I Just Called (To Say I Love You)

Зейна раздражает, что Найл даже не пытается оправдаться. («Зейн, я не могу тебе ничего рассказать. Зейн, прости! Зейн, я поклялся, что ничего тебе не скажу, — как заведённый повторяет он. — Честное слово, всё будет в порядке. Зейн, умоляю, успокойся! Пожалуйста, сядь! Зейн, я пообещал ничего тебе не говорить. Извини меня, Зейн!»). Злость жжётся больнее самых сильных ударов. Обида — ещё хуже. Зейн точно знает, куда и зачем отправился Лиам. Зейн смутно догадывается, почему Найл отпустил его одного и что дал с собой. Зейн не понимает, почему нельзя рассказать ему, что происходит. — Это касается меня больше, чем кого-либо ещё! Он зол, потому что Лиам нарочно подставляется под удары, которые предназначаются Зейну. Он расстроен, потому что поведение Лиама может быть расценено только как совершенное, абсолютное недоверие. От досады на глаза наворачиваются слёзы. — Он хочет защитить тебя, Зейн, — Найл осторожно кладёт ему руку на плечо. Зейн резко отстраняется. — Он считает, что меня защитит незнание? Почему он решил, что знать о том, что он собирается сделать, для меня хуже, чем догадки? Ужасные догадки, между прочим, — Зейн сжимает зубы. — Вы выломали замок и напали на отчима. Этого вполне хватит, чтобы упечь вас обоих за решётку! А о том, что может случиться сейчас, когда он с отчимом один на один, даже думать страшно! Он задыхается: слёзы не дают выдохнуть, злость — вдохнуть. Если бы у него были сверхспособности, весь район остался бы без света и стёкол. Найл выглядит удивлённым и растерянным, протягивает к нему руки, собираясь обнять за плечи: — Зейн, нет, честное слово, он будет в порядке... Я не совсем... Его перебивает странный навязчивый звук. У Зейна в ушах шумит кровь, и он не сразу узнаёт незатейливую мелодию, поставленную на звонок мобильного. — Я очень надеюсь, что это Лиам, — говорит он, выходя из кухни. Это не Лиам. Номер не распознаётся — звонящего нет в списке контактов. Найл заходит в спальню следом за ним и тут же оказывается удостоен мрачнейшего из взглядов. Зейн отвечает на вызов с некоторой опаской: — Да? — Зейн Малик? — спрашивает взволнованный звонкий голос. Собеседнику лет двадцать, и они с Зейном абсолютно точно не знакомы. Зейн хмурится. — Да, это я. — Чёрт, осторожнее, пожалуйста! — доносится до Зейна. Слышится какое-то пищание, голоса, шум, словно говорят из машины. — Зейн, слава богу! Меня зовут Эрик Тёрнер, я работаю с твоим отцом.. Зейна словно обливают ледяной водой из ведра. — С кем? — переспрашивает он. — То есть с отчимом, конечно, да, с отчимом, — Зейн обнаруживает, что задержал дыхание, и шумно выпускает воздух. Он не собирается ничего говорить Найлу, который смотрит на него с немым вопросом, практически написанным на лбу. — Зейн, ты должен немедленно приехать в госпиталь на Стадиум-роуд, мы уже почти здесь, мы в карете скорой помощи, в Клинта стреляли, он без сознания... Возможно, что он... Что он... — Кто стрелял? — севшим голосом спрашивает Зейн. Найл, наблюдавший за его лицом до этого, закрывает ладонью рот и издаёт странный звук. — Я не знаю, нападавшему удалось скрыться, — шёпотом отвечает Эван? Эрик? Эштон? Зейн уже забыл. — Мне так жаль, Зейн. Всё будет в порядке. Приезжай скорее, пожалуйста. Зейн замирает с замолчавшим мобильным, прижатым к уху, и приходит в себя лишь тогда, когда Найл взволнованно спрашивает: — В чём дело? — В отчима стреляли, — сам не до конца веря своим словам, медленно отвечает Зейн. — Его напарник просит приехать в больницу на Стадиум-роуд. Найл открывает рот, но Зейн перебивает — всё так же чеканя каждый слог: — Нападавший скрылся. Всё остальное он делает быстро, стараясь не обращать внимания на боль во всём теле — одевается, обувается, отмахивается от Найла, пытающегося дать ему деньги на такси. — Твоя машина у Лиама? — спрашивает Зейн. Найл кивает. — Ты всё не так понял... — Зейн качает головой. — Зейн... — Мы потом поговорим. Больно наступать на правую ногу — это Зейн обнаруживает, попытавшись пробежаться. Несмотря на это, поплутав во дворах, он быстро находит оживлённую улицу. К счастью, больница недалеко, и пяти фунтов, найденных в кармане, хватает, чтобы заплатить таксисту. Через двадцать минут Зейн уже заходит в старое здание, пропахшее лекарствами и бинтами. Не осматриваясь, он идёт к дежурному столу. — Полицейский с огнестрельными ранениями, — говорит он пожилой медсестре, но прежде, чем она успевает что-то сказать, ему на плечо кладут руку. Обернувшись, он встречается взглядом с молодым белокурым парнем в форме. Глаза у него огромные не то от страха, не то просто так, губы искусанные, (и вообще он больше похож на стриптизёра, чем на настоящего полицейского, — проносится у Зейна в голове). — Зейн? — спрашивает он. Зейн кивает. — Я Эрик Тёрнер. Пойдём, я тебя провожу. Пока они идут по пустому больничному коридору, Эрик успевает вкратце рассказать, что случилось — о том, как они вышли на смену и сразу поехали на вызов, о том, как по заявленному адресу не оказалось даже дома, и о том, как в отчима Зейна трижды выстрелили, едва он вышел из машины, чтобы осмотреться. Одна из пуль прошла в нескольких сантиметрах от сердца, две другие угодили в плечо. — Хотелось бы сказать, что его жизни ничего не угрожает, но... — Эрик поджимает губы. — Он сейчас в операционной. Мы должны ждать здесь, — он кивает на скамейки, стоящие вдоль стены. Они садятся и молчат некоторое время. В тишине слышно, как в холле то и дело раздаются звонки, открывается и закрывается дверь. Наконец Зейн решается задать волнующий его вопрос: — Кто мог это сделать? Эрик лишь пожимает плечами: — Твой отчим первоклассный спец. У него много врагов. Тех, кто сейчас на свободе, не наберётся и десятка, конечно, но всё же и они имеются. Зейн может сходу назвать пятерых — но, конечно, Эрик не имеет в виду его и его друзей. — Говоришь, нападавшему удалось уйти? Эрик кусает губы, прежде чем ответить: — Это была очень пустынная улица. Там не было ни людей, ни машин. У меня был выбор: спасать Клинта или преследовать того парня. Но я найду его, клянусь тебе, — он так резко поворачивается к Зейну, что тот вздрагивает. — Я прекрасно запомнил его. Смогу составить наиточнейший фоторобот, обещаю. У Зейна с языка едва не соскальзывает: «Это вовсе не обязательно». — Спасибо, — говорит он вместо этого. По лицу Эрика он видит, что тот тоже собирается что-то спросить, и холодеет от ужаса: не показался ли полицейскому подозрительным такой допрос? Поэтому он вскакивает: — Ты не знаешь, где здесь туалет? — По коридору до конца, в вестибюле направо, — жестом показывает Эрик и отворачивается, снова упираясь безучастным взглядом в стену. Зейн облегчённо выдыхает. Он быстро шагает в указанном направлении, минует коридор, поворачивает направо и... влетает в Лиама. Тот стоит в расстёгнутой куртке, держа в одной руке свой шарф и пластиковый стакан с кофе, в другой — мобильный. Увидев перед собой Зейна, он радостно улыбается. Издав испуганный звук, Зейн зажимает себе рот рукой. Другую ладонь он прижимает к губам Лиама, когда тот открывает рот, чтобы поздороваться. — Что ты здесь делаешь? — шипит Зейн. Он в ту же секунду забывает и об обиде, и обо всём, что собирался высказать Лиаму при встрече — остаётся только страх, что Эрик с его чёртовой фотографической памятью узнает Лиама, и тогда... Что будет тогда? Лиам вытягивает губы трубочкой и чмокает Зейна в подставленную ладонь. Когда Зейн убирает руку, он улыбается: — Ну, неплохо. Я решил, что встреча будет холоднее, когда Найл сказал, что ты злишься. Так легкомысленно! У Зейна сердце сжимается — Лиам и не догадывается, что, может, уже сегодня у полиции будет его подробный фоторобот. — Нет, Лиам, — охает Зейн. — Зачем ты пришёл? Ты с ума сошёл? Напарник отчима здесь! Он помнит тебя! — Не понял, — Лиам изящно поднимает бровь и недоумённо наклоняет голову набок. — В смысле? Откуда? — Он видел тебя, когда ты... — Зейн закусывает губу. — Ну, когда... Чем ты вообще думал, чёрт подери, Лиам! — взвивается он, пихая Лиама в грудь. Лиам растерянно отступает назад — а в следующую секунду недоумение на его лице сменяется улыбкой. Такой широкой, такой светлой, такой неуместной. — Уж не думаешь ли ты, что это я стрелял в твоего отчима? До Зейна не сразу доходит смысл его слов. Он таращится на развеселившегося Лиама, раскрыв рот от изумления. — Не ты? — Не я, — Зейн продолжает смотреть на него широко распахнутыми глазами, и Лиам на всякий случай повторяет ещё раз: — Это мог бы быть я, потому что я мечтаю о смерти этого ублюдка, но нет, к сожалению, это не я. Не знаю, льстит мне то, что ты думаешь, будто я способен на такое, или пугает. Судя по ощущениям, Зейн таскал на плечах гору — а теперь она падает. — Но ты пропал, взял с Найла обещание молчать, у тебя была машина, был пистолет... — Какой ещё пистолет? — удивляется Лиам. Помещение вдруг начинает заполняться людьми — кажется, в больнице кончились приёмные часы. Зейн тянет его к стене, чтобы никому не мешать. — Пистолет Найла. Я думал... — У Найла есть пистолет? — перебивает Лиам, и на лице у него совершенное изумление. — Я даже не знал этого! У Зейна в голове мелькает мысль — смутная, но более-менее оформившаяся. Он прищуривается: — А замок у меня дома на задней двери цел? — Откуда мне знать? — снова удивляется Лиам. — Я заходил и выходил через переднюю. — А Найл? — Если мы оба говорим о последних событиях и вызволении прекрасного принца из лап урода-дракона, то, насколько я знаю, он всё время был в машине, — Лиам хмурится. — В чём дело? Сначала Зейн неверяще качает головой, затем начинает смеяться — до красных щёк и слёз на глазах. Потом, слегка успокоившись, рассказывает Лиаму версию событий, которую услышал от Найла. Лиам закатывает глаза, но всё же не может сдержать улыбку: — Господи, я ведь попросил его отвлечь тебя, а не рассказывать сказки про гангстеров. Из коридора, в конце которого находится операционная, появляется медсестра, и Зейн вспоминает, где и почему находится. Судя по лицу Лиама, он тоже забыл об этом. — Я рад, что ты в порядке, — говорит он. — Я пойду, надо ещё кое-что успеть. Позвони, когда что-нибудь произойдёт. Он мягко чмокает Зейна в губы и направляется к выходу. Лишь когда его широкая спина теряется в толпе, Зейна осеняет — он не спросил, где же тогда был Лиам. / Эрик встаёт, когда Зейн подходит ближе. — Ты долго, всё в порядке? — Да, просто встретил старого знакомого. Есть новости? — Медсестра сказала, что нужно продолжать надеяться, — мрачнеет Эрик. — Полагаю, на больничном сленге это значит, что всё плохо. Зейн сочувственно кивает и собирается как-то его утешить, потому что парень выглядит ужасно расстроенным — а в следующую секунду ему срочно нужно присесть. Напарник отчима расстроен, потому что отчим ранен. Тяжело ранен, возможно, смертельно. Смертельная рана означает, что отчим умирает. Умирает. Внезапно смысл этого слова захлёстывает Зейна, как цунами. Сложно объяснить, но до этой секунды не думал о произошедшем так. Не думал, что лично его это как-то касается. Он волновался за Лиама, даже переживал слегка за этого парня... Имя которого совершенно не откладывается в голове. Но он не думал о том, что его отчим, его мучитель, дьявол, превративший его жизнь в ад, может умереть. Оставить его в покое. Исчезнуть. — Зейн, ты в порядке? Зейн? Эй! Эрик встряхивает его за плечи, и Зейн приходит в себя. — У тебя было такое лицо, — охает Эрик. — Как будто... Как будто ты призрака увидел. Что случилось? Врать, в общем, незачем. — Я просто подумал, что его, — Зейн указывает на дверь операционной, — может не стать. Что его больше не будет в моей жизни. Это так странно. Эрик закусывает нижнюю губу, а потом наклоняется вперёд и крепко обнимает Зейна. Кажется, ему это нужно больше, чем самому Зейну, и Малик обнимает его в ответ. — Не волнуйся, — бормочет Эрик. — Я представляю, каково тебе. Всё будет в порядке. В этот момент в коридор выходит врач — Эрик вскакивает, и Зейн тоже поднимается на ноги. Кажется, что полицейский готов обнимать и доктора, и вообще всех — всем телом подавшись вперёд, он спрашивает: — Всё хорошо? Он будет жить? — Будет, — отвечает доктор, не меняясь в лице — тяжёлые нахмуренные брови и чёрные глаза. — Около часа. Мы ничего не можем сделать. Мне очень жаль. / / Отчима перевозят из операционной в палату, туда же приглашают Зейна и Эрика, предлагая с ним попрощаться. Эрик тактично выходит, оставляя Зейна наедине с отчимом. Тот по-прежнему без сознания. Кровь остановить не удалось, и бинты, перетягивающие его грудь, стремительно краснеют. Неожиданно для себя Зейн замечает, что отчим, вообще-то, старый — седые виски, морщины на лбу и у носа. Он ни капельки не страшный. На белом больничном белье его голова выглядит совсем маленькой, лицо — серым и усталым. Зейн ненавидит его, и если бы ненависть можно было осязать, она была бы как солнце — огромная и раскалённая. Но злиться на этого старого, серого, измученного человека он попросту не может. Он выходит, не пробыв в палате и трёх минут. Эрик проводит там больше получаса. В коридоре он появляется с красными глазами, мокрыми щеками и трясущимся подбородком. — Он больше не дышит, — шёпотом говорит он и едва не падает Зейну в руки, сотрясаясь в рыданиях, навалившись на него всем телом. Он высокий, крепко сложенный и чертовски тяжёлый, но Зейну легко, как никогда.