Про леса и болота

     – Стоять!..      Некто взмахнул шпагой, Арно нырнул под руку, на ходу сдёргивая влажный от крови практически развязавшийся платок с ноги, перекинул через руку офицера и дёрнул её к низу. Тот вздрогнул от неожиданности – мало приятного, когда запястья касается нечто мокрое, холодное и похожее на прикосновение выходца. Шпагу Савиньяк тут же выдернул и отбросил, выхватывая пистолет, но некто оказался быстрее.      Ударив Сэ по локтю, от чего у юноши по всей руке прошла судорога, он вырвал пистолет из ослабевших пальцев и отпрыгнул назад. Арно рванулся было вперед, но выстрелом в ногу его откинуло назад, и Савиньяк сжал зубы, зажимая бедро. Противник хотел повернуться и уйти, но Арно вовремя вспомнил про второй пистолет, спрятанный у сапога. Только б дотянуться.      – Вам мало?      Некто заметил телодвижение и ударил Арно по лицу, хватая того за запястье и не давая упасть. Сэ чуть не зарычал от злости, когда его вторая надежда покинула его пальцы, и чуть не взвыл, когда незнакомец выстрелил ему во вторую ногу почти в упор. Над болотом разнеслось сдавленное шипение, переходящее в болезненный стон. Не собираясь сдаваться, Савиньяк захватил руку своего врага, намереваясь хотя бы задержать до подхода помощи, но его довольно грубо отцепили, резко пнув каблуком поврежденную лодыжку.      Ноги не держали, но Арно каким-то чудом не упал, продолжая стоять на дрожащих ступнях. Можно было еще прыгнуть, повалив нарушителя на землю.      – А вы настырны, – покачал головой офицер, выхватил свои пистолеты и по очереди разрядил их Арно по ногам. Крикнув совершенно по-птичьи, Савиньяк все-таки упал, не в силах согнуть ноги и отгоняя от глаз чернеющих мушек. Где-то вдали раздались голоса. Валентин. Нужно было крикнуть, но из горла не могло вырываться ни звука, будто ему не ноги прострелили, а голосовые связки. Некто тоже услышал их, размахнулся небольшим шариком и что есть силы кинул сквозь чащу.      Раздался приглушенный грохот – самодельная взрывчатка! Поджав губы и кинув рядом с Савиньяком его пистолеты, незнакомец спрыгнул к низине, что и стало последним, что Арно увидел, прежде чем лишился чувств.                 Рука провела по земле, на мгновение дернувшись там, где пожухлая трава была примята. Кровь ушла в землю, и болота практически не являли чужого присутствия, не помни Ойген точно места, где нашел валяющееся тельце Савиньяка, он бы не обратил даже внимания на смявшиеся травинки. Мало ли солдат топталось по чащобе.      Не очень-то надеясь на успех предприятия, Райнштайнер цепко проследил взглядом по следам. Некто спешил, очень спешил, бежал почти на носочках, и ботинки утопали в рыхлой земле, оставляя глубокие вмятины, которые успели затянуться сами, но не выровнять опавшие листья и поглотить поломанные сухие травинки. Ойген еще раз осмотрел место предполагаемой схватки, прищурился, прикинул в уме примерное расположение.      Несколько быстрых шагов – и Ойген оказался у высокой лиственницы, попытавшейся уныло оцарапать ему щеку тонкими ветками. Она, должно быть, злилась, бедняжка. Райнштайнер хмыкнул и огладил большим пальцем застрявшую в стволе пулю, ту четвертую и недостающую. Ойген присел на колено рядом с деревом и вгляделся в знаки на смятой задней части. Лебединый профиль дриксенских литейных угадывался смутно, но не узнать его бергер не мог.                  У Арно были полностью замотаны ноги, и выглядели они под одеялом чуть ли не в два раза больше, чем есть. Савиньяка чуть ли не приковали к кровати, лекари сверлили его взглядами, адресованными будто предателю родины, каждый раз, когда он намекал на уборную, зато щедро поили маковой настойкой. Валентин не солгал: ему предрекли встать на свои оленьи копыта уже через неделю, но для этого проводили усиленную терапию. Арно мог только хлебать настойки и горькие тинктуры и спать. Даже голод отступал. Оно и верно: энергия никуда не тратилась – тело впало в оцепенение, замедляя метаболизм.      Сказать, что виконту Сэ повезло, означало промолчать. Потому что виконту Сэ повезло минимум пять раз подряд. Коряга не занесла в ногу никакой заразы и не повредила ни одной мышцы, одна из пуль, которую было бы проблематично доставать, не повредив ткани, сама прошла навылет, оставшиеся были не разрывными и из-за небольшого расстояния, с которого были выпущены, сразу обожгли рану, не давая терять много крови. К тому же калибр был у Савиньячьих пистолетов не тот, чтобы можно было ногу сразу ампутировать. А то находились в армии люди с пистолетами, в которых пули походили на мини-версии пушечных ядер.      Арно спал сутками напролёт, очухиваясь лишь иногда, чтобы тут же выпить новую порцию горьких настоек и снова провалиться в забытье. Иногда он просыпался самостоятельно, преимущественно по ночам, какое-то время сверлил взглядом отливающий синим потолок и снова отключался. Теплые одеяла и плотно замотанные ноги создавали ощущение кокона, из которого через неделю обязательно должно вырваться нечто хорошее.      Улыбнувшись собственным мыслям, Арно в очередной раз открыл глаза. Извечный полоток закрывало почти нависнувшее над ним лицо Валентина Придда. Красивые светлые глаза, в которых плескался мягкий лунный свет, изучали его несколько мгновений, а потом плавно отодвинулись вместе с их обладателем. Савиньяк продолжил в полудрёме лежать, с усилием переведя взгляд с единственной точки на потолке.      – Я сплю, – то ли спросил, то ли произнес Арно непривычно ровным голосом, пытаясь пошевелить руками. Под ладонью почувствовалось что-то мягкое, доверительно сжавшее пальцы. Арно глубоко вдохнул и заёрзал, пытаясь принять хотя бы полулежащее положение. Валентин отреагировал мгновенно: не говоря ни слова, осторожно подхватил его под руку, позволяя на себя опереться, и, не отпуская обмякшей ладошки Савиньяка, приподнял подушку. То ли зубами, то ли силой мысли, то ли своими спрутьими дополнительными конечностями, не иначе.      Дыхание коснулось разгоряченной шеи, пальцы скользнули по груди, и Валентин снова отстранился, нежно поглаживая по неподвижной ладони большим пальцем.      – Давно вы здесь? – хрипло прошуршал Арно, почти что млея под редкими прикосновениями.      – Несколько часов, – прошептал Придд, боясь разбудить врачей. – Лекари говорят, вы идете на поправку.      – Без понятия, – честно ответил Савиньяк, чувствуя, как слипаются глаза. – Я потерялся во времени. Нет, не говорите мне, какой сегодня день. Попить лучше налейте. Только не этой дряни.      Валентин послушно протянул ему стакан, но забрать не позволил, поднеся к губам краешек стекла, внутри которого плескалась живительная влага, почти светящаяся в лунных лучах. Пара маленьких глотков, Арно полегчало, и он смог даже немного сжать в ответ холодные пальцы Валентина.      – Генерал скоро ждет вас обратно в полк. – Стакан гулко стукнул по столику. – Как вы?      – Сонно, – признался Арно. – И скучно. Приходится вспоминать принцесс и цитировать Дидериха, который мне скоро сниться начнет.      Валентин мягко улыбнулся, наклонив голову к плечу. Или может, не улыбнулся, а во всем виноваты тени от каштановых волос. Арно помотал головой, прикрывая глаза.      – Я точно сплю. Только во сне я могу панибратствовать с Приддом, который вдруг сидит у моей кровати.      – Вам нужно подтверждение того, что вы спите?      Валентин тыльной стороной ладони провел по щеке, убирая с неё налипшие льняные прядки. Арно прижался к руке и шершаво потёрся о нее скулой. Валентин легонько провел кончиками пальцев по лицу к подбородку, огладил мочку уха и приобнял Арно за шею, придвигаясь ближе, чуть не касаясь носами. Ровное дыхание попало на губы, Придд нерешительно помедлил еще одно мгновение, а потом невесомо качнулся вперед и коснулся губами расслабленного рта Савиньяка. Дыхание сбилось лишь на мгновение, а пальцы уже покорно переплелись друг с другом, будто всю жизнь ждали этого момента.      Арно застыл, всё еще пребывая в состоянии сонного оцепенения и ощущая, как губы шершаво застыли на его губах, боясь продолжить. Сделав вдох и приподняв голову, Арно приоткрыл рот, отвечая на нежданный поцелуй. Валентин судорожно вздохнул, забирая себе часть его дыхания, и на какую-то секунду прижался совсем тесно, нежно стискивая в объятии шею.      Савиньяк непроизвольно потянулся вперед, лишь бы не разрывать волшебство мгновения, когда Валентин мягко отстранился, но застыл с вытянутой вперед шеей и часто дыша через рот.      – Нет. Теперь это точно сон, – прошелестел Арно и сполз вниз вместе с подушкой. Валентин провел по светлым волосам, напоследок обнимая мгновенно заснувшего виконта, медленно отклонился назад, встал с кровати и немного не рассчитал. Практически полный стакан с водой перевернулся, выплёскиваясь на пол, туда же полетел и графин, который, впрочем, герцог успел подхватить прежде, чем стекло бы разбилось.      Оглядев масштабы мини-наводнения, Валентин тихо выругался под нос и огляделся в поисках чего-нибудь, отдаленно напоминающего тряпку.                  Райнштайнер вернулся под вечер, с равнодушным спокойствием принял на себя обиженный взгляд Ариго и потребовал еды. Потому что он кошачьи проголодался, а на голодный желудок думалось исключительно плохо. И, запивая наструганную говядину третьим по счету бокалом вина, неожиданно понял, что упустил.      Люди Валентина расположились в западных казармах и редко развлекались, переняв, по-видимому, всю серьезность Приддов. Они выходили только на учения, караулы, тренировки и когда их собирал их герцог, в остальных случаях «лиловые» мирно сидели в общей казарме, рассуждали за жизнь и потворствовали сухому закону. Прибытие Райнштайнера мало кого удивило, мало кто ждал и мало кто заметил. Однако учтиво спросили, что Ойген думает о супруге маркграфа. Райнштайнер уныло отмахнулся и начал вглядываться в лица.      На десять человек у него было чуть ли не полное досье, составленное еще в те времена, когда Придд только прибыл со своими людьми в ставку. Как говорится, доверяй, но проверяй. Еще несколько человек бергер запомнил по именам, остальных знал в лицо. А память у Ойгена была ой какая хорошая. Мысленно составив гвардию герцога Придда на караул, Райнштайнер быстро сосчитал получившееся и тут же вышел из казарм вон.      Двадцать девять.      Двадцать девять! И точное совпадение насчитанного количества трупов на болоте с тем, что назвал Валентин.      Ойген обратил взор на закат и задумался. Во внутренней смете спрутьих войск дебет с кредитом упрямо не сходился на целого одного офицера, что в долевом выражении было больше, чем норма расхождения офицеров в войсках. Однако причины такого расхождения есть всегда, и эта причина должна заплатить по счетам. Осталось только выяснить ответ на извечный вопрос «кто виноват». Что делать – Райнштайнер знал.      – Когда намереваетесь вернуться в штаб, теньент?      – Сразу, – тут же откликнулся теньент, не открывая глаз, – как только проснусь. А проснусь я тогда, когда лекари перестанут пичкать меня валмонской дрянью.      Райнштайнер не сразу сообразил, что Савиньяк так нарёк маковую настойку, а потом хмыкнул. Усиленная терапия шла на пользу взбалмошному юмору Сэ, который время от времени был больше Рафиано, чем Савиньяк. Ноги Сэ заживали как на… олене. То есть еще быстрее, чем как на собаке, та хоть изредка скулит и просит косточку, а Арно нормально, лежит себе, почти счастливо сопит в подушку. Даже подозрительно как-то.      – Вам снятся хорошие сны, теньент?      – Сны? – Арно задумчиво приоткрыл глаза, потерянным взглядом изучая потолок. – Мне снятся… сны…      – Хорошие? – вкрадчиво уточнил Райнштайнер, изучая тумбочку, на которой покоились графин и пустой стакан. Ручка у графина была отвёрнута от кровати, и Ойген дотронулся до нее, будто ожидая прихода проливающего свет на события видения.      – Не знаю, – наконец выдавил из себя Савиньяк, смущенно отворачиваясь. – Мне не снятся сны.      Ойген еще раз скосил взгляд на Арно, пошатнул на тумбочке графин так, чтобы он чуть не упал, а потом резко наклонился и выудил из-под кровати небольшой потерянный платок. Мокрый.      И ухмыльнулся.