Чужой очаг

Мы выбрались из подземелий довольно быстро. Люциус с омерзением отряхивал мантию и выбирал мусор из волос – пользоваться магией опасался, кто знает, как сейчас настроены охранные чары замка, вдруг засекут посторонних. Разборки с нынешним руководством были последними в списке желаний на этот год. Коридор, к счастью, был пустынен. Я попытался сориентироваться, где мы оказались, и получалось, что это малоиспользуемая часть замка со множеством заброшенных классов и пыльных коридоров. В бытность свою учеником я забредал и сюда, но делать здесь в принципе было нечего. – Пойдем, – я потянул Люциуса за рукав, – отсюда до директорского кабинета далековато. – Ты знаешь, где мы? – Да, в свое время пришлось полазить по школе, – пожал я плечами и решительно направился в нужную сторону. – Странно, что ты здесь не бывал. Может быть, просто не помнишь? – Не думаю, – протянул Люциус, поравнявшись, и я почувствовал странную неуверенность, исходившую от него, и как будто даже сомнение. – О! А вот здесь, кажется, можно будет сократить путь, – очень знакомая ниша с осыпавшимся от старости барельефом всколыхнула воспоминания. Правда, теперь барельеф выглядел подновленным, что не вязалось с общей заброшенностью коридоров. Не удержавшись, высказал эту мысль вслух, получив в ответ один из нечитаемых взглядов и новую волну неуверенности и сомнений, гораздо более сильную, чем первая. Да что же это такое? Надо будет поговорить с ним, как только обстановка будет более подходящей. Тайный ход привел к запертой двери. Напрягая мозги, я пытался вспомнить, была ли она в конце тоннеля в далекие школьные годы? И чем больше думал, тем больше убеждался – не было. Жаль. Наверное, выход заделали, чтобы ученики не шлялись почем зря. Дверь была заперта надежно. С этой стороны не было ни замочной скважины, ни ручки, а слабого света люмоса не хватало на более детальное обследование. – Что дальше? – спросил Люциус, поднимая палочку со слабо светящимся огоньком повыше – в целях безопасности он использовал лишь малую часть силы. Если бы я знал. Оправдываться и объясняться не хотелось, и я рефлекторно засунул руки в карманы. В одном пальцы наткнулись на гладкое стекло фиала с зельем. Пузырек был теплым, нагретым моим телом. Я погладил его выпуклые бока, потрогал плотно притертую пробку. А, была – не была! Отвернувшись от Люциуса, я торопливо влил в себя остатки драгоценного зелья. Эффект наступил мгновенно. Я успокоился и сконцентрировался. В душе ожила уверенность в правильности всего происходящего, и не давая себе ни секунды на размышления или сомнения, я прошептал на парсетланге: – Откройся! Дверь, как ни странно, гостеприимно распахнулась. Я еще раз оглядел ее и не обнаружил ни одной изображенной на поверхности змеи. Особенно задумываться над странностями происходящего было некогда, и мы, держа палочки наготове, вышли в большое и светлое помещение. Узнать место, куда мы попали, удалось не сразу. Пожалуй, только портреты бывших директоров школы навели на правильную мысль – мы в нужном месте, и хозяин кабинета отсутствует. – Удивительно, – Люциус прошелся по ковру к столу, заглянул в клетку с пеплом феникса – никто за столько лет так и не рискнул избавиться от останков, – удивительно, насколько человек влияет на место своего обитания. Нынешний директор Хогвартса человек рациональный и педантичный, если судить по тому как он организовал рабочее пространство. Очень напоминает кабинет Снейпа: только необходимое, много пространства, чтобы была возможность ходить. Некоторым так лучше думается. Я посмотрел на протертый ковер, как будто на нем была протоптана дорожка, и согласился с выводами. Главное, чтобы хозяин не вернулся в разгар задушевной беседы. – Гарри, мой мальчик, рад тебя видеть, – раздался очень знакомый голос, и я повернулся к портрету Дамблдора, досадуя на себя за оплошность, что упустил инициативу. – Здравствуйте, директор, – я чуть склонил голову, рассматривая из-под полуопущенных век лицо и особенно глаза, цепко следящие за мной из-за очков, – Люциус, пожалуйста, – повернулся к нему, давая понять, что пора наложить чары конфиденциальности и запереть входную дверь хотя бы простейшим заклинанием, чтобы исключить внезапное появление здесь кого бы то ни было. Общаться с подозреваемым следовало один на один. – Мальчик мой, – голос Дамблдора был приветлив и как всегда вызывал у собеседника расположение, но в отличие от него и противореча улыбке на губах, в глазах застыла тревога, – к чему такие сложности? Расскажи, как ты? Я горжусь, что был твоим учителем и наставником, успехи учеников наполняют душу преподавателей радостью. Я чуть не рассмеялся: он гордится собой. Получается, что моих заслуг как бы и нет. – Дорогой директор, я, то есть мы пришли, чтобы развеять наши сомнения по некоторым вопросам. Совершенно случайно открылись некие факты, которые требуют срочного прояснения. – Мальчик мой, – Дамблдор выглядел встревоженным и одновременно участливым, – разумеется, разумеется, я помогу всем, чем смогу. Он так ловко проигнорировал Люциуса, что можно было поаплодировать стоя. К сожалению, моя эмпатия на портреты не распространялась, и теперь придется нащупывать верные ходы и вопросы постепенно. Ладно, вспомним былые навыки. – Во-первых, хотелось бы узнать каким образом мой родной брат оказался у магглов, почему ни одна живая душа в магическом мире не знала о его существовании? – одна из тактик ведения допросов состояла в том, чтобы ошеломить подозреваемого, а уж такого вопроса бывший директор никак не мог ожидать, о чем и говорил его ошарашенный вид. – К-какой брат? О чем ты говоришь? Гарри, ты единственный ребенок… – Господин Дамблдор, – сухо и официально продолжил я, – наличие его существования подтверждается многими факторами. Например, нашим удивительным сходством. – Мальчик мой, – на смену панике пришло облегчение, видимо, придумал, как вывернуться, – ты же знаешь теорию о разделении душ и существовании второй половинки, как правило очень похожей. У каждого человека, согласно исследованиям таких известных ученых, как Септимус Мудрый и Алоизиус Фенрран, есть двойник… – А также проведенными ритуалами, доказывающими наше кровное родство, – я как будто не слышал его попыток увести разговор в другую сторону. – Гарри, – почти с надрывом воскликнул Дамблдор, – не может быть, чтобы ты встал на путь служения тьме! – Кровная магия и ритуалы, проводимые главой рода, не являются служением тьме, – вставил Люциус свое веское слово. – Я так и думал, что без Малфоев не обошлось. Сбили светлого мага с пути истинного. Гарри, единственный возможный путь для тебя – в отрицании темной магии. Светлые маги… – Да бросьте, – презрительно прервал его Люциус, – уж вы-то прекрасно знаете, что только светлых, как и исключительно темных магов не существует. Вы нарочно сделали так, чтобы он сам запер в себе часть магии. За что вы так ненавидели этого ребенка, а? Или надеялись, что он никогда не соединит обе части? А может быть, вообще хотели, чтобы он не пережил единения? А, светлый волшебник? Разговор стараниями Дамблдора стремительно уходил совершенно в другую плоскость. Этого нельзя было допустить. – Я хочу знать, куда вы отправили ребенка, рожденного 30 июля 1980 года, и зачем это было сделано. Предупреждаю, я знаю достаточно, обман увижу сразу. – Гарри, Гарри! Кто тебе сказал такую невероятную ложь? – Ложь? Не думаю, – я вытащил из кармана клыки василиска и демонстративно положил их на стол в пределах видимости портрета и сам сел в кресло рядом, – моя мать против всех правил магического мира рожала здесь, а не в родовом поместье. Помощь при родах почему-то вызвались оказывать вы, хотя в акушерстве не разбираетесь совершенно. Воспоминания мадам Помфри, которые, кстати, переданы на сохранение и экспертизу гоблинам, однозначно подправлены. Кроме вас, это сделать некому. Итак, возвращаемся к вопросу: куда и зачем вы дели первого сына Лили Поттер. – Или вы скажете добровольно, или будут приняты меры, – произнес Люциус, улыбаясь, как не улыбался со времен службы лорду, и поставил на стол рядом с клыками бутыль со скипидаром. – Гарри, – потрясенно прошептал Дамблдор, – ты не сможешь так поступить. Я не верю, что тьма поглотила твою душу до такой степени. – Не волнуйтесь, – почти нежно произнес Люциус, – мне ничто не помешает облить вас скипидаром или поцарапать клыком василиска. – Гарри, но почему он? – воскликнул директор. – Полный магический брак, Альбус, – ледяным тоном ответил вместо меня Люциус. – Надеюсь, не надо объяснять, что это значит? – Я жду ответ, – холодно напомнил я, время идет, а ближе к цели мы не стали ни на дюйм, – мое терпение не безгранично, – как и действие зелья удачи. – Тогда не было другого выхода, – сдался Дамблдор, – пророчество произнесено, лорд о нем знал и стал бы разыскивать ребенка. Нужно было что-то решать: Лили ждала близнецов. Если бы вы оба родились в один день, то не знаю, как развивались бы события, а так сам Мерлин был на стороне света. Ребенок, рожденный днем раньше, под пророчество не попадал. Я не мог знать, будет ли он магом или нет, но оставлять его Поттерам было нельзя. Нужно было бросить все силы на воспитание того, кто должен впоследствии избавить мир от Темного Лорда. Мальчик был передан в хорошую семью бездетных магов, которые обещали вырастить его как собственного сына… – Только вот ребенок оказался сквибом, – горько произнес я, уже понимая, что произошло дальше, – такой приемыш им был совсем не нужен, и его просто выкинули посреди города со стертой памятью. – Мы искали малыша, но все оказалось бесполезно, – вставил Дамблдор. – И хорошо, что не нашли. Страшно подумать, какова была бы его судьба в этом случае. Если уж мне обеспечили воспитание у Дурслей. Зачем? Не за тем ли, чтобы я был благодарен за любое ласковое слово? Чтобы не знал законов и правил нового мира? Чтобы был безукоризненным исполнителем и смертником, готовым умереть за идеалы света? – Гарри, я допустил в свое время много ошибок, и никто не винит меня в этом больше, чем я сам. В свое время проглядел одного мальчика, и он стал лордом Волдемортом, воплощением зла. Я не мог повторить тот путь и знал, что надо действовать иначе. Ты был единственной надеждой всех магов, тем, кто мог остановить опаснейшего темного колдуна, и в тебе была заложена такая сила, что ступи ты на другую дорогу, Том Реддл показался бы шутом. У меня были подозрения, еще как только вы родились. Так часто бывает, когда один, имеющий более сильное магическое ядро эмбрион, перетягивает всю силу себе. В вашем случае так и произошло, и твой брат оказался сквибом; и именно поэтому ты и стал героем пророчества: сила, а это значит возможность победить в битве, но для этого ты не должен был проникнуться идеями Тома, понимаешь? А как уберечь ребенка от этого, если воспитывать в среде магов, тем более что каждый бы счел необходимым тебя баловать? Что из тебя выросло бы в таком случае? Молчишь? Вот и я долго ломал голову, когда из-за предательства Петтигрю Поттеры погибли. В жизни, мой мальчик, часто приходится принимать решения, которые тяжким грузом ложатся потом на совесть и душу. И я долгими бессонными ночами думал о том, что было бы, не забери я мантию-невидимку для исследований. Спасла бы она вас или нет? И как я мог проглядеть Питера? – А почему Сириус сидел в Азкабане без суда и следствия? Неужели только потому, что он бы тоже стал баловать меня и воспитывать как чистокровного волшебника? – как, оказывается, все просто, сил на злость не было. Внутри расползалась пустота. – Гарри... – Дамблдор произнес это так, что других подтверждений уже не надо. Я почувствовал себя преданным и как никогда одиноким. – Как же я вас ненавижу. Не за себя, за тех, кому вы походя изломали судьбы. – Гарри, попробуй понять. Мне нелегко давались решения, но и сейчас я не вижу другого выхода. Попробуй проиграть разные ситуации, просчитай варианты и убедись, что из всего, что сможешь придумать, этот еще не самый худший. – Не беспокойтесь, я не приду говорить, что вы были правы и я бы поступил на вашем месте так же. Жертвовать чем-то во имя великой цели, вернее кем-то… Нет, люди не пешки, а жизнь не шахматная доска. Во всем виноват ваш эгоизм, не так ли? Я же помню, как вы разделяли идеи Гриндевальда и что из этого вышло. Вы присвоили себе звание самого светлого мага, хотя ваша душа чернее сажи и руки по локоть в крови. – Именно поэтому я отказался от использования темной магии, Гарри, это тупиковый путь! – Вы же тоже не чистокровный? Вы не глава рода, не так ли? И по большому счету не понимаете, для чего нужны все эти ритуалы, в том числе и кровные. Если следовать вашим путем, Альбус, то от волшебного мира уже через два поколения ничего не останется. За лордом мы пошли, потому что идеи были вполне здравы, а не потому, что хотелось уничтожить всех магглорожденных. Это уже потом Волдеморт стал совершенно невменяем, но уйти при наличии метки оказалось невозможно, – Люциус не утерпел и стал нервно расхаживать по кабинету. – Довольно, – прекратил я дебаты, рукой останавливая попытки портрета сказать что-то еще. Внутри усиливалось чувство, что пора отсюда убираться, но прежде чем уйти, нужно сделать кое-что еще. – Гарри, я не думал, что ты решишься на такое, – уже в трактире у Аберфорта сказал Люциус. – Ну не мог же я ему позволить и дальше манипулировать людьми. Ничего страшного я не сотворил, всего лишь лишил возможности уходить со своего портрета, и говорить он сможет только о погоде и своих обожаемых лимонных дольках. Извините, Аберфорт, но иначе поступить я не мог, – попросил я прощения. – Молодец! – трактирщик от души стукнул меня по плечу. – Так ему и надо, козлу! – Прошу прощения, но позвольте откланяться. Гарри нужно отдохнуть,– Люциус с тревогой смотрел на меня, и я на самом деле чувствовал себя вымотанным. – Мы потом зайдем и покажем воспоминания, – пообещал я Аберфорту и прижался к мужу, ожидая аппарации. Сейчас хотелось только домой в тишину спальни, и чтобы Люциус был рядом. К черту всех светлых волшебников, к черту интриги, и наплевать, что не все моменты прояснены. Теперь это не имело значения. Нужно было разобраться, что делать дальше и свести уже причиненное зло к минимуму. Но как это сделать по отношению к Джастину, я не представлял.