Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ. — Тихо, тихо. Гарри сидел на полу, прижимаясь спиной к каменному бортику. Он тяжело и рвано дышал, пытаясь втянуть в свои легкие холодный, колючий воздух и будучи не в силах этого сделать: ему казалось, что его окружает острое, ранящее стекло, которое режет его глаза, заставляя слезы течь по щекам, а сердце — колотиться неистово и отчаянно. Он не слышал ничего, кроме шума крови в ушах; не видел ничего, кроме белого, как мел, лица Малфоя, который сидел перед ним, цепляясь за его плечи так крепко, будто шальной ветер мог подхватить Гарри и унести его прочь. — Поттер, ну же, — Малфой встряхнул его. Голова Гарри мотнулась и чуть ударилась о камень: это отрезвило, но шок и апатия продолжали жечь его внутренности. Гарри знал, что происходящее реально, что это не сон и не иллюзия и там, за его спиной, раскрывается черная пропасть, живое олицетворение его собственного ужаса, в который он так часто погружался. Но сейчас нельзя было тонуть в нем, нельзя — стоило только вернуться на ту скользкую дорожку, и никакие зелья не вытащили бы его обратно. Он должен был держаться здесь, на высоте из холода, мороза и ветра, иначе его внутреннее равновесие, худой мир с самим собой были бы разрушены. — Драко? — он посмотрел на него. Малфой тут же подался вперед. Скудного освещения не хватало, чтобы сделать четкими черты его лица, но Гарри было достаточно и того, что он видел сквозь пелену слез, которые текли у него по щекам. — Драко, отпусти. Малфой покачал головой, и его руки еще сильней впились в плечи Гарри. — Успокойся, — его левая рука передвинулась на шею юноши. Она была теплой и скользкой, но такой живой и надежной, что Гарри невольно доверился ей. Вопреки всему он ощутил, что защищен, что никакие демоны, черные монстры и грязные тени, которые на пару секунд проникли в его разум вместе с заклятием Легилименс, не могут добраться до него. — Мне нужно... туда, вниз, — просипел Гарри, не владея своим пересохшим горлом. Малфой испуганно вздрогнул и покачал головой. Большой палец его руки коснулся щеки гриффиндорца и мягко вытер слезу, холодившую кожу. — Нет, не нужно. Гарри дернулся, но Драко удержал его. Он попытался притянуть его ближе, но Гарри отшатнулся, кинулся в сторону, пытаясь расцепить хватку тонких пальцев, сжимающих его плечи. Он бился и пихался, и ему казалось, что от этого зависит его жизнь, но потом силы покинули юношу, и Гарри обнаружил себя сжавшимся в комочек, содрогающимся от приступов слез и кашля и жмущимся к Малфою, который продолжал тратить свою последнюю энергию — он ведь и сам пострадал — на то, чтобы удержать его на месте и не дать совершить ошибку. Он был единственным, что помогало Гарри не терять себя в мешанине чувств, которая захватывала его: все эмоции, ощущения, которые были ему доступны, пытались свести его с ума. — Пойдем отсюда, пойдем к Дамблдору... — Нет, — Гарри уперся рукой в грудь слизеринца. Он несколько раз быстро моргнул, пытаясь согнать с лица несчастное, стыдливое выражение. Он знал, что ему нужно спуститься, — вдруг она была жива, вдруг ее безмерной силы хватило, чтобы спастись... Волшебники могли летать и без метел, и Гарри не хотел терять даже крошечную надежду, что его мать — настоящая, та, которую он ждал и которая явилась ему лишь несколько минут назад, — по-прежнему с ним. — Мне нужно к ней, Драко, отпусти... — Это опасно... — Я должен ее увидеть! — Гарри повысил голос, и его крик моментально исчез в холодном ветре. Малфой не двигался и смотрел на него круглыми темными глазами. Он не был похож на себя: в его лице не было ни капли упрямства, высокомерия, манерности — всего, что составляло его облик даже в самые отчаянные моменты. Его лицо осунулось, стало острей и четче, руки дрожали от напряжения, а волосы были растрёпаны. Он был обеспокоен, напуган и обессилен. Гарри слишком давно не видел Драко так близко, не ощущал крепкого объятия и не слышал страха в его твердом голосе. Он совсем забыл это ощущение, и сейчас к его сумасшествию примешивалась странная растерянность, неверие в то, что Малфой не испарится через мгновение. Но Драко не исчезал, он продолжал сидеть рядом, прижимаясь к нему теплым боком и глядя полным сострадания и сочувствия взглядом. Он... понимал, что произошло. Очередной секрет был раскрыт, но Гарри не было до этого дела. — Ладно, — вдруг сказал Малфой. Он сглотнул и, пошатнувшись, поднялся на ноги. Порыв ветра тут же раздул полы его мантии, раскинув их в стороны. Светлые волосы трепыхались на ветру: несколько легких, тонких прядей постоянно лезли ему в глаза. — Ладно, давай спустимся. Я иду с тобой. Он протянул Гарри руку. Тот ухватился за его ладонь и поднялся. Стоять было тяжело: тело ломило, мышцы были сведены упругими судорогами. Голова кружилась: последствия заклинания, насильственного вторжения в чужой, защищенный разум до сих пор не исчезли, и Гарри не был уверен в том, что ему хватит сил пройти по тысяче лестниц, чтобы оказаться у подножия Астрономической Башни. Эта короткая схватка выпила у него все силы, и ему оставалось только гордиться Малфоем, который стоял на ногах чуть ровнее, чем он, хотя еще пять минут назад Гарри ощущал себя способным биться и защищать слизеринца, пряча его за своей спиной. Слезы высохли. Холод пробирал до костей, и Гарри дрожал, не зная, что же теперь делать. Когда он бежал сюда, едва не потеряв по дороге Карту Мародеров, с помощью которой, как всегда, наблюдал за Драко в пустеющей гриффиндорской гостиной, он ни о чем не думал, ему не нужен был план или идея. Но сейчас, встретившись с последствиями своего инстинктивного, естественного желания спасти Малфоя, он растерялся. Юноша боялся спускаться туда, вниз. — Метла, — сказал вдруг Малфой, потянув Гарри за локоть в сторону. Там, в тени каменного бортика, лежала старая Комета, одна из тех метел, что хранились в чулане и использовались для занятий полетами у первых курсов. — Откуда она тут взялась? — недоверчиво спросил Гарри. Он понял, что Драко до сих пор держит его за руку, крепко сжимая холодные пальцы, и это придало ему сил. Гарри глубоко вздохнул: ему приходилось выдерживать и более тяжелые нагрузки, нечего расклеиваться. — Не знаю, — Малфой наклонился и подхватил тяжелую толстую метлу. Она ни в какое сравнение не шла с их скоростными аккуратными метлами, стоящими целое состояние. — Она просто прилетела. Наверное, Лили хотела сбежать на метле. Она не знала о барьере, что окружает Хогвартс, — может, он и не был помехой для нее. Если бы Гарри опоздал, если бы пришел на две минуты позже, чем бы все обернулось? Лили бы исчезла, а Малфой... — Садись, — слизеринец вручил ему метлу. Гарри послушно взял «Комету», ощутив, какой неприятной и чужой она была. Взгромоздившись на метлу и дождавшись, когда Драко сядет позади него, обхватив его руками за пояс, он поднялся в воздух. Управлять Кометой было тяжело, ветер бил в лицо, норовя скинуть прочь, но желание немедленно оказаться там, на земле, узнать, произошло ли то, чего он так боялся, придавало сил. Метла дернулась вперед, и Гарри направил ее вниз, в темноту. Малфой крепко держался за него, цепляясь руками и ногами, и эти несколько секунд напомнили ему о другом моменте их истории, когда Гарри на такой же древней и неповоротливой метле улетал прочь от яростного пламени. Тогда Драко впервые был к нему так близко, впервые обнимал его, стонал на ухо что-то возмущенное и непонятное — сейчас же Малфой понимал, что делает, и вместе с Гарри летел не прочь от страха и опасности, а навстречу, прямо на самое дно этой смертельной бездны. Внизу было чуть светлее. Свет из окон первых этажей рассеивался, создавая смутный полумрак. Гарри отчаянно вглядывался в серую землю у подножия Башни, и, чем ниже он спускался, тем четче видел черный силуэт... Малфой вдруг схватился за метлу. Он прижал руки Гарри к телу, а сам толкнул метловище в сторону, заставив «Комету» лететь в другом направлении. Метла, не выдержав такой резкой смены контроля, качнулась, пошла на снижение. Гарри не успел даже возмутиться, прежде чем вместе с Малфоем рухнуть на землю. Он ударился коленями и плечом, а Драко, упав на него сверху, придавил его руку. Гарри вскрикнул, забарахтался, пытаясь выбраться из-под чужого тела: вывихнутое плечо нещадно болело, а на глаза вновь навернулись слезы. — Что ты делаешь? — просипел он, отпихивая Малфоя в сторону. Гарри попытался подняться, но ноги его не держали, а Драко по-прежнему цеплялся за него. — Не ходи туда, — он потянул его обратно. — Поттер... Гарри отцепил от себя руку слизеринца, держащую его за рукав, и резко повернул голову. Он увидел там, у подножия, темный силуэт на земле. Силуэт не двигался, лежал, раскинувшись в окружении похожего на примятый бутон платья. Гарри медленно пополз в ту сторону, чувствуя, как обдираются его ладони о замерзшую, твердую землю, как мертвая трава опутывает его пальцы. Света стало чуть больше; оказавшись в темноте, он увидел, как ярко горят окна, роняя свои желтые отсветы на землю. Юноша замер, оказавшись очень близко: страх, паника и ужас охватили его тело, сердце заколотилось, а глаза защипало. Несмотря на ветер и холод, гриффиндорцу показалось, что он ощущает запах железа и тепла в воздухе, — запах крови. Этой крови было много. Она блестела на тусклом свету, как и рыжие волосы Лили, как ее бледная, порванная кожа... Гарри зажал рот рукой, закрыл глаза: он не мог смотреть на тело Лили, не хотел видеть, что с ней стало. Он переоценил свою выдержку, и понимание, что она умерла, она разбилась, сломалась, будто кукла, упав с огромной высоты, накрыло его с головой. Он потерял ее. Потерял! Его восстановившееся дыхание сбилось, и Гарри снова заплакал. Ему было жалко ее, себя, всех, кто должен был пострадать просто от того, что оказался рядом. Ничто не могло скрыть от него это горе, эту печаль — Волдеморт был прав, а он, Гарри, был проклят. Теплые, дрожащие руки обняли юношу со спины. Малфой на коленях сидел рядом: он развернул Гарри, вынудив его отвернуться от ужасной картины, и неловко прижал к себе. — Не смотри туда, — сказал Драко. Он обхватил лицо Гарри руками, не давая ему увидеть то, что было там, за его спиной. Гриффиндорец судорожно вздохнул, послушно глядя в темные глаза. Ему показалось, щеки Малфоя чуть блестели: были ли это слезы или отблески света на нежной коже, он не знал, потому что влага на глазах делала весь мир нечетким, расплывчатым. — Смотри на меня, только на меня. Гарри закивал. Он моргнул, сбив слезы, и образ Малфоя стал четче перед ним. Мысли в его голове стали медленными, пустыми; единственным, что он мог внятно осознавать, было испуганное лицо Драко, его волосы, ресницы, тонкий нос и приоткрытые губы... Гарри бы не хотел, чтобы в его разуме существовало что-то другое. — Нет! — резкий, отчаянный крик прорезал тишину. Малфой вздрогнул и отпустил Гарри. Они оба повернулись и увидели, как со стороны замка к ним стремительно приближаются яркие точки нескольких Люмосов. Одна из них была ближе, она неслась так стремительно, будто летела, подобно огромной летучей мыши. Когда она наконец оказалась достаточно близко, Гарри увидел Снейпа, увидел его освещенное магией лицо... А потом Люмос погас, и Снейп превратился в черную тень. Он замедлил свой бег, качнулся, а потом рухнул на колени, не дойдя до Лили. Гарри отвернулся от него. Он посмотрел на других приближающихся: это были Дамблдор, МакГонагалл и Крайфер. Все они были напуганы и растеряны. МакГонагалл не сдержала крика, увидев, что произошло под Башней, а Крайфер, даже не взглянув на Гарри и Драко, кинулся вперед, к телу. Малфой взял Гарри за руку и крепко сжал, когда к ним приблизился Дамблдор. Странно, но директор выглядел растерянным: его покрытое морщинами и косыми тенями лицо выражало скорбь и сожаление. На мгновение он приложил руку к своему лицу, а потом склонился над мальчиками, продолжавшими сидеть на земле. — Вы не ранены? — Нет, — тихо произнес Малфой. Он первым поднялся на ноги, и Гарри сделал то же самое. Дамблдор кивнул. — Гарри, я... — Где Вы были? — гриффиндорец резко поднял голову, посмотрев директору прямо в глаза. В нем было так много боли и печали, что они превращались в ярость. Дамблдор должен был следить за ней, он должен был оберегать ее. Где он был, когда она вырвалась? — Где Вы были, когда она вырвалась? — Ты прав, Гарри, — Дамблдор смотрел на него тяжелым, потухшим взглядом. Ветер развевал полы его мантии, серебряные нити на которой сияли под светом Люмоса, и его длинные волосы и бороду. Будто маленький холодный смерч закручивался вокруг него, но Гарри не боялся этой силы, он жаждал лишь выплеснуть свою боль. Считал ли он Дамблдора виноватым? Или это он, Гарри, был толчком, из-за которого Лили шагнула в пропасть? Вина захлестывала его, подобно волнам бушующего моря, и только рука Малфоя на его ладони сдерживала Гарри от болезненного освобождения. — Я утратил контроль. — Почему никто не заметил, что она разрушила барьер?! — голос Гарри, вопреки его слабости, был сильным и обвиняющим. Растерянная МакГонагалл посмотрела на него почти возмущенно, а пальцы Драко стали горячее. — Вряд ли это было дело двух секунд! — Мистер Поттер, Вы не можете... — Не надо, Минерва, — остановил ее Дамблдор. Он качнул головой и посмотрел в сторону Башни. Гарри тоже перевел взгляд: Снейп накрыл тело Лили своей мантией и теперь сидел рядом, сгорбившийся и совсем не похожий на грозного и волевого профессора зельеварения, который держал в страхе всех учеников. Он был достаточно далеко, и Гарри не видел его лица, но он чувствовал, что там, под Башней, сидит скорее подросток, юноша, вновь потерявший свое сердце. Снейп никого так не любил, как Лили. И Гарри не мог представить, что происходило с ним сейчас. Стена из отчуждения, иррациональной обиды на прошлое и осознания, что между ним, Гарри, и Северусом Снейпом всегда будет пропасть с пиками на дне, которая возникла между ними после того ужасного сна, начала разрушаться. Гарри смотрел на согнутую спину Снейпа, на его волосы, закрывающие лицо, и ощущал лишь желание разделить свою боль с этим человеком. Гарри хотел прикоснуться к нему так же, как к нему самому недавно прикоснулся Драко: тепла чужих рук было достаточно, чтобы прогнать прочь липкий ужас. Был ли у Снейпа хоть кто-то, кто мог помочь ему? Кто мог согреть его? — Гарри, — Дамблдор поднял руку и положил ее на плечо гриффиндорца, вынуждая того вновь повернуться к нему. — Прости меня. Мы похороним ее рядом с Джеймсом, а потом я дам тебе камень. Ты... не потерял ее. Даже я не мог привести ее в чувство, видимо, все случилось именно так, как я и говорил тебе. Возможно... это был необратимый процесс. Она мучилась, и я думаю, сейчас ей лучше. Гарри мотнул головой. Его губы задрожали, а в носу захлюпало. На глазах вновь выступили слезы. — Она вспомнила меня, — горько произнес он. — Вспомнила, а потом... просто упала. — Возможно, она не хотела и дальше мучить тебя. И себя, — рука Дамблдора безвольно скользнула вниз. — Ты спросишь у нее, когда мы получим камень. Ты не потерял ее, — повторил директор. Гарри посмотрел ему в глаза, резко вдохнул и кивнул. Ярость его покинула, сердечная боль начала утихать: юноша мог поговорить с Лили с помощью Воскрешающего Камня. Когда артефакт достанут из ее тела, он сможет вновь быть со своими родителями и слышать их голоса. Пусть недолго, но зато... Гарри вновь посмотрел на Снейпа, а потом опустил голову и прижался к плечу Драко, молча наблюдающего за этим разговором. — Минерва, — Дамблдор повернулся к МакГонагалл, — отведи, пожалуйста, мальчиков в больничное крыло. А потом возвращайся. МакГонагалл кивнула. — Хорошо, — голос декана Гриффиндора был слабей, чем обычно. Строгие глаза волшебницы были подернуты грустью; она невольно прижимала свою левую руку к груди. — Мистер Поттер, мистер Малфой, пройдемте со мной. Они послушно пошли следом. В эту ночь все было иным, все отличалось от их обычной жизни: Гарри не думал, что когда-нибудь он будет идти вслед за МакГонагалл, держа Драко за руку, и что в этот момент он будет вытирать слезы и надеяться, что у Помфри найдется зелье, которое сможет унять боль в его груди. Огни замка горели ярко и тепло: казалось, что Хогвартс понятия не имеет о трагедии, произошедшей на его крыше. Этот вековой замок был слишком стар, слишком важен и могуч, чтобы его стены печалились об утрате. Такие мысли совсем не помогали. Гарри лишь сильней сжимал пальцы Малфоя, изредка поднимая голову и глядя на его лицо: Драко смотрел под ноги, уставший и несчастный, но иногда краем глаза поглядывал на него в ответ. Лишь на крыльце они отпустили друг друга: хотя до отбоя оставалось совсем немного времени и коридоры были уже пусты, им вполне мог кто-нибудь встретиться. Да и МакГонагалл странно на них смотрела, ничего не говоря: видимо, она была погружена в мысли о случившемся и ее мало трогали их рукопожатия. Или же она все знала. Иногда Гарри казалось, что уже вся школа знает о них с Малфоем. — Минерва? — мадам Помфри уже ждала их в коридоре. Она была обеспокоена и взволнована. — Патронус Альбуса не сказал, что произошло, но я почти уверена... — Человек погиб, — сухо и холодно сообщила МакГонагалл. Запустив Гарри и Драко в лазарет, она плотно закрыла за ними дверь. — Пожалуйста, позаботься о мальчиках. Думаю, им нужно успокоительное. Гарри был абсолютно с ней согласен. Снейп сказал ему, что это зелье нельзя принимать постоянно, но сейчас оно было просто необходимо. Мадам Помфри, побледневшая и тут же ставшая невероятно серьезной, поспешила в свой кабинет. МакГонагалл подвела юношей к двум кроватям и тяжело вздохнула. Она не знала, что делать, и это было видно по ее уставшему, сейчас вовсе не строгому лицу. Гарри подумал, что он совсем ничего о ней не знает, ему даже неизвестно, как хорошо она информирована насчет крестражей и его воспоминаний и что за ношу ей приходится нести. Профессор МакГонагалл всегда была для него учителем несгибаемым, справедливым и честным, и он видел ее только в моменты, когда она демонстрировала свою силу, свою волю и способность выдерживать те нагрузки, что всегда давили на тех, кто был близок Дамблдору. Гарри никогда не видел ее отчаявшейся. — Завтра вы можете не появляться на уроках, — наконец, сказала профессор МакГонагалл. — Отдохните и придите в себя. Мистер Малфой, — она посмотрела на Драко, который сидел на своей койке, впившись пальцами в одеяло. Между кроватями было окно, и Гарри мог смотреть на отражение юноши в черном стекле, чтобы не смущать его своим пристальным вниманием, — думаю, вы понимаете, что информация о произошедшем не должна покинуть тесного круга осведомленных. — Понимаю. — Профессор Дамблдор еще переговорит с вами. С вами обоими. Мадам Помфри вернулась, левитируя перед собой поднос, на котором стояли несколько зелий. Она опустила их на тумбочку Гарри. От бутылочек пахло травами, цветами и ванилью. В больничном крыле редко давали вкусные зелья, но сегодняшняя ночь была исключением. — Профессор МакГонагалл, — обратился Малфой к декану Гриффиндора, пока мадам Помфри накладывала на Гарри Диагностирующие Чары и вправляла его небольшой вывих, — моя волшебная палочка осталась... у той женщины. — Палочку вам вернут ночью. Гарри вдруг вспомнил о другом событии на крыше. Он вскинул голову, поймав взгляд Малфоя: тот будто пытался заставить его промолчать, но Гарри хотел знать, стоит ли ему беспокоиться об этом. — Профессор, — он отвел свой взгляд от серых, посветлевших глаз Драко, — там, на крыше, я применил заклятие Империус. Это... имеет значение? Мадам Помфри замерла с вытянутой палочкой. На мгновение на ее лице было неимоверное удивление, которое чуть разгладило ее морщины, но она тут же продолжила работу, нахмурившись и поджав губы. МакГонагалл же смотрела на него ровно и очень внимательно. Она помолчала пару секунд, будто раздумывая, а потом ответила: — Нет, мистер Поттер, не имеет. Уверена, профессор Дамблдор простит Вам это нарушение в связи с непредвиденными обстоятельствами. Нарушение, как же. Гарри кивнул, понимая, что в эту секунду перед присутствующими обнажилась суть его положения. Безнаказанность. Он был оторван от всех остальных, и Дамблдор, его всемогущий покровитель, готов был спустить ему с рук любую вольность, начиная от скандала в кабинете, заканчивая заклятием подчинения воли. Может, Грюм, повернувшийся на непростительных заклятиях и уже почти два месяца гоняющий четвертый курс по запрещенной магии, даже накинул бы ему пару баллов. Мадам Помфри проверила и Драко, а потом начала раздавать им зелья. — Сначала оба примете вот это, — она указала на флакон с темно-синей жидкостью. — Это поможет вам восстановить силы, вы оба очень истощены. Потом успокоительное, — уже знакомый Гарри флакон с розоватым зельем внутри, — а потом — зелье сна без сновидений. Вы будете спать долго, но, когда проснетесь, будете чувствовать себя намного лучше. Гарри был очень, очень рад, что он еще не начал прием зелья, которое делал для него Снейп. Сейчас сон казался лучшим решением. Забыться и не думать. Не чувствовать. — Я выдам вам пижамы, сегодня холодно, — мадам Помфри приманила два комплекта больничных пижам, а потом трансфигурировала их под нужный размер. Пижама для Драко украсилась зеленой полоской, а для Гарри — красной. Пижамы опустились в изножье кровати, на теплые одеяла. — Переодевайтесь. Минерва... Мадам Помфри и профессор МакГонагалл отошли в сторону. Они начали тихий, неясный разговор. Ни Гарри, ни Драко не сдвинулись с места. Потом, будто очнувшись, Малфой потянулся к зельям, и гриффиндорец повторил его действие. Синее зелье было горьким, а успокоительное — все таким же приятным, теплой волной пробегающим по телу. Гарри закрыл глаза, ощущая, как борется с ним его горе, как медленно все в его груди замедляет свое хаотичное движение, становится понятным. Малфой тоже выпил зелье, а потом остался сидеть на кровати, глядя на Гарри. Больничное крыло было освещено ночниками, и в их свете Гарри мог рассмотреть его лицо, более не скрытое полумраком. Усталость никуда не делась, но затаенная боль, страх и растерянность ушли из его ровных черт. Драко попытался пригладить свои волосы, но попытка не увенчалась успехом, и он оставил все как есть. Гарри так нравилось больше: так Драко выглядел после всех их проделок, опасных приключений, которые сближали их ещё больше. Губы Драко дрогнули: он постарался улыбнуться. — Почему вы не переодеваетесь? — Мадам Помфри появилась, словно из-под земли, нарушив их зрительный контакт. — Могу принести ширму. Гарри не успел даже сказать, что ширмы не нужно, как белая перегородка уже отделила его от Драко. Мадам Помфри взмахнула палочкой, и ночники около остальных кроватей погасли. Единственная лампа, горящая меж их кроватями, осветилась тусклым теплым светом. — Надеюсь, я могу оставить вас одних? — спросила мадам Помфри, внимательно поглядывая на юношей. — Моя помощь нужна... в другом месте, но я скоро вернусь. Выпейте зелья и ложитесь спать: сон сейчас — лучшее лекарство. Гарри кивнул, и Малфой, видимо, сделал то же самое. Мадам Помфри ушла следом за МакГонагалл, и больничное крыло погрузилось в тишину. Какое-то время в воздухе еще стоял звон эха; Гарри думал о том, что мадам Помфри, вероятно, позвали, чтобы проверить состояние Снейпа: едва ли зельевар сейчас был способен к приготовлению лекарств. Гарри был даже рад, что его нет рядом: он бы не смог видеть страдания этого сильного человека, подобное зрелище ударило и по его собственной броне, потому что он невольно равнялся на Снейпа в своих попытках сохранить внутреннее сопротивление. Наверное, ему не стоило так опасливо смотреть на профессора в последние дни. Гарри вспомнил их последний (он же первый) урок легилименции, вспомнил, как защищал то воспоминание, тот образ, в котором молодой юноша по имени Северус Снейп был на коленях перед Лордом Волдемортом... Он знал, что нельзя позволить профессору увидеть его, потому что тогда пропасть между ними станет непреодолимой и что-то навеки разрушится. — О ком ты думаешь? Гарри поднял лицо и увидел Малфоя. Тот отодвинул ширму и теперь стоял, глядя на него. Лицо юноши почти ничего не выражало, а неровные тени делали его старше. Да и тяжелые нотки в его голосе не могли принадлежать беззаботному подростку. Гарри не раз думал об этом, но ему больно было видеть, как сильно Драко пришлось повзрослеть, чтобы быть рядом с ним. — О Снейпе. Светлые брови чуть приподнялись. — Почему? — Ты же видел, — Гарри вздохнул. Он заметил, что комкает в руках свою мантию, и вынудил себя расцепить пальцы, чинно сложив руки на коленях. — Он несчастен. — Несчастней, чем ты? — Драко обхватил свои плечи руками, сделав небольшой шаг вперед. Гарри кивнул. — Та женщина... это была твоя мать? Лили Поттер? — Да, — Гарри не видел смысла это скрывать. Драко слышал, о чем они говорили на крыше. Драко чуть не погиб от рук Лили. Он имел право знать и понимать. — Да, это была моя мать. — Но разве... — Малфой подался вперед, голос его стал громче, но вдруг он замер. Неловко моргнул. — Разве она... не погибла в ту ночь, когда Темный Лорд исчез? — Я не хочу сейчас это объяснять, — устало проговорил Гарри. — Возможно, Дамблдор тебе объяснит. Малфой хмыкнул. Он стоял, не двигаясь, а Гарри смотрел на него, впитывая в себя его образ. Скоро они вновь перестанут общаться, будут обходить друг друга за километр, изредка пересекаясь взглядами. Гарри даже не знал, остались ли у Драко чувства к нему: прошло уже много времени, тяжелого времени, и Малфой вполне мог переболеть свое влечение. Лампа чуть мигнула. Вазочки на тумбочках источали нежный аромат; свет играл на гранях пустых флаконов. — Прости меня, — прошептал Драко. Гарри удивленно на него посмотрел, ощутив, как дрогнуло его сердце, когда он увидел румянец на скулах слизеринца и влажный блеск его губ. — За что? — Мне не стоило спрашивать о ней. Не знаю, что стало бы со мной, если бы моя мать... Я сожалею. — Ты имеешь право задавать вопросы, — Гарри чуть приподнял уголок губ. Ему стало легче дышать, когда Драко подошел ближе, почти коснувшись ногами его коленей. — Ты снова пострадал. И мы снова в больничном крыле. Вместе. — Ты помнишь? — Драко улыбнулся, и это была нежная, легкая, но грустная улыбка. Гриффиндорец смотрел на него снизу вверх, невольно вспоминая, когда они в последний раз говорили здесь. Это был тот страшный и прекрасный момент после третьего испытания, который навсегда отпечатался в памяти Гарри. Он помнил лунный свет, который оплетал Драко, словно являясь его естественным ореолом: сейчас ему казалось, что Малфой снова светится, что его волосы похожи на серебро, а глаза — на сталь, и что он весь прекрасен и пленителен. Идеален. Гарри никогда так раньше не думал, но теперь ему казалось, что в этом мире нет другого человека, которого он хотел бы видеть так близко. — Я помню все, — Гарри улыбнулся, с трудом удержав руки на месте. Ему казалось совершенно естественным сейчас обнять Драко: когда тот шагнул к нему, то словно создал вокруг них волшебную атмосферу иного мира, мира, в котором не было ужасных событий сегодняшнего вечера, в котором они, как в старые времена, ходили по лезвию ножа, споря и борясь с притяжением. Гарри бы желал, чтобы это переживание было единственным в его жизни. Он не мог больше думать о Лили, не хотел видеть ту мимолетную картину, что явилась его взору. — Нет сделки, которую мы могли бы заключить, — Драко чуть прикусил губу. — Нам вообще не следует сейчас разговаривать. Гарри резко вдохнул. Это простое предложение повернуло его мысли в другую сторону. — У меня есть предложение, — сказал он, смело глядя Малфою в глаза. — Я сделаю все, что пожелаешь, если ты перейдешь на мою сторону. Лицо Драко окаменело, ноздри раздулись, а глаза прищурились. Он резко отшатнулся, шагнул к окну, отворачиваясь и пряча свой взгляд. Гарри продолжал смотреть на его спину, ища в ней дрожь или сгорбленную усталость, но Малфой, словно назло, был прям и неподвижен, будто статуя. — Прекрати, — прошептал он, и этот шепот был таким мучительным и тягучим, будто Гарри пытал его своими словами. Но ведь это было не так, это была лишь отчаянная просьба, способ сделать их жизнь чуточку проще. Возможно, это было эгоистично? Гарри не знал, следует ли ему чувствовать себя эгоистом из-за того, что он хочет, чтобы Драко оставил сторону своего отца и Волдеморта и пришел к нему. — И это все, что ты можешь сказать? — А что я должен сказать? — огрызнулся Драко, продолжая смотреть в черное стекло, в котором он, наверняка видел лишь свое отражение. — Ты знаешь мой ответ, и я не вижу причин, по которым он должен измениться. — Даже за «все, что угодно»? — спросил Гарри скорее со злостью, чем с насмешкой. Его чувства, тлеющие, будто угли, которые облили холодной водой, продолжали давать ему сил на эмоции, но эмоции тяжелые, агрессивные, способствующие внутреннему освобождению. — Не смешно. — Разве похоже, что мне весело? — голос гриффиндорца стал сильнее. — И ты никогда не говорил о причинах, почему твой ответ стал таким. Рядом с Волдемортом ты никогда не будешь защищен, а я всего лишь хочу, чтобы ты был в безопасности. Я не хочу, чтобы сегодняшний день повторился опять. Малфой вдруг повернулся. Его глаза гневно сверкали, губы были сжаты, а на лице проступала почти обида. Лампа снова мигнула, и на секунду все погрузилось в темноту, в которой только серый уличный свет мог быть ориентиром. На это время фигура Драко окрасилась в непроницаемый черный цвет, и Гарри вздрогнул от внезапного холодка, пробежавшего по телу. Он сжался, обхватив свои колени руками, и беспомощно посмотрел на Малфоя. — Я тоже не хочу, — Драко вновь шагнул к нему. Он грубо схватил Гарри за плечи, вынуждая замереть на месте, и наклонился вперед. Его тихий голос звучал так проникновенно, что Гарри замер, завороженный, загипнотизированный и абсолютно потерянный. — Но сегодняшней ночью произошло кое-что важное, Поттер. Я, наконец, делал то, что должен был, понимаешь? Его дыхание касалось лица Гарри, и гриффиндорец ничего, кроме осознания этого ощущения, не понимал. Драко пришлось его встряхнуть, чтобы вернуть его взгляду и разуму осмысленность. Зелья начинали защищать его, путать его, уводя от любых эмоциональных взрывов. — И что же? — Я тебя защищал, — Драко неожиданно улыбнулся, и его улыбка была быстрой, неуверенной и радостной. Гарри нахмурился. — Ты не должен был этого делать. Ты подверг себя опасности. — Нет, должен был, — его пальцы сильнее впились в плечи Гарри. — Должен был, потому что ты столько раз защищал меня. Ты только и делаешь, что всех спасаешь, Поттер, — должен же кто-то спасать и тебя, правильно? — Но не ты. — Почему не я? — возмутился Малфой. Гарри попытался взять его за руки, но Драко перехватил его запястья и сжал так сильно, что стало больно. — Ты забыл, Поттер, что я не девчонка и меня не нужно оберегать. Я могу прикрывать твою спину, как Уизли и Грейнджер, и я буду делать это. И твое разрешение мне не нужно. — Это опасно, как ты не понимаешь? Сегодня ты чуть не погиб — в следующий раз я могу не успеть, и ты умрешь уже по-настоящему. Думаешь, я могу это допустить? — Гарри бы отпихнул его от себя, если бы мог шевелить руками. Он и забыл, каким сильным Драко стал, как он вырос за это лето. Ему приходилось бороться с ним за это глупое право защищать другого, потому что их действия противоречили друг другу. Малфой этого не понимал, упрямо настаивая на своем. — Значит, в следующий раз я умру, — безжалостно произнес Драко, и эта короткая фраза ударила Гарри в самое сердце. Он замер, и его руки безвольно повисли в чужой хватке. Малфой так просто говорил об этом, он словно не представлял, что будет с Гарри, если его равнодушное предсказание сбудется... Даже представлять это было ужасно. — Не говори так, — попросил Гарри, отвернувшись. Он уставился на свои колени и чужие ноги в черных, чуть помявшихся брюках. — Я всеми силами стараюсь этого не допустить. Малфой вдруг опустился на корточки. Он положил руки Гарри на колени, продолжая крепко сжимать его запястья, и посмотрел в глаза. Он был серьезен и печален, но в глубине его глаз была нежность. — Просто прими это и все, — тихо сказал он. — Ты много раз спасал меня, ты сражался с Темным Лордом, когда я был абсолютно беспомощен, и убил василиска, пока я был без сознания. Я говорил тебе, что ты не должен меня оберегать, но ты все равно это делал, — значит, теперь мой черед. Это мой долг, и я уверен, что Уизли и Грейнджер думают точно так же, потому что они твои друзья. И я твой друг; я давно на твоей стороне, но от меня будет больше пользы, если я буду рядом со своим отцом. Я буду прикрывать твою спину, если вдруг тебе не повезет. — Снейп должен прикрывать мою спину, если вдруг мне не повезет, — с подозрением произнес Гарри, внимательно глядя на лицо слизеринца. Он искал что-то, что не давало ему покоя, что неприятно кольнуло его мозг, заметив, что в ровных словах Малфоя все время мелькает что-то... неправильное, знакомое и неприятное. Драко отвел глаза, но тут же снова посмотрел Гарри в лицо. — Снейп служил Темному Лорду дольше, чем Дамблдору, — тихо произнес он. — Нельзя полагаться на одного человека. Если с ним что-то случится, то ты окажешься без поддержки, и... — Это Дамблдор тебя надоумил? — резко спросил Гарри, прервав его речь. Он догадался; он словно заметил в глазах слизеринца проблеск чужого синего взгляда. Малфой вздрогнул. — Это он сказал тебе не переходить на мою сторону? — Нет, — ровно и от этого еще более подозрительно ответил Драко. — С чего ты взял? — Потому что только что я слышал его голос, — жестко произнес Гарри. — Только он умеет так ровно и правильно внушать свою волю, уж я-то отлично это знаю. Прекрати, Драко. Мне вовсе не нужно, чтобы те, кого я люблю, стояли на службе и защищали меня! Я не хочу... И в следующую секунду он замолк, потому что Малфой, на мгновение широко распахнув глаза, отпустил его руки, потянулся вверх и поцеловал его в губы. Гарри застыл, чувствуя, как длинные пальцы вплетаются в его волосы, лаская кожу головы, как другая рука Малфоя ползет по его коленке, ища опору. Он круглыми глазами вглядывался в лицо юноши, внезапно оказавшееся так близко: глаза Драко были закрыты, а ресницы трепетали. Это завораживающее зрелище захватило Гарри на несколько секунд, а потом его сопротивление, его возмущение и праведный гнев были уничтожены. Он закрыл глаза, и в его маленьком, крошечном мирке, где существовали только два человека, вдруг все стало хорошо. Это был невинный, легкий поцелуй. Гарри не пытался углубить его или изменить, он просто наслаждался тем, что Драко трогает его волосы и льнет к нему. Он позволил слизеринцу отстраниться, когда тот поднялся на ноги, а потом, обхватив его за талию, прижал к себе. Гарри уткнулся лицом ему в грудь, сжал коленями его ноги, и юноше показалось, что это было всем, чего он вообще хотел в этой жизни: ему стало легко, все его печали, вся его боль остались где-то вне этого объятия, и они не могли больше терзать его. На его глазах вновь выступили слезы, когда он подумал, что этот момент недолговечен, что скоро Драко снова у него заберут. Он мог обладать лишь такими светлыми, короткими мгновениями, в которые должен был успеть вдохнуть как можно больше воздуха перед затяжным прыжком в черную глубину. В его существовании было так мало хорошего, и иногда даже то, что должно было дарить ему покой, оборачивалось только мукой, болью и злом. Лили умерла, он вновь вспомнил об этом, но теперь в своем горе уловил нотку облегчения. Ему стало стыдно за чувство, словно с его плеч сняли один тяжелый булыжник, стыдно за то, что демонстрировал Малфою свою слабость, свою печаль. Хотя кому, как ни ему, он мог показать ее? Он ему верил. Драко продолжал гладить его по голове, перебирая волосы. Его руки были теплыми, надежными; от него пахло зельями и чем-то травяным, приятным. Гарри тяжело дышал, вдыхая запах его тела: он думал, что никогда ему не выпадет шанса вот так вот обнять Драко, прижаться к нему в полумраке, зная, что впереди есть еще целая ночь, когда не нужно никуда бежать и ни от кого спасаться. И, словно услышав его мысли, рядом раздался шум: скрипнула ширма. — Мистер Малфой, почему вы там стои-и... О, — мадам Помфри стояла совсем рядом, глядя на них. Гарри повернул голову, поймав ее взгляд: его сердце даже не дрогнуло, когда он увидел изумление в ее глазах. Ему было все равно. Но он чуть отстранился, поднял взгляд на Малфоя, пытаясь понять, что тот думает об этом. И, к его удивлению, на лице Драко было лишь раздражение из-за того, что им помешали. — Все хорошо, мадам Помфри, — глухо произнес Гарри. Целительница, моргнув, кивнула и, медленно развернувшись, как во сне двинулась к своей комнате, бормоча что-то себе под нос. Вскоре она скрылась из виду, и Гарри нашел в себе силы вновь посмотреть на Малфоя. Тот взглянул на него в ответ и чуть отстранился, впрочем, позволив оставить руки на своей талии. Его щеки были красными, а губы — чуть распухшими из-за того, что он постоянно их кусал. — Скоро все узнают, — сказал юноша негромко. Гарри кивнул: он ведь и сам думал об этом. — Если узнают, то тебе придется... — Мы сделаем всё, чтобы об этом не узнали те, кому нельзя доверять, — перебил его Малфой, нарочно не давая вернуться к скользкой теме. Он неловко улыбнулся. — Дамблдору и Снейпу не понравится, что мы тут... ну, снова вместе. Но, — он вздохнул, и руки Драко покинули волосы Гарри, коснувшись лица гриффиндорца. Он вновь стёр большим пальцем влажный след на его щеке, — я подумал, что это неважно, так как этот способ совсем не работает, потому что я всё равно... помню. Если окклюменции будет недостаточно, то Тёмный Лорд обо всём узнает, а если мне хватит сил, то нет смысла избегать друг друга. Не знаю, как тебе, но мне это жутко надоело, да и Блейз постоянно меня достает. А вообще, удивительно, что этот еще не появился, потому что ты выглядел таким несчастным в последнее время, и... — Драко, — Гарри чуть улыбнулся. — Что? — Просто помолчи. Малфой захлопал глазами и вновь прикусил губу. Он глубоко вздохнул, не отрывая взгляда от глаз Гарри. — Стоит ли делать это сейчас? — Растерянно поинтересовался он будто бы у самого себя. — Я имею в виду, после произошедшего. Я не хочу, чтобы воспоминания о том, — он залился краской и заговорил так тихо, что Гарри почти не слышал его, — как я поцеловал тебя, сливались с воспоминаниями о... смерти. Тогда они станут плохими воспоминаниями. — Или же они станут единственным, что делает воспоминания о смерти не такими ужасными, — улыбка сползла с лица Гарри. Он расцепил свои руки, ощутив мгновенный холод, коснувшийся его тела. — На мгновение я забыл о том, что произошло. Это жутко, но это так. Я... не хотел бы вспоминать. Малфой понял его намек. Он задумчиво склонил голову, разглядывая Гарри и размышляя о чём-то. Его глаза блестели, как будто он подкрадывался к подарку, который давно хотел получить, но в то же время сдерживал себя, и эта внутренняя борьба отражалась на его лице. Он запустил руку в волосы, откинув их назад и еще сильней взлохматив, а потом сказал: — Нам стоит лечь спать, — произнёс он обреченно и устало. — Ты устал. — Ничего я не устал, — возмутился Гарри, который не мог поверить в то, что Драко отбирает у него свои поцелуи из-за какой-то усталости. Там, за пределами лазарета, по-прежнему клубилась темнота, жили смерть и страдание, но здесь, в крошечном пространстве больничного крыла этого не было. Это было похоже на забытье, яркий свет, который собой затмевал все остальное, — Гарри понимал это, и ему хотелось, чтоб хоть ненадолго в его мире не осталось ничего, кроме этого света, который он и не чаял вновь обрести. Возможно, это вновь было слишком эгоистично. То, что происходило между ним и Драко, не должно было являться средством спрятаться от жизни, раствориться в украденной мечте. Это и должно было быть жизнью. Драко почти минуту пристально разглядывал Гарри. Он легко касался кончиками пальцев его плеч, и гриффиндорцу очень хотелось вновь обнять его, но он не был уверен, что это будет уместно в тот момент, когда Малфой силился в чем-то признаться. Гарри просто смотрел на него снизу вверх, наслаждаясь этим. — Я не знаю, что мне делать, — наконец, сказал Драко. — Еще вчера я думал, что мы все делаем правильно, а сейчас я больше всего хочу, чтобы они все оставили меня в покое. Если бы я мог хоть ненадолго забыть о том, что происходит, и о том, кто я такой, все было бы проще. Гарри тоже так думал. Но они не могли забыть о том, кто они есть, они могли лишь отказаться от этого знания, закрыв глаза на любые последствия. Невероятная обида на несправедливость сжала сердце юноши, когда он подумал, что, если бы Драко перешел на его сторону, они могли бы целоваться хоть каждый день. Все сложности между ними бы пали. Но Малфой не соглашался. Он был упрям и верил в ту идею, которую кто-то принёс в его разум. — Можно я тебя снова поцелую? — спросил Гарри, желая просто сломать эту мгновенно воздвигнувшуюся стену неловкости и смущения. Он не мог больше думать о том, к чему приведет это объятие: сегодня Драко тянул его к свету, когда казалось, что Гарри готов пасть на самое дно. Он снова был рядом, и этих пяти месяцев, прошедших с их последнего настоящего разговора, не похожего на крики в туалете, будто бы и не было. Это казалось сном, и Гарри не мог ручаться, что это сном не было: возможно, он уже выпил то зелье и благополучно заснул, а теперь его несчастный, исстрадавшийся разум играет с ним. Что бы это ни было, это было прекрасно, и Гарри не видел причин, почему этот полумрак, запах цветов и зелий и тишина не могут стать их укрытием этой ночью. — Ладно, — выдохнул Драко. Гарри чуть улыбнулся. Его пальцы сами собой скользнули к застежке на его мантии. Малфой был в рубашке, заправленной в брюки, и галстуке, за который можно было удачно ухватиться. — Что ты делаешь? — Ты же сам сказал, что мы должны ложиться спать, — Гарри ощутил, каким тяжелым стало его дыхание. Он много раз думал об этом моменте, и его сводили с ума мысли, что, расстегнув одну пуговицу, он сможет коснуться теплой кожи, ощутить, как быстро бьется сердце Малфоя. Драко внимательно наблюдал за его руками, ничего не делая, но румянец не сходил с его щек, а губы стали влажными. Он вдруг улыбнулся почти злобно и нагло и схватил Гарри за его собственный галстук, потянув его на себя и мгновенно распутав кривоватый узел. От этого нехитрого действия Гарри залился краской, вмиг растеряв весь свой запал. — Боишься, Поттер? — насмешливо спросил Малфой. Он и сам боялся, это видно было в его блестящих глазах, но Гарри был благодарен ему за этот наглый выпад. — Мечтай, — ответил он, а потом, потянув Драко за галстук и вынудив его наклониться, снова поцеловал. В его голове будто взорвалась петарда. Гарри не смог сдержать улыбки, подумав, что чувство самого первого соприкосновения губ, такого желанного и такого редкого — это лучшее, что он когда-либо испытывал. Он всего лишь раз в прошлом целовался с Драко, и это было прекрасно, прекрасно, прекрасно — мысли его разбрелись в разные стороны от одного только понимания, что они снова рядом, снова касаются друг друга, и на этот раз Малфой не убежит прочь, стыдясь и боясь. Нет, теперь все иначе, ведь Драко первым его поцеловал. Гарри задрожал, ощутив, как рука Малфоя коснулась его груди, как его проворные пальцы зацепили одну пуговицу, верно, пытаясь вырвать ее с нитками. Одного быстрого, легкого прикосновения этих нежных пальцев к коже под рубашкой хватило, чтобы поцелуй изменился. Драко судорожно вздохнул, на секунду отстранившись, но Гарри тут же вновь поймал его губы своими, чувствуя, как покорно приоткрывается его рот. За все это время Малфой так и не научился целоваться, и это было замечательно, потому что Гарри бы ужасно не хотел, чтобы кто-то другой целовал его. Гарри и сам не понял, когда его ладони отпустили галстук Драко и вновь скользнули на его спину. Мантия ужасно мешала, она была плотной и сквозь нее невозможно было почувствовать жара разгоряченного тела. Гриффиндорец потянул ее прочь, и Малфой, видно, совсем не понимая, что происходит, покорно отвел руки назад, позволяя рукавам мантии скользнуть вниз. Он с неловкой, жадной страстью целовал Гарри, зажмурившись и не сдерживая судорожных вдохов, шарил руками по его плечам и груди, иногда обхватывая руками шею и грея ее своими жаркими ладонями. Он задрожал всем телом, когда их языки встретились, — он тут же постарался отпрянуть, но потом расслабился, позволяя проникать в свой рот. Сидеть было неудобно. Гарри отполз чуть назад — для этого ему пришлось разорвать их поцелуй и посмотреть в подернутые бессмысленной дымкой глаза Малфоя. Он потянул его за собой, и Драко, отведя глаза в сторону, вдруг послушался. Он резко скинул свои ботинки, осторожно присел на его кровать, отвернувшись. Его губы чуть распухли и покраснели, и Гарри не видел причины, почему ему не стоит поцеловать их снова. — Хватит, — сказал Драко, когда гриффиндорец вновь подался к нему. — Достаточно. — Почему? Малфой не ответил, только опустил голову и смутился еще больше. Он прижал руку к своему рту: его грудь тяжело вздымалась, рубашка была расстёгнута и сбита, а маленькое ушко, торчащее из растрёпанных волос, было пунцовым. Гарри смотрел на него, ни о чем не думая, а потом потянулся вперед и поцеловал Малфоя в шею, тут же отпрянув. — Поттер! — Драко взвился, но гнева или недовольства не было в его голосе. Скорее его мучало что-то безнадежное и отчаянное. И в том, как он пошевелил плечами, как его рука сжалась на одеяле, а губы приоткрылись, жила желанная борьба с самим собой. Гарри видел ее, видел тягу между ними, и он злился на то, что заставляло Малфоя от него отворачиваться. Нет, сегодня все должно было быть иначе, потому что это был волшебный сон, спасение. Еще вчера ему казалось, что этого просто не может быть. — Останешься со мной? — спросил гриффиндорец. Малфой непонимающе посмотрел на него, жалобно сведя свои белесые брови. — Разве я не с тобой? — Я не знаю. Гарри отодвинулся к спинке кровати, подняв подушку, чтобы было удобно сидеть. На его шее по-прежнему висел развязанный галстук, и он медленно стянул красно-золотую ленту, бросив ее на тумбочку. Малфой проследил за ней взглядом. — Я сказал тебе прекратить не потому, что мне это не нравится, а потому, что ты пытаешься забыть о случившемся. Я не хочу, чтобы это было так, потому что для меня это значит очень много, — негромко сказал он. — Ты понимаешь? — Понимаю, — Гарри внимательно смотрел на него. — Прости. — Ты не должен извиняться, — Драко покачал головой. — Мы просто... подумаем об этом потом? Гарри кивнул. Он, вздохнув, сполз вниз и лег, глядя на Малфоя, сидящего у него на кровати. Драко больше не был прямым, как палка: спина его согнулась, голова понурилась, и во всем облике появилась усталость и необходимость. Гарри подумал, что, может, ему не стоило так набрасываться на него, ведь Малфой сегодня многое пережил; он, так же как и Гарри, был истощен. Эмоциональные переживания могли лишь сильней его выматывать, сбивать с толку: наверное, он яснее понимал, что Гарри пытался забыться в его руках, отстранившись от всего мира. — Ляжешь со мной? — спросил его Гарри. Драко скептически взглянул на него, и гриффиндорец поспешил объяснить: — Просто посиди рядом, ладно? Я не буду тебя трогать, если ты сам не захочешь. Малфой, подумав, кивнул. Он встал, пододвинул ширму так, чтобы она закрывала их от взгляда того, кто зашел бы в двери больничного крыла, а потом, чуть замявшись, вновь забрался на его кровать. Сердце Гарри заколотилось, когда, подвинувшись, он ощутил, как Малфой осторожно прилег на самый край кровати, подложив руки под голову и уставившись на него. Гарри не мог и представить, что когда-нибудь они будут лежать в одной постели: видимо, небеса, так долго мучившие его, решили смилостивиться и подарить ему мгновение истинного блаженства. Драко погладил его по волосам. — Все будет хорошо, — сказал он. Гарри кивнул, не веря в это. Он думал о том, что ему будет хорошо, только если время остановится и они с Малфоем навеки останутся замурованными в этом больничном крыле, но это было невозможно, и понятие «хорошо» отдалялось от него с каждой прошедшей секундой. Впереди было то, чего он боялся и страшился; Волдеморт обязательно придумает что-то новое, что-то страшней и опасней, и Гарри вынужден будет выстоять против любой его атаки... Это будет намного проще, если он будет знать, что, вернувшись, он сможет обнять Малфоя. И, даже если Волдеморт прямо сейчас захватит его тело и увидит Драко рядом с ним, это будет не плохо, нет, это будет хорошо, потому что тогда Дамблдор никогда не отпустит Малфоя и Драко будет вынужден остаться с ним... Гарри стало стыдно за эту мысль. Он не хотел, чтобы Драко страдал, он любил его всем сердцем. Его губы приоткрылись, чтобы сказать ему об этом, чтобы признаться, но Малфой, словно почувствовав что-то, вновь подался вперед и мягко, почти невесомо поцеловал его в уголок рта. Гарри замолк, и они больше ничего друг другу не сказали. В какой-то момент он придвинулся ближе, закинул руку на его тонкую талию, прикоснувшись к полоске обнаженной кожи над ремнем. Он лежал и думал, что если бы этот день был вырван из череды серых, ничего не значащих дней, то все было бы иначе, потому что они так давно не были вместе и не чувствовали друг друга. Он был уверен, что Малфой думает точно так же, — он видел эту мысль в его глазах. Он видел там и другое чувство, гораздо более сильное и теплое.