I Just Called (To Say I Love You)

Придя в себя, Зейн не спешит открывать глаза. Ему неудобно — подушка слишком высокая, шея затекла — и чертовски жарко — одеяло весит, наверное, несколько тонн, — но уж лучше так, чем когда больно и холодно. Зейн совершенно точно не в своей постели и даже не у себя дома, здесь пахнет иначе: смутно знакомыми женскими духами и сырными чипсами. У него нет ровным счётом никаких догадок. Рядом кто-то всхрапывает, и Зейн изумлённо распахивает глаза. Повернуть голову удаётся лишь после некоторых усилий — кажется, он очень долго проспал на этой подушке. В темноте угадывается только силуэт спящего рядом человека — полностью одетый, сосед лежит на одеяле, положив руку себе на живот и отвернувшись от Зейна. — Лиам? — шепчет Зейн. Его голос такой хриплый, что он сам на секунду пугается. Он уверен, что это не Лиам, но чем чёрт не шутит. Сосед шумно вздыхает, поворачивается — и глаза Зейна уже привыкли к темноте достаточно, чтобы узнать Найла. Но он не успевает обрадоваться своему открытию — Найл забрасывает свою руку Зейну на живот, и он вскрикивает от внезапной острой боли. Найл вскакивает в ту же секунду: — Господи, Зейн, прости! Я ударил тебя? О Господи, я не хотел, извини! — Ничего, — морщась, Зейн приподнимается на локтях и оглядывается. Он никогда раньше не был в этом месте; наверняка это комната Найла, но он решает уточнить: — Где мы? — У меня, — отвечает Найл. Он хлопает в ладоши, загорается неяркий свет, и Зейну приходится зажмуриться. — Как ты себя чувствуешь? — Бывало и лучше, — честно признаётся Зейн. — Всё болит. Губы Найла мгновенно сжимаются ниточкой, взгляд становится серьёзным: — Нужно обезболивающее? Можем съездить к врачу, если думаешь, что надо. Зейн осторожно качает головой, разминая онемевшую шею: — Только воды, если можно. — Сейчас, — Найл исчезает за дверью. Пока он ходит, Зейн осматривается внимательнее: комната обставлена нескромно и без малейшего намёка на вкус, повсюду разбросаны какие-то вещи и бумажки. На полу стоят часы: шесть вечера. Зейн замечает открытую пачку сырных чипсов и рядом аккуратно сложенную в стопку одежду. Свою. Зейн приподнимает одеяло и смотрит на себя. На нём свободная белая футболка и обрезанные до колен спортивные штаны — всё чужое. Голени в кровоподтёках — вот это его. Он чуть задирает футболку — и да, с живота на бок сползает громадный багровый синяк. — Мне так жаль, — Зейн вздрагивает. Найл стоит в дверях со стаканом воды в руке. — Нельзя было такое терпеть. — Знаю, — Зейн трёт лицо, откинувшись на подушку. — Мне тоже жаль. Если бы он был не таким доверчивым. Если бы он был храбрее. Если бы он был решительнее. Если бы он был сильнее. Если бы он был хоть немного похож на Лиама, он бы давно дал отпор. Если бы. — Так что случилось? Как я здесь оказался? — спрашивает Зейн, залпом выпив принесённую воду. — И где Лиам? Он знает, что я тут? — Он знает, он тебя привёз, — улыбается Найл. — А сейчас он в магазине. У меня совершенно пустой холодильник. / / Проходит час с небольшим после побега Зейна, когда Лиам начинает чувствовать себя будто бы за бортом. Он бродит взад-вперёд по квартире, не находя, чем себя занять, выбрасывает коробки из-под пиццы, включает и отключает телевизор... Ему не терпится узнать, как прошла встреча Зейна с мамой, но Зейн не звонит — и это слегка (вообще-то, очень) задевает Лиама. Он чувствует себя частью этой истории — но Зейн, видимо, нет, и это обидно. В конце концов он решает сам позвонить Зейну и даже берёт в руки мобильный, но передумывает в самый последний момент — это, конечно, глупая, совершенно детская обида, но он ничего не может с собой поделать. Вместо этого он набирает номер Тоболовски. Уже почти десять вечера, но Лиам надеется, что пожилой капитан ещё не спит. Он не спит — отвечает почти сразу, откашливается и шикает на кого-то рядом. — Лиам Пейн? Чем обязан? — Добрый вечер, капитан! — улыбается Лиам. — Знаю, уже поздно, но я хотел поблагодарить вас как можно скорее. Вы не представляете, как я ценю вашу помощь. Капитан произносит куда-то в сторону: «Да замолчите уже наконец!» и хмыкает в трубку: — Так это тебе я сегодня бросил пять фунтов на Пикадилли? Не признал, извиняй. — Не понял? — хмурится Лиам. — Я не имею ни малейшего понятия, за что ты меня благодаришь, Лиам, — после секундной заминки отвечает капитан Тоболовски. — О чём ты? — Да всё о том же, — растерянно объясняет Лиам. — Отчим моего друга только что позвонил ему и сказал, что Триша Малик возвращается домой. — Ну-у, — тянет капитан, и Лиаму очень-очень не нравится его тон. Желудок стискивает плохое предчувствие. — Тогда, возможно, тебе стоит благодарить его отчима? Потому что мои поиски не продвинулись ни на йоту. Через тридцать секунд Лиам на улице, одной рукой он пытается попасть в рукав куртки, другой пишет Найлу, что ему срочно нужна машина. Ещё через три минуты он на парковке возле дома Хорана. Отполированный бок красотки Найла ярко блестит в свете фонарей, но Лиам быстро находит её не поэтому: машина уже заведена, Найл сидит на пассажирском сиденье. — Куда мы едем? — спрашивает Найл, когда Лиам падает за руль. Голос Лиама утопает в рёве мотора, когда он вдавливает в пол педаль газа: — К Зейну, — но Найл слышит. Он хмурится, от прежней беспечности не остаётся и следа: — Что случилось? — Его отчим случился, — сквозь зубы цедит Лиам. Он здорово превышает скорость, но даже не замечает этого — или, скорее, не собирается обращать на это внимания. Он быстро рассказывает Найлу, что случилось, и объясняет, что собирается сделать; тот слушает очень внимательно и реагирует моментально: — Мы не повезём его к вам. Пусть побудет у меня, я попрошу Деми пойти домой. — Его отчим не знает нашего нового адреса, — протестует Лиам. — Вот и не узнает, — не сдаётся Найл. Пока он разговаривает с Деми, они подъезжают к дому Зейна и останавливаются чуть поодаль, чтобы машину не было видно из окон. На первом этаже горит свет. Лиам глушит двигатель и мрачно хмыкает: — Мне бы сейчас пригодилось что-нибудь помощнее ораторских способностей. Найл хлопает его по плечу: — Если намекаешь на мой пистолет — нет. Он ужасный человек, Лиам, но всё же человек. У него есть мозги. Вы сможете поговорить. Лиам вовсе не намекает — он вообще забыл, что у Найла, «как и у любого представительного человека в наше тёмное время», есть оружие. Просто он чувствует себя совершенно беспомощным. Он правда, правда пытается справиться с собой (ведь чёрт, он столько раз говорил Зейну, что надо уметь давать отпор — а теперь, оказывается, не может сделать этого сам?), но ничего не выходит. В голове бъётся одна-единственная мысль: «А вдруг я сделаю ещё хуже?». Найл остаётся ждать в машине, пересев на водительское сиденье — на всякий случай. Лиам стучится в дверь. Сначала ничего не происходит. Когда Лиам поднимает руку, чтобы постучать снова, за дверью раздаются тяжёлые шаги. — Кто там? — спрашивает хриплый голос. — Меня зовут... — начинает Лиам и обрывает сам себя. Плохое начало. Пока он судорожно пытается придумать что-то другое, в доме звякает цепочка, щёлкает замок, и дверь распахивается. В общем, примерно так Лиам и представлял себе отчима Зейна. Он примерно одного с Лиамом роста, крепкий, широкоплечий; тёмные волосы, уже поседевшие на висках, гладко выбритый подбородок, морщинка между бровей и мерзкая ухмылка. Точь-в-точь придурки из колледжа Лиама, только на тридцать лет старше. — Я знаю, как тебя зовут. Зейн не выйдёт погулять, зайди попозже. Это подтверждает то, что Лиам и так знал — но надеялся, что ошибается. — Он нужен мне сейчас. — Лучше зайди попозже, — повторяет отчим. В его голосе проскальзывают металлические нотки. — К вашему обоюдному сожалению, он сейчас не в состоянии подставлять тебе зад. Лиам сжимает кулаки — мечтая лишь об одном: разорвать этого подонка в клочья — и изо всех сил пытается держать себя в руках. Конечно, отчим Зейна замечает это. Демонстрируя своё абсолютное спокойствие, он опирается плечом на стену, чуть отступив вбок, и Лиам видит Зейна. Зейн лежит ничком, протянув одну руку к проходу в соседнюю комнату, словно пытался отползти, другой закрывая голову. Он в обуви и в куртке, как был, убегая от Лиама. Из-под задравшейся куртки видна полоска кожи, которую Лиам в первое мгновение принимает за футболку — такой огромный и тёмный там синяк. — Зачем ты смотришь? — насмешливо спрашивает отчим Зейна. — Он такой жалкий... У тебя же больше на него не встанет. Странно, что вообще стояло. Лиам прекрасно понимает, чего ублюдок добивается — он хочет вывести Лиама из себя. Лиам не собирался поддаваться, но раз уж ему неймётся... Лиам делает шаг вперёд и — Мужчина бьёт так неожиданно, что Лиам не успевает среагировать. Его голова запрокидывается так, что он видит улицу в дверной проём, и он только чудом не падает. На языке чувствуется вкус крови, в глазах на несколько секунд темнеет от боли. — Сукин сын, — слышит он шипение прямо у своего лица, и твёрдые пальцы впиваются в плечо. Лиам сжимает зубы, чтобы не застонать, но это ещё больнее. — Ты испортил мою игрушку, маленький ублюдок. Этот придурок, — Лиам поднимает голову, моргает, пытаясь восстановить зрение, но у него двоится в глазах — он видит две чёрные головы на фоне яркого пятна света, — возомнил о себе чёрти что, как связался с... Нет, не двоится — отчим Зейна издаёт странный хрипящий звук, пальцы, сдавившие плечо Лиама, исчезают, и Найл выплёвывает: — Блять, ну ты и урод, приятель. Лиам трясёт головой. Найл держит своего нового «приятеля» в удушающем захвате, а «приятель», выпучив глаза, пытается ударить его затылком в подбородок и скребёт пальцами его куртку. — Не очень по-геройски, друг, — Найл улыбается Лиаму, — но на первый раз сойдёт. У тебя кровь на губе. — Не совсем то, что я планировал, — бормочет Лиам, тыльной стороной ладони вытирая рот. — Ты что, собираешься его задушить? До этого бывшее красным, лицо отчима Зейна начинает синеть, а сам он вырывается уже не так старательно, как прежде. — Нет. Можешь ударить его туда, где у него буква «А» на футболке, и пойдём. Это совершенно не по-геройски, но Лиаму всё равно. Он делает, как предложено, и Найл отпускает свою жертву. Отчим Зейна, согнувшись пополам, падает на четвереньки, но ни руки, ни ноги его не держат, и он растягивается по полу так же, как его пасынок, кашляя и хватая ртом воздух. Лиам поднимает Зейна на руки — он как будто бы ничего не весит — и смотрит на Найла: — Как ты сюда попал? — Моя школьная подружка жила в точно таком же доме. Она миллион раз выставляла меня через чёрный ход, когда родители неожиданно возвращались домой, — хмыкает Найл. — А открыть дверь... С моей профессией и не тому научишься. Лиам бормочет: «Но ты же ресторатор» — но Найл или не слышит, или делает вид. Когда они выходят, Лиам оглядывается на дверь чёрного хода — замок вывернут с мясом. / / — Не могу поверить, что вы правда это сделали, — шепчет Зейн. Он опирается локтями на стол (они уже переместились на кухню, Найл заварил чай) и прячет лицо в ладонях. — У вас у обоих будут большие проблемы. Особенно у Лиама. Найл смеётся: — Перестань, Зейн. Ты ещё совсем не знаешь Лиама. Наш друг — супергерой. Ну, мой друг, — он насмешливо приподнимает бровь, и Зейн отчаянно краснеет. Не переставая улыбаться, Найл дотягивается до дверцы холодильника, распахивает его и заявляет: — Пора перекусить. Будешь бутерброд? Есть сыр, колбаса, ветчина... Улыбка медленно стекает с его лица, когда он поворачивается к Зейну: тот сидит, неестественно прямой, стеклянный взгляд направлен на забитые до отказа полки. — Найл, — его тихий голос звучит оглушительно в тишине, нарушаемой только гудением холодильника. — Где Лиам?