Чужой очаг

Меня поселили в мансарде, назвав очень скромную сумму аренды. Большая светлая комната радовала глаз новыми обоями, лоскутным покрывалом на кровати, уютным креслом-качалкой. Линда даже принесла мне большой клетчатый плед, извиняясь, что в комнате нет отопления, и предлагая поставить какое-то хитрое изобретение маггловских техников, именуемое «электрокамин». Пришлось соглашаться, потому что отказ выглядел бы странно, включать-то я его все равно не собирался – согревающие чары проще, надежнее, привычнее, что уж говорить. Впервые мне хотелось идти с работы домой, впервые внутри появилось теплое чувство принадлежности к семье, и от этого хотелось любить весь мир. Даже мое внезапно вспыхнувшее чувство к парню, который был почти точной копией меня самого, немного утихло, перетекло в другую плоскость, перестав вызывать дикое вожделение при общении. Наверное, я сумел справиться со своей эгоистичной любовью, теперь для меня главным было его счастье и душевный покой, и именно это наполняло сердце радостью: я смог, я справился, не разрушил семью, сохранил мир в этом доме и наслаждался покоем и близостью Джа. К сожалению, иногда я появлялся в своей мансарде очень поздно и никого увидеть не успевал, но не приходить совсем тоже не мог – к чему лишние вопросы? Тем более утром все равно приходилось показываться в кухне, пить растворимый кофе и есть тосты с джемом, которые упорно готовила для меня Линда, попутно пытавшаяся разузнать про мою работу. А что я мог сказать? Что работаю министром? Не уверен, что после этого мне бы не вызвали психиатров или того хуже – не отлучили бы от дома. Приходилось врать и изворачиваться, намекая на службу в органах правопорядка. Да я и не особо врал – аврорат как раз и был таким органом, а я оттрубил там лет восемь-девять, начав с самой нижней ступени и, в конце концов, став Главным аврором. В один прекрасный день, устав от настойчивости, с которой Линда пыталась разузнать обо мне как можно больше, я показал ей какой-то рекламный буклет, применив чары, после чего женщина успокоилась и перестала донимать расспросами. Иногда быть магом очень неплохо. Мне безумно нравилась такая жизнь, казалось, та пустота, что жила во мне со дня смерти родителей, наконец отступает. Дом. Семья. Близкие люди. Для кого-то это просто слова, а я наслаждался каждой минутой новой и такой непривычной жизни. – Гарри, ты выглядишь умиротворенным, – говорила Гермиона, когда время от времени мы с ней встречались. – Возможно, – уклончиво отвечал я. – Что, так и не скажешь ничего? – осторожно допытывалась она. – Боюсь сглазить, – честно признавался я под пристальным взглядом орехово-карих глаз подруги. Она переживала и искренне хотела мне счастья, но разве я мог признаться в своих чувствах к женатому человеку, не магу, в семью которого я, можно сказать, влез обманом? Нет-нет! Честность и принципиальность Гермионы Грейнджер, которая отказалась выйти за Рона только на том основании, что тот требовал от нее смены фамилии, временами зашкаливала и была крайне неудобной. Она никогда бы не смогла стать политиком, там как раз в чести были компромиссы, искусством коих за три года карьеры министра я овладел почти в совершенстве. Я полюбил утро. Приятно просыпаться не от скрипучего голоса Кричера, а от обычного будильника, потягиваться в светлой комнате, когда никто не стоит над душой, когда высоко над головой не пыльный выцветший балдахин с некогда золотыми кистями, который вредный домовик возвращал на место уже третий раз – как же, наследство его обожаемой хозяйки, а обычный побеленный потолок. Мне нравилось умываться в крохотной гостевой ванной комнате, вытираться простыми белыми полотенцами без вышитых гербов и вензелей, каждый раз царапающих кожу. Я чистил зубы, когда снизу раздался звон битого стекла, крик Линды и рев Сэмми. Что, черт возьми, могло произойти?! Задыхаясь от страха за них, выскочил из ванной как был в одних домашних штанах и майке и, пока бежал по лестнице, пропуская ступеньки, думал: как же хорошо, что еще не успел залезть под душ! Темные, чуть неровные от времени ступеньки кончились внезапно, и я выскочил чуть не на середину гостиной с палочкой наперевес. Хорош аврор, так подставляться! Но в разгромленной комнате кроме ревущего белугой Сэмми, жутко сердитой Линды и растерянного Джастина никого не было. – Что случилось? – осторожно спросил я, запихивая палочку в карман, хотя сам уже догадывался о причинах беспорядка. – Мы не знаем, – напряженно сказал Джастин. – Бесы! – всхлипнула Линда. – Наш мальчик одержим! Сэмми испуганно смотрел на взрослых и тихо всхлипывал. – Ма-ам-а-а, – шагнул он в сторону Линды. – Не подходи! – взвизгнула та, выставив вперед руки, ребенок заревел вновь. О господи, у ребенка проснулась магия, первый стихийный выброс, а тут такая реакция! Они же сейчас спровоцируют еще одну волну, и малыш свалится с магическим истощением. – Не говорите ерунды, – сказал я, невербально освобождая кресло от осколков стекла и плюхаясь в него, – Сэмми, иди сюда, мальчик. Ребенок с облегчением залез мне на колени и уткнулся в шею, постепенно затихая, слушая успокаивающий голос, который вещал про волшебников и волшебниц, про удивительную школу, в которую он, Сэмми, пойдет, когда подрастет, про магию и чудеса, которые можно творить с ее помощью. – Самая лучшая школа – это Хогвартс, – тихо говорил я, – это очень красивый замок на берегу прекрасного озера. Там растет удивительный лес, где живут кентавры и единороги… – Гарри! – резко оборвала меня Линда, и Сэмми снова напрягся. – Прекрати забивать голову ребенку всякой ерундой. Выдумал тоже – волшебная школа! Колдовство, если оно и есть, – это от лукавого. Ребенка надо не успокаивать, а… – Послушайте, это не выдумка, все существует. Просто Сэмми маг, у него проснулся дар, и он пока не может его контролировать, потому что маленький… – Гарри, – Джастин смотрел на меня с какой-то жалостью, как смотрел бы на сумасшедшего, наверное, – не надо, пожалуйста. Такие случаи бывают, и наш приходской священник предупреждал об этом. Мы примем меры и… – Джастин, магию ваш священник никуда деть не сможет. – И ты предлагаешь нам жить в этом бедламе, дожидаясь письма из мифической школы? – Линда поджала губы и скрестила руки на груди. Наверное, поза выглядела бы более эффектно, будь она не в утреннем халатике, а в чем-то более строгом. Сейчас же это смотрелось совершенно нелепо. – Ну почему мифической? – я достал из кармана волшебную палочку. – Я вот тоже ее закончил и являюсь дипломированным магом, – меня почему-то рассмешило словосочетание «дипломированный маг» и я, не удержавшись, фыркнул: уж очень оно не сочеталось с реальной действительностью. – Смотри, Сэмми, мы сейчас тут немного приберемся… – Был зарегистрирован всплеск магии, – посреди руин комнаты появился аврор, за которым числился Бексли, – о! – глаза молодого человека расширились. – Мистер Поттер?! – Джастин! Вызывай полицию! – завизжала Линда, а Сэмми сжался и приготовился снова зареветь. Ситуация была еще та: с одной стороны, магически одаренный и нестабильный психически ребенок, с другой стороны, родители, которые вместо того, чтобы попытаться успокоить сына, ведут себя как святоши времен инквизиции, отрицающие саму возможность существования волшебства, с третьей стороны – законы и правила магического мира в лице представителя правопорядка, и с четвертой стороны, я – Министр Магии, находящийся там, где меня по большому счету быть не должно… – Мистер Поттер, что делать будем? – голос аврора возвращает в действительность. Хороший вопрос. Дельный. По существу. Черти бы меня побрали, если бы я знал, что…