То, что под силу лишь мне.

Происходящее дальше было похоже на безумие: я уселся снова на табурет, перетащил Хёбу себе на колени, и всё это - не прекращая безумных по скорости и жадности совместных поцелуев - в шею, где частит пульс, в мочку уха, которую так легко прикусить и зализать укус, в шею рядом с ключицами, распахивая черное сукно его школьного костюма - бережно, как драгоценность, хоть и знал, что весь его шкаф этими костюмами забит. Хёбу был таким же ураганом: я смутно чувствовал, как с меня срывают куртку и майку, и едва успел прикрыть рукой лимитер, чтоб Кёске не снял и его. Это дало минутную передышку, и я расстегнул и снял с него белую рубашку. Почти задохнулся от вида бледной груди со шрамом от пули, припал к нему губами, прижимая его к себе ладонями со спины - и едва вдохнул, услышав протяжный стон любовника. Говорили, шрамы чувствительней ровной кожи, только Майору я этого говорить не собирался. Тем более, что сейчас и некогда было: он обхватил мою голову руками, отбросил с лица волосы - и снова начались жадные поцелуи, изматывающие, выжигающие воздух в легких, пока руки действовали за нас - а можем, продолжением нас, силясь освободить нас от всего наносного, от любой шелухи, очистить, как ядро ореха, сделать сильным и чистым единым целым... - Снимай, - Кёске заёрзал у меня на коленях, дернул расстегнутые штаны за ремень. - Сам-то?! - я хотел ответить тем же, но ладонь скользнула по молнии его униформы вглубь, туда, где натягивала ткань трусов твердая выпуклость - и нас обоих тряхнуло, сердцебиение сбилось, и мне на мгновение показалось, что я умираю. Я поднял голову, встречаясь взглядами с Майором - и снова припал к его губам, не в силах, не желая оторваться от него, живого пламени. Продолжали мы друг друга раздевать, уже не прекращая целоваться, исступленно касаться друг друга, помогая, дразня, успокаивая и сгорая. Самым неудобным было снимать берцы, и, поняв это, я просто приспустил штаны с трусами, укладывая Майора на стол. Голый, бледнокожий, с развратно раздвинутыми коленями и дрожащим возбужденным членом, дышащий так же тяжело, как и я, Хёбу потрясал мою душу, сминал её так же легко, как огонь сминает бумагу. - Надеюсь, ты не собираешься меня обмазать мукой и съесть? - выдохнул он, демонстративно проводя ладонями по внутренней стороне бедер, затем по своим соскам, дразня меня. В глазах моих почти темнело от желания, но я нашел в себе силы достать бутылку растительного масла и плеснуть на ладонь. - Муки нет, а вот в растительном масле ты будешь более вкусным, - старательно усмехнулся я, принимаясь его смазывать. Такой узкий, жаркий, горячий... - Анди, не тяни резину, - он нетерпеливо дернул бедрами, притянул меня к себе, горячо дыша мне в губы. - Возьми меня уже... - Какой нетерпеливый, - хотелось это игриво мурлыкнуть, но нежность к возбужденно-беззащитному Кёске накрыла меня с головой, и получился только шепот. А потом я и шептать не мог, обнял Майора, прижал к себе горячее тело, входя до конца, сперва плавно - не хотелось его поранить, но Майор сам сделал резкое движение, погружая нас обоих в безумие, и дальше важно было только одно: его стоны, разносящиеся по кухне, пока мои движения становились сильнее, быстрее, пока его руки обнимали меня, наши губы, сталкивающиеся в безумных поцелуях... Когда наши сердца более менее успокоились, я сгрёб Майора в охапку, опустился на пол и прижал его к себе, укутывая в свою куртку - непривычно тихого, спокойного и оттого кажущегося маленьким и беззащитным. Холодная плитка обожгла задницу, но за то, чтобы сидеть так вечно, касаясь губами макушки седых волос, поглаживая его теплое тело и слушая, как успокаивается недавно частящий пульс, это была небольшая плата. - Как ты? - я провел пальцами по внутренней стороне его бедер, влажной, измазанной растительным маслом заднице, пытаясь определить состояние. - Всё... в порядке? - Угу... - он шевельнул головой, вздохнул, но подниматься не спешил. - Между прочим, я у тебя сегодня ночую. - Тогда тебе всё равно надо поужинать. Но сначала - вымыться, - я оглядел кухню, поднялся и посадил его на табурет. - Сейчас я... Сейчас. Я натянул на себя влажное и липкое белье, передернувшись от неприятного ощущения, застегнул штаны и принялся собирать одежду, разбросанную по кухне. Вазочка с фруктами была опрокинута, надкусанные яблоко и груша лежали на самом краю стола, зато вместе. Хорошо, что молоко стояло на другом столе у микроволновки - Хёбу так его и не взял. - Как ураган прошелся, - одежда была перекинута через руку, и я снова подошел к завернувшемуся в куртку Майору, Подставил спину. - Покатать тебя? - Ты был частью урагана, - напомнил он насмешливо, обхватывая меня за шею со спины. - Но, лошадка! - Иго-го! - послушно согласился я и резво потрусил по коридору. - Ко мне или к тебе? - До тебя ближе, - он зевнул мне в ухо. - Эй, эй, я тебя ещё покормить обещал! - возмутился я, затем тихо повернул голову, чтобы сказать шепотом: - Если ты рассчитывал выспаться, то попал явно не в тот день! - Я запомнил твои слова, - над ухом послышался отчётливый смешок, и Хёбу двинул головой, чтобы втянуть в рот мочку моего уха. Я охнул и прибавил шаг, мысленно клянясь, что в дУше этот провокатор получит своё. До душа я проскакал галопом. Почти дремлющий Кёске был поставлен в ванную под горячий душ в мусорную корзину, и туда же полетели мои штаны с бельем, после чего я шагнул следом. Осторожно прижал к себе тело, кажущееся таким худым, а на самом деле исполненное силы, и принялся его намыливать. Майор расслабленно оперся на меня, прикрыл глаза и только поворачивался, помогая себя мыть. Впрочем, когда мытьё спустилось ниже талии, я опустился на колени, обнял его за талию и прижался губами к втянутому и почти незаметному пупку Хёбу. Его пальцы тронули мои волосы, сняли резинку и принялись поглаживать медленными нежными движениями, такими непривычными, что сердце моё заполнилось теплой нежностью. Руки разомкнулись, я склонил голову, целуя кажущееся острым бедро, нагнулся, плавно переходя к коленям, и Кёске, выдохнув, замер, забыв о своих движениях. Я целовал его колени исступленно, вкладывая в эти поцелуи душу. Так припадали к алтарям, молясь своим божествам, так целовали святыни, не смея молить, чтоб божество снизошло - и всё же желая этого всем сердцем. - Анди...- прошептал дрогнувшим голосом Кёске, и я внезапно понял, что он полон сейчас осознанием нежности, и попытка прямо сейчас сделать ему минет или заняться сексом что-нибудь сломает... - Да, - тихо согласился я, поднимаясь и домывая его, затем отдал мыло Кёске, чтобы он вымыл меня. Душ прошел в молчании и уюте. По окончании мы вытерли друг друга, я снова взял его на руки и унёс в комнату. Там Кёске был усажен на одеяло, я завернул его в покрывало и улёгся, устраивая голову на худых коленях. - Ты ведь, кажется, не хотел спать, - напомнил Хёбу слегка насмешливо. Я прикрыл глаза, чувствуя, как сердце трепыхается, догадываясь, что ему предстояло, поймал его ладонь и прижался к ней губами. - Можно, мы немного посидим так? Вторая рука Майора молча легла мне на волосы, перебирая их, поглаживая нежными аккуратными движениями, пока я решался, касаясь губами пальцев Майора. - Я люблю тебя, - наконец произнес я, закрыв глаза и продолжая касаться губами теплой ладони, даже не целуя - просто впитывая тепло любимого. Я был готов к исходу, каким бы он ни был и когда бы он ни последовал.