Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ :0 Гарри проснулся, едва забрезжил рассвет. Впервые за достаточно долгое время его голова раскалывалась от боли. Он уставился в полог, наливающийся красноватым светом, и попытался отдышаться. Легкие горели так, словно он не спал, а целую ночь бегал по Хогвартсу. Сердце колотилось, а пот стекал по лицу, покрывая кожу неприятной липкостью. Гарри не помнил, что ему снилось. Лишь какие-то расплывчатые образы, золотые блики остались в его памяти. И слова, слова все еще отчетливо звучали, как будто произносивший их лежал с мальчиком в одной кровати. Он мой. Узнать этот змеиный голос, свистящий и надломленный, было несложно. Гарри впервые ощутил близость Волдеморта. Гриндевальд встречался с ним, разговаривал — Том Реддл существовал, мыслил, строил планы. Он больше не был неопределенным силуэтом на горизонте, и Гарри почти почувствовал костлявые руки с длинными пальцами, тянущиеся к его шее. Его смерть, казавшаяся черным облаком, обрела тело, и перед глазами гриффиндорца словно наяву появилось белое лицо с щелями вместо ноздрей и красными глазами. — Гарри Поттер, — произнесли тонкие обескровленные губы. — Мальчик-Который-Выжил пришел, чтобы умереть… Гарри дернулся. Оказалось, он снова заснул. Почти утонул в липком поту и нестерпимо горячем одеяле. Гриффиндорец подскочил и резко распахнул полог, запуская внутрь свежий воздух. Небо за окном уже налилось краснотой, уносящей темный цвет ночи, но солнечные лучи не стремились отрываться от горизонта. Гарри вылез из кровати и потер лицо руками. Его пижамная куртка была мокрой, и он тут же стянул ее, отбросив назад. Остальные мальчики еще спали. Рон лежал, распахнув одеяло и раскинув руки в стороны, а Невилл, наоборот, сжался в комок. Гарри смотрел на них пару секунд, а потом тяжело поднялся и пошел умываться, стремясь избавить себя от напоминаний о кошмаре. Когда он вышел из душа, гриффиндорцы уже проснулись. Рон, почесывающий себя за ухом, озабоченно посмотрел на приятеля. — Ты кричал ночью, — сказал Уизли. Гарри постарался не дернуться и сохранить лицо. — Приснился кошмар, — он улыбнулся и медленно стянул с плеч полотенце, отправляясь к сундуку за брюками и мантией. Рон смотрел на него, а потом, вздохнув, вылез из постели и пошел в ванную. Гарри почувствовал себя намного лучше, когда приятель скрылся из виду. Симус, Дин и Невилл не приставали с расспросами, либо поверив в версию с обычным кошмаром, либо решив, что правды им все равно не узнать. Долгопупс, кажется, собирался поинтересоваться, но Гарри не оставил ему такой возможности: схватив свою сумку, он быстро запихал в нее книги и пергаменты и стрелой вылетел за дверь. В гостиной он упал в первое попавшееся кресло и принялся дожидаться друзей. Их долго не было. Сначала к нему пристал Колин, рассказывающий о своем младшем брате, который в следующем году собирается поступать в Хогвартс, а потом пришла Джинни. Она редко заставала Гарри в одиночестве, поэтому тут же подсела к нему. Улыбающаяся, с волосами, заплетенными в тугие косы, — она была очень милой, и Гарри вдруг задумался о том, с кем ему придется идти на Святочный Бал. Если он пригласит Джинни, будет ли это эгоистичным поступком по отношению к ее чувствам? Может, стоит прижечь их сразу, на корню, чтобы потом ей не было больно? Джинни мучительно покраснела, силясь сказать что-нибудь. Гарри тоже не знал, как начать разговор, поэтому лишь отстраненно улыбался, откинув голову на спинку кресла. А через пару минут спустился Рон. Завидев сестру, он открыл было рот, но Джинни, смущенно что-то пробормотав, тут же убежала. Гарри с сожалением посмотрел ей вслед, а потом, потерев пальцами переносицу, повернулся к другу. — Извини за ночь, — сказал он. — Это и правда был тяжелый кошмар. — Ничего, — улыбнулся Рон, — просто ты нас напугал. Мы пытались тебя разбудить и.... не смогли. — Больше такого не повторится, — пообещал Гарри. Теперь он будет ставить на кровать Заглушающие чары. Вскоре из спальни девочек пришла Гермиона. С ней шли Парвати и Лаванда, упорно в чем-то ее уверяющие. — Ты не можешь говорить, что предсказания — это ерунда. Ведь они сбываются! — возмущалась Парвати Патил. — Чистой воды случайность, — отмахивалась Гермиона. — Даже с помощью магии нельзя предсказать будущее. Оно меняется в зависимости от наших поступков. — Ты просто не можешь поверить, что все твои действия уже известны кому-то, — вздернула нос Лаванда. — Профессор Трелони говорила нам, что у некоторых людей внутреннее око просто отсутствует. Это ограниченные люди. — Хочешь сказать, что я — ограниченная?! — взвилась Гермиона. Ее щеки раскраснелись, а в глазах появился сердитый блеск. Лаванда и Парвати переглянулись, синхронно пожав плечами, и ушли вперед, оставив девочку гневно смотреть им вслед. А потом она резко повернулась к Гарри и Рону, стоящим рядом, и прищурилась: — Надеюсь, вы не верите в эти дурацкие предсказания? Мальчики заверили ее, что считают предсказания полнейшей чушью. Гарри не рассказывал им о настоящих видениях Трелони, поэтому чувствовал себя лицемером: одно из этих «дурацких предсказаний» управляло его жизнью. По дороге на завтрак он думал об этом. Представлял, как его руки и ноги подчиняются велению невидимых нитей, а любые попытки извернуться приводят к тому, что его жестко одергивают, не давая выпутаться. В голове звучал голос Гриндевальда и его слова, не дающие покоя. Слова, противоречащие сердцу, но так удачно накладывающиеся на разум. В Большом Зале было шумно. Новости о скором прибытии заморских гостей взбудоражили школьников, и теперь каждый считал своей святой обязанностью высказать предположения по поводу того, какими будут иностранные студенты, какими будут задания Турнира, и кто же станет чемпионом Хогвартса. Многие авантюристы, подобно Фреду и Джорджу Уизли, строили коварные планы, как можно пробраться на соревнования. Гарри слышал, как двое пуффендуйцев обсуждали чарующие перспективы победы в Турнире, но спешно отошел от ребят подальше: с недавних пор упоминания о великом соревновании начали повергать его в хандру. Гарри старался не прислушиваться к разговорам и не глазеть по сторонам. Он сосредоточенно поглощал омлет, изредка слушая разговор Гермионы и Рона — друг никак не мог разобраться с новой темой по трансфигурации. В этом угадывался хитрый ход: Уизли не был так глуп, как хотел показать, а подруга явно не стремилась вывести его на чистую воду и терпеливо объясняла раздел, в котором проходилось изменение состояния вещества. Внезапно внимание Гарри привлек шум крыльев. Он вскинул голову, разглядывая кружащее под потолком серо-бурое море — прибыла совиная почта. Черный филин Малфоев спустился на слизеринский стол, держа в лапах внушительный сверток с традиционными конфетами и печеньем из дома. Гарри смотрел, как Малфой разворачивает его и великодушно угощает своих друзей. Драко мельком взглянул на него, но тут же отвернулся, даже не ухмыльнувшись. Гарри не знал, насколько Малфоя захватил Турнир Трех Волшебников. Тот явно не стремился в нем участвовать и довольно хладнокровно отнесся к обсуждениям участников и соревнований. Возможно, Люциус и посвятил его в подробности, но болтать на эту тему Драко не спешил. — Эй, Гарри, — Рон толкнул друга в бок, заставив оторваться от созерцания слизеринского стола и посмотреть на друзей. Гарри удивленно вскинул брови, когда обнаружил перед собой серую ушастую сову, энергично вертящую головой. Рядом лежал небольшой сверток, украшенный отпечатком собачьей лапы. — Смотрите-ка, — воскликнул Симус. — Гарри тоже получил гостинцы из дома. Ты помирился со своими родственниками? Гарри не любил лгать, но ему пришлось. Никто, кроме Рона, Гермионы и близнецов, не знал, что он больше не живет у Дурслей, поэтому пришлось активно поддерживать теорию о примирении. Это было неприятно, но другого выхода просто не было. Сириус и правда прислал ему сладостей. Наверное, когда-то Джеймс получал посылки от родителей, и это сделало гостинцы совершенно привычным и нормальным событием в глазах крестного, но Гарри чувствовал себя неуютно. Большинство школьников получали от родителей лишь письма, поэтому эти «домашние посылки» всегда ассоциировались у него с Малфоем и его самодовольным превосходством. Гриффиндорец едва не прикусил губу с внутренней стороны, когда поймал себя на попытке вновь обернуться. Шоколадные лягушки, Берти-Боттс и прочие волшебные сладости были розданы гриффиндорцам. Гарри съел парочку всевкусных драже, но ему попалась брюква и острый перчик, поэтому удовольствия он не получил. На уроках гриффиндорец был рассеян. Гарри смотрел в окно и рисовал на пергаменте, больше времени уделяя своим мыслям. Он думал о том, что на него вновь обрушатся всеобщие насмешки, что его отношения с Седриком испортятся еще больше, если пуффендуец вновь станет чемпионом Хогвартса, что вместо того, чтоб наслаждаться последним годом, ему придется терпеть взгляды общественности снова и снова. Гарри прекрасно помнил Риту Скитер и ее Прытко-Пишущее Перо, «проткнувшее немало репутаций». Встречаться с этой женщиной очень не хотелось, хотя когда-то давно Гарри испытал даже легкую благодарность к ней, ведь именно Рита написала статью для «Придиры», в которой гриффиндорец рассказал правду о Волдеморте. Чем ближе был день «X», тем сильней Гарри нервничал. Он не мог говорить об этом с Роном и Гермионой: друг, который знал о приезде легендарного Виктора Крама, нетерпеливо горел в предвкушении встречи, а Грейнджер была слишком умна, чтобы обсуждать с ней будущее. Она могла догадаться. Гарри нужно было выговориться, просто побыть рядом с человеком, который знал о непомерном грузе на его плечах. Ни Дамблдор, ни Гриндевальд не подходили на роль искренних слушателей. Профессор ЗОТИ плел свою паутину, и гриффиндорец не желал быть его добычей, а директор так искусно владел техникой использования людей, что мальчик просто боялся открыться ему. Поэтому он даже не удивился, когда во время очередной бесцельной прогулки ноги сами понесли его в подземелья. Он собирался постучать в кабинет Снейпа, но так и замер с поднятой рукой. Его торопливая речь, придуманная на ходу, была пропитана виной и сожалением. Фраза, брошенная сгоряча, превратилась в ледяной барьер, вновь выросший между ним и зельеваром. Гарри не знал, как должен разбить его. Он отошел от двери и прижался к стене, упираясь в нее лопатками. Ноги вдруг стали ватными, и мальчик опустился на пол, глядя в темноту. Гарри думал о том, чтобы пойти к Снейпу, уже долгое время, но каждый раз что-то останавливало. Сначала — упрямство, потом — незнание того, как ему стоит извиняться перед таким непростым, не менее упрямым человеком. Иногда гриффиндорец лежал перед сном и представлял, как Снейп нахмурится, обзовет его глупым мальчишкой, но все же уступит, а иногда сожалел о том, что в целом Хогвартсе, огромном замке, только язвительный профессор зельеварения может помочь ему. Гарри должен был решить, что он думает о тех резких словах, прежде чем идти с поникшей головой в этот темный пыльный кабинет. — Он был влюблен? — Нет. Одержим. Так сказал Сириус. Но Гарри не понимал этого. В его голове с трудом укладывались мысли о том, что эта драма разыгралась между двумя мужчинами: его отцом и его профессором, когда-то казавшимся ему самым ужасным человеком на свете. Мальчик застрял на одном отрезке своих мыслей, чувствуя, как его затапливает отвращение к поступку Джеймса. Насилие — это гораздо хуже, чем насмешки и издевательства, особенно если оно несет в себе сексуальный характер. Гарри вздрогнул, когда его желудок сжался в легком спазме: перед глазами вспыхнула картина, явившаяся ему однажды. Темная башня, свист ледяного ветра, тихие болезненные всхлипы и стоны и белая рука, шарящая по чужой спине и комкающая мантию. Гарри много знал о Северусе Снейпе, и этого было достаточно, чтобы сделать выводы. Зельевар любил силу, и в юности ему казалось, что Темные Искусства могут ее ему предоставить. Он не старался понравиться людям, почти не ухаживая за своей внешностью, поскольку считал, что внутренние качества и ум — главные его достоинства. Так как же получилось, что такой человек, погруженный в свои мысли, неопрятный, недружелюбный стал объектом короткой страсти Гриффиндорского Принца? И как мстительный, униженный насилием Снейп смог выдержать это? — Что вы здесь делаете, Поттер? — раздался грубый голос. Гарри оторвал взгляд от темных плит и посмотрел в лицо профессора, занимающего его мысли. Снейп выглядывал из-за двери своего кабинета, недружелюбно смотря на сидящего на полу гриффиндорца. Он явно собирался уйти куда-то и не ожидал наткнуться на гостя. Гарри тяжело поднялся. Пару секунд он смотрел на мужчину, а потом резко ринулся вперед, ужом проскальзывая в кабинет и запирая за собой дверь. Снейп выгнул бровь, с подозрением глядя на мальчика, и уже открыл было рот, чтобы разразиться тирадой по поводу того, что невоспитанный гриффиндорец вновь ворвался в его кабинет без приглашения, но не успел произнести ни слова. Гарри прижался к нему, уткнувшись носом в грудь, и впервые за долгие дни ожидания почувствовал умиротворение. — Простите, — пробурчал он, и его голос, приглушенный одеждой, был почти не слышен. — Что с вами, Поттер? — Снейп попытался оттолкнуть его, но Гарри лишь крепче вцепился в его мантию. Он был немного смущен своей несдержанностью, но... Ему было так одиноко. Наверное, Северус испытывал те же чувства, когда на его плечи лег страшный секрет. Разве что жизнь Гарри шла не к унижению и публичному порицанию, а к своему завершению. — Ничего, — мальчик поднял лицо. Снейп смотрел на него со смесью непонимания и отвращения. Он не привык к проявлению нежности и сочувствия и, кажется, совсем разучился улыбаться. Гарри разглядывал его, пытаясь понять, что не так с профессором зельеварения. Почему он, будучи язвительным, резким, неприятным является настолько... важным? — Поттер, ну, отойдите, — Снейп настойчиво давил на его плечи до тех пор, пока мальчик не убрал руки и не отступил на шаг. Гарри вдруг стало по-настоящему стыдно. Не только за то, что обнимал преподавателя, но и за то, что он представил себе произошедшее в той башне. Картина была неполной, то и дело изменяющейся, но теперь к белой руке прибавились дрожащие колени, изо всех сил сжимающие чужие бедра. Это было ужасно. — Я сожалею о том, что сказал вам тогда, — сказал Гарри, чувствуя, как его собственное тело дрожит. Снейп продолжал смотреть на него нечитаемым взглядом, чуть хмурясь. Возможно, он просто не знал, как должен отреагировать на эти внезапные извинения. — Поттер, успокойтесь и возвращайтесь в свою спальню, — наконец произнес он. Гарри упрямо покачал головой. Он не хотел идти в башню Гриффиндора, где ему вновь придется выслушивать предвкушающие Турнир речи и изображать довольство. — Могу я посидеть тут? — Тут? — Снейп удивленно приподнял брови. Он скрестил руки на груди, словно опасаясь, что Гарри вновь кинется обнимать его. — Поттер, назовите мне хоть одну причину, почему я должен терпеть ваше присутствие в моем личном кабинете. — Мне больше не к кому пойти, — просто ответил Гарри. Грустная улыбка коснулась его губ, и он почувствовал, как ледяная стена, выстроенная из обидных слов, начинает исчезать. Снейп стоял, прищурившись и поджав губы, и смотрел на него. Его строгий и недовольный вид не располагал к беседе или наглости, но Гарри и правда не видел другого выхода. Он пришел к профессору с повинной и надеялся, что «особое отношение» Снейпа к нему еще себя не исчерпало. — Простите, — сказал он еще раз. — Я больше никогда не заговорю об... этом. Никогда. Снейп не верил ему, подозревал и злился, но все же устало вздохнул и, махнув рукой, вернулся за свой стол. Он достал толстую книгу и принялся читать, выписывая что-то на длинный пергамент. Гарри счел это за разрешение. Гриффиндорец не стал напоминать, что профессор куда-то собирался, а просто сел в жесткое кресло, откинулся назад и закрыл глаза. Он надеялся, что Снейп никогда не увидит те страшные, отвратительные, но отчего-то жутко притягательные образы, которые создало его воображение. Несколько дней Гарри проводил вечера не в теплой гостиной Гриффиндора, а в холодном подземелье. Друзьям он говорил, что Снейп проводит с ним небольшую подготовку перед Турниром, поэтому Рон с Гермионой отпускали его без вопросов. Подруга лишь беспокоилась, как бы он не наткнулся на кучку слизеринцев поздно вечером, поэтому настоятельно советовала брать с собой мантию-невидимку. Как оказалось, совет был бесполезным. В тот вечер Гарри, как всегда, проскользнул после ужина в боковой коридор, накинул мантию-невидимку и отправился в кабинет профессора зельеварения. Снейп был недоволен его компанией, но, заметив упрямое нежелание гриффиндорца покидать его, нашел для Гарри применение. Мальчик хотел просто сидеть в углу, размышлять и изредка спрашивать интересующие его вещи, но в итоге ему пришлось помогать профессору с зельями. Конечно, тот не собирался доверять ему приготовление снадобий, но Гарри вполне мог чистить жуков, переставлять пробирки, резать что-нибудь... Когда он занимался по учебнику Принца-Полукровки, то был лучшим в классе, однако Снейп не считал это его личным достижением. — Сварить зелья, используя мои пометки, смог бы и Долгопупс, — сказал он, вручая Гарри тяжелую коробку с маленькими бутылочками. — Раз уж пользы от вас никакой, проверяйте основы. Подогревайте пробирку и, если кипящая вода будет иметь серо-синий цвет, кладите в эту коробку, если зеленоватый, то в ту. Конечно, эта помощь не была бескорыстной. Гарри не настолько сильно любил зелья и Снейпа, чтобы проводить в их компании бесцельные часы. Зельевар это понимал, поэтому, изредка раздраженно фыркая, скупо отвечал на вопросы. И благодаря их разговорам, прерываемым шипением зелья, стуком песта, скрипом пера или шорохом страниц, Гарри узнал много нового о своей участи. — Профессор Дамблдор считает, что я обязан научить вас скрывать свои эмоции, — с неприязнью произнес Снейп. — Вы должны будете лгать в лицо комиссии о том, что вы понятия не имеете, откуда ваше имя взялось в Кубке Огня. А это будет непросто. — Я справлюсь, — Гарри не был уверен в своих актерских способностях, но прекрасно понимал свою ответственность. И то, что Дамблдор приставил к нему Снейпа, а не вездесущего Гриндевальда, обнадеживало. В последние дни профессор ЗОТИ развлекал себя тем, что присматривался к ученикам, смущая их своим пристальным взором. Гарри заметил, что однажды мужчина весь урок разглядывал Малфоя и Забини, и это сильно его обеспокоило. Он не решился заговаривать с «Голдманом» и понадеялся на то, что слизеринцы будут достаточно благоразумны, чтобы держаться от преподавателя подальше. Гарри спросил и про испытания. Снейп сказал, что Дамблдор настоял на том, чтобы второе и третье испытания были такими же, как в воспоминаниях гриффиндорца, но департамент игр и спорта пришел к выводу, что обмануть огромного дракона не под силу шестикурсникам. Зрелищных существ не убрали, а заменили на небольших детенышей, которых чемпионам предстояло оседлать. — Оседлать дракона? — от удивления Гарри чуть не уронил пробирку, которую держал в руках. — Серьезно? — Не пугайтесь, Поттер, — насмешливо бросил Снейп, довольный тем, что он смог напугать мальчика. — Они размером с лошадь и выдыхают вместо огня теплый воздух. Вам дадут метлу, а снизу будут наложены чары поддерживания, чтобы вы не разбились. Для вас, нашего великого игрока в квиддич, это будет простой задачей. Гарри так не думал. По пути из подземелий он представлял, как пытается оседлать хвосторогу, и картина получалась весьма непривлекательной. Он уже преодолел половину пути, как вдруг наступил на что-то. Раздался тихий хруст, и его нога прилипла к полу. — Что?.. — Гарри попытался отдернуть ногу, но ботинок словно прирос к камню. Он в недоумении огляделся, а потом полез в карман за волшебной палочкой, подозревая, что напоролся на Приклеивающее заклятие. Направив палочку вниз, он произнес: — Фините Инкантатем. Ничего не произошло. Заклятие не исчезло. Гарри тупо смотрел на свою ногу пару секунд, хлопая глазами, а потом, тяжко вздохнув, опустился вниз. Он уже развязал шнурки, когда совсем рядом, прямо за его спиной, раздалось вежливое покашливание. Мальчик подпрыгнул от неожиданности и закрутил головой. Мантия-невидимка медленно поползла с его плеча. — Добрый вечер, — рядом стоял старик Крайфер. Он опирался на свою тросточку и с любопытством взирал на мальчика. На нем не было колпака, и лысина, блестящая просто неприлично ярко, привлекала внимание. — Добрый, — невольно повторил Гарри, разглядывая старика. Гриффиндорец корил себя за то, что не был осторожен. Смотритель редко показывался в коридорах, не дребезжал по углам, как Филч, не караулил школьников в темных нишах... Мальчик даже не помнил, видел ли он его за прошедший месяц, а остальные ученики и вовсе забыли о его присутствии. — Гуляете по ночам, мистер Поттер? — спросил смотритель. Он стукнул тросточкой об пол, и Гарри почувствовал, что снова может ходить. Мальчик тут же отскочил в сторону, глядя на заколдованное место. Там расплывалось маленькое серое пятнышко, похожее на мазок зубной пасты. — Отбоя еще не было, — пролепетал Гарри, приподнимая ногу и рассматривая подошву. Никакого следа не осталось. Крайфер вытащил карманные часы на длинной цепочке и показал их гриффиндорцу. Если можно было верить золотой стрелке, отбой наступил три минуты назад. Смотритель гаденько ухмыльнулся и убрал часы обратно. — Так и быть, — произнес он, — прощу вам первый раз, мистер Поттер. Но больше не попадайтесь мне. Крайфер помахал ему и развернулся, наклоняясь над пятнышком. Он ткнул в него своей тросточкой, и пятно осветилось мягким голубоватым светом. Субстанция сжалась, потемнела, и через несколько секунд на полу сидела маленькая улитка в золотом панцире. Стоило старику отойти на шаг, как улитка с несвойственной ей резвостью поползла по коридору, оставляя за собой едва заметный светящийся след. Гарри провожал ее недоуменным взглядом. — Что это такое? — спросил он у Крайфера. Тот, словно и позабывший о мальчике, вновь повернулся к нему. — Улитка, — просто ответил он, тихо покашливая. — Только-только созрели. Они будут патрулировать замок, ловя таких вот экстремальных учеников, как вы. Один из карманов его огромного жилета открылся, и оттуда высунулась острая мордочка крысы. Животное посмотрело на Гарри, потом на старика и юркнуло обратно, вывесив наружу длинный голый хвост. Крайфер покосился на своего питомца, досадливо цокнув языком, почесал свою густую бороду и собрался было уйти, но мальчик вновь его остановил. — Скажите, — неуверенно начал он, — почему вас нет на моей Карте? Крайфер взглянул на него. Он был низеньким, ростом с Гарри, но имел привычку сутулиться, как будто пытаясь смотреть на собеседника снизу-вверх. Ухмылялся он задорно и пакостно, показывая крепкие, совсем не старческие зубы. Гриффиндорец почувствовал себя не в своей тарелке, когда сверкающие даже в темноте темно-зеленые глаза смотрителя нашарили его взгляд. — Ваша Карта, да, — сказал Крайфер, закидывая тросточку на плечо. — Любопытная вещица. Она покажет вам любого, у кого есть имя. Но если его не будет? — Как у кого-то может не быть имени? Оно есть у всех. — А что вы привыкли считать за имя? — спросил смотритель. Разговор ему нравился, и ехидное выражение его лица сменялось любопытным. — Надпись на семейном древе? В документах? То, как вас зовут ваши друзья? — То, что дали родители при рождении, — ответил Гарри. — А если они не дадут? И никто другой не даст? — с напором произнес старик. Он легонько похлопал Гарри по плечу, будто утешая. — Вам не понять этого, мистер Поттер. Будьте осторожны и проводите ночи в своей постели. Крайфер помахал ему рукой и двинулся вслед за своей улиткой. Трость он легкомысленно держал на плече, но потом вспомнил, для чего она нужна, и вновь начал хромать. На углу он остановился, покосился на Гарри, с открытым ртом провожающего его взглядом, и сделал странное движение пальцами. Ничего не произошло, и гриффиндорец, еще пару секунд разглядывавший пустоту, поплелся в башню. Он был озадачен и обескуражен, но по пути внимательно смотрел по сторонам. До лестницы, ведущей в коридор с Полной Дамой, ему встретилось улиток тридцать, которые норовили сунуться под ноги. Когда мальчик все-таки добрался до портрета, он был морально выжат, но рассказать об этой встрече Рону и Гермионе все-таки пришлось.

***

В день прибытия иностранных гостей студенты входили в Большой Зал и на миг замирали, открыв рты. Ночью на стены вывесили огромные флаги всех факультетов: Гриффиндорский — красный с золотым львом, Слизерина — серебряная змея на зеленом фоне, желтый с черным барсуком пуффендуйцев и синее знамя с бронзовым орлом Когтеврана. Позади профессорского стола развевалось невероятных размеров полотнище с гербом Хогвартса: большая буква «Х» в окружении льва, змеи, барсука и орла. Оставались еще пустые места, видимо, для гербов Шармбатона и Дурмстранга. Гарри, Рон и Гермиона уже завтракали. Рядом с ними сидели Фред с Джорджем, шептавшиеся о чем-то. Грейнджер с подозрением косилась на них, изредка отрывая взгляд от книжки, но не видела причин вмешаться, а Уизли с самого утра вертелся, словно юла. — Он приедет, да? — в сотый раз спросил он у Гарри. — Точно? — Не знаю, — устало отозвался гриффиндорец, у которого разговоры о Викторе Краме уже сидели в печенках. — Должен приехать. — Он точно не согласится жить в нашей спальне? — Точно, — тем же мертвым голосом повторил Гарри. — Он будет жить на корабле. Гермиона сочувствующе покачала головой и попыталась отвлечь Рона, но друг был непреклонен. Поняв, что Гарри не расположен к обсуждению легендарного ловца, он повернулся к Невиллу, Дину и Симусу, гораздо более восторженным, чем поникший приятель. В воздухе витало ощущение праздника. Никто особо не утруждал себя уроками, и даже учителя заметно расслабились. Последним предметом у Гарри и Рона стояло маггловедение, на котором они только-только начали проходить радиоприемник, поэтому профессор Бербидж разрешила им просто сидеть и заниматься своими делами. Прозвенел колокол. Гриффиндорцы поспешили в башню, чтобы оставить там вещи и прихватить плащи. Рон не забыл сунуть в карман листок бумаги и самозаправляющееся перо. Дождавшись Гермиону, друзья поспешили в холл, откуда их повели на улицу. Был ясный, но холодный вечер. Первые звезды уже зажглись на небе, а неровная луна выплыла из-за мутного облака. Легкий ветерок раздувал теплые мантии и играл с волосами девушек. Деканы факультетов выстроили учеников в семь рядов. Профессор МакГонагалл внимательно оглядела собравшихся, проверяя, все ли выглядят прилично и достойно, а потом заняла свое место в колонне преподавателей. Дамблдор, по случаю надевший длинную фиолетовую мантию, расшитую золотыми цветами и птицами, мечтательно улыбнулся, глядя в звездное небо, и посоветовал профессору трансфигурации насладиться «чрезвычайно хорошей» для осени погодой. — Все замечательно, Минерва, — мягко произнес он. — Я уверен, наши гости будут довольны. Но гости задерживались. Рон весь извелся, глядя на темное зеркало озера, а Гарри было просто холодно. Он то и дело переминался с ноги на ногу и дышал на руки, разглядывая своих соседей. Спустя пятнадцать минут ожидания Дамблдор воскликнул: — Чует мое сердце, делегация Шармбатона недалеко! Толпа тут же оживилась. Отовсюду слышны были догадки о том, как французы добираются до Хогвартса, но ни одна из них не была верной. Наконец, в небе появился черный силуэт, стремительно летящий к замку. Огромные кони, хлопающие исполинскими крыльями, везли за собой такую же огромную карету. Гарри готов был поклясться, что ее золотые колеса крутились, будто она ехала по дороге, а не летела по облакам. Когда кони пошли на посадку, первые три ряда учеников подались назад. Карета на огромной скорости летела вниз, а потом с оглушительным грохотом, от которого многие подпрыгнули, рухнула на лужайку. Огромные копыта золотых лошадей, размером с хорошее блюдо, оставили на земле глубокие борозды. Кони, выпучив красные глаза, хлопали крыльями, поднимая в воздух тучи пыли и листьев, и везли карету ближе к замку. Когда они остановились, склонив свои огромные головы, дверца приоткрылась. Оттуда выскочил худенький мальчик в голубой мантии, нашарил что-то на полу кареты и развернул золотые ступеньки. Он тут же отпрыгнул в сторону, позволяя директору Шармбатона появиться перед пораженными учениками Хогвартса. Гарри и забыл, насколько внушительной была мадам Максим. Она вошла в полоску света, падающего из окон замка, и мальчик смог разглядеть ее красивое лицо с оливковой кожей, крупный орлиный нос, темные выразительные глаза и блестящие черные волосы, собранные в пучок на шее. Дама была с ног до головы закутана в темную атласную мантию, а на ее пальцах поблескивали великолепные опалы. Дамблдор зааплодировал. Ученики вторили ему. Многие вставали на цыпочки, чтобы лучше разглядеть великаншу. — Вот это да, — шепнул Рон на ухо Гарри. — Я и не думал... Гарри отмахнулся и прислушался к разговору директоров. Мадам Максим подошла к Дамблдору, и лицо ее расплылось в улыбке. Она протянула сверкающую драгоценностями руку, и директор чуть склонился для поцелуя. — Дорогая мадам Максим. Добро пожаловать в Хогвартс! — Дамблё-дорр, — произнесла мадам Максим грудным голосом. — Надеюсь, вы п'гебываете в доб’гом зд’гавии? — Спасибо. Я чувствую себя превосходно. — Мои ученики, — мадам Максим махнула рукой за спину. Гарри, чье внимание вновь привлекла эта исполинская женщина, уставился на толпу подростков, кучкой следующих за директором. Им было холодно, и они с испугом смотрели на замок. Многие намотали на головы шарфы. Гриффиндорец пытливо разглядывал лица девушек, пока наконец не нашел очаровательную Флер Делакур, как раз заматывающую теплый шарф поверх своих золотистых волос. — Ка’г-ка’гов уже п'гиехал? — поинтересовалась мадам Максим. — Ждем с минуты на минуту, — улыбнулся Дамблдор. — Пройдите в замок, там теплее. Наш смотритель проводит вас. — Но кони... — Наш преподаватель ухода за магическими существами с радостью позаботится о них. — Моим коням нужен сильный конюший, — мадам Максим явно сомневалась, что хогвартский учитель справится с ее исполинскими жеребцами. — Они ошшень к’гепкие. — Хагриду они под силу, — успокоил ее Дамблдор. — Тогда передайте, пожалуйста, мсье ‘Агриду, что мои кони пьют только ячменный виски, — сказала мадам Максим. Она величаво махнула своим ученикам, и хогвартцы расступились, пропуская гостей к каменным ступеням, где их ждал смотритель. Гарри вытянул шею, находя взглядом старика Крайфера. Тот не потрудился переодеться для торжества и сейчас стоял, пряча одну руку в карман своей жилетки, а второй опираясь на трость. Он учтиво поклонился директору Шармбатона и поковылял к главному входу. Французы двинулись за ним. — Если у дурмстрангцев кони будут больше, Хагриду с ними не справиться, — озабоченно произнес Симус. Гарри неопределенно пожал плечами. Он повернул голову в другую сторону, глядя на лесничего, пытающегося совладать с золотыми жеребцами. На их шеях звенели ошейники, и он пытался прикрепить к ним тяжелые цепи. Кони не то чтобы были против, скорей, они недоумевали, что этому бородатому мужчине нужно от них, поэтому упрямо крутили головами. Гарри так засмотрелся на них, что пропустил момент, когда вода в озере забурлила. — Смотрите! Смотрите! — слышалось со всех сторон. Стоя на возвышении замка, ученики отлично видели, как вода в озере взволновалась. По ней пошли пузыри, волны хлынули на глинистый берег, и в самом центре появилась воронка. Из сердцевины поднималась длинная мачта. Величественный корабль неторопливо всплывал из воды, мерцая в лунном свете. У него была странная скелетообразная конструкция, и от этого он напоминал воскресшего утопленника. Тусклые огни иллюминаторов были его светящимися глазами. С громким всплеском корабль наконец вынырнул и, покачиваясь в бурлящей воде, заскользил к берегу. Вскоре раздался звук брошенного на мелководье якоря, и на берег опустили трап. С борта потянулись пассажиры. Все они были одеты в теплые лохматые шубы. Человек, шедший впереди, был одет в другие меха — гладкие, блестящие, серебристые, под стать седым волосам. У него была козлиная бородка с завитком на конце и блестящие проницательные глаза. — Дамблдор! — радостно воскликнул он, поднимаясь по склону. — Как поживаете, любезный друг? — Благодарю, прекрасно, профессор Каркаров, — поприветствовал его директор Хогвартса, пожимая протянутую руку. Каркаров обвел замок внимательным взглядом и улыбнулся, обнажая желтоватые зубы. — Старый добрый Хогвартс... — произнес он. — Как хорошо снова быть здесь... Тут тепло, а мы так устали от холода. Виктор даже простыл. Виктор, иди сюда. Он поманил пальцем одного студента. Гарри почувствовал, как пальцы Рона впились в его локоть, и друг запищал ему на ухо, не в силах скрыть свой восторг. Дурмстрангцы двинулись к каменным ступеням. Хогвартцы ровным строем поднялись за ними, но в холле толпой ринулись к Краму. Многие подпрыгивали, лишь бы узреть его затылок, а шестикурсницы лихорадочно шарили в карманах мантий, ища перья. — Думаешь, он подпишет шляпу губной помадой? — поинтересовалась одна. Гермиона, услышав это, лишь раздраженно закатила глаза. Гарри был солидарен с ней: подхватив подругу под локоть, он двинулся к Большому Залу, оставив Рона бороться за автограф. Друзья подошли к своему столу и стали ждать приятеля. Гарри оглядел шармбатонцев, севших за стол Когтеврана. Там было очень много красивых девушек, но никто не смотрел в его сторону. Флер и еще несколько учениц выглядели недовольными и до сих пор не сняли свои шарфы. Они переговаривались на французском и вертели головами, разглядывая убранство зала. К флагам факультетов прибавились еще два. Нежно голубой — на котором были изображены две скрещенные волшебные палочки, сверкающие золотыми искрами, принадлежал Шармбатону, а зеленый с двуглавым орлом на фоне купола — Дурмстрангу. Вскоре к Гарри и Гермионе присоединился счастливый Рон. Крам подписал его помятый листочек, и теперь друг осторожно разглаживал его. Почерк у болгарского ловца был резким, косым и быстрым, как будто парень только и мечтал о том, как бы побыстрей закончить выписывать свое имя и отделаться от фаната. Дурмстрангцы столпились в дверях, ища для себя места. Гарри смотрел на них, а потом перевел взгляд на профессорский стол. Гриндевальд не выказывал никакого беспокойства по поводу того, что большинство этих учеников знали о его злодеяниях не из рассказов и далеких слухов. Кажется, он даже убил когда-то деда Виктора Крама, за что тот люто возненавидел и его, и Темные Искусства. Гарри решил, что на «профессора Голдмана» наложены Маскирующие чары Дамблдора, но не был в этом уверен: он плохо помнил, как выглядел Геллерт в воспоминаниях Грегоровича. Каркаров отправил своих подопечных за стол слизеринцев, а сам сел на свое место рядом с Дамблдором. Мадам Максим уже сидела по другую руку и поприветствовала его вежливым, но сдержанным кивком. Гарри не мог не заметить, что Снейп и Каркаров обменялись тревожными взглядами, но тут же отвернулись в разные стороны, не желая демонстрировать свое знакомство. Правда, доказательством их связи были Черные Метки на их левых руках, но об этом, слава Мерлину, никто не знал. Дурмстрангцы сняли свои лохматые шубы, оставшись в кроваво-красных мантиях. Они с восторгом смотрели на усыпанный звездами потолок и вертели в руках золотые кубки. Рон раздраженно зашипел, когда увидел, что Малфой уже вступил с Крамом в беседу. — Подлизывайся-подлизывайся, гадюка... Он тебя насквозь видит. — Для кого эти пустые кресла? — поинтересовалась Гермиона, привлекая внимание Гарри. Мальчик, разглядывающий слизеринца, выглядящего как никогда дружелюбно и совсем не смотрящего в его сторону, повернулся к ней. — Для Крауча и Бэгмена, — пояснил он. — А, организаторы Турнира, — тут же показала свои знания подруга. — Интересно будет взглянуть на них. Наконец, все заняли свои места. Дамблдор поднялся, подождал, пока в зале наступит тишина, и громко произнес: — Добрый вечер, леди, джентльмены и привидения, а главное, наши гости, — начал он, лучезарно улыбнувшись иноземным ученикам. — С превеликим удовольствием приветствую вас в Хогвартсе! Уверен, что вы хорошо проведете у нас время. Не сомневаюсь, вы уже успели оценить удобства нашего замка! Флер и ее подруга громко фыркнули. Гарри пропустил это мимо ушей, потому что мисс Делакур всегда была ему симпатична даже в своей слегка высокомерной манере, а вот Гермиона с неприязнью покосилась на красавиц. — Никто вас тут не держит, — бросила она через плечо. — Официальное открытие Турнира, — как ни в чем не бывало продолжал Дамблдор, — состоится сегодня вечером, сразу же после ужина. Угощайтесь, дорогие друзья, на славу. Ешьте, пейте и чувствуйте себя как дома! Дамблдор сел, а Каркаров сейчас же наклонился к нему и о чем-то оживленно заговорил. Профессор Голдман мельком взглянул на директоров, но тут же отвернулся, пряча улыбку. Блюда, как всегда, начали наполняться едой. На этот раз эльфы-домовики превзошли себя. Каких только кушаний не было, в том числе и заморских! Гарри с подозрением оглядел рагу из моллюсков и отодвинул его в сторону, потянувшись к йоркширскому пудингу, а Невилл, сидящий рядом, с опаской потянулся к улиткам. «Фу», — подумал Гарри, вспоминая об улитках Крайфера. Рон, который все это время прожигал взглядом Крама и Малфоя, обернулся посмотреть на шармбатонцев. Он завис на целую минуту, любуясь на французских красавиц. Гарри не сомневался в том, что это произойдет, но все же пнул приятеля под столом, призывая вернуться из мира мечтаний. Гермиона уже успела поджать губы и отодвинуться. Уизли повернулся, сверкая красными ушами, раскрыв рот. — А? — промычал он, непонимающе глядя на Гарри. Рон был не единственным, кто потерял дар речи. Флер, успевшая снять шарф, пленила многих своей красотой. Несомненно, она была самой прекрасной из шармбатонцев, но гриффиндорец знал о ее вейловских генах, поэтому не обманывался. — Какая прекрасная... — прошептал Рон, все норовя обернуться. Гарри еще раз пнул его, заставив громко ойкнуть. — Ешь давай. Спустя несколько минут через боковую дверцу, расположенную за профессорским столом, вошли еще двое. Это был Людовик Бэгмен, все такой же пухлый и счастливый, и Бартемиус Крауч, одетый в строгую мантию и оглядывающий всех вокруг холодным взглядом. Крауч сел рядом с мадам Максим, а Бэгмен опустился на свободное место рядом с Каркаровым. Гарри вдруг совсем некстати вспомнил суд над Людо и окинул профессоров оценивающим взглядом. Один судья, два Пожирателя Смерти, один Темный Лорд, один подозреваемый и один гениальный стратег — компания, сидевшая за преподавательским столом, производила впечатление на посвященных. Судя по улыбке Дамблдора, он прекрасно это понимал. Вскоре появились вторые блюда, а среди них опять заморские, на которые хогвартцы смотрели с большим подозрением. Флер так и не подошла к их столу. Рон пытался привлечь ее внимание, но не преуспел в своих попытках: вейла была увлечена разговором со своей сестрой и еще одной девушкой, выглядящей гораздо моложе. Гарри решил, что это тоже чья-то младшая сестра. — Он просто болван, — шепнул он Гермионе, злобно глядящей на рыжего приятеля. Та удивленно посмотрела на него, а потом мягко улыбнулась. — Ты все знаешь, да? — так же тихо спросила она. Мальчик не стал отвечать, а лишь неопределенно повел головой, вызвав у подруги очередную улыбку, и продолжил свою трапезу. Наконец, золотые тарелки опустели, и Дамблдор опять встал с кресла. Зал в ожидании замер. Гарри почувствовал волнение — момент настал. Сидевшие в отдалении от всех близнецы так и впились в директора горящим взглядом. — Торжественный миг приблизился, — Дамблдор оглядел, улыбаясь, обращенные к нему лица. — Турнир Трех Волшебников вот-вот будет открыт. Перед тем как внесут ларец... — Что-что внесут? — не понял Невилл. — ...я хотел бы коротко объяснить правила нынешнего Турнира. Но прежде позвольте представить тем, кто не знает, мистера Бартемиуса Крауча, главу Департамента международного магического сотрудничества. — Слушатели вежливо похлопали. — А также Людо Бэгмена, начальника Департамента магических игр и спорта. Бэгмену достались щедрые аплодисменты, наверное, благодаря его славе загонщика, а может, просто потому, что вид у него был куда приветливее: Бэгмен оценил аплодисменты, осклабившись и помахав залу рукой, а хмурый Бартемиус Крауч и бровью не повел, когда Дамблдор назвал его имя. — Мистер Бэгмен и мистер Крауч, организаторы Турнира, без устали работали несколько месяцев, — продолжал Дамблдор. — И они войдут в судейскую бригаду, которая будет судить состязания. При слове «состязания» зал навострил уши, что от Дамблдора не ускользнуло. — Мистер Крайфер, — улыбнулся он, — ларец сюда, пожалуйста. Крайфер выскользнул откуда-то из-за профессорского стола, неся в руках старинный деревянный ларец, инкрустированный жемчугом. Он совсем не хромал и шел едва ли не вприпрыжку. Старик осторожно поставил ларец перед Дамблдором и тут же вернулся в свою темноту, откуда он цепко наблюдал за залом. Директор продолжил объяснения: — Инструкции к состязаниям мистером Краучем и мистером Бэгменом уже проверены. Для каждого тура все готово. Туров — три, состязания основаны исключительно на школьной программе. Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусствами, личную отвагу и умение преодолеть опасность. При последних словах зал притих, затаив дыхание. А Дамблдор невозмутимо продолжал: — В Турнире, как известно, участвуют три чемпиона, по одному от каждой школы-участницы. Их будут оценивать по тому, как они справились с очередным состязанием. Чемпион, набравший во всех турах самое большое число баллов, становится победителем. Участников Турнира отбирает из школьных команд беспристрастный судья — Кубок огня. Дамблдор вынул волшебную палочку и стукнул по крышке ларца три раза. Крышка медленно, со скрипом открылась. Дамблдор сунул внутрь руку и достал большой, покрытый грубой резьбой деревянный Кубок. Ничего примечательного — не будь он до краев наполнен пляшущими синеватыми языками пламени. Дамблдор закрыл крышку, осторожно поставил на нее Кубок, чтобы все хорошо его видели. — Желающие участвовать в конкурсе на звание чемпиона должны разборчиво написать свое имя и название школы на куске пергамента и опустить его в Кубок, — сказал он. — Им дается на размышление время до Хэллоуина. Кубок будет выставлен в холле. И в канун Дня Всех Святых он выбросит с языками пламени имена чемпионов, которые примут участие в Турнире Трех Волшебников. Конечно, избраны будут достойнейшие из достойнейших. Кубок останется в холле и будет доступен всем, кто хочет участвовать в Турнире. К участию в Турнире будут допущены только старшие курсы. А чтобы те, кто помладше, не поддались искушению, я очерчу вокруг него запретную линию. Только шестикурсникам и семикурсникам позволено ее пересекать. И последнее: желающие участвовать в конкурсе, примите к сведению — для избранных в чемпионы обратного хода нет. Чемпион будет обязан пройти Турнир до конца. Бросив свое имя в Кубок, вы заключаете с ним магический контракт, который нарушить нельзя. Посему хорошенько подумайте, действительно ли вы хотите участвовать в Турнире. Ну а теперь, кажется, самое время идти спать. Всем, всем доброй ночи. — Запретная линия! — воскликнул Фред, поднимаясь со своего места. Глаза у него возмущенно сверкали. — Ее наверняка можно обмануть зельем, ну, которое набавляет возраст. Что думаешь, Джорджи? — Думаю, идея блестящая, — поддержал его близнец. Гермиона открыла было рот, чтобы возмутиться, но потом посмотрела на Гарри и потупила взгляд. Она не хотела лицемерить, поэтому предпочла смолчать. Рона она игнорировала, поэтому, шепнув Гарри, что ей надо кое-куда заскочить, она одной из первых кинулась прочь из зала. Остальные же толпились, чтобы узнать, куда пойдут шармбатонцы и дурмстрангцы. Уизли разрывался на части: с одной стороны был Крам, а с другой — белокурая красавица. Гарри не счел нужным рассказывать ему о том, что Флер вышла замуж за Билла, но теперь пожалел об этом решении. Каркаров подошел к своим ученикам и приказал всем идти на корабль. — Ты хорошо себя чувствуешь, Виктор? — спросил он, глядя на насупленного и сгорбившегося Крама. — Может, хочешь вина? Нет, Поляков, я предлагаю не тебе, ты, растяпа, опять весь испачкался. Гарри, который ждал, пока большая компания пройдет, с сочувствующим видом посмотрел на поникшего Полякова. Тот отвернулся и зашептал что-то рядом стоящей девушке, недружелюбно глядя на равнодушного к происходящему Крама. Слизеринцы все еще вились среди их красных мантий, но, поняв, что ловить им нечего, быстро испарились. Остались только самоотверженные и настырные квиддичные болельщики, среди которых были Рон, Дин и Симус. Вдруг рядом с Гарри, топчущемся в стороне, кто-то заговорил на итальянском. Мальчик едва не подпрыгнул и в недоумении уставился на нескольких дурмстрангцев, уже успевших накинуть свои шубы и от этого казавшихся размером с Крэбба и Гойла. Они смотрели на него, беззастенчиво тыкая пальцем и говоря на грубоватом, резком языке. Итальянкой же оказалась высокая девушка с кудрявыми волосами, собранными в два хвоста. — Parli italiano? — спросила она. — Что? — в недоумении переспросил Гарри. Его ответ вызвал смех, и высокая девушка обратилась к своим приятелям, говоря уже на том же грубом языке. Дурмстрангцы загоготали. — Га-арри По-оттер, — произнес один с жутким акцентом. Он прокашлялся и продолжил. — Меня зовут Генчев Белизар. Ты Га-арри По-оттер? — Д-да, — Гарри беспомощно закрутил головой. Итальянка вдруг схватила его за руку и крепко сжала его ладонь. — Джованна Монтели, — представилась она, стараясь придать своему голосу английскую неторопливость. Получилось плохо. — Да-да, очень приятно, — Гарри не знал, куда ему деваться. Дурмстрангцы не выглядели шибко дружелюбными. Они продолжали переговариваться, и в их разговоре фигурировало его имя, однако мальчик не понимал, хорошо это или плохо. Ученики Каркарова, Пожирателя Смерти, могли придерживаться разных мнений по поводу его знаменитого подвига и могли доставить ему проблем, если бы захотели. Конечно, под крышей Хогвартса было безопасно, но Гарри совсем не хотел наживать себе ни новых врагов, ни новых поклонников, поэтому медленно начал отступать назад, стремясь стать как можно более незаметным. Неожиданно на помощь ему пришел сам профессор Каркаров. Он приказал своим студентам идти на корабль, и лохматая толпа, разочарованно простонав, двинулась к выходу. Итальянская девушка и ее друзья еще раз покосились на Гарри, но не сделали попыток задержаться в зале. Через несколько минут тут остались только хогвартцы. Возвращаясь в башню, мальчик все еще находился в смятении и почти не прислушивался к болтовне друзей. Но, когда он задумался о том, что в прошлый раз не видел этих ребят, а Виктор Крам вполне может уступить место чемпиона Дурмстранга кому-то другому, его мысли вновь вильнули в сторону Турнира и наполненного безысходностью ожидания, и новое знакомство перестало его волновать.