Come and Play

За что Лестрейд действительно ненавидел свою работу – так это за сроки, из–за которых работать приходилось по пятнадцать, а иногда и двадцать часов в сутки. С каждым пропущенным днём улики по делу найти было сложнее, свидетели забывали важные показания, а возможные жертвы подвергались огромному риску. Не говоря уже про то, что в деле с убийством крайний срок – две недели. Если расследование не продвигается сразу, то лишь исключительная удача способна вывести его из тупика. Но пока у них всё ещё было время, следовало выжать из этого дела всё, что получится. Его люди переговорили с Морин Уолтерс из компании «MQW Property LTD», выкупившей дом и все права на него. Оказалось, что договора с потенциальными покупателями начали заключаться только четыре дня назад, и большинству жильцов требовалось время, чтобы перевезти свои вещи и мебель. Поэтому дом и был таким пустым. С Китти Райли был заключён долгосрочный договор на три года, и вся немаленькая сумма была переведена в день заключения договора, что было довольно редким явлением. Миссис Уолтерс показала все документы и номер счёта, с которого поступили деньги, и он совпал с номером счёта, открытый на имя Китти Райли. Пожарные же сообщили, что мебели в новой квартире почти не было, и по большей части всё уничтожил взрыв и последовавший за ним пожар. Предварительная экспертиза подтвердила, что взрыв произошёл из–за самодельного взрывного устройства мощностью около 500–600 граммов в тротиловом эквиваленте. Бомба состояла из блока C–4(1), детонатора и, вероятно, большого количества патронов .243 Винчестер(2), осколки которых извлекли не только из тела жертвы, но и из стен квартиры. Это была ещё одна странность. Обычно подобного рода бомбы начиняли различными поражающими снарядами, от болтов и гаек, до обрезков арматуры, в зависимости от поставленной задачи. Но патронами бомбы снаряжали крайне редко, в основном из–за дороговизны, так как начинить бомбу всяким мусором было гораздо легче, чем использовать боеприпасы, которые не находились в свободном доступе. По крайней мере, теперь они знали, что у Игрока есть лицензия на хранение оружия, если, конечно, боеприпасы не были украдены или провезены контрабандой. Запрос на лиц, приобретавших патроны такого калибра, был отправлен сразу же после получения результатов экспертизы, но на поиски требовалось много времени, а вероятность хоть какого–либо успеха была чрезвычайно мала. Больше всего сюрпризов принесла распечатка телефонных разговоров, которую Патерсон занёс в отдел после обеда. Грэгу сразу же пришлось отложить все свои дела, как только он увидел, что пришёл именно Билл. Патерсон, в общем–то, был неплохим парнем, пускай немного странноватым и довольно замкнутым. Ему было двадцать семь. Он немного сутулился, а тёмно–каштановые пряди постоянно падали ему на лоб. Главная проблема Патерсона состояла в том, что он боялся испачкаться. Как он сам говорил, это была одна из форм фобии, кажется аутомисофобия, Грэг толком не помнил её мудрёного названия. То есть это его желание «не испачкаться» порой доходило до абсурда. Например, Билл почти никогда не отвечал на рукопожатие, только в исключительных случаях, и то после этого он несколько минут вытирал руки салфеткой и каким–то своим специальным гелем, который всё время таскал в кармане пиджака. С уликами или документами дело обстояло ещё хуже, так как кроме, как в перчатках, брать их в руки он наотрез отказывался. Иногда Грэг задавался вопросом, как вообще с такой фобией Патерсон пошёл в полицейские и смог закончить академию с отличием. А ещё Патерсон был «человеком–бедствием», «парнем – плохие новости». Он был поразительно слабохарактерным, особенно учитывая свою профессию, из–за чего парни из отдела всегда сваливали на него свои обязанности, как только начинало пахнуть жаренным. Если они заходили в тупик, или упустили подозреваемого, если улики оказывались уничтожены, а вся месячная работа шла коту под хвост – посылали Патерсона. Именно он раз за разом оказывался в кабинете шефа, отчитываясь по промахам всего отдела. Поэтому когда Билл немного нервно постучал в дверь и практически просочился в кабинет, Грэг понял, что новости он сейчас услышит не особо хорошие. – Я принёс распечатки звонков жертвы, сэр, – Патерсон передал бумаги и, с разрешения Грэга, открыл окно, пробормотав что–то вроде «запах бытовой химии меня просто убивает» и «почему уборщицы не могут выбирать что–то менее вонючее и вредное?». Инспектор не обратил на его возмущение никакого внимания, это уже было привычным делом, и сосредоточился на распечатках, просматривая даты звонков Райли за последний месяц. Кто–то любезно подписал фломастером возле номеров имена и адреса, с которых был совершён звонок, поэтому задача была не особо сложной. В целом список был достаточно коротким, несколько раз Китти звонила в редакции газет, возможно, чтобы протолкнуть свои статьи к печати, два раза разговаривала со своей матерью, проживающей в Плимуте. В последнюю неделю много звонков было в агентства по недвижимости, в том числе и в «MQW Property LTD», с которыми Райли связывалась несколько раз. Звонки подружкам, в прачечную, в службу быстрой доставки. Самый обычный список, который мог принадлежать любому человеку. Кроме последних трёх дней, когда ей, как минимум, четыре раза звонили из таксафона, причём из разных районов города. Все звонки были короткими, не больше 20 секунд. Как раз достаточно, чтобы сообщить место встречи или что–то важное, не оставив за собой следов. Грэг покачал головой, понимая, что они что–то упускают. Решив подумать над этим позже, инспектор просматривал остальные звонки, до тех пор, пока его взгляд не остановился на знакомом номере. Не может этого быть. За восемь часов до смерти жертве поступил звонок с телефона, который принадлежал сержанту Роберту Фаулеру. Лестрейд нервно сглотнул и уставился на Патерсона немигающим, застывшим взглядом. На мгновение он малодушно хотел отдать распечатки обратно, заставить Билла избавиться от них, сделать вид, что никогда их не видел. То, что происходило сейчас, казалось Грэгу не только безвыходным отчаянием, но чудовищным, нелепым, безнадёжным шагом, который в силу железных законов никто – ни Патерсон, ни сам инспектор – не имел права не выполнить или отменить. – Узнай всё, что сможешь о Роберте Фаулере. Подними распечатки звонков за несколько лет, выясни, разговаривали ли они раньше, – Грэг говорил непререкаемо, хотя это и стоило ему огромных усилий. Вздрагивающими руками он неожиданно резким движением поднял со стола бумаги, подал их Патерсону. Билл машинально подставил ладони, забыв на секунду о своей фобии, но, когда коснулся распечаток голыми руками, вздрогнул, словно взял в руки раскалённые угли. – Вы действительно считаете, что он к этому причастен? Шеф, он же ваш друг! – Значит, проверь всё досконально. Я хочу знать, что нам скажут улики, – Лестрейд нахмурился, уловив возмущённый взгляд Билла. – Что? – Вы жестоки. Очевидно, что любая связь случайна. – Никаких одолжений, никаких поблажек, – Грэг и сам не верил, что он это говорит. – Вот всё, что у нас есть: два трупа, разговор с жертвой накануне её убийства и сам Роберт. Только безумные могут такое проигнорировать. Я должен знать – совпадение это, либо имеет место нечто более серьёзное. По лицу Патерсона было видно, что он не согласен, что готов спорить до последнего. Раньше Грэг даже порадовался бы такой преданности отделу. Но сейчас им нужен был здоровый скептицизм, даже параноидальная подозрительность, потому что иначе они упустят Игрока. Господи… а если это и вправду Роберт? Они же вдвоём знают друг друга как облупленные. Знали. Сейчас Лестрейд ни в чём не был уверен. Даже в себе самом. *** Не совпадение. Это на самом деле не было совпадением, как бы Грэг не хотел верить в обратное. Факты всегда шли наперекор ожиданиям, и с этим просто следовало смириться. Правда состояла в том, что за последние два года Роберт Фаулер связывался с Китти Райли по телефону, по меньшей мере, семь раз. Причём в период «популярности» Шерлока в газетах звонки производились чаще, в то время как за последние полгода звонок был только один – и попал аккурат на день смерти журналистки. Чересчур для простой случайности. Но это ещё не было доказательством, в конце концов, каждый имел право разговаривать с тем, с кем считал нужным. Как бы это не казалось подозрительным, поставить в вину Фаулеру было нечего. До тех пор, пока не проверили счета Китти Райли, с которых, как оказалось, несколько раз переводились деньги на счёт всё того же Роберта. Сопоставив оба списка, Грэг пришёл к неутешительному выводу, что перевод средств осуществлялся не позднее чем через два дня после телефонного разговора. Суммы были не особо крупные, но самого факта вполне хватало для того, чтобы вызвать сержанта на допрос. Лестрейд надеялся этого избежать. Он сам не имел права допрашивать Роберта, так как был заинтересованным в деле лицом во всех отношениях. Был его начальником, его другом. В глубине души Грэг всё же считал, что это чудовищная ошибка, что Фаулер с лёгкостью развеет их подозрения и всё окажется куда тривиальнее, чем им поначалу показалось. Но прежде, чем заводить внутреннее расследование и обращаться в отдел профессиональных стандартов, следовало переговорить с самим Робертом. Грэг не собирался исподтишка действовать против своего друга, и намерен был попытаться вначале разобраться в ситуации самому. Случай представился сразу же, в тот же день, Роберт сам его нашёл, и по напряжённому взгляду Грэг понял, что сержант знает о том, что происходит. Утаить что–то от его людей было крайне сложно, работа в отделе предполагала определённую долю открытости, так что рано или поздно Фаулер всё равно бы об этом услышал. И хорошо, что он пришёл сам, это значительно облегчало задачу самому Лестрейду. Роберт вошёл размашисто и быстро, и помещение сразу же как–то уменьшилось, точно потолок опустился, и дверные проёмы скромно ужались в ширину. Грэга неизменно удивляло, как его друг, обладая довольно внушительными габаритами, умудрялся перемещаться так неслышно. Впрочем, в тех случаях, когда Роберт Фаулер всё–таки решал пошуметь – это слышали в соседних зданиях, так что одно вполне компенсировало другое. Роберт устроился в кресле для посетителей, как и всегда делал, если заходил просто поговорить, но прямая спина, намеренно спокойное выражение лица и напряжение, скользившее в каждом жесте, выдавали Фаулера с головой. Они действительно слишком хорошо друг друга знали. Грэг понимал, что и сам не сможет ходить вокруг да около, пытаясь завязать их обычный – дружеский – разговор, что не сможет придать своему тону непринуждённость, как бы ни пытался. Но и сразу же переходить к обвинениям, набрасываться на собственного друга с вопросами он не хотел, хотя сомнения уже порядком потрепали ему нервы. Молчание затягивалось, Грэг бесцельно перекладывал бумаги из одной стопки в другую, чтобы создать хотя бы видимость какой–то деятельности. Никто не хотел начинать неприятный для них обоих разговор. – Послушай, что происходит? – наконец устало выдохнул Фаулер. – Почему о том, что меня проверяют, я узнаю одним из последних? – Потому что стали известны факты, которые невозможно было игнорировать. – И какие же? – Роберт прищурился, и Грэг поймал себя на мысли, что ищет на его лице признаки того, что он лжёт или недоговаривает. На секунду инспектор действительно – действительно! – допустил мысль о том, что Фаулер может быть Игроком. И это настолько выбило его из колеи, что он ошеломлённо замер и уставился на свои собственные руки, словно действительно не понимал, как он до этого докатился. Он слишком стар для такого дерьма. – Ты и сам прекрасно знаешь какие, Роберт. Иначе ты бы ко мне не пришёл. Чего ты хочешь? – Грэг не знал, что говорить на эту тему будет так тяжело. На самом деле он просто хотел, чтобы всё поскорее закончилось. – В чём ты меня обвиняешь? Хватит изворачиваться и скажи это вслух. Ты действительно думаешь, что я связан со смертью этой журналистки? Ты поэтому стал копать под меня? – Я должен быть уверен, что ты никак не связан с Мориарти, – озвучил, наконец, свои сомнения инспектор. – Ты меня знаешь. Ты не должен спрашивать. – Пожалуйста. – Ты что действительно меня обвиняешь? – скривился Роберт, резко поднимаясь со стула и нервно меряя шагами небольшое пространство кабинета. Его жесты были размашистыми и дёрганными, он явно был в ярости, еле сдерживался, чтобы не повысить тон и не начать кричать на своего друга. – Ты звонил Райли как раз перед её убийством, на твой счёт она переводила деньги, и тебя не было с нами в момент взрыва. – Боже, да объясни мне, наконец, как я смогу доказать то, чего никогда не было? Я не убийца! Как представить доказательства того, что мы с Мориарти никак не связаны? Как? 20 лет дружбы, Грэг. Ты действительно так не доверяешь себе? – Я должен быть уверен, помоги мне. Пожалуйста, – отрывисто попросил Лестрейд, положив руку Роберту на плечо, желая его успокоить. – Это мой долг – расследовать дело, сохраняя бесприст… – Я уже наслушался о твоих принципах! – резко оборвал его Фаулер, скидывая его руку и отступая на несколько шагов. – Для тебя друзья всегда были на втором месте. После этих твоих принципов, – с презрением выплюнул мужчина. – Умерло уже два человека! Я должен рассматривать это дело со всех сторон. – Я знаю, – горько подтвердил Роберт, словно пришёл к какому–то неутешительному для себя выводу. – Знаю. Ты не меняешься, правда? Просто я никогда не думал, что 20 лет нашей дружбы ты вот так легко выкинешь в мусорку. Какой я самонадеянный, правда? Неудивительно, что тебя бросила жена. – Роберт! – Знаешь что? Иди к чёрту, я не собираюсь тут больше оправдываться перед тобой. Для тебя я уже заочно виноват. Фаулер дёрнул плечом, выпрямившись во весь свой немалый рост, и быстрым шагом вышел из кабинета, недовольно рявкнув на попавшегося ему по дороге Патерсона, который всё это время простоял под дверью. Грэг проводил своего возможно уже бывшего друга больным взглядом, но потом не выдержал и спрятал лицо в ладонях, стараясь успокоиться. Усталость последних дней обрушилась на него внезапно, а разговор подкосил гораздо сильнее, чем он ожидал. Грэг надеялся, что Роберт не наделает глупостей, только не сейчас, когда ему ещё предстоит ответить на вопросы отдела профессиональных стандартов, ведь там только и будут ждать момента, пока он оступится. Лестрейд коротко выдохнул и прислонился лбом к оконному стеклу. В нём отражалось мёртвенное сияние ламп дневного света. Внизу, на мостовой, сгрудились автомобили и несколько зевак. Три техпомощи и пять патрульных машин пытались ликвидировать пробку, вызванную аварией. – Вы не сделали ничего плохого, сэр, – Билл заглянул в кабинет, остановившись на пороге, и от его взгляда Грэгу стало не по себе. – Но я не сделал ничего и хорошего. И на секунду инспектор действительно в это поверил. Но на самом–то деле он делал всё это не ради себя. И даже не ради закона или призрачной справедливости – в этом Роберт ошибся. Он сделал это ради Китти. Она никогда ему не нравилась, лично с ней Грэг никогда не разговаривал. Он видел только её статьи, в которых она обличала Шерлока, и слышал, что говорил про неё Джон. Возможно, Райли была и не самым замечательным человеком, но она не заслужила того, что с ней случилось. – Свяжись с отделом профессиональных стандартов. Ты знаешь, что им сказать, – обратился Лестрейд к констеблю, который всё ещё стоял на пороге его кабинета. Лицо Патерсона ожесточилось, и он резко кивнул, показывая тем самым, что да, он действительно понимает. *** Следователем была назначена женщина с приятным именем Анна Монаган. К сожалению, это было единственное, что в ней оказалось приятного. На вид этой Монаган было не больше сорока, она была одета в строгий чёрный костюм и дизайнерскую юбку. Русые волосы были собраны в хитрый узел, форма которого удерживалась при помощи трёх длинных шпилек. Лицо её нельзя было назвать некрасивым, но оно казалось невыразительным. И в то же время было в этой Монаган что–то неприятное, почти отталкивающее: излишне скупая мимика и сухие, выверенные жесты. Глаза же выражали только раздражение. От своих коллег, которым уже приходилось с ней работать, Лестрейд узнал, что у этой женщины поистине бульдожья хватка. Рядом с ней Грэг чувствовал себя неуютно, хотя, на самом–то деле, это вовсе не ему полагалось нервничать. Отдел профессиональных стандартов отозвался на уведомление сразу же и Роберта Фаулера вызвали на допрос уже на следующий день. За всё это время они с Грэгом не сказали друг другу ни слова. Когда эта новость дошла до ребят из отдела, то большинство заняло позицию Роберта, не понимая, как инспектор вообще мог поверить, что Игрок находится среди них. Многие из них – и не безосновательно – полагали, что такая безумная идея принадлежала Холмсу, и теперь у них появился ещё один лишний повод его ненавидеть. Что до самого Шерлока, то он не появлялся в отделе вплоть до начала внутреннего расследования, отправив всего несколько сообщений и практически вынудив Грэга дать согласие на своё присутствие при допросе. Зачем ему это понадобилось, инспектор не понимал, но решил, что слишком много вреда это не принесёт. В кабинете для допроса было только два человека – Роберт Фаулер и следователь Анна Монаган. Остальным было разрешено находиться в смежной комнате, наблюдая за ходом допроса через мониторы. После небольшого колебания, Грэг позволил остаться только Донован и Холмсу, который подошёл буквально за минуту до начала этого спектакля абсурда. На этот раз Шерлок появился в привычном для всех костюме, что, похоже, должно было окончательно показать окружающим, что он действительно вернулся. Но, если раньше все изменения его внешнего вида можно было списать на чудаковатую маскировку, то сейчас любая мелочь бросалась в глаза. Лестрейд с несколько минут оторопело таращился на Шерлока, не понимая, что именно в нём изменилось. Казалось, что всё и ничего. Грэг готов был поклясться, что волосы Холмса стали заметно светлее и короче, а в копилку его странностей прибавилась нервная привычка оглядываться и контролировать всё происходящее вокруг. Лестрейд даже думать не хотел о том, в какой же дыре тот должен был провести последний год, чтобы затравленное желание не получить удар в спину превратилось в стойкую привычку. И ещё Шерлок явно потерял в весе несколько фунтов, из–за чего его худоба стала выглядеть почти болезненной. Если в начале, из–за безразмерной толстовки и мешковатых джинс, это не так сильно бросалось в глаза, то, переодевшись в костюм, Шерлок словно намеренно подчеркнул произошедшие с ним изменения. Как и то, что осталось неизменным. Потому что шрамов у Шерлока не было. Совсем. Лестрейд поначалу старался не смотреть на его лицо, боясь увидеть за синяками и ссадинами уже зажившие рубцы от травм, полученных при падении. Но, справившись с собой, он иногда искоса поглядывал на Холмса, на его лицо, шею и руки, не скрытые одеждой. Шрамов не было, хотя в госпиталь тогда привезли просто мешок переломанных костей – всё, что было час назад высокоактивным социопатом, детективом и гением Шерлоком Холмсом. В нескольких местах были переломаны обе ноги, раздавлена грудная клетка, сильно разбит череп. С такими повреждениями не выживают. Но если Шерлок не прыгал с крыши, то тогда что, чёрт возьми, видели свидетели? И труп, откуда взялся труп, который опознавал Джон? Сам же доктор Уотсон с Шерлоком не пришёл. Этот факт Лестрейда удивил, так как он действительно считал, что всё будет как прежде и Джон не откажется от расследований после того, как Шерлок «воскрес из мёртвых». Но, похоже, Уотсон всё–таки пересёк ту точку невозврата, когда прошлое действительно остаётся в прошлом. На фоне своей собственной разваливающейся дружбы этот факт показался ему достаточно жестокой насмешкой судьбы. И, неожиданно для самого себя, Грэг вдруг совсем не захотел знать подробностей того, как Шерлок выжил. Чудо есть чудо, трюк есть трюк. – Даю вам шанс обрисовать вашу версию, – Монаган несколько минут пристально смотрела на сержанта, прежде чем начать допрос. – Кто наблюдает за мной? – Роберт медленно перевёл взгляд на камеру, словно действительно надеялся таким образом узнать ответ. – Ты там, Грэг? А твой умник Холмс тоже пришёл полюбоваться? Ты доволен? Лестрейд стиснул зубы, стараясь взять себя в руки. – Я должен был сам его допрашивать, – на самом деле, это была всего лишь бравада, Грэг знал, что не смог бы этого сделать. Донован в поддерживающем жесте положила руку ему на плечо, на самом деле сожалея, что всё зашло так далеко. – Вас обвиняют в убийстве Китти Райли, с которой вы некоторое время поддерживали отношения, – спокойно продолжила Монаган, прерывая это маленькое отступление от хода допроса. – Меня кто–то подставил. Мне шьют дело, – нахмурился мужчина, ситуация явно его раздражала. – Придерживайтесь фактов, сержант Фаулер, а выводы я сделаю сама. Где вы были в день убийства? – Я допрашивал свидетеля, – спокойно пояснил Роберт, скрестив руки на груди, что не укрылось от внимательного взгляда следователя. – Меня отправили опросить соседей мистера Коуэлла, которых мы не застали до этого дома. Монаган чуть приподняла брови в удивлении и сверилась со своими записями, хотя Грэг был на сто процентов уверен, что она помнила все эти данные наизусть. – Но камеры на Тауэр Райс Хайбери N1 зафиксировали, что вы вышли из здания в 16:39. В отделе уголовных расследований вы больше не появлялись, но в книге ухода стоит ваша подпись о том, что вы покинули своё рабочее место в 18:07. Фаулер скривился и потерял весь свой уверенный вид. Грэг действительно не понимал, если Роберт обманул их, то неужели он действительно рассчитывал, что никто не заметит такого грубого прикрытия? Это было так не похоже на Игрока, который смог обойти даже камеры наблюдения, не оставив за собой никаких следов и зацепок. Холмс хмыкнул, видимо он придерживался того же мнения. – Я попросил одного из коллег расписаться за меня, – наконец, пояснил Роберт, хотя видно было, что он совсем не рад об этом говорить. Монаган приблизилась к нему, положив руки на стол, словно гончая, почуявшая жертву. Гласа сузились, а губы превратились в тонкую полоску. – Значит, вы находились в самовольной отлучке, – довольно констатировала она. – Я зашёл в клуб. «Барн Стор» на Хайбери Парк. И выпил там пива, – Фаулер предпочитал смотреть куда угодно, только не на следователя. – Я бывший алкоголик. Иногда я срываюсь, если нервничаю. – Вы пили на работе? – в голосе Монаган явственно чувствовалось осуждение. – Кто может подтвердить тот факт, что вы были в этом клубе? – Бармен, – Роберт пожал плечами. – Я сидел прямо возле стойки. Он меня видел. – Мы проверим эту информацию, – улыбалась Монаган неприятно, хотя бы потому, что взгляд у неё был по–прежнему такой же пронзительный и цепкий. – Как долго вы пробыли в клубе? И куда отправились потом? – Несколько часов, я не помню точно, – медленно, словно нехотя говорил Роберт. – Я изрядно выпил, плохо соображал. Не помню, как добрался до дома. Было уже поздно, и я просто лёг спать, – с каждым произнесённым словом тон сержанта становился всё более неуверенным. – Кто может подтвердить тот факт, что вы были дома? – продолжала давить на него следователь. – Никто, – быстро, слишком быстро ответил Роберт, и Монаган прищурилась, чувствуя, что ей лгут. – Моя жена уехала в командировку, должна была вернуться не раньше, чем через неделю. – Он был с любовницей, – подал голос до этого молчавший Холмс и Грэг вздрогнул, подняв на него непонимающий взгляд. – Что? – Сквозь ткань его пиджака проступают контуры браслета, – пояснил Холмс, указывая на правую руку сержанта, – Украшений он не носит, жена в командировке, значит, браслет предназначен не для неё, отсюда вывод – браслет клубный. Скорее всего, виниловый, его снять можно только разрезав. То, что он не избавился от него до сих пор, говорит о том, что этот клуб он навещал уже несколько раз и планирует пойти туда снова. И на лацкане его пиджака мелкие брызги виски. Грэг и Салли перевели взгляд на Фаулера, который продолжал отвечать Монаган на уточняющие вопросы, и ничего не увидели. – Не волнуйтесь, – успокоил их Холмс. – Большинству людей их не разглядеть. Мы живём в век подслеповатых конторских крыс. Характерный запах виски я почувствовал ещё когда видел сержанта в последний раз. Если бы он пил дома, то снял бы пиджак, значит, Фаулер был на людях. Белки его глаз налиты кровью – пил он совсем недавно и явно набрался порядочно. – А любовница? – подозрительно спросила Салли, которая впервые внимательно слушала всё, что говорил детектив, не перебивая. Видимо, поведение Роберта её тоже насторожило или она поняла, что Холмс явно не считает его виноватым. По крайней мере в том, в чём Фаулера обвиняют. – Это должно быть очевидно даже для вас, – Шерлок покачал головой, явно удивляясь человеческой невнимательности. – У него засос на шее, который он безрезультатно пытается прикрыть воротом рубашки. Откуда же он взялся, если его жена в командировке? Грэг нахмурился, вновь переведя взгляд на Фаулера, который нервно постукивал пальцами по предплечью, всё ещё держа руки скрещенными. Он не знал, что Роберт изменял Лиззи, их брак казался прочным и основанным на любви. Грэг был другом их семьи, ему нравилась Лиззи, она была милой и весёлой, всегда была рада видеть его в их доме. Ещё когда Лестрейд сам был женат, они часто собирались семьями на пикники или вечеринки. После развода Грэг довольно болезненно относился к изменам, и узнать, что твой друг тоже этим грешит, было неприятно. Но была в этом и положительная сторона. Экспертиза установила, что бомба приводилась в действие дистанционно, посредством сигнала, отправленного с портативной СВ–рации(3), с дальностью не больше пятисот метров. Это означало, что в момент взрыва преступник был недалеко от места преступления. И если алиби Роберта подтвердится, и он всё это время находился у себя дома, то можно будет снимать с него обвинения. – Что связывало вас с Китти Райли? – Грэг прислушался, так как этот вопрос волновал его ничуть не меньше. – Мы… общались, – уклончиво ответил Роберт. – И за это общение она платила вам деньги? – Монаган почти оскалилась, и её светлые глаза насмешливо заблестели. Роберт колебался с ответом несколько долгих секунд. Он нервничал, взгляд его бессмысленно метался по пустому кабинету для допроса, до тех пор, пока Фаулер не бросил быстрый взгляд на камеру. – Она платила мне за информацию, – голос мужчины звучал глухо. Грэг ошеломлённо уставился на экран, не веря, что он действительно это слышит. Как много ещё он не знал про своего собственного друга? А знал ли он его вообще? – За какую именно? – настаивала на ответе Монаган, и до того, как Роберт ответил, Грэг уже знал, что именно он скажет. – Я рассказывал ей про Шерлока Холмса. Примечания: (1) C–4 (Composition C–4) – распространённая разновидность пластичных взрывчатых веществ военного назначения и, в основном, применяется для подрыва сооружений. Благодаря своей стабильности и превосходному поражающему действию, С–4 используется террористами и партизанами по всему миру. Малое количество такой взрывчатки может стать причиной больших разрушений, кроме того C–4 не имеет запаха и её легко перевозить контрабандой. (2) Патрон .243 Винчестер – широко распространённый охотничий патрон. В Великобритании это наиболее популярный патрон среди охотников на оленей. (3) CB (Citizens’ Band, «Си–би», или гражданский диапазон) – это стандарт гражданской радиосвязи в диапазоне 27 МГц, использование которого не требует лицензирования во многих странах.