Когда пересекаются параллельные

В мгновение смерти, чтобы заслужить о себе отдельную песню, наверное, положено думать о возлюбленной и умереть с её именем на устах. Образ Линдолин, что он вызвал в памяти, больше был похож на размытое пятно, рисунок, на который пролили воду. Айлфевр хорошо помнил свою пятнадцатую весну, когда запахи цветущих яблонь были особенно сладки, а лед в глазах опального принца был непроницаемо толст. Росчерком пера у него забрали все, чтобы отдать это Айлфевру. Они еще не были лучшими друзьями и с тем же успехом могли стать врагами. - Вэлгрис, я… - Айлфевр остро ощущал себя слабым юнцом, только вышедшим из детских мечт и сражений на палках. - Я слышал, ты хорош с мечом, - оборвал его Вэлгрис и протянул ему единственное наследие своего отца, меч, рукоятью вперед. Сорок лет спустя он с такой же легкостью протянул руку с тем же мечом. Только лезвие смотрело уже в другую сторону. Айлфевр знал его в тридцать пять. Знал в пятьдесят и шестьдесят девять и вдруг не узнал в семьдесят. "Постой!" - хотел бы крикнуть во впервые показавшуюся впереди спину друга, но тот был уже слишком далеко. "Ты клялся мне! Клялся быть моей опорой!" Столько близких держало его на своих плечах, но стоило уйти одному, он рухнул. Кровь медленными толчками вытекала из его тела, и стоящий на коленях Вэлгрис безмолвно рыдал, роняя слезы на его щеки. В тридцать пять он скорее бы спрыгнул с обрыва, чем показал слезы. В тридцать пять все началось – охота, прогулки, битвы, смех. И внезапно оборвалось. К его семидесяти они все резко поломались. Что ты будешь делать завтра, друг мой, мой названный брат? Через год, десять лет? Будешь ли ты сожалеть? Забудешь? Придешь ли к свой возлюбленной, чтобы коснуться её замаранными кровью руками? Посмеешь ли взглянуть в лицо моим брату и жене? Будет ли корона сгибать твою голову все ниже? В тридцать пять его названный брат горел огнем и мог вершить чудеса, еще не замаранный жизнью. Когда трон был лишь куском дерева, корона – металлическим кругляшом, а мир – нерушимым и простым. Воспоминания о таком Вэлгрисе он упрятал в коробку в дальнем углу души, чтобы сохранить до конца жизни и возвращаться к ним лишь тогда, когда опора под ногами становится шаткой. И в этой коробке молодой Вэлгрис всегда будет улыбаться ему и протягивать меч лишь рукоятью, сколько бы ни прошло лет. Недель. Мгновений. У Айлфевра уже нет и их.