Курортный роман

Не плавал. Не корил себя. Сидел на краю прибоя, позволяя волнам отвешивать соленые пощечины. Сил не было. Вообще. Ни на что. Я не схожу с ума. Точнее, не сходил, пока не увидел белую полосу на затылке и дурацкую улыбку. Ни Игорь, ни его отпрыск ни в чем не виноваты. Все случилось из-за меня. Только из-за меня. С самого начала. Извинюсь, дам денег и забуду. И вспоминать не буду. Никогда. Как не вспоминал Меченого. Буду пытаться жить дальше. И у меня получится. Получится. Не может не получиться… Про звонок в ворота я догадался по лаю Реа. Ее голос доносился на пляж обрывками, приглушенно и невнятно. Идти не хотелось. Трус. Дерьмо. Падаль. Ты должен был давным-давно остаться в море и превратиться в ил. Где-то во дворе собака рявкнула, еще, и в конце коротко взвыла. Ого. Кто это к нам пожаловал? Выглядываю из-за угла. Реа мечется вдоль ворот, а мальчишка говорит кому-то с крыльца: — Он занят. Я, что ли, занят? Ну да. Очень. Бьюсь головой об землю в раскаянии. — Передать что-нибудь? — Нет! — заорали через ворота, пытаясь заглушить собаку, подвывающую от ненависти и невыполнимого желания сожрать врага. — Скажи, что пришел Серега Клименко. Пусть открывает. Вовремя. Как нельзя более вовремя. Выхожу. Ловлю собаку и за шкирку веду в вольер. — Олег, это ты? — в два голоса. Нет, не я. А кто, по-вашему, еще может увести Реа? Открываю. — Ну, наконец-то. Сергей врывается во двор, обдав приторным цветочным ароматом. И зачем лить на себя одеколон флаконами? Черный костюм, черный галстук на белоснежной рубашке. Сияющие лакированные туфли. Ему не жарко. Он, наверное, пришелец и поэтому никогда не потеет. А может болезнь такая… — Хай. Ты себе новую игрушку завел? Хоть бы отмыл, что ли… В своем репертуаре. И чего ты приперся именно сегодня? Сроки-то завтра… Судьба любит добивать. — Заткнись. Серега довольно смотрит на меня. Он этого и хотел. Энергетический вампир. Моя злость, ненависть Реа, смущение и обида щенка – отличный завтрак. И если я его ударю, только порадуется. - Ой, да ладно, тебе. Видишь, мальчик даже не обиделся, - заходит в дом, по пути небрежно хлопая парня по щеке. Тот, и правда, не обиделся. Просто в ступоре. Я ему почти сочувствую. Мне понадобилось немало времени, чтобы почти свыкнуться с Сергеем. Скорее всего, это процесс никогда не завершится. Но обычно мне удается его не подкармливать. Он меня за это не любит. А сейчас просто ликует… Спокойно. Дыши ровно. И улыбаемся. Это раздражает. Визитер вольготно раскидывается на диване. — Ладно, потом расскажешь про свое счастье. Тащи флешку, и я погнал. Завтра улетаю. — Срок – завтра. — У тебя же все готово. Давай, я спешу. Я начинаю жалеть, что все закончил ночью. Лучше бы так и валялось незаконченное. Мог бы послать с чистой совестью. Впрочем. Не буду растягивать удовольствие. Вылавливаю ноут, перегоняю инфу на флешку. — Вали. Серега легко ловит запущенную вещицу и поднимается. — Что ж приятно знать, что тебя всегда ждут и рады увидеть. До свидания. До скорого свидания. И заведи мобилку. Распахиваю двери. «Работодатель» шествует наружу. На крыльце оборачивается к гостю, судя по всему, даже не сменившему позу с того момента, как мы зашли внутрь. — Прощай, красавчик. — Козел. Зря, конечно… Сергей расплылся в довольной ухмылке. — А ты верен себе, Олежка. Любишь зубастеньких. И что ты в щенке зубастенького углядел? Одно-единственное словечко? Безумно смело. Захлопываю калитку, так что она успевает поддать нежданному посетителю под зад. Выпускаю Реа. Та взвивается над забором в тщетной надежде достать врага. Нет, дорогая, про твои способности я в курсе, а поэтому отбойник есть даже на калитке. Собака врезается в натянутую наискось внутрь сетку и с раздраженным «баф» приземляется. Иногда мне кажется, что у меня не собака, а кошка. Например, сейчас развернувшаяся псина раздраженно лупит себя по бокам хвостом. Прежний хозяин думал, что она виляет хвостом от радости. За что был не раз покусан. — Это кто был? — Заказчик, — что ж, побуду вежливым. Могу даже внимательность изобразить. Вроде, это мое скотское поведение заретуширует. Догадываюсь, что ты думаешь. Сам сволочь, и компания такая же. — И как ты его терпишь? — так же как и тебя. Сжимаю зубы и терплю. Времени нет на болтовню. Кормлю собаку, убираю. На часах половина десятого. Черт, опять ничего не успеваю. Беру телефон: — Привет, Олесенька. Выручи меня, я сегодня на минуточку — и убегаю. Спасибо, драгоценная, с меня тортик. — Поехали. — Куда? — К Светке. — Рано. Ему, видите ли, рано. Меня душит привычная, глухая злоба. Похоже, я в самом деле вот-вот сорвусь… — Мне надо кой-куда заехать. Вернуться за тобой не успеваю. Кивает. Уходит в комнату. Собираться. Мне очень хочется пойти и посмотреть, что же у него в рюкзаке. Но третий раз — это, пожалуй, слишком... Поэтому смотрю в зеркало. Ничего интересного. Он стоит спиной, что-то запихивает. О, кажется, у него все-таки две футболки… И трусов несколько. Гениальное открытие. Только вот совершенно непонятно, почему его серо-зеленая торба такая увесистая, что под ее весом прогибается даже водяной матрас. И прилично так прогибается. Примерно как под человеком. Я закрыл глаза и представил, как выхватываю рюкзак и начинаю копаться. С наслаждением. И выражение его лица представил. Эх… Пошел собирать траву и заводить машину. На привычное место мальчишка забирается сам. И трость прихватил. Вот и ладненько. Реа запрыгивает внутрь и вздыхает. Вздыхает еще раз и ложится, с размаху укладывая намордник ему в пах, недовольно урчит, когда щенок дергается, и подпихивает в живот, мол, чеши давай. Послушался. Собака у меня умеет своего добиться. - Где это мы? - Конезавод. Начало одиннадцатого. Тут сейчас весело. С маточника доносится обсуждение, чья очередь ехать за сеном. При помощи двух глаголов, одного нецензурного существительного и собственно сена. Очень познавательная беседа. На конкурном поле монолог тренера. — Галоп, галоп, галоп, я сказал, растудыть твою дивизию! Посылать надо! — ну и дальше вышеупомянутые глаголы и существительное. — Олег, когда уже прыгать будем? — Как только, так сразу! — судя по всему, ближайшее время я могу прыгать исключительно на своих двоих. И то вокруг клумбы в парке… Забираю траву из багажника. Глупо, конечно. Коней тут кормят как на убой, и зеленку косят. Но просто выбросить накошенное жаба давит. Так что таскаю, несмотря на смешки и подколки. Иду на конюшню. Щенок ловит Реа за шерсть на спине и идет следом. «Девушка» пока терпит, но голова опускается все ниже и ниже, а кончик хвоста начинает нервно подрагивать. Тихо, любимая. Потерпи. За меня… Метелка встречает меня ржанием. Высыпаю траву в денник. — Это что, лошадь? — нет, корова. — Лошадь. — Твоя? — Моя. В принципе моральный долг выполнен. Я приехал, животину накормил (три ха-ха), почистит и подседлает ее Олеся. Можно ехать. Но, во-первых, в жизнь не поверю, что Светка будет вовремя, а во-вторых, не хочется уезжать… — А можно ее потрогать? Нет, сейчас стану грудью и буду «не пущать». — Гладь. Хотел было его подвести, но в последний момент отдернул руку и отстранился. Пусть сам подходит. Щенок осторожно протягивает руку в пустоту. По полшажка приближается и прикасается к плечу. Кобыла дергает шкурой, будто сгоняет муху. Мальчишка не пугается, а наоборот кладет рядом и вторую руку. С тростью. Метелке это не нравится и она поднимает голову. Фыркает. Трогает мягкими губами трость, прицеливается и хватает палку зубами, выдергивая из рук. — Эй, отдай! Отдает. Что интересного в крашеной деревяшке? А вот новый человек – гораздо интереснее. Проходится по рукам, шарит по карманам, ничего не находит и вздыхает в лицо. Чешет макушку. Я смотрю на затылок, на белую полоску и думаю, какая у него улыбка… Могу представить. Вспомнить, как он улыбался Реа и умножить на два. — Хочешь прокатиться? — Это я говорю?! Зачем?! — Ты серьезно? Сам не знаю… Пожимаю плечами… — А почему нет? На параолимпийских играх слепая девчонка второе место по выездке заняла. — Хочу! Смотрю на часы. Подседлать не успею. Но накинуть недоуздок и протереть лошадь тряпкой — вполне. Что ж, злостно наплюем на технику безопасности. Вывожу кобылу на проход. — Иди сюда. Одну руку на гриву, вторую на спину. Ногу сгибай. На раз — два прыгнули. Получилось неуклюже. У зрячих тоже не очень получается с первого раза. — Держишься? Щенок вцепляется в гриву и судорожно кивает. — Олег, что вы тут шалите? Олеська. Ты-то мне и пригодишься. — Привет, драгоценная. Подсоби прокатить человека кружочек вокруг конюшни. Девушка кивает, пытается пристроиться рядом, чтобы поддержать новичка, но я сую ей в руки чомбур от недоуздка. Смотрит на него, потом подмигивает. Ну да, я хочу сам придерживать его за ногу. Потому что ты его не удержишь, если он надумает падать, а я и так кругом виноват. Кобылка шагает осторожно, чувствует общее напряжение. Мальчишка верхом почти не дышит, на мою руку на своей голени не реагирует. Безропотно позволяет себя снять, когда мы возвращаемся к входу. — Пора. Кивает, берет меня за локоть. Будем считать, что извинение удалось… Мы едем молча и думаем о чем-то. Реа про то, что ей в очередной раз не удалось поговорить по душам с конюшенным индюком, волновавшим ее воображение своими размерами и таинственными речами. Я — про предстоящую встречу со Светкой. Игорь, наверняка, тоже. Хотя какой из него Игорь? Скорее Игорек. Или Игрушка. А может и Игрек. Неизвестное в сложном уравнении прошлого и будущего… Тьфу. Я вообще-то не о том. Я о Светке… Интересно, на что она рассчитывала, обещая работу племянничку? Что его появление пройдет мимо меня? Или что я узнаю про все пост-фактум и по доброте душевной не убью ее сразу? Впрочем, женская логика — штука непостижимая. Для Веселкиной может быть вполне допустимым, что ей я на панель идти не позволил, а вот судьба мальчишки меня не взволнует. В кафе на Набережной было полно народа, но Светкой и не пахло. Как и предполагалось. Вылавливаю знакомого официанта и он быстренько организовывает столик поближе к морю. Хоть пожру нормально. — Тебе рыбу или мясо? — Мясо. Не выделывается «буду — не буду», и то ладно. Диктую заказ и откидываюсь на спинку стула, рассматривая пляж. Там черным- черно от народа, подстилки лежат единым ковром, и несуны петляют между ними хитрым зигзагом, едва находя место, чтобы не стать на конечности отдыхаек. Сезон еще толком не начался, а народу уже уйма. Каждый раз поражаюсь — переться фиг знает откуда, чтобы полежать на тесном вонючем пляже и помочить себя в воде, где перемылось полконтинента… Хотя, пусть едут. Город с этого живет, а значит, и я тоже. Приносят еду. Шурпа золотится под солнцем тонким слоем жирка и издает такой аромат, что вокруг начинают шевелится приезжие — «и нам такое!». Мечтайте. Это для своих. Впрочем, северяне, приехавшие на скопленные копейки на недельку к морю, вряд ли отличат баранину от говядины, а кинзу от обычной петрушки. Так что и обычный суп из тухлятины пойдет за милую душу. Главное, перца побольше. Хорошо тут. Воздух свежий, еда вкусная, только слишком много шума. Осенью будет намного лучше: отдыхайки разъедутся, жара спадет, станет тихо и прохладно… А пока придется довольствоваться тем, что есть. Светуля явилась, опоздав ровно на сорок минут. Мы уже успели прикончить и шурпу, и плов, а Реа обточить припасенную специально для нее булдыжку, когда ее высочество соизволила явиться. Воздушное платье, не оставлявшее места фантазии (все и так было видно, как на ладони), высоченные каблуки, раскраска такая яркая, чтобы и на том берегу моря турки заметили… А потом она обижается, что ее постоянно принимают за проститутку. Причем дешевую. — Привет, Олежа, — мимоходом чмокает меня в лоб, будто покойника, и сосредотачивается на щенке, — Здраствуй, Егорушка! Сколько же мы не виделись? Ой, да ты похудел что-то… А что это у тебя с рукой? Зараза эта цапнула? Зараза недовольно заворчала из-под стола, и я поспешил надеть намордник. От греха подальше. Мальчишка под тетушкиным напором сник, сжался и стал как-то меньше ростом. А Светка продолжила трещать: — Ой, и на шее синяк! Кошмар какой-то! Ну, ни на минуточку одних не оставишь! Але, Света! Совсем забыла, кто не предупредил о приезде обожаемого племянника? — Ой, а что за рванье на тебе?! Это же просто ужас! Как же я тебя Андрею покажу? Олег, ну ты что, не мог приличные штаны купить, чтобы не стыдно было на улицу выйти?! — Светуля, — тяну я ласково-ласково. — Ты что, в горах вообще одичала? С какой радости я должен покупать шмотки твоим родичам? — Как с какой? — возмутилась Светка, решительно усаживая обратно вставшего было Егорку. Так что тот чуть не прикусил язык от неожиданности. А может, и прикусил. — Ты же знаешь, ему на работу устраиваться, а кто же даст приличную зарплату человеку в таком тряпье?! Олег, ну что ты придуриваешься?! Ясно. В действии план «А»: лучшая защита — нападение. Тут или в лоб и сразу, или валить, пока я не оказался виноватым во всем, начиная с разрушения Помпеи и заканчивая падением «Мира». Не бить же ее в кафе на глазах у всего честного народа? Жестом подзываю официанта, отдаю ему деньги и ухожу. — Олег! Ты куда?! — вот же коза, без публичных сцен никак. Иду молча, нет, подлетает, хватает за руку. — Ты должен помочь! — Что и кому я должен, я сам разберусь. Ты ушла? Все, счастливо. Свои проблемы решай сама, — тихонечко, почти шепотом. Это же наши личные вопросы, зачем посвящать все кафе? — Ах, ты! — и ногой топ. Разбаловалась… Ухожу. Светка сопит, но следом не идет. Сообразила. Наконец-то. Я не слишком тороплюсь. Отхожу подальше, сворачиваю на ведущую к пляжу аллейку, поворачиваю на узкую, почти незаметную тропинку — отдыхайки про нее не знают, а местные опасаются: с ограды кафе на голову может свалиться что угодно, от сигаретного пепла до свежего трупа. В основном, ею пользуются собаки. И любопытные вроде меня. Высокие заросли амброзии отгораживают ее от пляжного шума. А вот голоса из кафе доносятся вполне отчетливо. Если вслушаться. — Ой, ну какой ты неуклюжий! Неужто нельзя было с ним подружиться? — Светка визжит так, что Реа морщится. — Придумать какие-то общие интересы? Ты же понимаешь, как это важно? — Тетя. Остынь. Ты понимаешь, чего вообще хочешь? Он сумасшедший, какие там интересы? — ого, какой голосок у Егорки оказывается. Низкий. Сильный. Я как-то дома не расслышал… — Я не собираюсь лизать ничьи задницы, только потому, что ты считаешь это правильным. Я бы вообще не пошел на эту авантюру, если бы ты не клялась, что у тебя все продумано и организовано. Нет, все-таки ты наивный. Или настолько плохо знаешь свою тетушку, чтобы верить, что у нее что-то может быть продумано и организовано? — Да ладно! Все и было продумано. Маленькие неувязочки получились потому, что у меня поменялись планы. А ты все испортил! И куда я теперь тебя дену?! Домой, Светочка. Ты отправишь его домой. — И с работой ты все наврала? Держу пари, гениальный Светулин план состоял из «приедешь к Олегу, и он все организует». Разбаловал я ее без меры. Села на шею и ноги свесила. — Нет. У меня все договорено. Сегодня в пять встречаемся… И если ты не покажешь себя в лучшем виде, я тебя убью! — Если это будет какой-то лохотрон, я уезжаю. — За какие шиши? Пару дней по любому придется отработать. Светуля, тебе что, проценты пообещали с каждого клиента? У тебя ж любовь к деньгам мозги отключает… Блин, хорош выяснять отношения, говори уже, кому ты его сосватала! — Света, блядь! — о, типичный зажопинский лексикон, а то я уж начал подозревать, что слишком плохого был о тебе мнения. — Пойду в милицию и попрошу, чтобы меня домой вернули! — Что паниковать раньше времени? Все устроится, я в тебе не сомневаюсь. Подлизывается. А я в тебе сомневаюсь… — Так что с жильем? — Не знаю… И угораздило же тебя так Олега разозлить! У него все жили без проблем месяцами, ты один как здрасте…Хотя... Пошли! — Куда?! — Егорка очень удачно озвучил мои мысли. — Домой! И тишина… А-бал-деть. И куда домой?! Насколько мне известно, последние полгода домом Светусик именовала мое жилище. Неужто неизвестный папик носит такую же кепочку, как и я? С модерновой надписью «Лох» светящимися буквами и прилагающейся обязанностью давать кров всем сирым и несчастным… Что-то сомневаюсь… Автоматически смотрю на часы. Половина первого. Пятнадцать минут, чтобы доехать до дома, час чтобы подремать (не хочется, но надо, другого времени не будет), пятнадцать минут, чтобы добраться до Авшарова склада. Никуда сладкая парочка не денется, в своем городе я их легко найду. Пошли Реа, хорош на мусорный бак медитировать, голодающая... Загоняю машину в гараж, захожу в дом через кухню. Прислушиваюсь. Тихо. Никого. Ура! Захожу в гостиную. Столик стоит на полу рядом с диваном. Выставляю его над телевизором. Пусть стоит. Уже привык… Завожу будильник. Я, конечно, проснусь и без него, но лучше подстраховаться… Падаю на диван, лицом вниз. Раздеваться нет ни малейшего желания. Спать тоже. Но надо. В ушах мерно шумит море. Кожаная обшивка нагревается от дыхания и начинает пахнуть псиной. Еще бы. Реа регулярно тут залегает, если думает, что я не вижу. Я не мешаю. И у собаки должна быть иллюзия свободы… Момент, когда мысли начинают расплываться, а шум в ушах превращается голоса, неуловим: — Я хочу, чтобы вы сдохли… — Ты должен знать — все погибли... Сначала негромко. Где-то вдалеке. Потом ближе. — Я хочу, чтобы вы сдохли. — Ты должен знать — все погибли. Еще ближе. Жестко. — Я хочу, чтобы вы сдохли! — Ты должен знать — все погибли. И крик: — ВСЕ ПОГИБЛИ! Просыпаюсь. Сердце колотится. Не слишком. Почти нормально… Реа виляет хвостом, на часах половина второго. Вовремя. Варю кофе. Мимоходом отмечаю, что у Егора получалось лучше. Ну, должно быть у него хоть что-то хорошее. Как говаривала Золушка, расписывая мышам достоинства кота. Три минуты — и выезжаю. Авшар, цепной азиат и дамп-команда. Ни Светки, ни мальчишки с белой полосой на затылке и дурацким именем. Привычная, размеренная жизнь… По дороге на склад я размышлял, куда же подалась Светка. В доброго папика категорически не верю. В то, что она подалась в общежитие — тоже. Общагу она домом никогда не называла. Боялась, что сглазит и та, и правда, станет ее домом навсегда. Денег на то, чтобы снять жилье в курортный сезон у нее нет. Знакомых, чтобы приютили ее родича — тоже нет. Или есть? Да нет, у Артюши сейчас сестра живет с двумя племянниками. Ребус ей-богу. Любопытно… От головоломки меня отвлек лай. Угу. Приближаемся к складу. Лай мне не понравился. Очень. Высокий, переходящий в истерический визг, с подтявкиванием… Почти без пауз. Надеюсь, кроме азиата там есть еще собаки. Дворик какой-нибудь. На худой конец, стаф или пит дворового разведения. Возле ворот меня встретил подпрыгивающий от восторга Авшар. Я почти не слышал его цветистых приветствий и похвальбы. Брешущая где-то за воротами собака интересовала меня куда больше. Судя по голосу — ей было страшно. Панически. — Ну, глянь, какой красавец, а? Дворика возле склада не было. И пита тоже. На бычьей цепи, прикрепленной к блоку, истерил обещанный азиат. Если заткнуть уши — вполне ничего. Крупный, головастый, модного белого окраса с палевым пятнышком у нервно поджатого обрубка хвоста. «Отлично» можно получить. Если не уссытся посреди ринга… Первым порывом отказаться и свалить. Потом подумал… Задачка интересная. Поиграемся… — Это будет не просто. — Олег — ты же лучший. Я тебя отблагодарю! Хороший пес, хочу чтобы все видели, какой у меня хороший пес! Если его увидят в нынешней хорошести, то тебе очень не понравиться. И «отблагодарю» твое меня не радует. Тем временем Реа заинтересовалась крикуном и пошла смотреть поближе. Азиат сначала с рыком шарахнулся, но потом заинтересовано принюхался и даже поднял хвост, повиливая. Ну да, девушка у меня сексуальная. Все кобели ведутся. — Мне придется его забрать до выставки. И стоить это будет сто евро. У Авшара глаза полезли на лоб. А ты что, думал, за красивые глаза? Борьба жадности с имиджем «мне все по карману» на его лице мне понравилась. Добьем. — За победу в классе премия десять процентов, за ЛПП — тридцать, за бест группы — сто, за бест выставки — двести. Ой, как забавно он воздух ртом ловит. Как его товар перед засолкой. Ну, ладно, осознай, а я пока за собачками посмотрю. Появление дамы настолько воодушевило пса, что он даже позабыл про стоящих неподалеку врагов. Неплохой симптом. Не безнадежен. Блондинка игриво ткнула носом в бок азиатика и, отскочив, замерла в провокационной позе, подставив озаботившемуся кобелю круп с соблазнительно отведенным хвостом. Парнишка запыхтел, засуетился и, решившись, положил лапу на такую манящую белую спинку. Реа только этого и ждала. Влупила в ухо, добавила за загривок и напоследок тяпнула за задницу. Горе-Казанова забился в будку и затих. — Дорогой, это же просто собака, да? Какие-такие сто евро? Сдулся? Отлично. Жалко, что у тебя не сука, я такие страшилки умею рассказывать… — Как знаешь, Авшар. Можно и не к лучшему пойти, или самому попробовать… Торговец глянул на рычащего из будки пса. Видимо, перспектива ходить с ним на поводке его не обрадовала. Но и на сто евро не напугала… — Это серьезное дело, Олег. Мне подумать надо, с женой посоветоваться. Думай, конечно. Ищи дешевле. Только таких дураков нет. Я точно знаю. Показываю Реа на машину, вежливо киваю на прощание. Так-с до встречи с командой еще сорок пять минут. Быстро управился. Нахожу ближайший автомат, вставляю карточку. — Привет, Антоша. Ты Светочку не видел? Не видел и не слышал. Как и никто из знакомых с Веселкиной Андреев. И вообще почти никто из знакомых с ней пообщаться после возвращения с гор не успел. Не считая пары подружек, которые, заливаясь, пели про чудный автомобиль, который привез ее в общагу утром. А вот хахаля демонстрировать не стала. Забавно. Или очень страшный, аж стыдно. Или какой-то общий знакомый из женатых. Фиг с ней, со Светкой. Куда интереснее, где же она пристроила щенка. Ничего, найдется. А пока по плану — команда и Тосик. *** Без пятнадцати пять я стоял в парке и смотрел, как Реа играет с юным фокстерьером. Девушка носилась кругами, взрывая землю на виражах, а кобелишка работал на перехватах. Существенная разница в размерах и скорости успешно компенсировалась увертливостью и хитростью достойного представителя терьерьего племени, коварно и ловко кидавшегося под ноги, так что блондинка уже не раз и не два летела кубарем. Смотреть- то я на них смотрел, но почти не видел. Загадка Светкиного исчезновения не давала покоя. Как и личность «папика». Умные мысли в голову не лезли. Те, что были — проверил, другие не появлялись. Глупые, впрочем, тоже. Никакие мысли не желали посещать мою голову сегодня. Так. Без пяти. Зову Реа, прощаюсь с хозяином развеселого фоксика. Место, где назначена встреча, тихое и неприметное: старый одноэтажный дом на две половины. В одной живут, над второй дверью весит неброская вывеска «Фила бразильера». Обычная дверь, обычный, довольно облупленный фасад. Про «Филу» знают только местные да те, что приезжают из года в год. И хоть бываю здесь нередко, не устаю поражаться контрасту между внешним и внутренним: открываешь в дверь и попадешь в джунгли. В живых лианах, оплетающих стены, посвистывают попугаи. Над гардеробной на ветке дремлет игуана, время от времени недовольно показывая посетителям язык. Шест барной стойки обвивает флегматичный удав. По стенам бродят рисованные пантеры и фила бразильера. Капоэйра и Самба из дамп-команды. Хозяин у них и заведения общий. Впрочем, большинство посетителей об этом и не догадываются, думают, что «фила» - это какая-то бразильская музыка. Она тут тоже тематическая. Румбы, сальсы. Хорошая аппаратура доносит ее в каждый уголок. Четко, но не навязчиво. На сцене стоит рояль, но живой музыки не бывает: специалистов нет, а попсовики только испортят атмосферу ресторанчика. Уж лучше хорошая запись. Тосика, конечно же, не было. Как и никого другого. Даже официант выскочил уже после того, как мы с Реа устроились поближе к кухне. Чтобы и входящих видеть, и запахами наслаждаться. Еще пятнадцать минут. Тосик себе верен — темно-синие брюки красиво облегают длинные ноги, белоснежная рубашка, оттеняет ровный морской загар. Волна темно-каштановых волос падает на высокий лоб, подчеркивая глубокий матовый блеск карих глаз. Крылья изящного тонкого носа чуть подрагивают — учуял запах денег что-ли? Сама элегантность. Инвалид на его фоне выглядел бы страшком… Красавчик останавливается в дверях, давая собой полюбоваться — фас, анфас, три четверти. Прямо тебе ожившая статуя. Расслабься, Тосик, тут на тебя пялиться некому — официант ушел на кухню, а Реа ты интересуешь только в роли раннего ужина. Грациозно подходит к столу, изящно усаживается, чуть наклоняется вперед: — Я так соскучился, Олег, — томно, протяжно. И даже глаза, повинуясь воле владельца, подергиваются влажной поволокой. Смотрю в его честные глаза и не устаю удивляться — сколько можно играть? Я же знаю тебя, как облупленного, милый. Мы были друзьями, любовниками, снова друзьями, снова любовниками, друзьями, которые трахаются на выходных, и просто знакомыми долго. Очень долго. И сейчас, если очень захочется, я смогу назвать всех, с кем ты «скучал» три месяца, прошедшие с нашей последней встречи. На роль постоянного любимого я тебе не гожусь. Нет у меня столько денег. Не говоря уже о том, что просто платить их не хочется. Я и следующую твою фразу могу назвать. После соответствующей паузы: «Как ни стараюсь...» — Как ни стараюсь, не могу забыть тебя, Олег. Конечно, код к резервной кредитной карточке не забывают. Ну, или к сейфу, где лежит запас на самый черный день. — Привет. Как поживаешь? Тосик откидывается на спинку стула и начинает вещать. Про сложности бизнеса: постоянные кражи трусов с лотков, которые он держит на базаре. Про беспредел власти, про очередную взятку, стребованную с него Артемом за то, что не заметил прискорбного отсутствия паспортов у швей-сириек, про большие эмоциональные перегрузки (а как же без них, если крутишь шашни сразу с двумя, причем из одного города). Я его почти не слушаю. Смотрю в чашку с чаем и угукаю в подходящие моменты. Это все часть игры. Так положено. Если взять быка за рога, в лоб спросив, сколько же ему надо денег и не пора ли перебраться куда-нибудь, где есть постель, он разобидится и уйдет. А потом будет неделю названивать, сначала молчать в трубку, потом сопеть, потом обвинять меня в бездушии и требовать встречи, чтобы сказать все в глаза. Потом возьмет деньги, мы быстренько перепихнемся, и дружок опять пропадет на пару-тройку месяцев. Проверено. И встреча в приличном ресторане — тоже часть игры. Куда удобнее было бы сразу же встретиться у него на квартире. Еда подходит к концу, а Тосик к сути — таки бахнул машину. И не просто об столб, а об залетный российский «ленд-круизер». Расплатиться с хозяевами пострадавшего джипа хватило, а вот больше ничегошеньки не осталось. Ни на ремонт машины, ни на зарплату, ни даже на закупку товара нету ни копеечки…. Замолк и уставился в стол. Воплощение безысходности. И в блестящий соусник зырк — проверяет достаточно ли элегантно выглядит его скорбь. — А что, друзья тебе помочь не могут? Зря, конечно. Не удержался. В том, что у обрабатываемой парочки есть деньги я не сомневаюсь. Другие Тосика не интересуют. Только видать до содержания дело еще не дошло, иначе бы он не сидел тут и не делал возмущенный вид. — Ты не понимаешь! Это любовь… Угу. К двоим сразу. Верю-верю. Не свалил — и то ладно. Посижу, еще чуток послушаю, как «влюбленный» пытается сам себя уговорить, что любит. Искренне. И сразу двоих. Люди не меняются. Ты все такой же — шлюшка, которая верит, что к продажной любви его вынуждают исключительно тяжелые жизненные обстоятельства. Типа страшной угрозы полгода проходить пешком. Все заканчивается. И даже Тосиково нытье. Едем в банк, снимаем деньги, едем к нему домой — отметить его счастливое спасение. Тосик старательно возится с моим членом, а я мысленно перебираю всех знакомых Андреев. Много. Слишком много. Даже если откинуть рыбаков, рабочих и прочую мелкую сошку, останется не меньше полусотни. Ну попробуем откинуть офисников, банкиров и торгашей. И кто остается? Остается не меньше двух десятков людей, ни одного из которых я не могу представить в роли работодателя для слепого. Как и отброшенных. Потому что и в голову не приходило, что полезного может делать Егорка. Кроме специфических и интимных услуг. А в этой сфере я ни одного Андрея не знаю… Что-то я совсем забыл, для чего все это затеял. Вон Тосик, бедняга, аж взопрел, а никакого эффекта. Все потому что кто-то слишком много думает. Забудь. Меня не волнуют ни Светка, ни ее оборванец-племянник, ни их прожект, ни место пребывания… Есть только удобный широкий диван и красивый парень с умелым язычком. Ворошу длинные золотистые пряди. Тосик начинает работать ртом еще эффективнее, но не слишком успешно. Зря я сюда пришел. Не время. Устал, спал мало, мне ничего не хочется, кроме как свалить — и побыстрее. Но так нельзя. То, что начато — должно быть закончено. Отрываю Тосика от своего паха. Целую. В прошлый раз его губы на вкус напоминали мне море. А сейчас просто соленые, почти горькие. Целую, жадно, настойчиво, торопливо. Изображаю сумасшедшую страсть, кусая, тиская. Кручу соски, сжимаю его член, залажу пальцами в его дырочку. Все, чтобы он не проявлял инициативу и не лез ко мне руками… Я должен это сделать. Я это запланировал, а все свои планы я выполняю. И опозориться очень не хочется. Тосик уже стонал вовсю, запрокидывая голову. Пора. Надо. Не могу же я сам себя подвести. Не могу. Не могу… А все из-за чертова гостя. Егор будто живой стал перед глазами — с возмущенно сжатыми губами, сползшими дранными джинсами, то ли угрожающий, то ли защищающийся выставленной перед собой тростью… Справлюсь. Едва сдерживаю облегченный вздох, еще чуть-чуть. Тосик забился подо мной, изливаясь. Наконец-то. Так обрадовался, что не заметил, как и сам кончил. Никакого экстаза. Только чувство выполненного долга. Падаю на подушки. Тосик щебечет что-то восхищенно-подхалимское. Я пытаюсь не уснуть. Не время. Через сорок минут на работу. — Олежка, давай еще встретимся. В Аниме-кафе сходим. Там Андрей какую-то экзотическую программу устраивает в пятницу… Имя выдергивает меня из полусонной дремоты. — Какой еще Андрей? — Андрей Ковалко. Ну, он же это кафе и открыл. — Его ж Иванцов построил. — Ага. Под Андрея. Он там всем управляет. Отлично. Попались. Ну что ж одной задачкой меньше. Завтра посетим новое заведение и пообщаемся по душам с новым сотрудником. Я им устрою экзотическую программу! Торопливо прощаюсь с Тосиком и вылетаю на улицу к тоскующей в автомобиле Реа. Лохмачу ей челку. Не дуйся, драгоценная, сейчас на работу, а завтра погуляем вместе. Так сказать, развлечемся. Хорошо, что сегодня типография. На складе или на заводе я бы от злости не знал, куда себя деть. Тут думать некогда. Суета. Открой, закрой, запиши номер, вызови того или этого… Злобная сторожевая собака дрыхнет, развалившись на полвагончика, не обращая внимания на то, что об нее регулярно спотыкаются. Здесь думают, что Реа не кусается. Те, кто уходит вовремя и не возвращается тайком через забор. Все затихнет ближе к утру, она проснется, и мы будем делать обходы — пятьдесят метров по периметру здания. Там пока бродит мой не особаченный напарник Леха. В полвторого на доску ложится последний ключ. Все. Леха появляется и молча падает на диванчик. До утра фиг добудишься. Мы друг друга устраиваем. Он работает один днем, я дежурю за него ночью. Все мирно. Начальство на это закрывает глаза. Я ему сегодня почти завидую. Точнее, спокойному и безмятежному сну. Мне такой не грозит, по крайней мере, сегодня. Уж больно взвинчен из-за азарта. Люблю красивые загадки, жаль, что эта слишком быстро решилась. Брожу по выстланному бетоном дворику. Круг — пятьдесят метров. Реа удивленно поглядывает на меня — обычно в это время мы работаем что-то из цирковых трюков. Прости, любимая, нет настроения. Погуляй. Я ни о чем не думаю. Все ясно. Просто смотрю на звезды да изредка представляю лицо щенка, когда я буду запихивать его в поезд. Получается плохо. Разъяренно-обиженная гримаса не ложится на эти брови и губы. Не вяжется с тонким носом. И очки мешают. А если их снять, теряется разница между отцом и сыном. Общее одно: ни того, ни другого с таким выражением я не видел. Что ж теперь есть шанс. Предвкушаю. Рассвет тянется долго, как резиновый. Стрелки будто приклеились к циферблату. Хочется потрясти их. Или стукнуть часы об столб. Реа, не выдержав, трогает меня лапой и мне становиться смешно. Что-то я фигней страдаю. Ну что, красотка, поиграем. Одна заводчица написала статью, что настоящие южаки прыгать не любят. Ну, в степях выводились, прыгать было негде. Реа об этом не знает и прыгать обожает. Через ногу, через руки, через голову. Только разреши. Лишь бы не промахнулась и в меня не врезалась – с ног собьет и не заметит. А вот носить апорты — это не ее. Долгое время мы радовали всех зрителей на площадке сценой «поход за апортом на каторгу». Потом Реа сообразила, что если притянуть его быстро, то и заберут быстро, а значит, не придется долго возиться с этой радостью. Умница. А вот и конец смены. Лечу домой. Усталость куда-то пропала и голова ясная, аж звенит. Купаюсь. Еду на площадку возиться с детворой. Хорошо, что сегодня они с утра. Звоню команде и договариваюсь на завтрашнее утро сделать следовую в полях конезавода. Обедаю. Полдень. Вполне приличное время для визита в кафе и разговора с управляющим. Вот только одеться надо соответствующе. Чтобы не было к чему придраться. Аниме-кафе стоит в самом конце Набережной. Когда-то там был летний кинотеатр, потом сделали крытый дансинг, но он разорился, не выдержав конкуренции с «Афиной» и «Попрыгунчиком», стоящими ближе к центру. А вот для заведения с интимными услугами выбрано довольно удачное местечко — и на отшибе, и рядом с городом. Несколько подъездных дорожек, лесок, достаточно густой, чтобы в нем можно было скрыться от любопытных глаз, никаких зданий по соседству. Снаружи почти ничего не изменилось. Только подновили краски, да въезд на крытую стоянку перегораживает блестящий рыжий шлагбаум. Но мне туда не надо. Лето, девятка постоит и на обочине. У калитки дремлет охранник. Увидев меня, он подбирается, приобретает солидный вид. Димка. Его мать торгует семечками на пляже, отец ловит мидий, а он закончил какое-то ПТУ и вот — пристроился в хорошем месте. Сложение у него подходящее. На две головы выше меня и шире, наверное, раза в три. — Вы куда? Ишь официальный какой. — Открыто? — спокойно, без нажима и издевки. Не хочется, чтобы у детеныша прорезался «синдром вахтера». — Да, — мальчишка смущается, отводя глаза. Я делаю шаг вперед, но он неожиданно перегораживает мне дорогу. Реа глухо взрыкивает, подбираясь. Что за новости? — С собакой нельзя. Скриплю зубами. Зря он так, я уже зол похлеще Реа. Взмахиваю рукой. Блондинка, недовольно оглядываясь на горе-охранника, уходит к машине и запрыгивает на крышу. Это туда она шла почти полминуты — вернуться ей хватит доли секунды. Я это знаю. И Димка знает. Он с дружками в прошлом году пробовал воровать яблоки в охраняемом саду. Потом я возил его в медпункт, где ему штопали задницу. С воровством он завязал. Но не поумнел. — Можно войти? Охранник отходит в сторону, но тут же хватается за мобилку. Что-то мне совсем не нравится. За калиткой дорожка, упирающаяся в двери, разрисованные лупоглазыми детишками. Кажется, японцы считают их красивыми. Мне и это не нравится. Как и парочка откормленных детин у входа. — Извините, у нас фейс-контроль, — парнишка смущается и краснеет не хуже Димки. Его имени я не знаю, но он местный. Встречал, лицо знакомое. — Я не прошел фейс-контроль? — ровно, спокойно. Как бы не хотелось рвать и метать. Охранник кивает. — Объясните, пожалуйста, в чем дело? Амбал краснеет, опускает и без того непрестанно бегающие глазки. Отвечает второй. — Вас не велено пускать, Олег Иванович. Извините. Нет, похоже, до этого я не злился вообще. От ярости темнеет в глазах, и сквозь багряную пелену я едва различаю лица пацанов. Местных. Своих. Меня не пускать! В какое-то вонючее кафе! В моем городе! Тихо. Дышим ровно. Нет, я не буду их бить, как бы ни хотелось растереть их в пыль и посмотреть сверху на кровавую кашу на лицах. Они не виноваты. Всего лишь зарабатывают свой кусочек хлеба, выполняя чужие приказы. Чинно и спокойно иду на выход. Медленно и аккуратно сажусь в машину. Плавно трогаюсь. Уезжаю. До участка недалеко. Впрочем, городок у нас маленький и все недалеко. Антон на месте. Я залетаю к нему в кабинет, с ходу выдергивая телефон из розетки. — Меня не пустили в «Аниме-кафе». — И правильно сделали. Я помню, что ты учудил в прошлом году в «Попрыгунчике». А то был даже не стриптиз. — Причем тут «Попрыгунчик», а? Мне насрать, мне надо поговорить с Андреем из «Аниме-кафе». — Он не будет с тобой разговаривать. И ты прекрасно знаешь почему. Мне хочется биться головой об стену, рвать бумаги на столе, схватить его за воротник мундира и трясти так, что бы глаза выпали. Нельзя. Дышим ровно. Ровно. — Мне это очень важно — Тебе каждый раз это важно. Уймись, наконец, я все проверил. Да, там проститутки. Но все дорогие, и пришли туда совершенно добровольно. Ты же прекрасно понимаешь, что без этого нельзя. Понимаю. Я все понимаю… Кроме одного, как объяснить тебе, что мне нужно забрать оттуда одного-единственного человека. Одного. Молчу. Я зол, но не настолько, чтобы так подставиться Антону. Ему не надо знать, что именно меня там волнует. — Пока. — До встречи, — ехидно хмыкает полковник. — И не шали. Посажу. Сажусь в машину. Усталость догоняет меня, бьет пыльной волной по затылку, заставляя уткнуться в руль. Я дерьмо. Ничто. Пустое место. Я ничего не могу. В ушах морским прибоем бьется кровь, и сквозь ее шум я едва слышу писк сигнала. Два. Надо ехать домой, спать. В пять группа по послушанию, потом завод. Потом… А потом посмотрим. Я делаю все, что решил. И с Андреем я поговорю. Рано или поздно, но поговорю. Потому что так надо.