Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ :) Гарри вдруг понял, что все закончилось. Его больше не тянуло в разные стороны, не сводило с ума ощущениями, принадлежавшими разным сущностям: он был самим собой, в своем теле, на своем месте. Он почувствовал, как Седрик прижал его к себе, и послушно обмяк в его руках, разорвав этот страшный поцелуй и безвольно откинув голову назад. Он увидел размытые пятна трибун, услышал рев толпы... Гарри знал, что он должен немедленно доложить о произошедшем, должен встать и начать что-то делать, потому что ситуация вышла из-под контроля и только неведомая сила не позволила Волдеморту победить, однако он не мог пошевелить даже пальцем. Тело казалось неуклюжим и деревянным, ноги и руки ослабели, и все, что Гарри мог делать — это лежать на руках у Седрика, тяжело дыша и отчаянно пытаясь прийти в себя. — Гарри? — голос Диггори был ясным и четким, хотя все остальные звуки, чьи-то крики и голоса, превращались в монотонный шум. Гарри чуть приподнял лицо: почему-то левый его глаз видел лучше, чем правый, и Седрик казался немного размытым. Диггори коснулся одной рукой его лба, другой по-прежнему прижимая его к себе, и отвел одну взмокшую от пота прядь в сторону. Он улыбался грустно и нежно. Гарри давно не видел этих теплых, светлых глаз так близко и был удивлен чувством, сияющим в них. Это чувство пугало и смущало его, но оно же не позволяло ему забыть, какую огромную ошибку Седрик совершил. Волдеморт узнал о нем. Гарри не хотел, чтобы это произошло, потому что теперь еще один человек из числа его близких друзей был в смертельной опасности. — Что ты наделал? — сипло спросил Гарри, пытаясь отпихнуть Диггори от себя, но ему не хватало сил на этот простой жест. Седрик лишь притянул его ближе, уже совершенно не смущаясь того, что взгляды всех учеников были обращены на них. Он на мгновение поднял голову, огляделся, и на его лице появилось дерзкое и гордое выражение. — Я сделал все, что мог, — Седрик отпустил его на пару секунд, поднимаясь на ноги, а потом, подхватив за плечи, потянул за собой. Гарри чувствовал, что силы возвращаются к нему, что темная воля медленно отступает, но он все равно не мог ровно стоять. Его качнуло, но Диггори поймал его и вновь притянул к себе: в следующую секунду кто-то схватил Гарри и дернул в сторону. Гриффиндорца, будто куклу, повело туда; Седрик выпустил его: Гарри успел заметить лишь пятно ярко-рыжих волос, прежде чем сильные руки близнецов оттянули его подальше от пуффендуйца. — Не трогай его! — рявкнул Джордж. Гарри уткнулся носом ему в шею, а потом, наконец, обретя возможность нормально стоять, чуть отстранился. — Все нормально, — он качнулся назад, разрывая эти оберегающие объятия. Гарри увидел, что их уже окружили: обе команды — гриффиндорская и пуффендуйская — собрались вокруг кольцом, а с другого конца поля неслась мадам Помфри. Мадам Трюк стояла тут же, и она смотрела на Гарри и Седрика круглыми глазами, из-за своего цвета и этого изумленного выражения еще больше похожими на глаза ястреба. — Что тут происходит? — Питер Кенби, сжимая в руках метлу, враждебно посмотрел на Седрика. — Гарри, почему ты упал? — Мне стало плохо в воздухе, — Гарри покачал головой. Он посмотрел на трибуны, на эти изумленные лица, а потом, поджав губы, обратил свой взор на Диггори. Тот не двигался, не отрывал от него молящего, дрожащего взгляда. Щеки его были алыми, но юноша не собирался ни двигаться с места, ни сдаваться. Он посмотрел на близнецов, которые отчего-то оказались единственными, кто не побоялся подойти к ним очень близко, а потом шагнул к Гарри снова. Он возвышался над ним, но в кои-то веки Гарри не чувствовал себя меньше, слабее, моложе его — он вспомнил о том дне, когда Седрик впервые его поцеловал, и о том ощущении, что было сейчас. Эти вещи невозможно было сравнивать, потому что они уже были другими. И теперь все знали. — Седрик, — один из охотников попытался схватить Диггори за рукав, — ты что творишь? Тот лишь дернул рукой, по-прежнему не отрывая взгляда от Гарри. — Мистер Поттер, мистер Диггори, — мадам Помфри уже подбежала к ним, и ее приближение чуть разрядило обстановку. Никто не знал, что сказать, и Гарри видел, как недоуменные и удивленные взгляды превращаются в осуждающие: видимо, большинство ждало, что они сейчас посмеются, что Седрик... возможно, просто делал ему искусственное дыхание, но то, как пуффендуец смотрел на него, держался за него, говорило само за себя. — Вы в порядке? Она пристально оглядела их. Высота была большой, но Седрик поймал его и этим замедлил падение. Они оба рухнули на землю и получили несколько ссадин и синяков, но эти травмы вполне можно было потерпеть. Гарри ощущал прилив сил, его больше не сжимало железными тисками, и он знал, что это значит: Волдеморт ушел. Ослаб и снова был далеко-далеко. — Мы в порядке, — Гарри покрутил головой. Он заметил, что с трибун спустилась часть учеников и к нему через поле несутся Рон с Гермионой. Впрочем, Дамблдор тоже спускался по лестнице для учителей. Именно он-то и нужен был. — Нам нужно к профессору Дамблдору. — Мистер Поттер, вы упали с большой высоты... — Это подождет, мадам Помфри, — голос Гарри все еще был сиплым, но с каждой секундой он становился все тверже. Необходимо было предпринять меры прямо сейчас. Родители Рона и Гермионы, отец Луны и бабушка Невилла находились под наблюдением и охраной Дамблдора, но чета Диггори понятия не имела об опасности, которая накрыла их несколько минут назад. Волдеморт (если он уже пришел в себя) наверняка послал людей за ними: нельзя было медлить. — Мистер Поттер! Вы все еще нездоровы... Гарри перестал ее слушать. Он двинулся в сторону Дамблдора, и пуффендуйцы на его пути расступились. Воцарилось молчание. Гарри, проходя мимо Седрика, ухватил его за рукав и потянул за собой, и Диггори, видимо, окрыленный этим жестом, попытался схватить его ладонь, но Гарри вовремя увернулся. Шел он неровно, чуть шатаясь — падение все-таки имело последствия, но не такие серьезные, чтобы идти к Помфри, — но целеустремленно. Дамблдор уже заметил его, и теперь ждал на дорожке, ведущей к замку. Рядом с ним стояла МакГонагалл. Гарри страшно было представить, что сейчас начнется, но он не видел возможности перевести все в шутку и акцентировать внимание исключительно на Волдеморте. Но, по крайней мере, они не держались за руки. Кое-кто наверняка наблюдал за ними сейчас. — Гарри... — Потом, — сказал Гарри, обрывая попытку Диггори завязать разговор. Тот послушно кивнул и продолжил идти совсем рядом, иногда задевая плечом. Вскоре они были уже у профессоров, и ученики, которые хотели к ним подойти, больше не пытались этого сделать. Дамблдор, одетый в синюю мантию и даже не пытающийся придержать бороду, которую безжалостно трепал ветер, смотрел на них без усмешки, озадаченно и обеспокоенно, а МакГонагалл казалась одновременно и возмущенной, и напуганной. — Что произошло, Гарри? — сразу же спросил директор. — Это был он, — Гарри огляделся, хотя прекрасно понимал, что никто не может их подслушать. — Теперь он знает о Седрике. — Что? — непонимающе спросил Диггори, но никто на него даже не взглянул. Судя по тому, как поджались губы МакГонагалл, она понимала, что происходит. — Пройдем в мой кабинет, — сказал Дамблдор. Он повернулся и двинулся вдоль трибун к выходу. МакГонагалл, Гарри и Седрик в молчании пошли за ним. На них по-прежнему смотрели очень внимательно, но никто не решался подойти или крикнуть что-нибудь. Гарри ловил на себе взгляды слизеринцев, насмешливые, злобные, полные презрения или отвращения взгляды, но среди них он искал только один. К его разочарованию Малфоя не было на трибунах: он словно сквозь землю провалился, хотя Гарри был уверен в том, что пару раз он видел Крэбба и Гойла. Около Хогвартса Седрик не выдержал. — Профессор, что происходит? — он по-прежнему шел рядом с Гарри, видимо, компенсируя этим отсутствие возможности взять юношу за руку. Седрик выглядел растерянным, но не испуганным, и то и дело он смотрел на гриффиндорца горящим взглядом. Он сделал то, чего добивался, но он сам еще не понимал, на что себя обрек. — Мы обсудим это в моем кабинете — ответил профессор Дамблдор. Он мельком оглянулся на пуффендуйца, а потом спросил: — Где сейчас может быть твоя семья? — Отец должно быть в Министерстве, — нахмурился Седрик, не понимая, куда клонит волшебник. Он смотрел на его колпак, мантию и седые волосы и искал что-то, что объяснило бы ему внезапное напряжение, но он ничего не находил. — А мама дома или в городе. Не знаю, я давно не получал от них писем. — А сестра? Гарри впервые слышал о том, что у Седрика есть сестра. Пуффендуец, правда, не удивился осведомлённости директора. — Полагаю, она гостит у моей тети в Канаде. Вроде бы она должна была поехать туда на Хэллоуин, но я не уверен... При чем тут моя сестра? — Ваша семья в большой опасности, мистер Диггори, — серьезно сказал Дамблдор. Седрик недоуменно нахмурил аккуратные брови и поежился. Он посмотрел на Гарри, но тот ответил ему тяжелым взглядом. Гарри знал, что колесо, которое запустил Седрик, уже не остановится, пока не достигнет самой последней точки, и он не видел смысла тратить на это нервы сейчас. Ему придется все объяснить, обо всем поговорить, но эти минуты до кабинета Дамблдора Гарри собирался оставить себе. Он злился на Седрика, хотя после случившегося в его разуме и сердце было слишком мало места для подобного. Ему казалось, что он до сих пор в шоке, но все его мысли были повернуты в сторону Волдеморта: как далеко тот сможет зайти? Кажется, они не могли победить его. — Почему в опасности? Что происходит? Седрик схватил Гарри за руку и резко остановился. Он возмущенно смотрел на профессоров, переводя взгляд с напряженного лица МакГонагалл на спокойное, но кажущееся невероятно старым лицо Дамблдора. — Мистер Диггори! — возмущенно произнесла декан Гриффиндора. — Разве вам не сказали, что на все вопросы вам ответят в кабинете директора? Как вы смеете пререкаться после того, что устроили? Ее взгляд красноречиво коснулся их сцепленных рук. Гарри устало попытался высвободиться, но Седрик держал его так крепко, будто от этого зависела его жизнь. Его ладонь была горячей и скользкой от пота. Это ощущение вдруг проникло в разум Гарри и возродило в нем воспоминания о моментах, что они провели вместе в прошлом году. Моментов, когда можно было не думать, просто расслабляться, доверять, позволять трогать себя, обнимать, целовать — момент абсолютного отсутствия в этом мире. Седрик словно бы снова предлагал это, но Гарри знал, что это самообман, иллюзия: нельзя уклоняться от проблем, потому что от этого они не решаются и даже не становятся меньше. С ними нужно встречаться лицом к лицу — только тогда они могут исчезнуть. — Мистер Диггори, мы обо всем поговорим в моем кабинете. Дамблдор вновь пошел вперед, и Седрик, видимо, передумав, последовал за ним. Он все-таки отпустил руку Гарри, когда неодобрение профессора МакГонагалл стало совсем уж явным, но в сторону он не отошел. Вскоре они дошли до горгулий, охраняющих вход: те, только завидев Дамблдора, отпрыгнули в стороны. Могло даже показаться, что их страшные каменные морды попытались улыбнуться. В кабинете директора ничего не изменилось: магия по-прежнему пульсировала и переливалась в воздухе, пропахшем книгами, сладостями и пылью. В шкафах что-то звенело, шуршало, а портреты шептались и сопели. Гарри был тут не так давно, но все равно каждый поход в эту волшебную комнату был чем-то особенным. Сюда нельзя было попасть просто так: он оказывался перед этим столом только в очень важные моменты. Как этот, например. Дамблдор наколдовал перед столом два креслица. Они были темно-зелеными, украшенными голубыми цветочками. Сам директор сел на свое место, а МакГонагалл встала справа от него, грозно и внимательно глядя на учеников. Видимо, она до сих пор не знала, как относиться к происходящему. Юноши послушно сели на предложенные места. Седрик выглядел заметно сконфуженным: он настороженно поглядывал на портреты и на Фоукса, наблюдавшего за происходящем со своей жердочки. Поймав взгляд птицы, Гарри улыбнулся, и ему показалось, что феникс склонил голову в ответ. Дамблдор поднял волшебную палочку. Он призвал из шкафа сервиз с белыми чашечками и маленький чайник, стоящий на горелке. Поставив чайник на стол, он ударил по нему палочкой пару раз, и горелка загорелась. Вскоре из носика повалил пар. Дамблдор разлил приятно пахнущий травами чай по кружкам и добавил в него несколько капель темно-зеленого зелья. — Это поможет нам всем прийти в себя, — сказал он и взял одну из чашечек. Профессор МакГонагалл тоже взяла, и Гарри с Седриком были вынуждены последовать примеру учителей. Чай, и правда, был бодрящим, приятной волной согревающим тело. Мысли тут же прояснились. После короткого чаепития Дамблдор отставил чашку в сторону и перевел взгляд на Гарри. — Рассказывай. — Волдеморт был за барьером вместе с группой Пожирателей, — Гарри видел, как вздрогнул Седрик, но спокойно продолжил. — Он попытался поменять наши сознания местами и это ему удалось. На некоторое время я оказался там, а он — в моем теле... — странно было говорить все это, но Дамблдор молча слушал, не выказывая никаких эмоций. Только МакГонагалл реагировала: она приложила одну руку к груди, глядя на Гарри с таким безграничным состраданием, что ее лицо, всегда строгое и напряженное, разгладилось, став непохожим на себя. — Полагаю, ему все еще очень больно, хотя он сделал что-то с собой, чтобы уменьшить боль. В какой-то момент боли стало слишком много, и мы... вернулись на свои места. Дамблдор кивнул, принимая к сведению этот сбивчивый рассказ. Гарри смотрел в его голубые глаза, стараясь игнорировать Седрика. — Ты вернулся обратно до или после поцелуя? — спросил Дамблдор совершенно ровным голосом. МакГонагалл моргнула, Диггори вздрогнул. Гарри же просто покраснел. — После. — Погодите-ка, — встрял Седрик, который, видимо, просто не мог больше молчать. — Гарри, о чем ты вообще говоришь? Ты хочешь сказать, что Сам-Знаешь-Кто как бы... захватил твое тело, упал с метлы, а я потом?.. — Именно это я и хочу сказать, — грубовато оборвал его Гарри. Он посмотрел Седрику в лицо и снова повернулся к Дамблдору. — Я не знаю, что сейчас с Волдемортом... — Гарри, что за бред!.. — Мистер Диггори, помолчите, раз вас не спрашивают! — приказала ему профессор МакГонагалл. Диггори закрыл рот, но вид у него был шокированный. — Не стоит, Минерва, — сказал Дамблдор. — Мистеру Диггори простительно испытывать смешанные чувства в данной ситуации. Надеюсь, — теперь он обратился к Седрику, — ты понимаешь, в какой ситуации оказался ты и твоя семья? — Я... — юноша выглядел беспомощным, и Гарри впервые видел его таким. Его пальцы сжимали подлокотники кресла, на лице то и дело появлялась сумасшедшая улыбка, будто Седрик не был уверен в том, что происходящее реально, — ... что-то не уверен... — Волдеморт весьма определенно выразил свои намерения по отношению к друзьям Гарри, — спокойно объяснил Дамблдор. — Семьи Рона Уизли, Гермионы Грейнджер и остальных, с кем Гарри близок, находятся под защитой Ордена, они оповещены об опасности и стараются сократить риски до минимума. Теперь в этот список придется внести и тебя: Волдеморт ранее не знал о вашей близкой дружбе, теперь же, полагаю, он решит, что между вами есть нечто большее, и тогда ты окажешься первым, до кого он попытается добраться. Седрик побледнел. Он выпрямился в кресле и смотрел на профессора круглыми глазами. Портреты на стенах шептались, но их голоса сливались в непонятный, монотонный гул, в котором Гарри улавливал только отдельные слова. Кажется, старым директорам ситуация совсем не нравилась. — Мой отец... он не верит в то, что Сами-Знаете-Кто вернулся. Я не знаю, то есть, что мне сказать ему? — Я сам свяжусь с твоим отцом, но если он воспротивится, то тебе стоит постараться уговорить его. Возможно, ему придется оставить работу и проводить дни в доме. А твоей сестре лучше остаться в Канаде на некоторое время. — Думаете, мой отец согласится оставить работу из-за возвращения Темного Волшебника, в которое он даже не верит? — Седрик скептически приподнял бровь. — И как вы ему это объясните? Он просто не поверит! — Ему придется поверить, — жестко произнес Дамблдор. — Разумеется, попав под защиту Ордена и покинув Министерство, он не останется без средств к существованию. Седрик задумался. Какое-то время было тихо, а потом он посмотрел на Гарри. Его взгляд был опасливым и пристальным, но в то же время в нем плескалась невыносимая боль. — Если это все правда, — тихо сказал он, — то разве это не значит, что Сами-Знаете-Кто... — он смотрел Гарри прямо в глаза, будто боясь, что сейчас откуда-то изнутри гриффиндорца на него взглянет другое существо. — Не думаю, что он сможет сделать это снова в ближайшее время, — Гарри отвернулся. — Ему было очень больно. — Это не укладывается у меня в голове, — Седрик вздохнул, и страх стал понемногу уходить из его образа. — Я не думал, что все так обернется... — Ты не знал о самом главном риске, но вы оба должны понимать, что вас ждет за этими дверьми теперь, — Дамблдор внимательно смотрел на Диггори, и, наверное, впервые за все время в его взгляде появилось что-то откровенно неодобрительное. Гарри ощутил благодарность к директору, потому что тот тоже мог быть «целиком и полностью на его стороне». — Вы осуждаете? Глаза профессора странно блеснули. — С чего бы? — негромко поинтересовался он. — В любом случае, мое мнение ничего не исправит. Что ты думаешь об этом, Гарри? Что он думал? Признаться, Гарри было абсолютно все равно. О нем говорили много плохих вещей, и он уже привык к тому, что его провожают недовольными и презрительными взглядами. Он знал, что друзья не отвернутся от него: они не отвернулись от него, даже когда узнали, что он влюблен в Драко Малфоя. Что уж тут говорить о Седрике Диггори, правильном, красивом и умном юноше, приверженце Дамблдора... — Меня больше волнует Волдеморт. МакГонагалл, молча наблюдавшая за этим, вздохнула, а Дамблдор кивнул. Его взгляд стал ярким и понимающим: он видел в его действиях ту готовность, которую ценил превыше всего — готовность отдать себя делу. — Седрик, я попрошу тебя оставить нас наедине, — вежливо и мягко произнес Дамблдор. — Я напишу твоему отцу сразу же после нашей беседы. Когда я получу его ответ, я тут же сообщу тебе всю информацию. — Ладно, — немного потерянно отозвался Диггори. Он поднялся из кресла, кинул взгляд на Гарри и, проходя мимо, коснулся его плеча. Опасения покинули его, и рука его была такой же надежной, как и всегда. Разговор не был долгим, потому что они не знали, что делать. Не знали, на что еще способен Волдеморт. Решено было дождаться Снейпа: тот был с Волдемортом, значит, мог знать что-то об этом. Гарри было неприятно думать, что после той трагедии Северус сбежал в неизвестность, чтобы потом объявиться рядом с Реддлом. Он мог бы вернуться обратно в Хогвартс, но не вернулся. Гарри не знал почему, но ему казалось, что в этом есть доля его вины. Когда он вышел из кабинета, он ни капли не удивился, увидев Седрика. Тот стоял около стены, опершись о нее и скрестив руки на груди. Выглядел он хмурым и подавленным: видимо, все то время, что он провел тут в одиночестве, он думал о сказанном. Тонкая морщинка залегла между его аккуратными бровями, но она тут же разгладилась, когда Седрик пересекся взглядом с Гарри. Какое-то время они стояли и молчали. Седрик не выдержал первым: — Что они сказали? — Ждать. — Чего? Гарри пожал плечами. Он не был уверен, что хочет посвящать Седрика в действия Ордена и Снейпа, ему вообще не хотелось с ним разговаривать. Если бы не Волдеморт, занимающий его мысли, сейчас он был бы зол и обижен на пуффендуйца. А так... Он просто устал. — Ты не можешь больше игнорировать меня, Гарри, — Седрик двинулся за ним следом, когда Гарри устало поплелся прочь. Он догнал его и схватил за руку. Они немного отошли от кабинета Дамблдора, но все равно были слишком близко, и такие проявления влечения казались неуместными. Гарри постарался вырвать свою ладонь, но Седрик вцепился в нее так крепко, что их противостояние начало превращаться в борьбу. — Отпусти меня! — Не отпущу, — Диггори ухватил его ворот алой квиддичной мантии и оттащил в сторону. Гарри ахнул, когда пуффендуец впечатал его в стену, почти грубо прижимая к твердому камню. Волшебный чай снял напряжение, придав сил, но тело все равно болело, и ушибы отозвались вспышкой боли. Красивое лицо Седрика вдруг стало до ужаса отчаянным и острым. Гарри хмуро смотрел на него. — Что тебе нужно, Седрик? — вздохнул он. — Поговорить. — Что ж, говори, — равнодушно кивнул Гарри, отводя руку пуффендуйца в сторону. После разговора с Дамблдором между ними что-то изменилось: хотя во взгляде Седрика по-прежнему было тепло, там появилось и что-то новое, непривычное. Что-то испуганное. Ему приходилось бороться со знанием, которое он получил, и, видимо, юноша решил временно забыть его, отдавая дань своим старым желаниям. — Почему ты избегал меня? — прямо спросил Диггори. — Тебе показалось, — буркнул Гарри. Седрик чуть отпустил его, и теперь он просто стоял, запертый между стеной и телом пуффендуйца. Он был почти уверен в том, что если он попробует дернуться в сторону, дорогу ему тут же преградит рука. Впрочем, он и не думал убегать: им действительно стоило обсудить происходящее. — Тогда это была череда очень удачных совпадений. Я просто хотел объясниться с тобой. — Ты повторяешь прошлый год, Седрик, — усмехнулся Гарри. — Что ты хочешь от меня услышать? Дамблдор должен был все тебе объяснить, а то, что он не сказал, тебе и не нужно знать. — Я понимаю это, — ответил Седрик. Он резко выдохнул, и его дыхание коснулось лица Гарри. — Я хотел поговорить не о лабиринте, а о... нас с тобой. Гарри пристально смотрел на него. — Мы по-прежнему друзья, Седрик, — сказал он. — Я буду защищать тебя от Волдеморта так же, как и... — Я не хочу, чтобы ты защищал меня от... Волдеморта, — выдохнул вдруг Седрик ему в лицо. — Он ведь хочет именно тебя. Это тебе нужна защита. Гарри недоумевал: почему они все так рвутся его защищать? Диггори, наверное, и не подозревал, что почти в точности повторяет слова Малфоя. Они пытались оберегать его, но это было бессмысленно, ведь Гарри не нуждался в их защите, прекрасно зная, к чему все идет, и это он пытался спасти их всех. Своей помощью они лишь мешали. — Седрик... — И ты понял, о чем я говорил, — прервал его Диггори. — Я долгое время был обижен на тебя и не понимал, почему все вдруг так повернулось. Но потом я обдумал все, поговорил с профессором Дамблдором... Я, — он склонил голову, пряча взгляд, — я понимаю, что второй год подряд делаю одно и то же, но я не знаю, что мне сделать еще. Он дышал так тяжело и отчаянно, что сердце Гарри невольно сжималось от жалости к нему, но юноша понятия не имел, как реагировать на эту страстность. Он не любил Седрика, он не чувствовал желания или возбуждения рядом с ним, и сейчас ему не хотелось заниматься самообманом, позволяя пуффендуйцу укрывать себя от мира. Он полагал, что в некоторой степени Седрик сам занимается обманом: каким-то образом Гарри начал превращаться в навязчивую идею для него — иначе никак нельзя было объяснить его внимание и его привязанность. — Мы расстались, Седрик, и ничего больше не будет, — стараясь сделать голос мягким, сказал Гарри. — Мы можем быть друзьями. — Мы уже говорили об этом, — вздохнул Седрик. — Мы не можем быть друзьями. Ты злишься на меня за сегодня, но я сделал все, что мог. Это было единственным, что я мог придумать, чтобы ты снова заговорил со мной. Единственное мое преимущество. — Преимущество? — Он никогда не поцелует тебя на глазах у всего Хогвартса. — Господи, — Гарри не удержался и закатил глаза. Ему иногда казалось, что Малфой и Диггори тянут его в разные стороны, бесконечно соревнуясь друг с другом. Это было просто глупо. — Разве я просил это делать?! И Драко тут вообще ни при чем. Он дернулся в сторону, и Седрик, к его глубочайшему удивлению, его отпустил. Он смотрел на него пристально, внимательно и недоверчиво и, разумеется, пошел следом, когда Гарри отправился к лестницам. Он сказал ему в спину: — Ты же не встречаешься с ним? — Разве похоже, что мы ходим за руки по Хогвартсу? — Гарри дошел до поворота и только тогда обернулся на хмурого Седрика, который, кажется, интуитивно мог догадаться, что происходит. — Я в любом случае не хочу продолжать этот разговор. — Я долго ждал возможности заговорить с тобой, я не хочу, чтобы ты просто сбежал. — Седрик, — Гарри повысил голос, чувствуя, как его верхняя губа приподнимается в оскале, принадлежавшем кому-то другому. Ему надоело. Он не хотел десять раз обсуждать одно и то же, не хотел выслушивать грубости в адрес Драко. Полчаса назад Волдеморт был в его теле, и это было единственным, что имело сейчас значение, потому что если Тому удастся поменять их местами, то Седрик, Рон, Гермиона и многие, многие другие умрут. Диггори словно бы и не понимал этого, и Гарри хотелось его ударить. Он с трудом удержался от того, чтобы не послать приятеля самым грубым образом. — Я не хочу это больше слушать. Мне сейчас не до этого. А ты лучше бы думал о том, как уговоришь своего отца принять помощь Дамблдора, чем приставал ко мне. Седрик ничего не сказал. Признаться, Гарри мог бы еще поспорить, потому что чем дольше пуффендуец пытался на него давить, тем сильнее он злил его. Гарри надеялся, что Диггори поймет то, что он пытался донести до него. Они могли быть друзьями, по крайней мере, Гарри мог: глядя на Седрика, он не испытывал какого-либо смущения или непреодолимого желания броситься ему на шею. Этого было достаточно, на его взгляд, чтобы перестать мучить друг друга воспоминаниями. — Я пойду в Башню, — проговорил Гарри. Он не видел смысла идти к Помфри: его синяки, конечно, болели, но это была терпимая боль. Лучшим лекарством был отдых. — И что ты скажешь своим друзьям? — наконец, произнес Седрик. Видимо, он обдумывал что-то, потому что голос его теперь звучал твердо и уверенно. Гарри уже шагнул к первой ступеньке, поэтому эта фраза догнала его совершенно внезапно. — Скажешь, что я делал тебе искусственное дыхание? Или что ты ни при чем? — А что скажешь ты? — Гарри резко повернулся. — Правду, — Седрик смело шагнул к нему. Он не слышал ничего из того, что Гарри сказал ему пару секунд назад. — Я скажу, что люблю тебя. И что мы встречались. На мгновение Гарри ощутил, как в его груди что-то сжалось и дрогнуло. Он не думал, что все дойдет до такого. Он круглыми глазами взглянул на Седрика, но потом сердце его перестало колотиться так рвано и судорожно. — Ты ошибаешься, если думаешь, что я боюсь огласки. — Наоборот, я думаю, что ты ее не боишься. И я не боюсь. Седрик быстро коснулся его лица рукой, проведя кончиками пальцев по щеке. А потом, словно опасаясь, что Гарри сейчас его оттолкнет или вновь начнет отчитывать, отправился к лестницам. Он спускался вниз, оставив гриффиндорца на площадке, и тот какое-то время наблюдал за его высокой фигурой, не зная, что и думать о сложившейся ситуации. Потом, придя в себя, он двинулся к гриффиндорской Башне. Все ученики, которые встречались ему по пути, смотрели на него еще пристальней и внимательней, чем в начале года. Гарри дивился этому: неужели их больше поразил поцелуй двух мальчиков чем возможное сумасшествие знаменитого гриффиндорца? Ему не хотелось, чтобы это было так, но он не мог не замечать их взоры — удивленные, вопросительные, насмешливые, презрительные... Ему встречались одни когтевранцы, которые словно назло бродили по коридорам, и это было единственным, что радовало хоть немного: по крайней мере, реакция Гриффиндора до сих пор была тайной. Уже на подходе к Башне Гарри повстречал того, с кем уж точно не хотел делить эти секунды вынужденного одиночества. Он шел, погруженный в свои мысли, когда на него кто-то налетел со спины. — Гарри! — этот звонкий, писклявый голос невозможно было не узнать. Колин Криви схватил Гарри за руку, вынуждая повернуться к нему. — Как ты, Гарри? Ты был у мадам Помфри? Ты не выглядишь здоровым: может, тебе нужно еще отдохнуть? Ох, не представляю, что там у нас в гостиной... Ты забрал свою метлу? — Не забрал, — ответил он лишь на последний вопрос, не успевая за полетом мысли Криви. — Кажется, ее унесли близнецы Уизли, — голос Колина вдруг стал тише. — А... А ты был у директора? — Был. — А... А что он сказал? Гарри вздохнул. — Все хорошо, Колин, — улыбнулся он. — Дамблдор просто спрашивал, что произошло. — Тебя не исключат? — Нет, не исключат, — Гарри мысленно усмехнулся этому вопросу. Он подозревал, что его не исключат, даже если он убьет кого-нибудь. Ему не дадут выйти за границу Хогвартса, а теперь, вероятно, этот контроль станет еще тверже. Гарри не знал, можно ли наложить на палочку волшебника какие-нибудь ограничители магии, но подозревал, что можно и что именно это Дамблдор и сделает. Волдеморт становился непредсказуемым. Они дошли почти до Полной Дамы, когда Колин вдруг вновь вцепился в него. Он заглянул Гарри прямо в глаза. Его светлые волосы, круглое, наивное лицо, становившееся вытянутым и худым по мере взросления, его выпяченная и чуть дрожащая нижняя губа — все говорило о волнении. Гарри давно уже не обращал на Колина внимания, потому что тот почти перестал приставать к нему, видимо, занимаясь своим обожанием издалека или совсем забыв про него, но сейчас он отметил, что Криви изменился. Что-то в его лице стало другим. — Я хотел тебе сказать, мне вообще все равно, что там творится у вас, — сбивчиво произнес он. — Я тебя всегда буду поддерживать, всегда. Если тебе понадобится что-нибудь, что угодно... — Спасибо, Колин, — Гарри даже проникся его напором. Ему стало совестно, что он совсем позабыл про Криви, в то время как тот относился к нему с такой преданностью. — Я знаю, что ты мой хороший друг. Колин улыбнулся. Он подошел к Полной Даме и сказал пароль: — Бубновый туз. — Правильно, — Дама с любопытством взирала на них, но все-таки безропотно отъехала в сторону, выпустив в коридор шепот и шум разговоров, которые стали тише в ту же секунду, когда Гарри переступил порог. Гарри обвел взглядом собравшихся, находя, наконец, своих друзей, которые сидели рядом с уже переодевшейся командой по квиддичу. Он приблизился к ним. Все смотрели на него, правда, с одним только удивлением и некоторой опаской. Гарри осторожно присел в кресло, глядя на друзей: Гермиона выглядела растерянной, Рон — сбитым с толку, Невилл — не понимающим, что вообще происходит... Только близнецы, пожалуй, смотрели на него так же, как и всегда, да Джинни не была слишком уж поражена. — Что сказал Дамблдор? — наконец, прервала молчание Гермиона. Все в гостиной навострили уши. Гарри столкнулся с неприязненным взглядом Симуса и прищурился — тот тут же отвернулся. — Ничего особенного. Спрашивал, что случилось. — И почему ты упал? — без особой приязни спросила Анжелина. Она сидела на диване, подтянув под себя одну ногу и опираясь плечом о сидящего на подлокотнике Питера. Она смотрела на Гарри цепким и темным взглядом. — Шрам заболел. Воцарилось молчание, наполненное каким-то неясным шумом и мяуканьем Живоглота где-то наверху. За окном завывал ветер, поленья в камине весело и живо трещали. — Гарри, а что там с Диггори-то? — наконец, не удержался Рон. Гарри посмотрел другу в лицо, потом оглядел остальных, выбирая, что им сказать. Седрик пытался пригрозить ему тем, что все расскажет, но это не имело для Гарри значения. Он был уверен, что сможет объяснить все Малфою и что ему придется все объяснять, когда до Драко дойдут слухи, что Гарри начал встречаться с Седриком почти сразу после произошедшего в Тайной Комнате. Было ли это предательством? Гарри считал, что да, он знал это еще тогда, но в те дни он был слаб и болен, а теперь же... Ему придется постараться, но Драко должен понимать, что и сейчас, и тогда он был единственным... Все-таки было бы лучше, если бы и он, и друзья узнали обо всем не из слухов, а из его уст. Все-таки Седрик был прав: Гарри было тяжело тащить за собой эту ложь. — Ну, — он посмотрел на Гермиону. Та медленно кивнула и улыбнулась, — мы с ним встречались на третьем курсе. Лаванда и Парвати синхронно ахнули и прижали руки ко ртам. От Гарри во все стороны хлынул шум шепота, гриффиндорцы смотрели на него круглыми глазами: некоторые начали усмехаться, решив, что он пошутил, а некоторые нахмурились. Они разом позабыли все свои дела, обратив на него внимание: юноша ощущал себя крайне неуютно под их взглядами, но терпел. — Это как? — глупо переспросил Рон, неверяще глядя на Гарри. — Рон... — Гермиона мягко взяла друга за руку. Тот повернулся к ней, но потом вновь уставился на Гарри. На его лице промелькнуло понимание, удивление, какое-то странное обречение... Он шмыгнул носом. — Я, кстати, догадывался, — вдруг буркнул Рон, освобождая свою ладонь из пальцев Гермионы. — То-то он так подозрительно к тебе все время лип... — Не могу поверить, — Лаванда продолжала смотреть на Гарри, но теперь ее взгляд стал возмущенным и осуждающим. — Седрик Диггори самый популярный парень в школе! Он встречался с Чжоу Чанг! Как ты смог его заполучить? — Я не пытался, — нахмурился Гарри. — Подожди, вы реально встречались? — Кэти Белл, сидящая в соседнем кресле, хлопала глазами. — Круто! — Что тут крутого? — спросил незнакомый шестикурсник, который сидел за одним столом с Симусом. — Они же парни! — Мы не магглы, чтобы опускаться до такого, — поддержал его другой. — Погодите-ка, — остановил их Питер. Он крутил головой, будто пытаясь где-то в углу комнаты обнаружить верную мысль. Гарри считал секунды до того момента, когда этот унизительный опрос закончится, — Гарри, так ты... кхм, гей? — Нет, — Гарри ощутил, как краска приливает к его щекам. — Мне вообще-то нравилась... — он судорожно взглянул на Джинни, и та поймала его взгляд. Это была секунда, неясная и смутная, но почему-то она имела значение именно сейчас. Она была несказанной фразой. Джинни дернулась, ее алые губы приоткрылись, и Гарри вдруг стало стыдно и неприятно. Он захотел ударить себя за то, что невольно открыл ей эту тайну, тайну, к которой не должен был подпускать маленькую девочку. Джинни опустила лицо, и Гарри быстро поправил себя, надеясь, что голос звучит не слишком фальшиво: — ... Полумна. — Значит... — Так! — Гермиона вдруг вскочила на ноги. — Прекратите! Почему вы вообще проводите этот допрос? — Это не допрос... — Гарри имеет право встречаться с тем, с кем хочет! — Гарри не видел ее лица, но судя по тому, как отпрянули гриффиндорцы, оно было страшным. Подруга могла быть пугающей, и сейчас Гарри был благодарен ей за то, что она спасала его. — Подобными отношениями никого уже не удивить, и если вам, — она повернулась к тем старшекурсникам, что сидели за столом, — есть до этого дело, то идите и поговорите об этом со слизеринцами: там как раз разделяют ваше мнение! — Нам вообще-то спать с ним в одной комнате! — встрял вдруг Симус Финниган. Видимо, ему надоело молчать, и его злость и обида до сих пор не были выплеснуты. — Тебе-то, Гермиона, все равно! — Ой, Симус, как будто бы кому-то в этом мире есть дело до твоей задницы! — зарычал на него Рон. — Много чести, болван! Поднялся шум. Эта жуткая ситуация мгновенно захватила всех: Гарри понятия не имел, что он по-прежнему значит для гриффиндорцев так много, раз столь незначительная вещь, как его личные отношения, вдруг вспенила спокойные воды. Но его это уже не волновало: он смотрел на Рона и Гермиону с благодарностью. Они были его самыми лучшими друзьями. — Кто знает, что у него на уме, — продолжал давить на свое Симус. — Мы еще не забыли те байки про Сами-Знаете-Кого. — Те байки — истинная правда! — Если бы Гарри было дело до кого-то еще, кроме Седрика Диггори, он бы влюбился в нас. Правда, Фредди? — ласково и насмешливо потянул Джордж. Они с Фредом поднялись с дивана и нагло пристроились на подлокотниках кресла Гарри. Их одинаковые лица, схожие позы и обольстительные улыбки произвели на Гарри впечатление: ему стало легче. — Разумеется, мы же самые красивые парни Хогвартса, — отозвался Фред. — И почему у нас так мало поклонниц? — Потому что вы клоуны, — усмехнулась Алисия. Она подмигнула Гарри и улыбнулась. — Мне вот все равно, что там и с кем, потому что Гарри — хороший парень и хороший ловец. — И мне все равно, — ухмыльнулся Дин. — И мне, — подхватил Невилл. — А ты, — Рон обвиняюще ткнул пальцем в Симуса, — можешь катиться из нашей спальни. Если тебя так напрягает, с кем Гарри встречается, может ты сам на парней виды имеешь? Кто тебя знает, Симус, ты нас уже предал однажды. — Чего ты так рвешься защищать его, а? — Финниган уже брызгал слюной. — Потому что Гарри — мой друг. — Потому что принижать человека из-за того, что ему нравятся люди одного с ним пола, это то же самое, что принижать человека из-за статуса его крови, — твердо и ровно произнесла Гермиона. — Очень лицемерно с твоей стороны, Симус, обижать Гарри, но при этом не оскорблять меня. Если уж тебе так важны эти бессмысленные условности, может, будешь звать меня грязнокровкой? А Рона можешь звать нищим. Уверена, можно еще много чего придумать, и если ты хочешь это делать, то тебе стоит сменить цвет галстука на зеленый. Гермиона замолкла, и Симус тоже молчал. Он тяжело дышал, будто уставший зверь, а потом, схватив со стола свои вещи, кинулся прочь из гостиной. Он сердито топал ногами и захлопнул за собой дверь с такой силой, что было слышно, как возмущенно закричала в коридоре Полная Дама. Пару секунд было тихо, а потом голоса вновь вернулись. Гермиона стояла, дрожа, но никто больше не пытался сказать что-то ей наперекор. Гарри поднялся из кресла, подошел к подруге и крепко обнял ее. Она вздохнула. Когда он отодвинулся, атмосфера в гостиной изменилась. Что-то повернулось в умах гриффиндорцев. Те, кто по-прежнему осуждал, сидели, спрятав глаза. — Как тебе повезло, Гарри, — наконец, произнесла Лаванда. Они с Парвати уже пришли в себя и теперь выглядели просто любопытными. Кажется, Парвати больше не была влюблена в Гарри: по крайней мере, ее красивые черные глаза не отражали боли. — Так много девочек мечтают о нем, да и о тебе, а вы... Тут не так уж много красивых мальчиков! — Эй! — несколько возмущенных голосов вызвали смех. Гарри был благодарен этим девчонкам, хотя раньше он не особо дружил с ними, зная, как они любят сплетничать. Но, сейчас они будто бы понимали, что может развеять атмосферу. — Ладно-ладно, — Кэти примиряюще подняла руки, — мы признаем, у нас очень много красивых парней! — Не то что у слизеринцев, — хихикнула какая-то пятикурсница. — Ну, у них есть Малфой и Забини, — легкомысленно взмахнула рукой ее подружка. — А вдруг они тоже... того? — Мерлин, они уж точно нет! — Как будто бы мы могли догадаться, что Гарри встречается с Диггори. Такие вещи, Джесси, непредсказуемы. — Вот уж не скажи... Разговор начал поворачивать совсем в другую сторону, и Гарри перестал в него вникать. Он посмотрел на друзей, и те посмотрели на него. Он сидел у самого камина, и все, кто сидели рядом, невольно оказались именно теми людьми, которым он верил и с которыми хотел быть рядом. Это был теплый угол, и в нем на какое-то время не было ни капли лжи. Люди в нем были почти счастливы. — Может, расскажем об ОД сейчас? — спросил он у Гермионы. Та, подумав, кивнула и широко улыбнулась. Все было хорошо, и Гарри не думал о том, что рано или поздно ему придется рассказать, что конкретно произошло сегодня днем. Может, он скажет об этом потом. Потом, когда ему не придется рушить светлое единство Гриффиндора своими словами.

***

Разумеется, на утро весь замок знал о том, что Гарри Поттер и Седрик Диггори встречаются. Гарри понятия не имел, отчего все решили, что они с пуффендуйцем по-прежнему в отношениях, но он ничего не мог поделать. Гриффиндорцы не решались выспрашивать подробности, боясь наткнуться на нотации Гермионы, поэтому большинство не знало подробностей: друзьям же Гарри рассказал слегка отредактированную версию, из которой, впрочем, было ясно, что они с Седриком расстались. Остальные могли думать, что хотят: взгляды, шепотки и слухи сопровождали Гарри уже долгое время и они не могли пробиться к его сердцу, правда, в этот раз его смущало то, что они буквально пытались забраться к нему в штаны. Гарри не знал, как ему реагировать на Седрика, поэтому просто старался не смотреть в его сторону. Он боялся, что Диггори подойдет и поцелует его снова или натворит что-то настолько же безумное, но Седрик лишь улыбнулся ему со своего стола и помахал рукой. Лицо его было странным, острым, будто бы даже мстительным. И Гарри не хотелось так думать, но эта внутренняя тьма, эгоистичная целеустремленность, о которой его когда-то давно предупреждал Малфой, делали Седрика только красивее. С Драко Гарри не удалось пересечься взглядами. Малфой говорил о чем-то со своими друзьями. Несомненно, он знал, не мог не знать, потому что взгляды слизеринцев были самыми злобными и самыми презрительными. Гарри думал, что теперь уж они точно потеряют к нему те крохи уважения, которые Драко всадил в их головы, упоминая на одном из уроков Грюма о том, что Гарри Поттер единственный, кто пережил заклятие Авада Кедавра. Зато с Дамблдором Гарри успел переглянуться. Мысли о Волдеморте невольно отхлынули на второй план, когда Гарри погрузился в пучину споров и разговоров в гриффиндорской гостиной. Сначала та отвратительная ссора, потом рассказы об ОД — все это не давало ему думать о Томе. Лишь перед сном он чуть дрожал, но догадывался, что эта ночь будет спокойной. Он вымотал Реддла, и он сам это чувствовал — Волдеморт заплатил большую цену за то, чтобы побыть несколько минут в его теле. Так же как и Седрик Диггори заплатил большую цену за то, чтобы его поцеловать. Когда Гарри посмотрел на директора, он думал именно об этом. И тот покачал головой, печальный и мрачный: Амос Диггори противился решению. Неприятная, скользкая дрожь пробежала по спине Гарри, и он сам не знал, была она предвестником или же просто страхом. С прилетом сов разговоров стало больше. Таинственным образом вчерашнее событие уже достигло ушей Ежедневного Пророка: на первой же странице можно было увидеть большую, правда, не слишком четкую фотографию, на которой Седрик целовал Гарри, сидя на коленях и крепко прижимая к себе юношу. — Кто это сделал, интересно, — потянул Рон, мрачно тыкая в фотографию вилкой, на которой опасно покачивался кусок сосиски. — Успели же отправить, гады... — Это не я, — тут же воскликнул Колин. — Гарри, клянусь, это не я! — Мы знаем, что это не ты, Колин, — успокоила его Гермиона, пристально разглядывающая фото. — Не у одного же тебя есть фотоаппарат... Судя по ракурсу, сделано было где-то между слизеринской и когтевранской трибуной... — Наверняка слизеринцы постарались, — подвел итог Рон. Он неловко кашлянул и спросил: — И что пишут? Гермиона протянула им свой номер, а сама склонилась над номером Невилла. Неизвестно зачем, но тот тоже стал выписывать газету. Да и многие обзавелись собственными выпусками... Даже у Симуса, который не съехал из спальни, но теперь ни с кем из соседей не разговаривал, была в руках газета. Гарри подтянул страницы к себе поближе и развернул статью, прекрасно понимая, что ничего хорошего ему ждать не стоит.

СЕРДЦА ЮНЫХ ВОЛШЕБНИЦ РАЗБИТЫ?

В прошлом году в Хогвартсе проходил Турнир Трех Волшебников, и внимание всего магического мира было приковано к доселе невиданному происшествию: юный и знаменитый Гарри Поттер таинственным образом стал первым в истории Четвертым Чемпионом. Мы гадали и продолжаем гадать, как же это могло произойти, тем более что Кубок Огня находился под бдительным контролем директора Хогвартса Альбуса Дамблдора, но за неимением каких-либо зацепок мы были вынуждены обратить наше внимание на более насущные дела. Многих интересовала реакция Седрика Диггори — законного чемпиона Хогвартса, — но тот отказывался давать подробные интервью на эту тему. Нам лишь удалось узнать, что он и Гарри Поттер — близкие друзья, которые, по словам мистера Диггори, не дадут Турниру встать между ними. Однако вчерашний день открыл глаза всему магическому миру, объяснив, почему же их дружба была так прочна. В Хогвартсе проходил ежегодный матч по квиддичу между Гриффиндором и Пуффендуем, и по счастливому стечению обстоятельств гриффиндорец Гарри Поттер и пуффендуец Седрик Диггори оказались ловцами своих команд. Неизвестно, что произошло между ними ранее, поскольку наш информатор из Хогвартса доложил, что несколько месяцев юноши почти не контактировали друг с другом, видимо, переживая кризис в отношениях после печально известного окончания Турнира, но именно вчера их драма разрешилась. Как нам стало известно, Гарри Поттер по неизвестным причинам едва не упал с метлы, но мистер Диггори вовремя пришел ему на помощь. Прямо там, на квиддичном поле, они решили признаться всему миру в том, что они не просто друзья. Как вы можете видеть на фотографии, мистер Поттер и мистер Диггори находятся в романтических отношениях и не собираются больше скрывать этого. После легендарного поцелуя, о котором теперь говорит весь магический мир, они ушли с поля вместе с директором школы, но, вероятно, никаких неприятных последствий их признание не повлекло. Стоит признать, что нашим юным читательницам придется разочароваться и отказаться от надежд на будущее со знаменитыми Чемпионами, хотя доселе мистер Диггори и мистер Поттер являлись одними из самых завидных женихов Англии! Подобных прецедентов никогда не случалось, и нам остается лишь гадать, какой будет реакция магического сообщества. Продолжение расследования знаменитого романа и мнения нескольких заинтересованных в порядке в Хогвартсе людей читайте в следующем выпуске!

Специальный корреспондент Ежедневного Пророка, Рита Скитер.

— Чушь, — фыркнул Гарри, дочитав глупую статью. — С каких это пор мы с Седриком — самые завидные женихи Англии? — Ну, Седрик уже взрослый, — усмехнулась Гермиона. — Он уже может жениться. А тебе недолго ждать. — Информатор из Хогвартса — кто это? — спросил Невилл. Он отставил в сторону тарелку с яичницей и задумчиво уставился на потолок. Сегодня было пасмурно, и над Большим Залом висели серые, печальные облака. Гарри тоже посмотрел на них, а потом не удержался и обернулся. Стоило ли ему удивляться, обнаружив в руках у Драко газету? Малфой читал ее, и на его лице было написано такое презрительное отвращение, что никто бы не смог заподозрить его в том, что он имеет какое-то отношение к «знаменитому роману» и что это его имя, а не Седрика, могло фигурировать в статье. Гарри смотрел на него лишь пару секунд, но прежде чем он обернулся, Малфой поднял глаза. Их взгляды пересеклись, и это был болезненный контакт. — Не знаю, кто это может быть, — выдавил из себя Гарри, вновь поворачиваясь к друзьям. — Может, кто из Слизерина. Или Когтеврана. Он помнил, что сказал ему Забини: на том факультете тоже были недоброжелатели. — Не нравится мне, что происходит, — задумчиво проговорила Гермиона, понизив голос. Утром она была намного свежей, чем вечером: на ее щеках лежал легкий румянец, а волосы в кои-то веки были причесаны и не торчали во все стороны. — Посмотрите, как нахмурился Дамблдор. Такие скандалы привлекают ненужное внимание... — Сомневаюсь, что Волдеморту есть дело до того, с кем я целуюсь, — заметил Гарри, внутренне содрогаясь от мысли, что теперь Том все-таки немного вовлечен в это. Он сумел пробраться в столь личную зону, что Гарри ощущал страшную дрожь при мысли, что он может сделать это снова и тогда уже никаких преград не останется. Друзьям действительно не стоило этого знать, и он выворачивал эту тему, как мог: — Хотя, может, ему станет противно, и он оставит меня в покое. — Уверена, Люциус Малфой пройдется по этому событию, — сказала Гермиона. — Возможно, проверка Хогвартса настанет вот-вот. Я не представляю, что Дамблдор может сделать, чтобы этого не произошло... — Зачем им проверять Хогвартс? — спросил Невилл. Ему неожиданно ответил Фред, который вместе с Джорджем до этого лишь краем уха прислушивался к разговору: — Потому что Малфой и ему подобные сочтут это, — он ткнул пальцем в фотографию, — жутким развратом и нарушением порядка. Полагаю, Малфой-старший уже кричит, что его сын не может учиться в Хогвартсе, а то вдруг и его совратят. Глаза Фреда лукаво блеснули, а Джордж усмехнулся. Гарри знал, что этих подколов и дружеских насмешек не избежать, но ему все равно было неприятно. Он нахмурился, но промолчал. — Но ведь за это Гарри ничего не будет? — обеспокоенно спросил Невилл. — Мы живем на закате двадцатого века, — пожала плечами Гермиона. — Волшебники не могут отрицать того, что влияние маггловского общества очень сильно. Не думаю, что сейчас можно кого-то поразить подобными отношениями... Но если у власти окажется Люциус Малфой, а через него и Сами-Знаете-Кто, то я не ручаюсь, что все пройдет спокойно. Мы можем только ждать. Под конец завтрака Гарри посмотрел на Седрика, желая знать, как тот отреагировал на утренний выпуск. Диггори заметил взгляд Гарри, улыбнулся ему: он выглядел бодрым и не показывал никакой печали или растерянности. Возможно, выпуск его не тронул, но он должен был знать, что его родители отказались от предложения Дамблдора. Может, он полагался на авторитет директора так слепо? Или же он просто еще не знал? Гарри не стоило наблюдать за ним так пристально, потому что это невольно послужило приманкой. На выходе из Большого Зала Седрик оказался рядом с ним. — Как все прошло? — шепотом спросил он, наклонившись к уху гриффиндорца и прекрасно понимая, что все вокруг смотрят на них. Гарри остановился: Рон и Гермиона невольно ушли вперед, поворачивая головы и почти врезаясь в других людей, но не теряя его из виду. — Ты будешь теперь приставать ко мне в толпе? — возмущенно зашипел Гарри, отталкивая Седрика в сторону. Они оказались у окна, но проходящие мимо все равно смотрели на них, иногда усмехаясь. — Я просто спросил, как все прошло, — невинно произнес Седрик. — Друзья так делают. Ты же сам сказал, что мы ими будем. Гарри скептически посмотрел на него. Седрик был очень красив в это утро, и дневной свет, падающий из окна, подчеркивал его нежную кожу, светлые глаза, шелковые волосы... Можно было влюбиться в него, но Гарри не собирался этого делать. И он не обманывался этой улыбкой. — Хорошо, — наконец, сказал он. — Все прошло хорошо. — И что они сказали, узнав про... Волдеморта? — Седрик выдавливал из себя это имя, и было видно, что ему до сих пор непривычно делать это. Гарри вздрогнул от его слов: он не думал, что Диггори заинтересуется этим вопросом. Он замялся, взгляд его стал беспомощным, и пуффендуец заметил это: — Так ты им не сказал? — А ты рассказал всем, что мы встречаемся? — бросился Гарри в атаку. — Нет, я сказал, что мы встречались в прошлом году, — Седрик нахмурился. Мимо них прошли слизеринцы, но Малфоя среди них не было. В конце коридора топтались Рон и Гермиона, Гарри видел их встревоженные фигуры. — Думаешь, я стал бы лгать всем? Зачем? Ты бы возненавидел меня. Я сказал правду. — И я скажу правду, когда сочту нужным. Седрик улыбнулся кончиками губ. Он посмотрел на тех, кто прошел мимо них, без малейшей неловкости. А потом его взгляд вновь нашел глаза Гарри. — Я рад, что снова могу говорить с тобой, — сказал он очень тихо, чтобы никто их не услышал. Его лицо неуловимо менялось, и в нем уже не было даже тени торжества или самодовольства. Оно было трогательным, нежным и безмерно печальным. — Прости меня за вчерашнее, я был растерян и зол... — Мне все равно. — А мне нет, — Седрик положил руку на его плечо. — Я никогда не откажусь от своих слов. Хочу, чтобы ты это знал. Даже так... я все-таки твой друг. Гарри повернул голову. Мимо протопали Крэбб с Гойлом. Они походили на два огромных валуна, которые по таинственной причине следовали за тонким, бледным Малфоем. Тот не повернул голову, даже взгляда не кинул на Гарри и Седрика, но гриффиндорец точно знал: Драко видел. И он зол. Ревнует. — Я знаю. Спасибо, — Гарри освободился от его руки, натянуто улыбнулся и побежал к друзьям. Он не спасался бегством, нет... Может, совсем немного. — Для того, кто опровергает слухи о нынешних отношениях, ты уж больно к нему расположен, — заметила Гермиона. — Не стоит так делать... Мало ли что этот «информатор» может рассказать Пророку... — Ты уверен, что это нормально? — осторожно спросил Рон, когда друзья уже отошли от Большого Зала достаточно далеко и Седрик потерялся из виду. Уизли довольно спокойно принял новость о том, что Гарри встречался с мальчиком, но, кажется, он просто старался выделить осознанию этого как можно меньше места в своей голове. — Он выглядит так, будто охотится на тебя. — Все нормально. — Ладно, — Гермиона еще немного понаблюдала за ним, а потом заговорила на тему, ставшую ее любимой. — Когда начнем приглашать людей с других факультетов в ОД? — Можем начать сегодня. — Тогда ты позовешь Седрика Диггори, — криво усмехнулся Рон. — А то я как-то боюсь к нему подходить... То есть, нет, не боюсь, просто неловко. — Пусть он поговорит с пуффендуйцами, — сказала Гермиона приказным тоном. — А я найду Полумну и еще пару человек с Когтеврана. — О, а что насчет Чжоу Чанг? — хихикнул Рон, пихая Гарри в плечо. — Ты у нее парня отбил. — Никого я не отбивал, — Гарри и сам думал об этом. Он почти не видел Чжоу, но ему и не хотелось высматривать ее в Большом Зале. Ему было неловко, потому что, вопреки его отрицанию, именно это он и сделал: Седрик встречался с ней, а потом оставил ее. И даже немножко обманывал ее, ведь он по-прежнему был с ней в отношениях даже после того, как поцеловал Гарри в первый раз. Учителя никак не акцентировали внимание на произошедшем, поэтому на уроках Гарри мог расслабиться. Снейп бы не преминул пройтись по «знаменитому роману», но Снейпа все еще не было, хотя он обещал, что уроки будут на следующей неделе. На всех смежных со Слизерином уроках Гарри пытался поймать взгляд Малфоя, и пару раз ему это удалось: на истории магии Гарри сидел на второй парте, в то время как Малфой отсел назад, и иногда, обернувшись, можно было заметить, что он не сводит с гриффиндорца взгляда. Правда, он тут же отворачивался с самым независимым видом. Гарри оставалось только ждать. Он даже проявил себя на уроках, заработав для Гриффиндора несколько баллов. На травологии его снова поставили в пару с Невиллом, и весь урок Гарри слушал рассуждения Долгопупса о растениях, иногда сменяющиеся волнением об ОД и о том, что на Гарри может обрушиться лавина проблем из-за этого признания. Подобные беседы напоминали ему о необходимости поговорить с Седриком, но Гарри легкомысленно решил отложить это на субботу. Они по-прежнему не определились с местом, где нужно провести первое собрание: ждать до похода в Хогсмид не было смысла, так как Гарри был уверен в том, что его не выпустят из замка, но и сразу вести школьников в Выручай-Комнату было бы глупо. Пока что они склонялись к одному из старых классов, заставленных ненужными столами и забытым реквизитом для уроков. Гарри вполне мог сообщить Седрику о встрече вечером субботы, чтобы быть точно уверенным в месте ее проведения — подходить к пуффендуйцу лишний раз не хотелось. Гарри еще думал об этом до обеда, а потом обнаружил, что ему пришло послание. Он сам хотел написать его Драко, объяснив, что он к поцелую никакого отношения не имеет, но тот успел первым. Ровными буквами на пергаменте было выведено: «За час до отбоя у статуи Таинственного существа». Сердце Гарри заколотилось сильно и испуганно, когда он несколько раз перечитал письмо. Они не встречались с Малфоем и не разговаривали лицом к лицу с того раза в больничном крыле, и теперь... Гарри был взволнован, как если бы после долгого голодания его привели на пир. Он мог говорить с ним, мог видеть его или касаться его... Он знал, что Драко хочет поругаться, вновь и вновь нападать на Седрика, но все равно глупо улыбался, потому что там, рядом с этой неизвестной статуей, все вновь будет правильно. Гарри более не думал ни о чем. Он за ужином спросил Гермиону насчет статуи Таинственного существа. — О, это статуя человека в длинном плаще, — сказала она. — Никто не знает, был это человек на самом деле или какое-то иное существо, потому что он никогда не снимал капюшона. — И зачем ему сделали статую? — спросил Рон, не давая Гарри спросить о местоположении этого существа. — Говорят, он приносил удачу, за которую приходилось платить большую цену. — А где эта статуя находится? — поинтересовался Гарри, стараясь говорить без малейшей заинтересованности. — Где?... — Гермиона задумчиво постучала ложкой по губам. — Вроде бы в Музее Магического Искусства в Бухаресте, я не уверена... Я читала о ней довольно давно. А зачем тебе? — Да просто интересно стало... А в Хогвартсе ее нет? — Я ее не встречала, — пожала плечами Гермиона. Больше Гарри спрашивать не решался: уж больно подозрительно это выглядело. Он решил, что просто посмотрит по Карте Мародеров, куда отправится Драко. Под конец ужина Гарри все-таки взглянул на Седрика вновь, и тот, к его удивлению, был мрачен и хмур. Он медленно ел, глядя перед собой, а его красноволосый друг что-то шептал ему на ухо. Видимо, пуффендуец уже узнал о положении своей семьи и теперь пытался понять, как можно решить эту проблему. Гарри не хотел больше думать о нем, потому что ему невольно приходилось перетаскивать на себя эту задачу. В некоторой степени он был виноват, ведь это из-за него семья Диггори в опасности. Но сейчас эти заботы казались чужими, потому что его сердце билось быстро и страстно от мысли, что его собственное успокоение, его возможность оторваться от всего так близко. Гарри провел вечер за Картой Мародеров в самом углу гостиной, куда любопытным взглядам было сложно пробраться. Он даже сделал уроки, пытаясь отвлечь себя, и долго рисовал цветы карликового шиповника. Выходило не очень. Зато ближе к отбою он, захватив мантию-невидимку, вышел из гостиной, решив, что лучше будет ждать где-нибудь в коридоре, подальше от взглядов и расспросов. Ему по-прежнему было неуютно в толпе. Когда точка, подписанная «Драко Малфой», двинулась прочь из гостиной, Гарри насторожился. Он внимательно следил за ней, а потом двинулся в предполагаемом направлении. Ему пришлось попетлять, потому что Драко будто бы запутывал следы, двигаясь очень странным, обходным путем. Наконец, он остановился, и Гарри вернулся к лестницам, потому что он ушел совсем не туда. Наконец, он оказался в нужном коридоре. Он замедлил шаг, спрятав Карту в карман расстегнутой мантии. Он шел тихо, ступая аккуратно и ровно, и вглядывался в ниши, пытаясь заметить Драко. Наконец, он увидел его темную фигуру с надвинутым на лицо капюшоном, прислонившуюся к стене в одной из ниш, где стояла местами оббитая статуя. У статуи не было левой руки, и часть головы тоже была сколота, но та часть, что осталась, была довольно пугающей. Гарри долю секунды смотрел на нее, а потом подошел к Драко ближе. — Я тебя слышу, — сказал тот, не поднимая головы. Гарри улыбнулся и послушно стянул мантию-невидимку. Ладони стали влажными. В этом коридоре не было картин и доспехов, призраки ушли в другие части замка, и единственным звуком, нарушавшим тишину, было их дыхание. Гарри протянул руку и стянул с Драко капюшон: светлые волосы слизеринца казались золотыми в теплом свете факелов, а вовсе не белыми. Малфой поднял глаза, чуть склонил голову, заставляя тени остро лечь на его твердый подбородок и гладкую кожу. — Привет, — выдохнул Гарри, глядя на него. Ему нравилось то, что происходило, все нравилось: нервы его были напряжены, в животе что-то приятно сжималось, а вся эта ситуация казалась такой желанной, с трудом вырванной у жизни. Эта секунда напомнила ему множество других, тех, что были до произошедшего в Тайной Комнате — она отличалась разве что тем, что ему до смерти хотелось коснуться кожи Драко, хотя бы его руки... — Привет, — Малфой говорил медленно, тягуче и смотрел очень внимательно. Он походил на змею, готовящуюся к броску, и Гарри, увидев это сходство, чуть отпрянул. Надо было выложить все сразу, чтобы не мучить друг друга. — Я знаю, что тебя волнует. Ты же понимаешь, я ничего не мог поделать... — Я понимаю, — оборвал его Драко, приподняв один уголок губ. — Сомневаюсь, что ты пока падал, упрашивал Диггори сделать вас посмешищем всего магического мира. Гарри совсем не понравилась эта формулировка. На секунду ему показалось, что Драко оцарапал его чем-то острым. — Не упрашивал. Я вообще не хотел, чтобы он это делал. У нас с ним ничего нет... — А если будет, — глаза Драко вдруг стали темными, — если будет, ты же скажешь мне честно? — Не будет. — Но все же, — настаивал он, — ты скажешь мне честно, о том, что... все закончено? Ты же не будешь лгать мне? Гарри почувствовал, что разговор медленно поворачивает куда-то не туда, склоняется к опасным темам. — Я не буду тебе лгать, — ответил он, протягивая руки. Он коснулся ткани чужой мантии, но Малфой резко качнул головой, вжимаясь в камень стены, и руки Гарри безвольно упали. Почему-то между ним и Драко поднималась холодная стена, отблеск которой он видел в прищуре чужих глаз. — Я верю тебе, — тихо проговорил Малфой. — И я хочу тебе доверять. Я не хочу сомневаться или злиться из-за того, что Гриффиндорская Башня так далеко, и я при всем желании не могу узнать, что ты там делаешь и с кем ты там... — его губы начали дрожать от сдерживаемых эмоций. — И я не хочу чувствовать себя глупо. — Что я могу сделать? — Гарри хотел прикоснуться к нему, но не смел. Он хотел показать, что Драко нечего опасаться, не к кому ревновать... Гарри знал, что происходит: Малфой хочет держать все в своих руках, хочет контролировать и иметь подтверждение того, что он по-прежнему занимает особенное место в сердце Гарри. Он любил сделки, потому что они давали гарантии, но теперь сделок не было. Это был иной вид борьбы, ранее им незнакомый, и Гарри не знал, как он может управлять этим напряжением. — Если я спрошу тебя о чем-то... личном, ты мне ответишь? — Если ты не будешь спрашивать о моих делах с Дамблдором, то я отвечу. Драко на пару мгновений отвел глаза и шаркнул ногой, касаясь подошвой стены. Поза его стала более расслабленной, но губы по-прежнему сжимались до побеления. — Тебе он нравится? Он ведь красивый и все такое. — Не нравится, — Гарри сразу понял, кто этот «он». Разумеется, кто же еще. — Я отношусь к нему как к другу. Так же, как к Рону. Ты же не ревнуешь к Рону, правда? — Я вообще не ревную, делать мне нечего, — Драко вздернул подбородок. — Мне просто интересно, что ты еще от меня скрываешь. — Думаешь, много скрываю? — Думаю, что-то есть. Например, кто научил тебя целоваться? — было видно, как сильно он хотел задать этот вопрос, но все не решался. Малфой смотрел ему в лицо пристально и требовательно, и в глазах его был огонь. Гарри мягко усмехнулся. — Это было еще... тогда. В моих воспоминаниях. Я встречался с Джинни и с Чжоу. — Чжоу? — брови Драко чуть дрогнули. — Чжоу Чанг? Ты встречался с девушкой Диггори? — Ну, да, — Гарри не был уверен в том, что ему стоит рассказывать его с Чжоу историю, но Драко нуждался в искренности. Возможно, он не чувствовал уверенности, потому что у них было не так уж много точек соприкосновения, в то время как Седрик мог быть рядом постоянно... Драко в любом случае знал много, одна крошечная правда не изменит для него мир. — Ну, как бы это сказать... Мы с Седриком тогда даже друзьями не были, лишь помогли друг другу в Турнире. Он встречался с Чжоу, а она мне нравилась, и я потом узнал, что я ей тоже нравился. И... Седрик, он умер, когда Волдеморт возродился. Он был там со мной. — Что? — Малфой растерял всю свою невозмутимость. Он уставился на Гарри круглыми глазами. — Просто взял и умер? — Питер Петтигрю убил его, — Гарри ощутил, как руки сами собой сжимаются в кулаки. Это были плохие воспоминания. Очень плохие. — И Чжоу было очень плохо потом... Думаю, она пыталась найти утешение, встречаясь со мной. Все быстро закончилось, потому что она все равно любила его и хотела говорить только о нем. — И как же так вышло, что теперь он от тебя не отстает? — прошипел Драко. — Это все из-за воспоминаний, — пояснил Гарри. — Таких же, как у тебя. Не знаю, почему и как они появились, но я думаю, то, что мы были там вместе и я был последним, кого он увидел, смешалось с его нынешней жизнью и как-то повлияло на него. — Понятно, — Драко снова смотрел в сторону. Он собирался с мыслями почти минуту, в которую гриффиндорец просто смотрел на него, запоминая. — Я слышал, что он сказал, будто вы встречались на третьем курсе. Это правда? Гарри вдруг ощутил, что его тело резко одеревенело. Сердце забилось неровно, рот пересох, а мысли стали медленными, кисельными. Драко на него не смотрел, разглядывая статую, но он точно так же ощущал это напряжение. Тонкое лезвие, по которому нужно было пройти: Гарри знал, что рано или поздно ему придется рассказать, что это не скрыть, но ему не хотелось, чтобы Драко видел в этом измену. И он бы хотел сказать, что мечтает стереть те отношения из памяти, но это не было бы правдой. Это были хорошие дни. — Правда. Малфой вздрогнул. Его рот приоткрылся. — Ты и с ним целовался, да? — голос его стал слабее, наполнившись неуверенными нотками. Гарри беспомощно смотрел на его лицо, чувствуя, как хрустит что-то очень хрупкое между ними. — Да. — И это было... после? Можно было соврать, извернуться, начать сразу объяснять, но Драко хотел правды, хотел доверия, и Гарри не мог лишить его их. Он мог лишь стоять, пристыженный, и отвечать. — Да. Драко дернулся, как от удара. Он опустил голову, и теперь нельзя было увидеть выражение его лица. Его дыхание стало судорожным. Гарри потянулся к нему, чувствуя, как болит все у него в груди: он сам ранил Драко, сам говорил ему эти неприятные вещи... Он схватил его за плечи, сжимая крепко-крепко, чтобы тот не смог вывернуться, но Малфой и не пытался. Он просто продолжал смотреть куда-то вниз, будто ему было неприятно даже бросить на лицо Гарри мимолетный взор. — Прости меня, — Гарри склонился ближе. — Я не знал, что мне делать... Мне было очень плохо в те дни, и у меня никого не было. Я думал, что умру в мае, я не общался с друзьями и тебя я тоже потерял... Я просто хотел, чтобы хоть кто-то был рядом со мной. Разве ты не догадывался? — Я думал, он просто липнет к тебе, потому что меня нет рядом, — глухо сказал Малфой, и Гарри ощутил, что у него начинают слезиться глаза. Он не мог видеть Драко таким и знать, что это он виноват. — А не то, что ты сразу ушел к нему. — Если бы ты только позвал меня, я бы сразу пришел к тебе, — сказал Гарри. — Я никогда не думал о том, чтобы быть с ним, просто тогда мне было все равно. Мне казалось, что моя жизнь окончена, что я ничего не смогу вернуть... Ты же сам это знаешь. Это к тебе я пришел тогда, под трибунами. — Убить тебя готов за те трибуны, — процедил Драко сквозь зубы. — Знаю, — послушно согласился Гарри. — Знаю. Прости меня. А о Седрике... просто забудь. — Не могу. — Почему? — Потому что он рядом с тобой постоянно, — Драко поднял лицо, и Гарри наконец увидел боль и яростную обиду в его глазах. Лицо слизеринца казалось юным, чистым и искренним, и он смотрел на Гарри так требовательно и отчаянно, будто пытался донести до него что-то невероятно важное, решающее. — И твои друзья его приняли. И в газете его не назвали «мерзким извращенцем». И родители его, наверняка, нормально к этому отнеслись, потому что даже на солнце есть пятна и нельзя солнце за это ругать. Его наоборот еще сильнее любить будут, потому что он такой честный и романтичный, не мог скрывать свои чувства. А ты, — губы Драко скривились, а между бровей появилась морщинка, — рано или поздно просто... опять устанешь от всего. Диггори красивый, умный — и он взрослый. Он знает, что нужно делать. Гарри выслушал этот монолог, не двигаясь. Лишь под конец он чуть подался вперед. Он понимал все, что Драко ему говорил, но он не представлял, как еще он может ему объяснить, что все это не имеет значения. Сам он не ревновал его к Панси Паркинсон, он был уверен, что Драко не предпочтет ее ему, но Драко почему-то никак не мог обрести этой уверенности. В его прекрасной голове отчего-то сидела мысль, что он сам по себе, без своих денег, без связей и влияния семьи не представляет какого-то интереса, будто бы Гарри нужно от него что-то материальное, а вовсе не запрятанное глубоко в его душе. То, что Гарри хотел, было только в нем, и Седрик никак не мог этого обрести, хотя отчаянно старался. — Что делать? — растерянно спросил он. — Делать... делать с тобой, — щеки Драко залились румянцем. — Я ведь ничего... не знаю. Не знаю, как мне тебя коснуться, и мне стыдно потом смотреть тебе в глаза. А он знает, и когда-нибудь... — Драко, ты дурак, — сказал Гарри, прервав его сбивчивую и смущающую речь. Он подтянул его к себе и крепко обнял, не веря, что после сказанного он может это делать. Он прижался к его твердому телу, зарылся лицом в его волосы, втягивая носом запах его шампуня и его кожи. Драко задрожал, попытался его оттолкнуть, но эта попытка была скорее инстинктивной, потому что его руки были слабы и сами через секунду цеплялись за Гарри, притягивая его ближе. — Ты можешь делать все, что угодно, если тебе это нравится. Для этого не нужно знать что-то особенное, нужно просто хотеть. И прекрати думать о Седрике: я не хочу, чтобы он был на твоем месте и никогда не захочу. Вот так. Малфой жарко дышал ему на ухо, слушая это. Его руки лежали у Гарри на поясе, крепко вцепившись в ткань свитера на спине. Они чуть двинулись выше, когда гриффиндорец закончил, а потом Драко тяжело вздохнул. Он будто бы обмяк, и эти объятия стали ближе, чувственней. Гарри подумал, что он поспешил: ему казалось, что Драко сейчас смутится и убежит, и они оба будут чувствовать себя очень неловко. Но Малфой не убегал, наоборот, он расслабился: его руки скользнули обратно, а потом передвинулись Гарри на живот. Гриффиндорец тут же его втянул, испугавшись того, как резко внутри него что-то сжалось, загорелось. Кровь быстрее потекла по венам, и горячее тепло двигалось к сердцу вместе с белыми ладонями Малфоя. Тот коснулся его груди, провел пальцами по галстуку, а потом закинул руки ему на плечи. Гарри пришлось расцепить объятия на пару секунд, но лишь на пару — на большее он был не готов. Он вновь обнял юношу, на этот рaз крепко обхватив его талию и прижав к себе, наслаждаясь этим ощущением: его будто бы омывало бесконечным теплом, светом, счастьем — он готов был терпеть много страха и мрака, лишь бы только иногда чувствовать эти запретные касания. Он не мог перестать думать о своей вине и о том, что Драко прощает его... — Значит, я могу?... — тихо прошептал Драко ему на ухо. Гарри промычал что-то утвердительное, продолжая тыкаться носом в нежный участок под маленьким ухом. Иногда он чуть двигал головой, ощущая, как мягко касаются его лица белые пряди. Драко запустил пальцы ему в волосы, а потом с неожиданной резкостью, даже мстительностью потянул их в сторону, вынуждая Гарри зашипеть от боли и склонить голову на бок. Горячее дыхание обожгло его шею, и он просто замер, ловя это новое ощущение. — Я тебе верю, — прошептал Драко, Гарри готов был поклясться, что в мире нет ничего более приятного, чем ощущение, когда его губы касаются кожи. — Верю. Но не смей меня предавать. Не смей выбирать его, понятно? Иначе я тебя не прощу. — Драко... В следующую секунду Драко укусил его в шею. Гарри не удержался от резкого вскрика, но тут же закусил губу, чувствуя, как Малфой целует место укуса, почти невесомо касаясь его губами. Он словно дорвался до того, чего жаждал, потому что его поцелуи вновь превратились в укусы, в яростные и страстные засосы, которые так же мгновенно сменялись поцелуями и неразборчивым шепотом, похожим на ругань. Гарри был уверен, что с его шеей творится что-то неладное: ему было больно и приятно одновременно, и его тело дрожало, когда он чувствовал прикосновение чужого влажного языка, касающегося чувствительных, саднящих мест. В его животе закручивалась тугая спираль, от которой хотелось сжаться, скрючиться, потому что она стягивала к себе всю дрожь и концентрацию. Дыхание становилось рваным, громким, и Гарри не знал, что ему делать. Ему просто хотелось прижаться к Драко еще теснее, ощутить его живот и бедра, но он не мог двинуться с места. А потом Малфой отстранился, разрывая их объятие. Лицо его было красным, глаза — совершенно шальными и безумными, словно он сам не понимал, что делал. Он уставился на шею Гарри, открыв рот и облизав покрасневшие губы. — И что... это было? — спросил Гарри, осторожно трогая чувствительную кожу и надеясь, что у него не слишком испуганный голос. Он подозревал, что это развлечение оставит на нем следы. Судя по всему, много следов. — То, что я хотел, — Драко смущенно улыбнулся. Его глаза по-прежнему сверкали, и в них было только удовлетворение. — Они должны продержаться несколько дней, — он поднял руку и осторожно провел пальцем по одному из участков кожи. Гарри ощутил разве что легкое покалывание и странное, тянущее ощущение. — Особенно вот этот. Красивый. Аж зубы видно. — Хочешь, я тебе тоже поставлю? — усмехнулся Гарри, прекрасно понимая, ради чего Малфой сделал это. Точнее, ради кого. — Нет, — Драко покачал головой. Кажется, он стал чувствовать себя немного лучше, искусав Гарри шею и наставив на ней отметин. Он улыбался и храбрился. — Мне некем прикрыться. — И как я это объясню друзьям? Малфой криво и мстительно ухмыльнулся. — Как хочешь, так и объясняй.