***
Только Ория знал о тайных слабостях Казутаки, главной из которых был не Цузуки (да и кто бы назвал это тайной?). Все было очень просто: Мураки ненавидел, когда на него смотрят. В детстве - любимая кукла матери. Ее взгляд - изучающий, удивленный, иногда - неверящий. Так смотрит коллекционер на неожиданно попавшую в его руки давно вожделенную редкость. Мальчик, который слишком рано понял, почему на него бросают липкие взгляды. Возненавидеть свою красоту - выбор нелогичный и гибельный, выбор слабых. Мураки научился использовать свою внешность как оружие, каждый день оттачивая и полируя его. "Хотите смотреть на меня? Хорошо. Только тогда, когда я разрешу. Я приказываю: смотрите!" Ория быстро опускал глаза, неловко изучая пиджак Мураки, не смея, как остальные, разглядывать его в упор. Прошло время - и мужчина смог смириться, притерпеться, привыкнуть к этому взгляду. Лишь после этого Ории было позволено находиться рядом. Ватари тоже смотрел. А в руке доктора был скальпель, и это казалось достаточным. "Убей!" - кричало оставленное, казалось, в мире живых проклятие, молили давние страхи. "Убьешь его - и тебе конец" - строго вещал разум. "У него хороший взгляд, почти как у Ории" - тихо шептало что-то внутри. Рука дрогнула - почти незаметное движение, но для врача недопустимое. С губ сорвалась колкая фраза, и кому нужно знать, что это не нападение, а защита?***
А потом вылупились давно ожидаемые воплощения пороков, которые так трудно вывести в неволе. И все внимание, все мысли обоих исследователей заняли крошечные монстрики, резвящиеся в огромном террариуме - никем из живых не виданные воплощенные зависть, гнев, похоть. Их нельзя было оставлять без присмотра ни на секунду. Чудовища росли, крепчали. И находили себе жертву. Куда бы не пошел Мураки, за ним, не отрываясь, следили золотые глаза тщедушного зубастого существа, скупости, и доктор был согласен с выбором, слишком хорошо он знал, что принадлежит ему и чем мог бы обладать, не деля ни с кем. Странным казалось другое: то, что, этот же порок приглядывался и к Ватари, а еще удивительнее было то, что похоть, уделяя Мураки преступно мало времени, выбрала себе синигами, чуждого, казалось бы, подобного. Ели эти маленькие монстрики энергию, контрабандой приносимую Ватари из мира живых, но этого не хватало ненасытным чудовищам, и иногда им удавалось дотянуть серые щупальца до хозяев.***
Вне лаборатории о существовании Мураки, казалось, никто уже и не помнил. До смешного недолговечна оказалась ненависть бессмертных созданий, слишком быстро они забыли о том, кого звали злейшим врагом. Почему-то доктор был обижен на своих неверных противников. Жизнь в стране мертвых вновь пошла своим чередом, но как же это раздражало доктора, не любившего быть не у дел! И если столь любимые им грандиозные проекты в его теперешнем положении были неосуществимы, оставались мелкие, пусть даже детские пакости. Да, это было смешно, нелепо, но Мураки было скучно, и потому он улучшал (по-своему, конечно) в тайне от Ватари его изобретения. Невинные игры с препаратами казались пустяками, не стоящими внимания, но в руках доктора любая мелочь становилась опасна. Вскоре в лабораторию стали стучаться желающие узнать, в чем дело. И не так много времени прошло, прежде чем в лабораторию решил нанести визит сам Граф Конечно же, об этой "неожиданной внеплановой проверке" Ватари узнал заранее. И - да, у него было время, чтобы спрятать террариум с пороками и запрещенные отвары. Но сколько бы времени ему не дали, все равно, Мураки деть было некуда. И, когда звук шагов Графа уже раздавался в коридоре, Ватари безнадежно махнул рукой в сторону шкафа. Граф был внимателен как никогда, надеясь уличить Ватари хотя бы в одном из проступков. Осмотрено было все: и открытые стеллажи, и потаённые ящички в стенах, и пылящиеся в архиве коробки с давними образцами. Все, кроме старинного гардероба, так странно стоящего на выходе из подсобки. Незыблемый среди видимой хрупкости тончайшего пластика и стекла, он навевал мысли о тайнах, сокрытых в его глубине. Тайнах, место которым не в лаборатории - в башне алхимика и входящий стыдливо отводил глаза, боясь предстать перед самим собой ребенком, верящим в бабушкины сказки. Граф ушел, так ничего и не найдя, и кашляющий от многолетней пыли Мураки, выбрался наружу. Взлохмаченный, с паутинкой в волосах, он казался теплым и домашним. Впрочем, лишь до тех пор, пока не открыл рот. Тщательно стряхивая пылинки с рубашки, доктор жизнерадостно огласил: - Чувствую себя вовремя не ушедшим любовником. Позор мне, всегда знал, когда надо уйти. - С чего это вдруг тебе быть моим любовником? Адресом ошибся.. Комната Цузуки дальше по коридору, - нашел в себе силы спокойно ответить Ватари. "Сволочь неблагодарная, будто бы я его спасать должен". Дверь резко захлопнулась за обиженным ученым, а расхохотавшийся Мураки упал на диван, неуловимо пахший Графом. Дикая смесь: запахи ночных цветов, сакура, порох петард, пыль и удивительно сладкая нота - Цузуки. Запах, который вызывал у Мураки лишь одно желание - исследовать. В этом аромате доктор ощущал что-то неправильное, нездешнее. Оттенок, который он, как ни старался, не мог поймать. Оттенок, не давал желанию даже крошечного шанса на существование. Чтобы там не казалось другим. Что бы не думал Ория. Что бы не воображал себе Ватари. Никто другой все равно не мог этого почувствовать. Ученый же пах по-другому, хорошо. Его тело только что источало запах ревности, а разве это не было отличным поводом подразнить? Взгляд - главное оружие врача. Один взгляд - и врач выносит приговор, который не оспорить. Один взгляд - и человек обречен. Или же, наоборот, получает надежду. И Мураки смотрел. Cмотрел пристально, так, что Ватари чувствовал себя не раздетым - разложенным на постели. Смотрел так, что Ватари едва сдерживался от того, чтобы самому не прижать мужчину к стене и не заставить его сполна отплатить за все. Вот это было доктору по сердцу. Опасный блеск в глазах ученого заставлял кровь бурлить - давнее, полузабытое ощущение. Азарт не исследователя, хищника. Или жертвы, мечтающей довести преследователя до предела и исчезнуть. Мураки не мог не признать, что это ему нравится. Взгляд - страшное оружие. Спустя неделю Ватари капитулировал, велев Мураки перестать на него пялиться. - А если мне нравится? - В отличие от тебя, с кем попало не сплю, - слишком зло прошипел Ватари. - Какие мы нежные, - ласково улыбнулся Мураки. - Даже не думал. Издевка - лучшая защита от обиды: "Я себя кому попало и не предлагаю".