Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ :с
— Добрый вечер, профессор Дамблдор, — вежливо поздоровался Гарри, проходя в директорский кабинет. Феникс Фоукс встретил его радостным клекотом, а звон серебряных инструментов стал чуть громче. Директор Хогвартса сидел за своим массивным столом, сложив руки, и с улыбкой наблюдал за юношей. На нем была бордовая мантия, расшитая нитями, и на колпаке висела забавная кисточка.
— Здравствуй, Гарри. Надеюсь, ты поправился? — поинтересовался Дамблдор, указывая ладонью на мягкое креслице. Гарри приблизился и осторожно сел. Он чувствовал себя немного неловко из-за того, что недавно нарушил школьные правила и теперь на нем висела отработка, но Дамблдор не выглядел ни рассерженным, ни разочарованным. Наоборот, в его ярко-голубых глазах плясали смешинки.
— Да, сэр, я здоров, — ответил Гарри. Профессор довольно кивнул.
— Что ж, тогда мы можем наконец приступить к нашим урокам. Я взял на себя смелость составить расписание, но из-за вашей отработки с мистером Малфоем его пришлось подкорректировать, — Дамблдор сверкнул очками-половинками. Гарри тут же опустил взгляд.
— Извините, сэр.
— Ничего страшного, Гарри. Я тоже был молодым и прекрасно все понимаю, — волшебник улыбнулся. — Я лишь могу выразить ожидание, что более такого не повторится. Чтобы вы не отрабатывали в одиночестве, в дни, когда у тебя занятие со мной или с Геллертом, профессор Снейп будет заниматься с мистером Малфоем.
— Чем? — не удержался Гарри от вопроса. Он вжался в спинку кресла, сложив руки на коленях. Странное оцепенение напало на него еще вчера, и только сейчас, в директорском кабинете, он начал приходить в себя. Как будто его замерзший мозг оттаял, любопытство и способность цепляться за слова проснулись в нем. Дамблдор чуть приподнял седые брови.
— Что ж, ты имеешь право знать. Профессор Снейп решил, что его студенту следует овладеть искусством окклюменции чуть раньше.
— Снейп учит Драко окклюменции? — переспросил удивленный Гарри. Он уставился на стол перед собой, следя за красноватыми бликами от свечей. От темного окна веяло прохладным ветерком, и поэтому пламя дрожало. Юноша не знал, как ему относиться к этому известию. Он был рад, что у Малфоя будет защита от вторжения в разум, но в то же время он думал, что Снейп... мог бы учить его. Зельевар был не самым приятным и вежливым человеком, это правда, но и гриффиндорец уже привык к нему. Снейп не пытался переиначить его разум, не подсылал к нему жестоких маньяков, прикидывающихся профессорами. Гарри предпочел бы заниматься с ним, а не с Дамблдором. Пожалуй, он немного опасался директора Хогвартса, не зная, что тот приготовил для него.
— Это мера предосторожности. Если наш план провалится, Драко Малфой может оказаться в сложной ситуации, и базовые навыки защиты своего разума ему пригодятся, — терпеливо пояснил Дамблдор.
— Если Волдеморт возродится, он может вновь захватить Малфой-мэнор, — процедил Гарри, чувствуя, как в горле у него появляется тугой комок. Он помотал головой, прогоняя навязчивые мысли, которые мучили eгo с прошлого утра. Сегодня он покинул больничное крыло вместе с Малфоем, а потом целый день они почти не пересекались. Это было даже хорошо: Гарри чувствовал себя неловко. Он не мог выкинуть из головы свою странную мысль, вывод, да и не хотел, пожалуй: он пекся об этом хрупком чувстве, как о только-только выросшем цветке. Он боялся к нему прикоснуться, но то и дело бросал на него быстрый взгляд.
— Да, может, — согласился Дамблдор. — И единственное, что мы сможем сделать для предотвращения этого события, — одолеть Волдеморта на кладбище.
— Но, если нам не удастся, Малфои перейдут на его сторону и...
— И Драко Малфой последует за своими родителями, — мягко закончил за него Дамблдор. Он печально посмотрел на Гарри, а потом достал из складок своей мантии волшебную палочку. Он положил ее на стол, словно напоминание, и вновь чинно сложил руки. — Мы ничего не можем сделать с этим неприятным фактом, Гарри. Я не могу отобрать ребенка у его законных родителей даже ради
его собственного блага. Сейчас мы никак не можем повлиять на историю.
— Но, если план провалится, — Гарри опасался произносить эти слова, и голос его дрожал, — мы не можем оставить его там. Он всего лишь мальчик.
— Северус сделает все, чтобы оградить его от Волдеморта, да и Люциус с Нарциссой, я полагаю, тоже.
Гарри замолк. Он перевел взгляд на свои ладони и понял, что изо всех сил стискивает ткань брюк на коленях. Его руки дрожали, и понадобилось усилие воли, чтобы заставить их успокоиться. Гарри думал о том, что Дамблдор прав, что ни Северус, ни Малфои-старшие не дадут Драко в обиду, они его защитят, и ничто не будет ему угрожать. Кроме него, Гарри Поттера. Если план с кладбищем провалится — юноша сглотнул вязкую слюну, чувствуя, как что-то в его груди приподнимается, овевая его сердце надеждой и страхом одновременно, — он будет единственным, из-за кого гнев Волдеморта может направиться на Малфоя. Если Волдеморт узнает о том чувстве, что Гарри испытал пару дней назад, он не упустит столь прекрасного шанса причинить своему главному врагу боль. Гарри стиснул зубы, глядя, как костяшки его пальцев белеют от напряжения. Он видел перед собой, словно наяву, прекрасный цветок, неуверенно поднимающий свои нежные лепестки к солнцу, и тут же в своем воображении накрывал его стеклянным куполом, прятал под черной тканью, не пропускающей свет, заталкивал в самые потаенные уголки своей души. Гарри стало до ужаса грустно и жалко это невиданное растение, сотканное из чувств и мыслей: оно только-только смогло ожить, и вот его лишали права на существование. Может, если оно зачахнет, ссохнется, Том его никогда не найдет. И тогда Малфой будет в безопасности.
— Хорошо, — Гарри поднял лицо, натыкаясь на пристальный взгляд директора. — Хорошо.
— Начнем наш урок?
— Могу я еще кое-что спросить, профессор? — не удержался юноша. Мысли о Малфое и недавних событиях натолкнули его на воспоминание о загадке, которую ему во что бы то ни стало хотелось разгадать.
— Конечно, — Дамблдор внимательно на него посмотрел.
— Когда мы с Малфоем были в Лесу, мы наткнулись на странный невидимый объект, — осторожно начал Гарри. — Там была небольшая светящаяся брешь, которая потом пропала. Мне хотелось бы знать, что это.
Волшебник какое-то время молчал, словно прикидывая, что он может сказать своему ученику. Некоторое сомнение отразилось на его покрытом морщинами лице, но потом оно развеялось. В его глазах отразилась лишь усталость.
— Полагаю, ты имеешь право знать, — он чуть наклонил голову, глядя на Гарри поверх очков-половинок. — После того как я просмотрел твои воспоминания о битве, я пришел к выводу, что Хогвартсу просто необходимо место, где ученики могли бы укрыться в случае нападения на замок. Сейчас школа безопасна, но при осаде удержать такое большое здание, полное потайных ходов, будет сложно. Ты видел, что было тогда.
— Это что-то вроде укрепленной базы? — Гарри задумчиво почесал подбородок. Ему странно было представлять, как ученики покидают Хогвартс и прячутся где-то еще, но в этом было разумное зерно. Иметь безопасное место, когда все пути отступления закрыты, — может, именно этого им не хватало. Его воображение нарисовало прикрытый ветками бункер, и выглядело это довольно смешно.
— Отчасти. Это большое здание, построенное с помощью заклинаний пятого измерения. Наш смотритель строил его не один год, и лишь недавно смог закончить.
— Крайфер? — Гарри удивленно посмотрел на волшебника. — Это он построил? — Дамблдор кивнул и усмехнулся в бороду. — Значит, он давно уже... здесь?
— Наш смотритель долгое время жил в недрах Запретного Леса и крайне редко показывался на границе Хогвартса. Мне удалось отыскать его и попросить о помощи еще в позапрошлом году.
— Кто он?
— Просто человек, — Дамблдор улыбнулся, загадочно сверкнув голубым взглядом. — Но чаще всего самые обычные люди оказываются удивительными. Мистера Крайфера растила дикая ведьма, пару веков прячущаяся по Лесам, — это оставило огромный след на его личности и на его магии. Пожалуй, его всепоглощающую любовь ко всему живому может понять только Хагрид. Наверное, ты знаешь, что он отдал нашему смотрителю одного из своих животных...
— Паука, — Гарри хорошо помнил этого мерзкого монстра.
— Да. Мистер Крайфер нашел применение его особым способностям, появившимся в результате скрещивания двух несовместимых видов.
— А...
— Сейчас не время для этого разговора, Гарри, — мягко заметил Дамблдор. — Полагаю, я достаточно утолил твой интерес и теперь мы можем приступить к нашему уроку. Если ты хочешь что-то узнать о мистере Крайфере, спроси его самого. Уверен, он будет не прочь рассказать тебе свою увлекательную историю.
— Да, сэр, извините, — Гарри не считал свой интерес утоленным, но все-таки он получил пищу для размышлений.
— Начнем наш урок, — Дамблдор все еще внимательно смотрел на него, и в его взгляде появилась некая озабоченность. — Я хочу, чтобы после освоения окклюменции ты также приступил к изучению легилименции.
— Зачем? — Гарри поспешил прикусить язык. Пожалуй, он задавал слишком много вопросов, но не мог совладать со своим любопытством и интересом.
— Все тот же запасной план, Гарри. Обе наши идеи должны быть продуманы. Если тебе придется столкнуться с Томом Реддлом внутри ваших разумов, то будет лучше, если при тебе будут навыки не только защиты, но и нападения. Я не смогу сойтись с ним на дуэли легилиментов, потому что Том всеми силами избегал ее в прошлом, но ты... Ты сможешь. С помощью легилименции ты можешь научиться выуживать из чужого разума крохотные и важные моменты, оставаясь незамеченным, — это будет чрезвычайно полезным свойством.
— Вы говорите так, будто наш план уже провалился.
— У меня есть некоторые основания полагать, что обстоятельства могут измениться.
— Какие же основания? — Гарри не думал, что Дамблдор ответит ему. Он смотрел на волшебника и не знал, что ему делать. Он чувствовал себя беспомощным, но в то же время решительным. С каждой секундой он уверялся в мысли, что в конце этого года его ждет конец. Порой это ощущение отступало, он словно забывал о нем, позволяя школьной рутине и приятному веселью увлечь себя, но оно не исчезало, надвигалось, прячась за его спиной.
— Они еще не оформились в связные выводы, чтобы предоставлять их другим, — уклончиво ответил Дамблдор. — Лучше мы поговорим об окклюменции. Я ознакомился с твоим прогрессом в этой науке достаточно давно, чтобы сформулировать некую тактику. Полагаю, у тебя, Гарри, есть замечательные задатки для достижения успеха в этом тонком деле, но их развитию мешала ваша с Северусом... взаимная нелюбовь. Признаюсь, методы профессора Снейпа слегка резки и не слишком подходят для индивидуальной работы, но все-таки кое-чему он успел тебя научить.
— Закрывать сознание, — пробормотал Гарри. И тут же в его памяти всплыли слова. — Отстраняться.
— Правильно, — кивнул Дамблдор. Он достал из ящика стола чистый пергамент и расстелил его перед Гарри. Взяв ярко-красное перо («Перо Фоукса», — догадался гриффиндорец), он обмакнул его в чернильницу и нарисовал на листе идеальный круг. — Геллерт показал тебе, насколько важным является отстранение от эмоций, я же должен научить тебя прятать мысли. Я знаю, что для достижения этой цели ты пытаешься использовать воображаемый барьер, и это весьма интересная тактика, но, увы, она провальная, когда ты пытаешься спрятать все свое сознание. Представь, что это, — он указал кончиком пера на круг, — твой разум. Цельная субстанция, если можно так сказать. У тебя есть сила, создающая как бы пленку поверх него, но этой силы мало, поскольку у тебя нет опыта. Строя барьер, ты делаешь его тонким, прозрачным, полным уязвимых мест. Ты не можешь скрыть сразу все, сделав себя абсолютно недоступным, — это слишком большой расход энергии, и ты не уследишь за брешью. На поверхности, тут, — Дамблдор нарисовал внутри круг поменьше и заштриховал его, — нужно держать защитные воспоминания. Ложные, бесполезные. Если ты попробуешь применить ко мне легилименцию, то ты встретишь целый ворох моих воспоминаний о путешествии по магловскому миру, о книгах, о шерстяных носках, цветах... Большинство из этих образов нереальны, хоть и кажутся важными и имеющими место — они нужны для отвлечения внимания, для создания терновой стены. Понимаешь?
— Да, сэр, — Гарри слушал очень внимательно. Дамблдор кивнул и продолжил.
— Эти защитные воспоминания не должны целиком состоять изо лжи и мишуры. Наверное, ты знаешь поговорку: лучшая ложь — это та, в которой есть доля истины. Для этого слоя нужно что-то, кажущееся настоящим, потому что связь с реальностью, с чувствами, с переживаниями делает воспоминания плотней.
— Но как мне создать подобное в своей голове? — спросил Гарри. Он прекрасно понимал, о чем говорит Дамблдор, и даже начал раздумывать о том, чем забить этот самый первый слой. Воспоминания о Дурслях, о первых днях в Хогвартсе, ощущение полета, смех в Гриффиндорской гостиной, ссора с Малфоем в коридоре — все это было настоящим, но достаточно нейтральным, чтобы не нести в себе важной информации. Гарри казалось, это могло быть идеальным защитным барьером, если бы только он мог понять, как его построить.
— А вот это и есть самая главная сложность окклюменции. Это наука, которая не имеет под собой никаких физических объектов. Нужно заклинание, чтоб проникнуть в чужой разум, и нужно усилие и усердие, чтобы не дать этому произойти. Я помогу тебе, применив легилименцию, но сначала нужно, чтобы ты постарался разделить свою память на сектора, — Дамблдор нарисовал внутри еще один круг. Он поставил в нем несколько жирных точек. — Вторым сектором должны быть центры чувствительности. Я знаю, что у тебя сильно развито чувство самосохранения и твое сознание быстро реагирует на вторжение: когда я применял легилименцию, ты тут же создавал свой барьер. Ты должен моментально ощущать чужое присутствие в твоих мыслях, а если ты зафиксируешь подобные... сигнальные точки на определенных воспоминаниях, это будет легче осуществить.
— И что за воспоминания я должен оставить тут?
— Чувствительные. Любопытные. Что-то, мимо чего ищущему не пройти, — тебе нужно оставить приманку. Когда легилимент схватит ее, сосредоточься на третьем слое, — Дамблдор нарисовал третий круг. — Это основной запас твоей силы. Непробиваемая стена, которая вытеснит его. Сохрани тут самые ужасные, мрачные, серые воспоминания, мысли и образы, напугай его. Ты должен всегда держать их при себе, должен знать их и помнить, чтобы в нужный момент призвать на помощь. А далее, — старый волшебник коснулся кончиком пера центра круга, — идет самое важное.
Сокровенное. То, что ты ни за что бы не отдал в чужие руки. Ты должен четко разделить важные моменты в своих воспоминаниях и мыслях, потому что если ненароком ты свяжешь сокровенную мысль с мыслью, например, второго слоя, то появится связь, по которой можно будет легко пройти в центр. Понимаешь?
— Да, — Гарри вперил взгляд в лист на столе. Он пытался осознать все только что сказанное. — Снейп никогда не говорил мне ничего подобного.
— Профессор Снейп, — поправил его Дамблдор, — придерживается более агрессивной тактики. Его способ защиты своего разума — это полная блокировка отдельных воспоминаний и мыслей. Это можно представить, как... огромные железные стены, вдруг появляющиеся то тут, то там. Но это весьма своеобразный способ. В окклюменции нет четких правил; она подстраивается под человека, поэтому этой наукой владеют немногие. То, что я предложил тебе, — мой собственный способ, и он более последователен. Если он не подойдет тебе, мы попробуем другой.
— Я попробую, — Гарри подтянул к себе листок, вглядываясь в чернильные линии. — Только я не понимаю, как... как сделать все это.
— Я научу тебя, — Дамблдор наконец взял в руки свою палочку. Гарри с некоторым опасением взглянул на нее. — Одной из ошибок Северуса было то, что он не пытался установить с тобой связь, показать на примере. Я знаю, что ты владеешь базовым навыком легилименции и даже пробовал его на Рональде Уизли и Драко Малфое. Сейчас я хочу, чтобы ты попытался применить его ко мне, — гриффиндорец неверяще вскинул лицо и уставился на директора. Дамблдор выглядел абсолютно серьезным. — Я покажу тебе, как должен выглядеть «первый слой», а потом ты попробуешь создать его.
— Почему мы начинаем с конца, а не из центра?
— Потому что по мере продвижения к центру ты будешь отсеивать то, что могло случайно закрасться в «сокровенное». Сейчас объем твоей памяти слишком огромен, и выделить из него главное будет довольно сложно. Конечно, что-то ты сразу можешь отнести к одной или другой группе, но что-то нуждается в тщательной проверке.
— Проверке?
— Бывает так, что самые незначительные детали, кажущиеся тебе неважными, несут в себе огромный смысл. Взгляд, жест, мимолетная эмоция, которую ты не заметил, но уловил «ищущий», — все это может выдать тебя.
Гарри опустил взгляд. Ему показалось, он услышал в словах Дамблдора намек. Директор не называл момента, но что-то подсказывало юноше, что он говорил о Малфое. Они постоянно говорили о слизеринце, и это было ненормально, неправильно, и Гарри не понимал, отчего они никак не свернут с этой темы. Дамблдор знал? Наверное.
— Ты понимаешь, Гарри?
— Да, сэр.
— Тогда мы можем начинать, — Дамблдор с улыбкой взглянул на него. Он сложил руки на столе, но юноша отметил, что палочка все еще была зажата в его длинных пальцах. Гарри глубоко вздохнул. Он не думал, что когда-нибудь такой день настанет и ему придется направить волшебную палочку на своего наставника. А уж тем более проникнуть в его разум. Директор Хогвартса казался неприступным, и даже зная, что сейчас он ослабил свои непобедимые щиты, Гарри казалось, что его заклинание разлетится во все стороны, разбившись о невидимую волну силы.
Гарри поднял палочку. Он уже очень давно не пробовал это заклинание. Он помнил, что оно ему тяжело давалось. Даже чтобы проникнуть в мысли Рона, ему приходилось думать о Малфое.
«И тут он», — с тоской подумал Гарри, глядя в лицо директора. Гриффиндорец зажмурился на мгновение, вспоминая недавние события и свое желание узнать, что за мысли крутятся в голове у Драко. Он постарался уцепиться за это переживание, буквально вытащить его на поверхность.
— Легилименс, — резко произнес Гарри, открывая глаза. В ту же секунду ему показалось, что он провалился в бесконечную синеву. Он все еще ощущал под собой кресло, а в пальцах — древко палочки, но в то же время его словно подхватил сильный ветер, состоящий из бесконечных плотных лоскутов воздуха, похожих на вуали. Гарри почувствовал, как в его голове вспыхнул огонь, похожий на взрыв петарды, и вместе с этим взрывом пришли хаотичные картинки, никак не связанные между собой. Гарри словно летел в пустоте, и ему навстречу неслись различные образы, врезающиеся в него и захватывающие все вокруг. Он видел перед собой то улицы Лондона, то лица незнакомых людей; он ощущал пыльный запах книг, свежесть бесконечного луга и мягкость золотых волос. Перед ним вдруг появился маленький уютный домик, на пороге которого стояла высокая, поджимающая губы женщина. Она подняла руки, но Гарри отшатнулся от нее, и мир вновь перевернулся. За этими картинами, сменяющими друг друга, едва можно было разглядеть какую-то структуру, но юноша знал, что искать: он пытался не обращать внимания на образы и силуэты и прислушивался к своим ощущениям. Дамблдор сказал, что эти воспоминания должны отвлекать внимание, и это работало: все вокруг постоянно двигалось, сбивало с толку. Гарри попытался уцепиться за образ высокого шкафа, наполненного книгами, и тот податливо скользнул ему навстречу: юноша оказался в библиотеке. Он увидел рядом молодого Дамблдора, еще без бороды, но уже в очках и с кривоватым носом. Тот задумчиво смотрел на книги, изредка почесывая подбородок. За окном громко жужжала муха и шумела летняя листва. Гарри почувствовал себя зависшим над полом — у него не было ни тела, ни даже четко очерченного образа, лишь сознание, — и легкое желание выкинуло его прочь. Чужая память вновь его захлестнула, и на этот раз он уловил внимательное присутствие. Легкая синеватая вспышка вдруг озарила эту наполненную пустоту, и Гарри увидел перед собой подобие огромной крепости. Те воспоминания, что порхали вокруг него, собирались, стекались в одно место, и их бесплотные тела неведомым образом смогли очертить громадную стену, у подножия которой Гарри ощущал себя. Там, за стеной, было еще что-то, но он не мог пройти сквозь нее. Легкое усилие, попытка протиснуться вперед отозвалась еще одной яркой, болезненной вспышкой, и Гарри вдруг понял, что все закончилось.
Он вновь сидел в кабинете директора Хогвартса. Его палочка упала ему на колени, а сам он вжимался в спинку кресла. Гарри вцепился руками в свою голову, чувствуя, как боль в висках постепенно затихает. Его лицо вспотело, и волосы были влажными. На Дамблдоре это происшествие никак не сказалось, разве что улыбка его потухла. Он все так же сосредоточенно наблюдал за Гарри, и мальчику вдруг показалось, что его рассматривают в большую лупу.
— Там было так много всего, — Гарри с трудом поборол желание сжаться в комочек, сидя на этом кресле. Во рту у него было очень сухо, а язык стал как будто резиновым. Гриффиндорец сглотнул. — Я не понимаю...
— Я знаю, что это было достаточно тяжело для тебя, — сказал Дамблдор, и в его взгляде появилось сочувствие. — Я с трудом могу снять свои барьеры даже на время.
— Я видел замок, — перебил его Гарри. Старый волшебник кивнул.
— Это, так сказать, визуализация. Когда-то давным-давно я увидел рисунок этого замка, и он показался мне неприступным. Я использую его для сосредоточения и верного расположения слоев. Понимаешь?
— А что использует профессор Снейп для сосредоточения?
Дамблдор внимательно посмотрел на Гарри. Гриффиндорец был готов к тому, что в его мысли попытается проникнуть нить чужого сознания, но он не знал, что ему делать. Теория Дамблдора была слишком сложной и непонятной для него, и он чувствовал себя... безоружным.
— Лабиринт, — сказал директор. — Это помогает ему создавать тупики для «ищущего». Может, это не лучший выбор для Северуса, — волшебник тяжко вздохнул. — Часто мы плутаем в своем разуме, и всегда нужно знать, где выход.
— Но как мне сделать подобное?
— В этом вся сложность, — Дамблдор отложил палочку в сторону и сложил руки на столе. Его длинные рукава почти полностью скрывали сухие кисти, а золотые узоры поблескивали в свете огня. — Я попробую тебя научить.
***
Зевая, с трудом удерживая лямку сумки на плече, Гарри медленно брел по коридору. Его волосы были в еще большем беспорядке, чем обычно, очки сидели криво, а под глазами залегли тени. Он с трудом сегодня поднялся с постели, а когда все-таки выполз из-под одеяла, оказалось, что урок травологии уже закончился. Гарри редко опаздывал на занятия, ведь соседи по комнате всегда будили друг друга, и утром он не мог понять, почему никто не растормошил его. Ответ пришел в голову, когда юноша натягивал носки: вчера, возвращаясь с занятия, он, кажется, заколдовал свой полог. Все его чувства были обострены, и единственным желанием было остаться в одиночестве. Наверное, гриффиндорцы не смогли снять его заклятий.
Гарри не слишком переживал из-за пропущенного урока, но около двери класса у него все же мелькнула трусливая мысль переждать трансфигурацию, которую он тут же отмел в сторону. Вздохнув и постаравшись пригладить свои волосы, гриффиндорец постучал и приоткрыл дверь, заглядывая внутрь.
— Извините за опоздание, профессор МакГонагалл, — пролепетал он, стараясь нагнать на лицо виноватое выражение.
— Мистер Поттер, — МакГонагалл строго и недовольно посмотрела на него. Все студенты в классе повернули головы и уставились на опоздавшего — Гарри почувствовал себя немного неловко. Он взглянул на учеников и вдруг понял, что все они расположились немного странно. Гермиона восседала на первой парте вместе с Дафной Гринграсс, прямо за ней сидел Симус с Панси Паркинсон. Взгляд гриффиндорца скользнул дальше, находя нахмуренного Рона, не желающего даже смотреть на своего соседа, — Блейз Забини отвечал ему тем же. Гарри заметил Малфоя рядом с испуганным и бледным Невиллом, а потом с какой-то ужасающей тоской кинул взгляд на единственное свободное место, рядом с Грегори Гойлом, — вы не сильно торопились, как я смотрю.
— Простите, я проспал, — Гарри принялся разглядывать свои ботинки. К его глубочайшему удивлению, МакГонагалл более ничего не сказала и лишь махнула рукой, разрешая ему пройти на последнюю парту. Юноша поплелся туда, как на каторгу. На столах перед студентами лежали листы, и точно такой же находился перед Гойлом. Правда, увалень уже успел испачкать его чем-то, и Гарри с безграничной брезгливостью взглянул на пергамент.
— Поттер, — промычал Гойл, глядя на Гарри своими крошечными, преисполненными ненависти глазками. — Чего ты ко мне подсел, Поттер?
— А ты видишь тут другие свободные места? — огрызнулся Гарри. Он сел и мельком оглядел лист с заданием, не желая к нему прикасаться. Там были описаны лишь пункты для совместной зачетной работы. Как и проект по выращиванию цветка на травологии, зачет по трансфигурации требовал от ученика показать свои знания. Кроме практической части нужно было провести большую исследовательскую работу по одной из тем, а потом предоставить подробный доклад. Гарри с тоской посмотрел на названия: «Превращение млекопитающего в предметы обихода. Способы, проблемы, историческая справка, примеры, сравнения с превращениями других классов», «Развитие пост-трансфигурационного признака у объекта. Причины, последствия, историческая справка, сравнения с предрасположенностью», «Трансфигурация отдельных частей тела, продвинутый уровень», «Трансфигурация млекопитающих в медицине, способы нахождения новых лекарств. Теории, историческая справка, мнение», «Трансфигурация как способ создания подвидов»... Ничто из этого не увлекло гриффиндорца ни на секунду, и умные слова буквально расплывались перед глазами. Гойл издавал странные звуки, похожие то ли на кряхтение, то ли на харканье, а потом затих. Его товарищ, Крэбб, который сидел с несчастной Парвати Патил, уже почти уснул, и Гойл, кажется, собирался последовать его примеру.
Гарри кисло улыбнулся Рону и Гермионе, когда те обеспокоенно покосились на него со своих мест. «Им-то повезло с партнерами», — подумал юноша, отодвигаясь еще чуть-чуть в сторону. Он заметил, что Невилл тоже смотрит на него, и махнул рукой, показывая, что бодрость духа еще не покинула его. Малфой, который сидел рядом с Долгопупсом, на Гарри не смотрел. Он присвоил себе листок с заданием, спрятав его в книжку, и, казалось, внимательно слушал лекцию МакГонагалл. Однако через пару минут светловолосая голова дернулась, и косой взгляд буквально пронзил Гарри насквозь. Драко тут же отвернулся, но этой крошечной секунды гриффиндорцу хватило, чтобы почувствовать себя чуточку лучше. А потом — ощутить жалость к самому себе.
Гарри чувствовал себя усталым и вымотанным. После вчерашнего занятия с Дамблдором ему казалось, что его мозг просто выжали: новые знания словно обрели вес и теперь давили на него изнутри. Директор сказал ему, что следующий урок будет с Геллертом во вторник, — Гарри с ужасом ждал этого дня. Две битвы за неделю — это слишком даже для него. Гриндевальд надолго оставил его в покое, и Гарри бы предпочел, чтобы так было всегда. Ему не хотелось вновь сталкиваться с ужасом чужой смерти, тем более смерти тех, кто ему дорог: порой в страшных снах, что неизменно преследовали его, он видел шахматную доску, на которой расставлены знакомые фигуры. Ему нужен был план, сила, чтобы противостоять напору Темного Волшебника. Если бы только он смог разгадать его, понять... было бы легче. Дамблдор говорил ему, что необходимо постоянно давить на слабые места противника, но Гарри не мог этого делать, потому что он не знал слабых мест Гриндевальда. А профессор знал его слабости, видел его мысли, умело колол его в сердце — это было невыносимо.
Гарри почувствовал, как треснуло перо в его пальцах. Когда он взял его? Зачем? Он посмотрел на свои руки, а потом покосился на Гойла — тот уже ни на что не обращал внимания, сонно опустив подбородок на грудь и вяло водя пером по пергаменту. Гарри отложил обломки в сторону и полез в сумку за новым пером. Какое-то время он пытался писать конспект, но потом силы покинули его, и он, пытаясь уйти в сторону от размышлений о Гриндевальде, снова задумался. О чем-то абстрактном и непонятном, приятном...
Теперь Гарри боялся подобных мыслей. То, что приносило ему светлую, неосознанную радость, вдруг начало обретать тело, темнеть. Чем больше он пытался не думать о своем крошечном чувстве, спрятанном глубоко-глубоко, тем чаще его взгляд скользил со спины Невилла в сторону. Гарри ощущал потребность в этом нехитром, но отчего-то безумно трудном действии: его притягивала опасность, которой пропиталось все вокруг. Наверное, он был сумасшедшим или находился в состоянии, близком к этому, потому что внутри него что-то загорелось, когда Забини перегнулся через проход и шепнул что-то Малфою. Драко тихо усмехнулся; Гарри пришлось закрыть лицо руками. Ему стало стыдно. Он не понимал себя. Единственное, в чем он мог быть уверен, — это то, что ему нужно защитить и Малфоя, и всех остальных. А влечение... Гарри немного боялся этого слова. Он прекрасно знал, что оно значит: когда-то его тянуло к Джинни с силой столь горячей, что она могла обжечь их обоих. Но эти чувства отличались, хоть он и звал их одинаково. Он вожделел Джинни тогда, он был влюблен в нее, несмотря на свое отчасти слишком заботливое к ней отношение. Но... Гарри опустил руки на стол и положил на них голову. Подобная сокрушительная сила не обрушилась на него, как было в случае с Джинни. Но что-то мягко наползло на его плечи, и от этого происходящее казалось еще более жутким.
«Наверное, у меня просто разыгрались гормоны», — решил Гарри. Он попытался найти доказательства этой теории и с поразительной легкостью наткнулся на них. Все было хорошо, и подобные мысли не посещали его голову до тех самых пор, пока Седрик не поцеловал его на поле. Диггори — теплый, честный, красивый, добрый юноша — разбудил его чувственность, коснулся его спрятанной сексуальности. Неудивительно, что после этого подобные... идеи начали мучить его. Гарри был доволен этим выводом, но в то же время ему казалось, что он упускает что-то важное. В конце концов, он не мог винить Седрика в том, что тот... влюбился и ненароком заставил его тело взбунтоваться. Гарри мог винить лишь себя. Может, ему не стоило так грубо отталкивать Седрика; в конце концов, тот просто не привык к отказам. Может, стоило согласиться... Гарри уже думал об этом, ох, его разум не раз тревожила подобная перспектива в те
первые дни, и лишь сейчас она обрела некоторую привлекательность. Необходимость. Это был чистый воды эгоизм, и Гарри почувствовал себя просто отвратительным человеком, стоило подобной мысли забрести в его рассуждения. Использовать кого-то для удовлетворения своих потребностей, не имея за душой и толики такой же любви... Это ужасно. Лучше он будет мучиться со своими сомнениями, чем причинит Седрику еще больше боли.
«Когда я думаю об этом, рядом со мной обязательно должен быть Гойл?» — раздраженно подумал Гарри, косясь на своего соседа. Оказалось, Гойл больше не дремал, он смотрел на гриффиндорца. Его толстое и тупое лицо не выражало ни единой мысли, но все-таки это было подозрительно. Что он мог заметить и понять? Едва ли Гойл был силен в расшифровке выражений глаз или жестов. Скорей всего он просто решил достать его подобным образом.
Гарри отвернулся от него и снова положил голову на скрещенные руки. Он вымотал себя и загнал в ловушку. Ему некуда было идти. Он ничего не мог сделать. Юноше казалось, что он в одно мгновение стал в собственных глазах олицетворением беды: все, кто приближался к нему, страдали, а все его размышления ходили кругами. Даже его чувства — любовь и дружба — причиняли людям боль. Влюбись он в кого-нибудь, чем бы это закончилось? Если план с кладбищем провалится, Волдеморт захочет убить всех, кого Гарри любит. Смерть — вот к чему все идет. И недолгое утоление своей жажды не окупает угрозу потери. Каким бы сладким ни было его влечение — это яд. Малфой — яд.
Гарри чувствовал себя отравленным.
***
— А вот и мистер Поттер, — до неприличия бодрый голос Крайфера разнесся по коридору. Гарри приблизился, с подозрением глядя на старика. Тот стоял, спрятав руки в карманы своей неизменной жилетки, и смотрел на юношу. Колпак криво сидел на голове смотрителя, а на щеке было пятно сажи — он не делал ни единой попытки стереть его. Рядом, прислонившись к стене, стоял недовольный Малфой.
— Ты опоздал на десять минут, — проворчал он. Крайфер махнул рукой.
— Ничего страшного, мистер Поттер, мы просто увеличим время вашей отработки на... двадцать минут, — он широко улыбнулся и подошел к двери в Зал Наград. Его актерский талант, видимо, достиг нового уровня: прихрамывание казалось почти настоящим. Крайфер распахнул дверь, постучал тростью по стене, и светильники в зале вспыхнули. Отблески огня заиграли на золотых кубках, медалях, чашах, покрытых пылью или странными черными пятнами. Сюда давно уже никто не заходил.
Гарри вошел в зал и остановился. Он знал, что им с Малфоем поручили полировать кубки, но он не видел рядом ничего подходящего для этой цели. Слабая надежда, что им оставят палочки, рассыпалась прахом, когда смотритель буквально выманил откуда-то из коридора ведро, наполненное тряпочками и зельями. Ведро с громким стуком опустилось на каменный пол.
— Итак, молодые люди, — Крайфер выудил из кармана часы на цепочке, — за десять минут до отбоя я приду за вами и надеюсь увидеть эти бесполезные вещи хоть немного блестящими, — его взгляд скользнул по шкафам. — Палочки отдайте.
Гарри очень удивился, когда Малфой безропотно протянул свою палочку. Он внимательно присмотрелся к ней и мысленно ахнул — она была чужой. Гарри хорошо помнил волшебную палочку Малфоя, потому что когда-то она была его, а то, что Драко протягивал смотрителю... Это был умный ход. Крайфер забрал требуемое, внимательно оглядел юношей с ног до головы, а потом пошлепал обратно к двери. Мальчишки какое-то время стояли на месте, глядя, как тяжелая дверь захлопывается, и слушая удаляющиеся шаги, а потом разом отмерли.
— И чья она? — спросил Гарри, поворачиваясь к Малфою. Тот хитро улыбнулся и залез во внутренний карман своей мантии, доставая из него свою палочку.
— Та принадлежала Гойлу, — он пожал плечами. — Я не так глуп, чтобы отдать ему свою собственную.
— А если бы он догадался? — Гарри подошел к полке с кубками. Стоило ему отвернуться, как внутри него что-то ослабло. Как будто напряженная струна начала расслабляться, и это ощущение было приятным — он видел перед собой тусклый блеск золота, и ничто не заставляло его думать о серебре. Однако Малфой заговорил, и гриффиндорец вновь ощутил веяние своих бесплотных сомнений.
— Не догадался бы, — Драко хмыкнул. — Я.... умею скрывать.
— С помощью окклюменции? — невзначай спросил Гарри, все еще разглядывая богатства перед собой. Некий Фибрилиан Пройлес получил кубок за «Заслуги перед школой»; юноша провел пальцем по выгравированному имени, и то тут же заблестело ярче.
— В том чис... Что? — Гарри почти ощутил, как Малфой вперил в него острый взгляд. Он медленно повернулся и улыбнулся слизеринцу, который с подозрением и недовольством смотрел на него. Безумная усталость из-за постоянной необходимости держать себя в руках, хранить секреты и рассчитывать слова овладела Гарри, и на мгновение ему захотелось выболтать Малфою все, что он знал, — все, до мельчайшей подробности. Разделить с кем-нибудь этот тяжкий груз, который ему приходилось нести на своих плечах; найти человека, с которым он может говорить, не таясь.
— Ничего, — Гарри опустил взгляд. — Давай полировать золото.
— С тобой что-то не так, Поттер, — Малфой пристально наблюдал за ним. Он скрестил руки на груди и совсем не рвался браться за тряпку. Гарри выхватил из ведра лоскут ткани и флакончик с зельем и с уверенным видом направился к полкам. Он уже хотел снять с полки кубок Фибрилиана, как вдруг слизеринец преградил ему дорогу. Драко просто прижался к высокому шкафу, не давая Гарри дотянуться до наград, и принялся пытливо вглядываться в его лицо. — Что произошло?
— Я просто устал, — Гарри вздохнул. Это сумасшествие. Когда Малфой просил оставить его в покое, он гнался за ним, словно безумный; но, когда Драко сам вырастал перед ним, словно из-под земли, ему хотелось лишь одного — не видеть его. А это было невозможно. Даже при желании.
Гарри не хотел выглядеть слабым и смело поднял взгляд, позволяя слизеринцу увидеть собственную решимость. За короткое мгновение, что он смотрел на бледное лицо, прежде чем уставиться на кубок за плечом юноши, он смог заметить... Скорей, подумать, что Малфой как будто немного изменился. Может, его волосы стали белей или во взгляде появилось что-то новое. Гарри не стал задумываться об этом, но какая-то навязчивая мысль повисла на границе его разума.
— Откуда ты знаешь про окклюменцию? — требовательно спросил Малфой. Он поднял палочку, демонстративно ей помахав. — Не лги мне. При оружии тут я.
— И что ты сделаешь? — усмехнулся Гарри, потянувшись за кубком. Малфой отодвинулся от его руки, чуть склонив голову в сторону.
— Прокляну тебя? Наколдую тебе рога. Ты же у нас олень? — судорожная улыбка коснулась его губ, но взгляд оставался все таким же цепким.
— А с чего ты взял, что я не владею беспалочковой магией? — Гарри намекающе вскинул брови, заставив усмешку Драко померкнуть. Тот упрямо сжал губы.
— Ты блефуешь.
— Может быть, — Гарри пожал плечами и наконец взял с полки тяжелый кубок. Ему пришлось сесть на пол и поставить его перед собой, чтобы было удобней протирать. — А может быть и нет. В любом случае, нам нужно поработать, чтобы появилось свободное время для обучения.
— Не переводи тему, — Малфой сел рядом с ним. Кажется, он совершенно не замечал жуткого облака напряжения, медленно сгущающегося между ними. Наоборот, он словно наслаждался тем, что происходит. Может, ему просто нравилось мучить Гарри, который никак не мог избавиться от ощущения беспомощности и неловкости: Драко не мог не чувствовать собственной власти и влияния на него. — Как ты узнал? Ты следил за мной?
— Я просто предположил. Ты сам подтвердил мою догадку, — Гарри принялся с остервенением начищать кубок. Он все равно не мог сказать Малфою правду, значит, любая отговорка сойдет. А почему не мог?
— Вот как, — Драко вновь скрестил руки на груди и нахмурился. Его обиженный вид тронул гриффиндорца, который тут же почувствовал себя виноватым: ему следовало разобраться со своими проблемами, прежде чем идти с этим к Малфою. Все напряжение, что копилось в нем, наматываясь, словно нитка на клубок, вырывалось наружу в виде то раздражения, то ярости, то тоски, то желания обнять кого-то до хруста костей, то подраться... Ощущать новый моток силы ему не хотелось.
— Мне сказали, — признался Гарри, понурив голову. Он уставился на острую коленку слизеринца. — У меня тоже есть специальные занятия, и я интересовался, что делать с отработками в вечера, когда я занят.
— А чему учат тебя? — Малфой снова оживился, почуяв запах очередной загадки. — И кто? Дамблдор?
— Да, он. Мне преподают окклюменцию, — Гарри тихо усмехнулся, когда Малфой пораженно вскинул брови. — Мы должны быть рады, что Дамблдор позволил нам переместить наши занятия, а то сидели бы тут в одиночестве.
— Одиночество иногда помогает.
— Да, иногда помогает. Оно приносит хорошие мысли.
— И сосредоточение, — Малфой заговорщицки нагнулся вперёд. Его глаза вспыхнули радостным огнем, когда он прошептал: — Я хотел показать тебе. Вчера вечером... у меня получилось.
Гарри вскинул голову и удивленно посмотрел на него. Он никогда еще не видел Малфоя таким довольным — обида и подозрение сошли с его красивого лица в один миг. Драко, видимо, давно хотел сказать ему об этом, потому что облегчение и нетерпение сменили напряжение, отражавшееся в его глазах.
— Ты вызвал Патронуса? — шепотом спросил гриффиндорец, откладывая тряпку и кубок в сторону. Он почувствовал необъяснимую гордость, которая волнами омыла его сердце. Он был рад, что у Малфоя получилось. Он и не думал, что это вызовет в нем такой подъем душевных сил.
— Получился только свет, никакого тела, но все-таки вышло! Я покажу, — Драко вскочил на ноги и быстрым шагом подошел к стене около дверей. Он постучал палочкой по камню в том же месте, где стучал Крайфер, и свет в Зале погас. Гарри и не знал об этой хитрости, поэтому невольно вздрогнул, когда все вокруг погрузилось во тьму. Лунный свет с улицы освещал квадрат около окна и мутно рассеивался по залу, оставляя углы черными и страшными. Гарри увидел темный силуэт перед собой и затаил дыхание.
— Надеюсь, выйдет, — шепнул ему Малфой. Почему он шепчет? Гарри было все равно. Какое-то время было тихо, а потом Драко четко произнес:
—
Экспекто Патронум!
Ничего не произошло. Лишь где-то неподалеку от Зала раздался затихающий хохот Пивза. Хорошо, что полтергейсту не пришло в голову прилететь сюда.
—
Экспекто Патронум! — повторил Драко громче и четче. И вновь ничего. Гарри не рисковал шевелиться, представляя, какое сейчас лицо у слизеринца. Малфой ненавидел выглядеть слабым или позориться; наверняка он остро переживал каждую неудачу.
—
Экспекто Патронум, — в третий раз он произнес это мягко, почти нежно. И вдруг — яркий свет ударил Гарри по глазам, заставив зажмуриться. Малфой отвел руку в сторону, и сияющая сила Патронуса ослепительно отразилась от рядов кубков. Его лицо осветилось, сталo почти меловым; торжествующая улыбка играла на его губах.
— Молодец, — искренне порадовался за него Гарри. Перед его глазами все еще горел белый всполох, поэтому он совсем плохо видел. — Это огромный прогресс. Но что послужило толчком к такому шагу? Ты нашел нужное воспоминание только сейчас?
— Наверное, — ответил ему Малфой.
— Скажешь мне, что это было? Кажется, ты обещал что-то подобное.
— Я еще не вызвал телесного Патронуса, нужно больше тренироваться, — возразил Драко. Сияние на конце его палочки погасло, и Зал вновь погрузился в темноту. Малфой почему-то не спешил зажигать свет.
— Но ты вызвал энергию Патронуса. Ты можешь мне сказать, — Гарри старался, чтобы его голос звучал располагающе. Ему было по-настоящему интересно, что за мысль могла сделать Драко счастливым. Ведь он... — Я хочу знать.
— А ты не догадываешься? — вдруг спросил у него Малфой. Темнота надежно скрывала его лицо, но в голосе его появилось что-то странное. Насмешливое, жесткое. Немного горькое.
— Нет, — Гарри пытался всмотреться в лицо слизеринца, но не мог ничего разглядеть. Малфой вздохнул и хмыкнул. Он постучал палочкой по стене, и свет зажегся.
— Тогда давай полировать награды, — сказал Драко, направившись к шкафу с кубками. Взмахнув палочкой и шепнув заклинание, он заставил большой и пыльный кубок подняться над полкой и медленно полететь в его сторону. Гарри удивленно наблюдал за действиями юноши, отказывающегося даже прикасаться к пыли, а уж тем более к тряпкам. В его поведении было что-то странное, и Гарри думал только об этом, забыв о собственных тревогах и смущениях.
— Почему ты не хочешь говорить мне? — снизу вверх глядя на Драко, спросил он. Тот опустил лицо и насмешливо взглянул на юношу у своих ног.
— Еще слишком рано, Поттер, — ответил Малфой и продолжил опускать кубки с верхних полок на пол. Гарри некоторое время наблюдал за ним, а потом вернулся к своему Фибрилиану. Почему-то он чувствовал себя удовлетворенным, хотя тайна так и осталась нераскрытой.
Как будто бы ему вдруг стало очень уютно.
