем перестаю что-либо соображать, подхожу к бетонному ограждению и бью его кулаками со всей силы. Люди расходятся, но большинство еще на площади. Все взгляды устремлены на меня. Мать подходит и пытается успокоить меня: «Хотя бы не на людях, Катон». Мне плевать на людей. У меня забрали последнего человека, который что—то значил для меня. Ненависть ко всем, ненависть к Капитолию, к играм просто переполняет меня. Я говорю матери чтобы она отошла и продолжаю сбивать в кровь кулаки. Это продолжается достаточно долго, судя по тому, что вместо толпы на площади я вижу одну лишь Мирту. Она сидит спокойно, поджав под себя ноги и наблюдает за моими действиями. Она знает, что в такие моменты лучше переждать и не трогать меня. Ее спокойствие раздражает меня еще больше, я продолжаю сбивать руки с новой силой. Тогда Мирта осторожно подходит ко мне, так что бы я случайно не задел ее. - Прекрати, иначе тебе нечем будет обнять меня, когда будешь провожать в Капитолий. Я резко поворачиваюсь и Мирта отходит еще на несколько шагов дальше. - Я не отдам тебя Капитолию. - Что ты можешь сделать, Катон? – Мирта будто усмехается надо мной. Я поник. Это правда, сделать я ничего не могу. Всех, кто когда-либо пытался сопротивляться Капитолию теперь навещают родственники на кладбище. Но я не могу так просто отпустить Мирту на игры. Нужно что-то придумать. И у меня всего день. В остальных дистриктах трибутов забирают сразу после жатвы. Миротворцы дают им только около часа на прощание с родственниками и затем трибуты сразу отправляются в путь. В нашем дистрикте условия получше. Как бы в награду за добровольцев, трибутам дают на сборы один день. Чтобы не было возможности убежать на них надевают специальные браслеты, отлеживающие каждый их шаг. Я замечаю такой на Мирте. - Мне нужно идти. Ты зайдешь попрощаться? – Мирта подходит ближе и нежно целует меня в губы. - Я не собираюсь прощаться, - я обнимаю Мирту словно в последний раз, хотя вполне возможно, что так и есть. Она слегка улыбается и уходит. А я направляюсь к Джеку Милтону, уже заранее зная, как нужно действовать. Если Мирта не может остаться в дистрикте, то я еду вместе с ней.