Vaults — 'Orphan'
Великобритания, одна тысяча восемьсот девяносто седьмой год. Мужчина, сидевший в кресле у открытого окна, задумчиво смотрел в стену напротив. Казалось, его мысли были где-то далеко. Кончики его тонких пальцев касались массивного агатового креста, покоившегося в ямочке между выпирающих ключиц. Он огладил контур маленького серебряного Иисуса, припаянного к подвеске, пробежался пальцами по черному бархату чокера, и его лицо озарила блаженная улыбка. В дверь постучали. — Войдите, — произнёс мужчина, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Дверь приоткрылась, и в кабинет скользнула маленькая серая фигура. Вошедший человек был сутул, скрючен и бледен, а его руки выглядели так, будто бы их несколько раз ломали и заставляли кости срастись неправильно. — Госпожа Эленде, — пролепетал он, — я смел распорядиться, чтобы вам подготовили чай. Вы меня вызывали? Мужчина в кресле, не открывая глаз и даже не удостоив вошедшего взглядом, томно зевнул. — Капотте, — протянул он, — отодвинь портьеры и принеси мне телефон. К чаю я не спущусь, у меня слишком много дел. Слуга спешно кивнул, отчего седые волосы, собранные в низкий хвост, упали ему на лицо и поспешил выполнить поручение. Вот только из-за спешки он неудачно двинул больной рукой, отчего рукав серой рубашки зацепился за вазу, стоявшую на письменном столе, и она упала. Пол окропили сверкающие осколки и что-то ещё, напоминавшее пыль. — Так-так, Капотте, — мгновенно отреагировала госпожа Эленде, всё ещё не открывая глаз. — И что это было? Побледневший слуга замер и втянул голову в плечи, будто бы желая уменьшиться до размеров самого крошечного в мире существа или исчезнуть вовсе. Его госпожа никогда не повышала голоса, всегда была подчёркнуто холодна и леденяще вежлива даже с прислугой. Вот только лучше от этого никому и никогда не становилось. — Одна из ваших ваз, — прошептал Капотте, заикаясь и неистово заламывая руки. Мужчина наконец открыл глаза и обратил свой пронзительный взгляд на слугу, и это был тот самый взгляд, от которого невозможно укрыться нигде и никогда. — Госпожа Эленде... — хотел было оправдаться Капотте, но его тут же перебили. — Что ты предпочтёшь: отбивание пяток или двадцать ударов кнутом? Хорошенько подумай, ведь я предоставляю тебе выбор. В кабинете воцарилось молчание, в котором отчётливо слышался ход больших напольных часов. Взгляд хозяйки, требовательный и испытующий, был направлен будто бы сквозь слугу, в самую его суть, в его нутро. Капотте стоял на негнущихся ногах и, не в состоянии вымолвить ни слова, ждал, сам не понимая чего. Но вдруг лицо госпожи Эленде смягчилось, и на нём появилось лёгкое подобие улыбки. Она вскинула руку в неопределённом жесте и произнесла: — Хотя нет, это дело подождёт. Неси мне телефон, да поживее! Не веря своему счастью, Капотте почти вприпрыжку вылетел из кабинета и тяжело загромыхал вниз по лестнице. Хозяйка бросила короткий взгляд на дверь, захлопнувшуюся за слугой, затем встала с кресла и посмотрела в окно. Ей открылся вид на уютный сад, которого едва успели коснуться лучи первого весеннего солнца. В самой отдалённой его части раскинул свои голые ветви старый вяз, в тени которого, мерно покачиваясь на ветру, стояли качели. Госпожа Эленде кончиками пальцев коснулась прохладного стекла, а затем, на мгновение задумавшись, вывела на запотевшей поверхности сердце. Тихий стук в дверь прервал тонкую сеть мыслей, появившуюся в голове хозяйки. Продолжая смотреть в сад, она услышала, как на стол позади неё опустился телефонный аппарат. Затем раздались робкие, шаркающие шаги и скрип дверных петель. Выждав несколько минут, госпожа Эленде торопливо стёрла начавшее расплываться сердце, опустилась в кресло и сняла трубку с рычага. Её пальцы тряслись, пока она набирала до боли знакомый, заученный наизусть номер.***
Иоланд шёл по длинному коридору. В высокие окна проникали лучи весеннего солнца, заливая ковровую дорожку и деревянные панели стен ярким светом. — И зачем я ему понадобился в такую рань? — бубнил он себе под нос. — Неужели это не могло подождать хотя бы до обеда? Так мужчина, полностью погружённый в мысли, незаметно для себя оказался у двери в кабинет. Сделанная из цельного дерева, она выглядела тяжёлой и внушительной, а витиеватая кованая ручка и табличка с надписью «Г-н Ледстон» только усиливали это впечатление. За окном слышалось пение птиц: мелодичное, заливистое, живое. Вот только Светлому до этого не было никакого дела — его волновал вопрос, по которому его вызвал мистер Ледстон. Вопрос, суть которого до сих пор оставалась для него загадкой. Поправив запонки на манжетах и для приличия кашлянув пару раз, Иоланд постучал в дверь и после короткого «проходите» вошёл в кабинет. Ему в глаза ударил ослепительный свет, да такой силы, что пришлось зажмуриться. — Ах, мальчик мой, это ты! — раздался несдержанный голос. Мужчина с трудом открыл глаза и посмотрел на того, кто сидел за рабочим столом. Мистер Ледстон на вид был человеком сорока пяти лет с округлым лицом, редкими тёмными волосами, зачёсанными назад, и пальцами колбасками, которыми он нервно перебирал бумаги. — Вызывали? — спросил Светлый, осматривая помещение. По лицу Ледстона мелькнула тень, на мгновение сделав его задумчивым, но затем он снова лучезарно улыбнулся и произнёс: — Ну, зачем же так официально? Мы же друг другу не последние люди. Иоланд мгновенно встрепенулся. — Что-то с Изабель? — спросил он, посмотрев на собеседника с тревогой. — Что? Изабелла? — спросил Ледстон, будто бы опомнившись. — А, нет-нет, с ней всё в порядке. У меня к тебе другой вопрос. Точнее даже просьба. Услышав это, Светлый напрягся. Он всегда напрягался, когда тесть просил его о чём-либо. — И называй меня Джон, пожалуйста, — добавил мужчина. — Мы с тобой уже три года как родные люди. Иоланд согласно кивнул, сказав: — Я вас внимательно слушаю, Джон. Мистер Ледстон нахмурился, постучал костяшками пальцев по столешнице, а затем вскочил со своего места и принялся расхаживать взад-вперёд по кабинету. Наконец, он остановился у окна, заложив руки за спину, и заговорил: — Ты помнишь Мартина Эленде? Он вместе с тобой учился в школе. Насколько я осведомлён, вы даже дружили. — Да, я помню его, — ответил Светлый, с трудом удержав себя от тёплой улыбки. — В чём вопрос, Джон? С ним что-то случилось? Мистер Ледстон перевёл взгляд с окна на Иоланда. — Верно, — начал он, — то есть не совсем. Последние пять лет он владеет приютом, чем-то наподобие так популярных сейчас гробов в четыре пенни. Но в отличие от них за такую сумму он не предоставляет место для ночлега, а принимает под своё крыло детей, которых ему сдают родители, не имеющие возможности или не желающие воспитывать их самостоятельно. Иоланд задумался. — Я что-то об этом слышал, — произнёс он. — Но в чём, в таком случае, вопрос? Это же замечательно, что хоть кто-то занялся заботой о бездомных детях. — Ты прав, цель благая, — подтвердил Джон. Теперь он смотрел прямо в глаза Светлому, и от былой лёгкости и смешливости на его лице не осталось и следа. — Благая, но... — с нажимом повторил Иоланд. Этот разговор всё меньше походил на дежурную утреннюю беседу, и он подумал, что было бы гораздо лучше, если бы они обсуждали погоду. Мистер Ледстон поджал губы, прошёл к своему столу и уселся в кресло, беспокойно ёрзая. — Присядь, — сухо сказал он, указывая Светлому на кресло напротив, — нам предстоит непростой разговор. Сцепив руки в замок и поставив на них подбородок, Джон дождался, пока обескураженный собеседник занял предложенное ему место, и заговорил: — Раньше приют мистера Эленде процветал. Дети, всегда ухоженные и аккуратные, блестяще учились, помогали в саду и на кухне, обучались минимальной финансовой грамотности, делая покупки. У них было время для прогулок и отдыха, а самые активные даже посещали клубы, находящиеся за пределами особняка. В этом благом деле мистеру Эленде даже помогало государство: сперва оно возместило ему часть расходов на содержание, затем стало предоставлять учебные материалы, одежду и деньги. Но пару месяцев назад мне начала поступать информация о том, что дети стали всё реже появляться на улице, да и выглядят они недоедающими и болезненными. А если их выпускают — они всё время трудятся в саду, от рассвета и до глубокой ночи. Последнее мистер Эленде объяснил тем, что приучает своих воспитанников к работе, чтобы после выпуска у каждого из них была возможность трудоустроиться. Он также предоставил информацию о том, что в приюте обучают на горничных, учителей, садовников и поваров. Но сейчас... Сейчас я располагаю информацией о том, что детей в приюте стало в разы меньше, а прислуги нет и вовсе. Только старый Капотте продолжает усердно работать на своего хозяина. Мне бы очень хотелось верить, что это всё просто домыслы завистников, но факт остаётся фактом. Мистер Ледстон замолчал. Он с видимым напряжением наблюдал за тем, как лицо Иоланда менялось на протяжение всего его рассказа. — Так чего вы хотите конкретно от меня, Джон? — наконец спросил Светлый, оторвав взгляд от своих ботинок и переведя его на мужчину напротив. — Причём тут я? Из-за окна послышалось пение птиц. Иоланд посмотрел на полосу света, которая лениво ползла по полу, разрастаясь с каждой минутой. — Сынок, — обратился к нему мистер Ледстон, и Светлый обернулся, посмотрев мужчине прямо в глаза. На этот раз в них читалась грусть и усталость, — ты единственный, кто может помочь. Ты единственный, кто знает его и с кем он до сих пор поддерживает связь. Ты нужен мне. Поражённый такой откровенностью до глубины души, Иоланд не мог подобрать слов, чтобы ответить. В голове был только один вопрос: почему? — Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил он, тяжело вздохнув и устало прикрыв глаза. — Ну вот, это уже другой разговор! — вмиг оживился Джон, и на его лице не осталось и следа от былой тяжести. — Положение дел сейчас такое...***
Через час Иоланд вышел из кабинета, на двери которого всё так же висела табличка с надписью «Г-н Ледстон», и первым делом расстегнул пуговицы светло-зелёного сюртука. — Да что же сегодня за день такой? — спросил он, задрав голову к потолку. Ответа, разумеется, не последовало, и мужчина, махнув рукой, зашагал по коридору. Весеннее небо за окном заволокли облака. Когда Светлый вошёл в свой кабинет, он отстегнул галстук-бабочку, заботливо сделанный для него Изабель, и откинул его куда-то в сторону. Он прошёл к бару, взял графин с виски и бокал, и плюхнулся в кресло за рабочим столом. Плеснув в бокал янтарной жидкости, Иоланд залпом осушил его. Затем он наполнил его ещё раз и с трудом, дрожащими руками поместил пробку графина на место. Его взгляд привлекла фотография, стоявшая на столе. — Изабель, родная моя, — произнёс он, взяв рамку в руки, — что же я делаю? — мужчина бережно очертил пальцем овал лица любимой. — Почему твой отец просит об этом меня? Меня, а не кого бы то ни было ещё? Девушка смотрела на него с фотографии, слегка склонив голову набок и прищурив глаза. Она улыбалась, но сейчас её взгляд казался Иоланду осуждающим. — Не смотри на меня так, — взмолился он, наливая себе ещё один бокал. — Я не единственный, кто может и должен нести за это ответственность. Мужчина поставил рамку на стол и, растерев лицо ладонями, придвинул к себе папку, лежавшую поблизости. — Надо же, Джон, — сказал Светлый с горькой усмешкой, — ты был настолько уверен в успехе, что всё подготовил заранее. Был уверен, знал наверняка, что я не смогу отказать. И ведь был прав, чёрт возьми! Раскрыв папку на первой попавшейся странице, Иоланд увидел фотографию. С неё на мужчину серьёзными серыми глазами смотрел мальчик лет двенадцати. Он не был худощавым, да и лицо его измученным не выглядело. Но внимание Светлого привлекли кудрявые, огненно-рыжие волосы, доходившие мальчишке до лопаток. Иоланд перевёл взгляд чуть в сторону и прочёл: «Джимми Барнет, одиннадцать лет. В последний раз его видели на рынке, во вторник, пятнадцатого февраля. Некий Артур Уинслоу указал, что в тот день мальчик купил у него пять килограммов мяса, после чего направился в сторону лавки бакалейщика. Мясник запомнил Джимми, потому что тот, в отличие от остальных его покупателей, никогда не торговался и платил ему ровно ту сумму, которая была озвучена, и всегда в тот же день. После того, как мистер Уинслоу потерял его из вида в толпе, мальчика никто не видел». Мужчина задумался и не заметил, как прочёл сухой, короткий текст вслух. — И это всё, что они умудрились собрать? — он горько усмехнулся. — Замечательно у нас работает служба, занимающаяся поиском людей. Светлый перелистнул страницу и увидел фотографию ещё одного ребёнка. Им снова оказался мальчик, Симон Бёрнстад, которому, по сведениям, незадолго до пропажи исполнилось девять. Вплоть до момента исчезновения он трудился на свежем воздухе, помогая садовнику ухаживать за деревьями и другими растениями. У Симона были длинные светлые волосы и глаза совершенно небесного цвета, если верить словам соседки мистера Эленде, миссис Крафт. Его никто не видел с девятого февраля. Мотнув головой, Иоланд одним глотком осушил содержимое бокала и откинулся на спинку кресла. — Куда же вы пропали, малыши? — спросил он, посмотрев на папку с фотографиями и короткими приписками. Мужчина поднялся, опираясь о столешницу, и прошёл к окну. Звякнула щеколда, и в кабинет полился прохладный весенний воздух. Светлый вынул портсигар из нагрудного кармана, достал сигару и, чиркнув спичкой, закурил. В оконный проём тут же потянулся едкий дым, будто бы тоже желавший погреться в тёплых солнечных лучах. Иоланд смотрел на улицу, которая вновь была залита светом. В большом парке, разбитом перед зданием, чинно прогуливались котелки и зонтики: во всяком случае для мужчины, смотрящего на них с высоты четвёртого этажа, именитые сэры со своими дамами выглядели именно так. За оградой виднелась дорога, по которой, ловко маневрируя между пешеходами, мчались крытые повозки. Светлый как раз был увлечён наблюдением за одной из них, ловко увильнувшей от столкновения с лавкой уличного торговца, когда в кабинете зазвонил телефон. Бросив не затушенный окурок в пепельницу, Иоланд пулей подскочил к аппарату и снял трубку. — Алло, — торопливо произнёс он, пытаясь унять рвущееся из груди сердце, — я вас слушаю. На том конце провода послышался шелест, а затем тихий, вкрадчивый голос шепнул: — Привет. По спине мужчины пробежал холодок. — Мартина? — спросил он после короткой паузы. На том конце провода вновь что-то зашелестело, затем раздался треск и едва различимый звон, после которого Светлый услышал поток ругательств и проклятий. Наконец, до боли знакомый голос ответил: — Да, это я. Иоланд? — Давно не слышали друг друга, — с силой выдавил из себя мужчина. — По какому делу звонишь? Или просто вспомнила о существовании старого друга? — И да, и нет, — ответил голос, и Светлый явно представил себе, как собеседник накручивает чёрную как смоль прядь волос на палец. — Мы действительно давно не виделись, ты совсем про меня забыл. Иоланд, кашлянув и сделав глоток виски, поспешил ответить: — Нет, что ты, — он улыбнулся. — Как бы я смог? Просто работа, сейчас ещё и дом. Времени не хватает ни на что. — Ну, у тебя всегда так было, — на том конце провода раздался лёгкий смех. — Ничего, я зла не держу. — Так какое у тебя ко мне дело, говоришь? — спросил мужчина, и его голос предательски, едва заметно дрогнул. Повисло молчание, и Светлому на эти долгие три секунды показалось, что сейчас всё рухнет. Но собеседник, по счастью, ничего не заметил и задал вопрос: — Не заглянешь ко мне на чай? — голос говорившего был всё так же весел и беззаботен. — У меня есть прекрасное повидло из яблок последнего урожая. Я была бы рада тебя им угостить. — Сочту за честь, — Иоланд расслаблено откинулся на спинку кресла. — В таком случае, когда я смогу нанести тебе визит? — Сейчас, одну минуту, — мужчина услышал шелест бумаг, затем скрип пера и снова голос. — Сегодня, в семь часов. У тебя получится приехать? Светлый утвердительно кивнул, будто бы собеседник находился рядом и мог его увидеть. — Конечно, — сказал он, — если тебя это не стеснит. Ответом Иоланду снова было молчание. — Мартина? — встревожился он. — Да, это будет удобно, — голос внезапно стал печальным. — Для тебя мне всегда удобно. — Тогда до вечера? — До встречи. На том конце послышалось бряцанье рычага, а затем долгие гудки. Мужчина тоже положил трубку и сел, придвинув к себе папку и скрестив руки на столе. — Почему же с тобой всегда случаются беды? — спросил он пустоту, кончиками пальцев скользя по надписи на обложке, гласившей «Дело №182-М: Мартин Эленде». Но на долгие рассуждения у Светлого не было времени — часы показывали два часа пополудни, а ему ещё нужно было успеть заехать, чтобы повидать Изабель и переодеться.***
Повозка подъехала к дому в половину седьмого, и Иоланд, назвав кэбмену адрес, ловко забрался в кабину и снял цилиндр. Крикнув лошади «но!», извозчик вырулил на дорогу, и вскоре повозка смешалась с другими кэбами в непрерывно движущемся потоке улицы. Чтобы хоть как-то скоротать время в поездке мужчина принялся разглядывать всё, что было доступно для его обозрения через небольшое, квадратной формы окно. Мимо скользили конные экипажи, дома и сады. Иногда нерасторопные пешеходы, с трудом подобрав пышные юбки или неспешно переставляя трости, пересекали дорогу, и тогда движение на всей улице замирало в ожидании. Светлый же подобному стечению обстоятельств был только рад, ведь это откладывало его «восхождение на эшафот», как он для себя окрестил проводимую операцию, на неопределённый срок. Но вот, повозка миновала черту города, и движения на дороге почти не стало. Дома попадались всё реже, зато территории, прилежащие к ним, увеличились в разы. Вверх по кирпичным стенам зданий поднимались безлистные лозы хмеля и плюща, которые вот-вот должны были зазеленеть. Спустя несколько минут в паре ярдов от дороги показался высокий каменный столб, и вскоре перед глазами Светлого замелькал кованный забор. Прошло ещё немного времени, и мужчина, задумавшись, не сразу заметил, что извозчик остановился. Взгляду Иоланда предстало строение, будто бы состоявшее из множества башен с аккуратными, изогнутыми шпилями. В левом крыле располагались несколько балконов, выступавших чуть вперёд относительно фасада и нависавших друг над другом. Справа же находилась застеклённая оранжерея, сквозной проход через которую вёл прямиком в сад. К главному арочному входу от самых ворот вела гравийная дорожка, вдоль которой росли кусты гортензий и лаванды, а под самыми окнами здания Светлый увидел клумбы с анютиными глазками. Рассчитавшись с кэбменом, Иоланд миновал тяжёлые ворота и двинулся прямиком к главному входу. Когда мужчина прошёл полпути, он увидел, как массивная дверь приоткрылась и из неё вышла высокая худощавая фигура. Увидев Светлого, она привстала на носочки и робко махнула рукой в знак приветствия. Иоланд ускорил шаг и через минуту уже стоял рядом с хозяйкой особняка. — Мартина, — произнёс он, поклонившись и изучающе посмотрев на человека напротив. — Добрый вечер, — ответила мисс Эленде, вежливо кивнув. — Пойдём внутрь, сейчас быстро холодает, — в подтверждение своих слов она поёжилась и плотнее закуталась в шерстяную шаль. — Веди, — с улыбкой согласился мужчина и, распахнув перед хозяйкой дверь, с лёгким поклоном пропустил её вперёд себя. Убедившись, что Мартина его не видит, Светлый подал знак извозчику и тот едва заметно кивнул ему в ответ. Войдя в холл, Иоланд изумился тому, с каким вкусом и изыском тот был обставлен. Вдоль стен висели расшитые гобелены и картины, изображавшие моменты охоты, каменный пол покрывала ковровая дорожка, а у подножия лестницы возвышались белые мраморные пьедесталы, на которых стояли вазы с красными камелиями. От холла в разные стороны расходились полутёмные коридоры, и мужчина, передёрнув плечами, поспешил вслед за хозяйкой подняться на второй этаж. Пройдя по балкону, нависавшему над частью лестницы, они оказались в зале. Сквозь высокие окна, подоконники которых были завалены домоткаными подушками, помещение освещали рыжеватые лучи заходящего солнца. — Присаживайся, — произнесла Мартина, с улыбкой обернувшись к Светлому и указывая ему на широкий диван. — Я уже распорядилась, чтобы подали чай, — добавила она, заправив за ухо выпавшую из причёски чёрную прядь. Иоланд послушно сел, продолжая оглядываться по сторонам. — Что-то не так? — взволновано спросила хозяйка, заламывая худые руки. — Нет-нет, что ты, всё в порядке, — поспешил заверить её мужчина, — не беспокойся. Я ведь никогда не был у тебя в гостях. Здесь, я имею в виду. Лицо Мартины просветлело. — Всё так, — согласно кивнула она и обернулась на дверь. — Что-то Капотте не торопится, пойду, проверю. А ты пока осматривайся. С этими словами хозяйка подхватила подолы платья и решительным шагом вышла из зала. Несколько минут Светлый сидел неподвижно, прислушиваясь к её удаляющимся шагам. И только когда всё вокруг погрузилось в тишину, он, предположив, что кухня находится на первом этаже, поднялся с дивана и принялся изучать помещение, в котором оказался. Вдоль стены, находившейся по левую руку от входа, тянулся застеклённый стеллаж, в котором хранились всякие приятные мелочи: правую его часть занимали бесчисленные книги в пёстрых, нарядных обложках, левую же заполняли разного рода и свойства статуэтки, чайные наборы, графины и вазы. Справа от входа располагался камин, занимавший почти всё пространство, а рядом с ним ютилось глубокое фортепиано, торшер с тканевым абажуром и кисточками и глубокое кожаное кресло. У самого кресла стоял крохотный журнальный столик со стопкой книг и писем на нём. И на столике, и на фортепиано были также расположены вазы. Вазы, которые никак не вписывались в идеально выстроенный, почти безупречный интерьер всего зала. Нахмурившись, Иоланд подошёл к музыкальному инструменту и взял в руки одну из них — ту, что показалась ему наиболее симпатичной. Выполненная из белого фарфора, она имела изящные гнутые ручки и крышку, шпиль которой походил на шапку епископа. Переднюю стенку вазы украшало изображение красной камелии, а на ручки и шпиль был нанесён тонкий слой позолоты. Воровато оглянувшись по сторонам, мужчина с приподнял крышку и заглянул внутрь сосуда. Его взгляд лишь на пару мгновений успел уцепиться за содержимое, но этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы Светлый понял, чем это могло быть. На лестнице послышались шаги, и, быстро вернув вазу на законное место, Иоланд занял место на диване, взяв в руки удачно подвернувшуюся газету. Сердце билось с такой силой, будто бы хотело сломать рёбра изнутри. Мартина вошла в зал и уселась рядом с мужчиной. За ней по пятам следовал склонившийся в три погибели Капотте, будто бы поднос, что он с трудом тащил, был самой тяжёлой вещью из всех, что ему когда-либо доводилось нести. Разместив на столе чайник, несколько чайных пар, блюдо с тостами и пиалу с повидлом, слуга глубоко поклонился и, как был, в полусогнутом состоянии попятился к выходу. Хозяйка разлила чай по чашкам и придвинула одну из них Иоланду. — Угощайся, — сказала она, сделав пас рукой в сторону накрытого стола, — оно действительно удалось на славу. Получив благодарный кивок в ответ, Мартина щедро сдобрила тост повидлом и отправила его себе в рот. Мужчина последовал её примеру, и вот уже яблочное лакомство таяло у него на языке. — О чём ты думаешь? — спросила хозяйка, сменив себе чайную пару и наливая чай. — Весь вечер ты будто бы здесь, со мной, но мысли твои где-то в другом месте. — Ну что ты, Мартина, — ответил Иоланд, и слова, которые он произнёс, обожгли его горло. — Я здесь, я рядом. Как твои дела? Чем ты сейчас живёшь, чем занимаешься? Помнится, в школьные годы у тебя были большие амбиции. — О, да! — воскликнула хозяйка и рассмеялась. — И я реализовала их сполна. Вся эта территория: от леса на севере до сада миссис Крафт на юге — дом не только для меня, но и для всех моих детей. Светлый прожевал тост, запил его чаем и продолжил: — Удивительно, — он придвинулся к Мартине. — И сколько же их у тебя? Десять? Двадцать? — Тридцать четыре, — ответила хозяйка с гордостью, — и двадцать восемь выпускников. Мужчина закивал головой: — Это действительно впечатляет, — он отодвинул от себя чашку. — Мне помнится, я слышал что-то об одном из них. Симон Бёрнстад, кажется, если я не ошибаюсь. Мартина дёрнулась, как от удара, и со звоном опустила чашку на блюдце. На мгновение в её взгляде появился ужас, но он быстро сменился неподдельной болью. — Симон, — прошептала хозяйка, прокручивая чашку по часовой стрелке и наблюдая за тем, как плещется её содержимое. — Он был чудесным ребёнком. Очень добрым, открытым, чувствительным... — Прямо как ты в его годы, — сказал Светлый, наблюдая за тем, как Мартина снова принялась заламывать руки. — Ты прав, милый, — кивнула она, — он действительно очень сильно напоминал меня. Иоланд поправил шёлковый шарф, тугой петлёй затянутый на шее. Ему вдруг стало невыносимо душно. — Ты по ним скучаешь? — задал он вопрос, который по своей интонации гораздо больше походил на утверждение. — Ничуть. Хозяйка улыбнулась, посмотрела мужчине прямо в глаза и проговорила: — Просто посмотри, они ведь все здесь, со мной. Они со мной навсегда, — она сделала широкий жест рукой, указывая целиком на весь зал. Пригубив чай, Светлый с тоской посмотрел на вазу, которую ещё недавно держал в руках. Затем он перевёл взгляд на Мартину и спросил: — Ты меняла здесь отопительную систему? — Да, конечно, — кивнула она, — ещё в ноябре, когда ударили морозы и поместье начало замерзать. Учёные обещали холодную зиму, вот я и подготовилась. Признаться, это самая современная система отопления из существующих ныне. Иоланд смотрел на хозяйку со смесью боли и отчаяния. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет она останется всё тем же Мартином Эленде? Кто мог предположить, что жизнь приведёт его к такому? — Спасибо за угощение, — наконец сказал он, поднимаясь, — повидло действительно оказалось невероятно вкусным. Я был очень рад с тобой повидаться. Мужчина галантно поцеловал хозяйке руку и уже сделал несколько уверенных шагов к двери, когда внезапное желание заставило его остановиться. — Береги себя, — сказал он, обернувшись и посмотрев на опешившую Мартину. — Я закрою сам, не стоит меня провожать. С этими словами Светлый надел цилиндр, слетел вниз по лестнице и выбежал во двор. Когда он покидал особняк, часы пробили восемь, а госпожа Эленде всё так же продолжала стоять, смотря на закрывшуюся, окроплённую багряным закатным солнцем дверь.