Истинный Гриффиндор

Он открыл глаза. Те открывались крайне неохотно, словно все тело не хотело выбираться из той мягкой тьмы, где находилось —, но что-то внутри упорно твердило: надо встать. Надо… Отомстить. Что-то на шее затянулось — на мучительно длинное мгновение, реагируя на мыслеобраз: «месть». Напоминая. Темная ночь и пепел, ставший клятвой. Мальчик Гарри открыл глаза — и увидел высокий, сводчатый потолок. Воспоминания накатывали, словно морской прибой. Детство, договор с тетушкой, клятва о мести, дружба с девочкой с пушистыми волосами. Как её? Имя, срочно нужно имя. Нужно! — это цепь, его якорь, его… Душа? Может. Не важно. Его часть целого. Почему так отчаянно раскалывается голова, стоит только сосредоточиться на чем-то? Часть без остатка — не правильно, это даже не хаос, это нарушение гармонии… Гермиона. Ту девочку с пушистыми волосами и длинными передними зубами — его друга — зовут Гермиона! Или же Зоуи? Но она же умерла — его милая воришка. Так стоп. А как тогда зовут его? Стоило только сосредоточиться на этой мысли, как голова буквально взорвалась. Боль — багровая, темными сгустками пульсировала в голове. Имя. Имя определяет сознание. Его зовут… Гарри. Гарри — просто Гарри. Или нет? Мальчик-который-выжил. Или мальчик-загадка? Сознание медленно уплывало обратно в небытие. Последний взгляд наверх — и темно-зеленые, с красноватыми прожилками глаза цепляются за сеть трещин на высоком потолке. Два сознания — и единый крик о помощи. Который услышан. *** День после Рождества, в доме Грейнджеров, был встречен тишиной. Одинокая девочка, заснувшая практически под елкой, в пушистых, неряшливо стянутых в хвост волосах виднелись крошки от печенья, а на щеке отпечатался ворс от ковра. Девочка, не просыпаясь, поморщилась, потянулась — и открыла глаза. Ее утро так же началось с воспоминаний. Воспоминаний о том, как родители уехали на Рождественские праздники, как спешила к себе домой нянька, «арендованная» на каникулы оставляя ее одну дома. Как нашла в подарках дневник, открыла и… Торопливо подтянув к себе перо, и, едва не расплескав чернила, девочка откинула форзац блокнота, — и замерла. A вдруг это — Годрик, ее предок, который всегда будет с ней, это всего лишь ее сон? Гермиона обмакнула кончик пера в чернила, подождала, пока тяжёлая, практические черная капля очень медленно скатится обратно в чернильницу, и вывела первое слово. «Привет» *** Годрик Грифиндор тихо смеялся, ходя по своей добровольной тюрьме, не наблюдая за гравитацией, и в данный момент находясь на потолке. Он был безмерно собой рад. Во-первых, пока все идет по плану. И во-вторых — сейчас он скажет своей правнучке что делать — и все станет еще лучше. Распределяющая Шляпа тихо сидела на краю стола, и наблюдала за своим создателем. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что он тот еще раздолбай. И, в принципе не ошибиться. Если бы не одно "но". Именно он был тем, кто решил объединить всех остальных. Был тем, кто зародил идею, изменившую мир Британии. Именно он был тем, кто нашел подходящий замок. Он был человеком, убедившем стеснительного — и от этого казавшемся дико высокомерным, -Салазара, стать главой факультета лекарей. Зеленый, как цвет легендарной панацеи. Серебро — символ очищения. Он разделил с Ровеной часть ее безумия — и она стала ликом ученой братии. Символы ее — бронза, для концентрации разума (и облегчения головных болей, от которых не могла вылечить магия) и все оттенки неба и моря — именно ввысь и в глубину должны смотреть маги, по мнению чародейки. Именно из-за этого Мудрейшая и была безумной, — Шляпа печально покачала обтрёпанным краем — слишком часто Ровена заглядывала в такие глубины, из которых нет выхода нормальным. Тяжелее всего пришлось с Пенелопой. Гордая дочь викинга и его, Годрика, дальней родственницы долго отказывалась даже слушать о затеваемой школе. Как истинная полукровка — викинга и британки, ведьмы и морского воина — она презирала обе стороны, не забывая подчеркивать, что только от полукровок будет толк. Мол, самое сильное потомство. Но в конце концов, взяв черный — цвет неба в ту ночь, когда умерла ее мать, — и желтый — цвет последнего подарка отца — янтарной подвески, — она согласилась возглавить факультет полукровок. Всех, кто рожден между миров и готов за это бороться. Ну a Годрику ничего не оставалось кроме того, чтобы «подобрать отбросы» — всех, кто обладал Даром, но не подходил не под критерии остальных. Он принял к себе худших из лучших – и, разделив с ними тот безумный огонь души, превратил свой факультет в элиту. Да, своеобразную, да, местами очень даже «грязную» —, но все выходцы из Дома Годрика имели власть над людьми. Куртизанки — ради огненных львиц развязывали междоусобицы и братоубийственные войны. Шпионам верили больше, чем родной матери. Наемным убийцам в радушии открывали двери. Рубины, рожденные в грязи. Шляпа тихо вздохнула, не желая отвлекать своего Создателя от разговоров с его преемницей. Ведь его факультет должен вернуть себе былое Величие! *-*-* — Бабушка? — Да, Невилл? — А расскажи мне про папу, пожалуйста. Августа была строга — даже иногда чрезмерно к своему единственному внуку. Возможно проблема была как раз в том, что Невилл был единственным. Одна надежда, на продолжение, в то время, пока его родители… — Твой отец, Невилл, он… — начала рассказ старушка. И мальчик привычно отключился. Нет, не из-за невнимания к родителям, нет. Просто эту историю бабушка уже рассказывала. И слышать ее было невыносимо больно. Простая, в сущности история о том, как папа познакомился с мамой в академии авроров, как бабушка впервые познакомилась с невесткой — мамой! .. Он не любил начинать такие разговоры, потом снились слишком болезненные сны, наполненные счастьем, теплом и обрывающиеся визгливым смехом. Слишком иным, слишком неправильным. Смехом, принадлежавшим "Бешеной Белле" — ведьме, которую Невилл убьет собственноручно. — Бабушка, а давай купим мне новую палочку? Я очень боюсь сломать папину… Тихое потрескивание камина, запах имбирного печенья и хвои, заполонивший гостиную. — Да, внучек. Пожалуй так и сделаем...