То, что под силу лишь мне.

Пистолет был разобран, почищен и собран ровно пятнадцать раз, когда я решил, что сделал всё возможное. Прицелился в окно. Всё же оружие было привычно моим рукам. Сейчас я только с оружием в руках чувствовал себя привычно, уверенно, а раньше я сам был оружием. Весь - цельный и ловкий, не сомневающийся в своих силах, в том, что я изменю мир, как захочу... У Гидеона разве что одежда другая да лимитера нет. Я потрогал свой ограничитель. Он всё время был включен эти дни, я не выключал его, зная, что вручную Хёбу тяжело меня таскать. Вообще, наверное, тяжело быть с человеком, когда рядом требует внимания кто-то, похожий на молодого спутника прежних лет, жадный, влюбленный... Юный. Если я выйду на работу в детский сад, придется лимитер оставлять дома, чтобы держать ребятишек в рамках поведения. Интересно, мини-Югири "прыгает" только из мира в мир? Старшая Югири в детстве обладала хорошим самоконтролем. Она редко применяла свои способности, только если была напугана - и то не всегда. Но здесь дети уже не знают страха, наверное. Кто там будет в садике? Рожденные от пришедших сюда эсперов? Или "чипованные" эсперчики? Сегодня вот её величество привела ещё двоих, правда, вряд ли эти дети окажутся в садике - ростом они были повыше меня, это я разглядеть успел. Я накинул куртку и спустился вниз, к коляске. Наш разговор с Акаши Каору ограничивался тем разговором на станции, когда я жаждал узнать, влюблена ли Королева в Кёске - и ещё недавним общением, когда она сказала Йо, что нашла меня. Йо... Я покачал головой. Йо, Момотаро... Не удивлюсь, если Гидеон тоже живёт у них. Наверное, вся элита "Пандоры" скучает по житью на "Королеве Катастроф", веселому, беззаботному - а может, только Йо и Кёске? А может, и не Кёске. В "столовую" я въехал, когда ещё было светло, попросил у Патти ужин, довольно плотный, между прочим: хоть я и ужинал один, не повод был голодать - подумаешь, Майор и Гидеон. И повода стреляться из-за какого-то мальчишки, как баба, я не видел. Надо было просто заставить работать эти проклятые ноги... Здесь, в "столовой" удивительно легко было смотреть в окно, наблюдать, как сползает закат. Время словно текло плавно, незаметно - и мимо. Интересно, выгляди Майор на свои года - я бы в него влюбился? Или и вправду всё дело в красоте, а я просто купился? Тем более, что Майор тогда казался школьником, и, теперь я думаю, что-то было в словах Фудзиуры о том, что я педофил. По крайней мере, Майора сложно не хотеть. А может, дело в его обаянии. Интересно, есть ли оно вообще, эсперское предназначение, о котором говорили? Ну, вроде, каждый эспер предназначен своему эсперу, и когда находишь предназначенного, обретаешь своё счастье, блабла... Наверное, человека с внешностью старика мне было бы трудно полюбить, мы сошлись, потому что мы были молоды, горячи, безрассудны и жаждали приключений. Значит, всё же дело во внешности? Вопреки обыкновению, я выбрал воду. Простую воду, для улучшения работы организма, для хорошего сна... Чистая прозрачная вода была лучше для меня, белое молочко - для Майора. Маги упоминал в первом разговоре, что здесь они разводят скот, значит, кто-то держит и коров. Если дело во внешности - неудивительно, что Гидеона поставили таскать рюкзак. И неудивительно будет, если я всё же останусь одиночкой. Хотя Майор вроде как.... А что я могу дать Майору? Воду я выпил залпом, аккуратно сложил посуду на поднос и покатил к мойке. Самообслуживание. Люди, неважно, эсперы или нет, юные или взрослые, очень нуждаются в ком-то, кто мог бы мыть посуду и полы, убираться после праздников, потому что редко кто вообще горит желанием это делать. Праздники радуют всех, а вот прибираться - поди-ка, найди хоть одного желающего. При этом желающих убираться не ценят, относясь к ним... порой даже не замечая, если честно. Элита "Пандоры" делала свои преступные и не очень дела, развлекалась - их во всех странах и разыскивали, как особо опасных, а появись в городе хотя бы та же девушка-прачка, с которой я говорил в первый месяц своего появления в "Пандоре" - её бы даже не заметили. Сколько их было на "Катастрофе" таких, которые просто делали свою работу? А сколько из них спаслись после затопления корабля? Наверное, только Маги и знает - больше никто в бытовуху не лез так глубоко. Убирали за нами рабочие - а лидером "Пандоры" звали всё равно Хёбу Кёске. И влюблялись все в него. Так спустя года дети читают книги про Питера Пэна, помня про Майкла лишь как о приложении к бессмертному мальчику. Домыв посуду, я поехал к месту, которое было моим домом. В детстве я тоже собирался прославиться - стать знаменитым пилотом, героем-эспером вроде "Детворы" или охотником на нечисть. Наверное, никто в детстве не мечтает стать уборщиком, мойщиком посуды или прачкой. А стал бойцом. Не воином - воинами зовут защитников, справедливых, верных, которые не поднимут руку на ребенка - а бойцом. Меня долго натаскивали на убийство, практически, на бойню, вколачивали свои светлые идеалы, я даже гордился тем, что был лучшим по очень многим показателям в USEI - а на первом же настоящем испытании так и не выстрелил. Если бы я выстрелил - повесил бы мне Майор на шею лимитер? Ведь Кёске говорил, я напоминаю ему его в молодости... Лестница казалась бесконечной, но там, наверху брезжил свет. В прежнем мире следом за светом я бы наверняка увидел поезд, мчащийся на меня. Да и не был ли Кёске в своём роде этим поездом? Говорят, эсперам очень сложно внушить какие-то идеалы. В силу нестабильной психики и природного свободолюбия в головы их вдалбливается только то, в чем они сами уверены. Кёске притягивал всех только тем, что говорил о семье. Дети попадали в семью, и то не все - а взрослые отправлялись отрабатывать жильё у "Пандоры" - работать на кухне, в прачечной, уборщиками, всеми теми, кто делает жизнь легче. У каждого сборища должен быть руководитель - но тогда при чем тут семья? Досталась ли она только Маги, Момидзи, Йо, Югири и Момотаро? Ещё Кёске. Себя мне считать частью семьи "Пандоры" никак не удавалось: когда от тебя не шарахаются только из-за лимитера... Я долез до верха, подтянулся. Уселся на краю, всё ещё задумчивый, и принялся разглядывать ограничитель. Солдаты в тюрьме, где я очнулся после взрыва, говорили - моё поле изменило то ли полярность, то ли частоту, сделавшись неощутимым абсолютно. Теперь ни у кого из встретивших меня не болела голова, а не только у эсперов высшего уровня. Когда-то я посчитал бы такой исход за счастье, а сейчас мне снова было мало. Уже хотелось не того, чтобы люди не шарахались от моей силы, не только того, чтобы было, куда возвращаться - а чтобы меня любил конкретный человек... - Анди? - Майор выглянул из двери комнаты, и я рассеянно кивнул, засовывая лимитер обратно под майку. - Сейчас. До комнаты я добирался всё так же абсолютно молча, продолжая размышлять. Люди - существа, всё время чего-то жаждущие. Они хотят больше, больше и больше. Больше любви, больше впечатлений, больше денег. Материальное захватывает многих, но ведь изначально это должно было быть по-другому. Должны были взять верх мечты: пришел к мечте, она сбылась, тебе недостаточно - ты идешь к новой, и цели становятся всё мощнее. Но этот механизм просто неверно работает. - Анди, что-то случилось? Кёске склонился надо мной, и я помотал головой, невольно отвлекаясь. - Нет, просто перегружен впечатлениями. Мне надо подумать, и я хочу поиграть. Подождешь, ладно? Он молча кивнул, кажется, приготовил вопросы на будущее. А я вытянул свою уже прижитую флейту. Не кричи, глашатай, не труби сбора. Погоди, недолго терпеть. Нет, еще не завтра, но уже скоро, Риму предстоит умереть. Радуйся, торговец, закупай мыло - мыло скоро будет в цене... Скоро будет все иначе, чем было, а меня убьют на войне... Было смешно, когда после многодневных скитаний в трущобах, где я убил достаточно людей, чтобы видеть кошмары, я встретил Мари, эспера, которая когда-то была преподавателем музыки в детском саду, и показал ей подаренную флейту. Было ужасно смешно, когда она сказала, что у меня абсолютный музыкальный слух - у меня, бойца и убийцы... Я прохохотал двое суток, как сумасшедший. Гаф тогда пригрозил, что сдаст меня в дурку. Не зевай, историк, сочиняй книгу, наблюдай вращенье земли. Каждому столетью, году, дню, мигу, сколько надлежит, удели. Ветер подымается, звезда меркнет. Цезарь спит и стонет во сне. Завтра будет ясно, кто кого свергнет, а меня убьют на войне... А через двое суток я всё же взял флейту и начал учиться играть. Мари учила меня музыке, я учил её стрелять - и через пару лет мы оба годно умели то, чему учились. Дети звали меня Флейтистом - вроде гамельнского крысолова, когда-то уведшего детей прочь из города от жадных родителей. Странно, но после того, как я взял флейту в руки, кошмаров про убитых я больше не видел - исключая сегодняшний, с Рагнаром. Но кошмар про то, что кого-то, кого я любил, нету больше в этом мире, и про то, как убивают Раги, я видел далеко не впервые. Просто когда осознал вчера во сне, КОГО потерял... Смейся, Левконоя, наливай вина. Знать что будет, ты не вольна. Можешь мне поверить, по всему видно, что тебя не тронет война. Знать, что будет завтра, много ль в том толку? Думай о сегодняшнем дне. Я ж, хотя и знаю, но скажу только, что меня убьют на войне. * И ведь мечтают люди всё ещё жадно. "Дай больше, сильнее, чувственнее...". Я и вправду боец и убийца, о чем мне мечтать? Чего вообще я хочу? В детском саду с ребятишками я буду приносить пользу, разве мало? Разве обязательно делать что-то высокое, останавливать войны, убивать всех нормальных, претендовать на что-то большее, чем ты есть? Зачем я живу, если не знаю, что мне можно? Есть более юные и более горячие. Не чета мне.