Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ :0 Гарри сидел на стволе поваленного дерева, прижимаясь к боку крестного. Ему было тепло и уютно, его плечи обнимала тяжелая рука Блэка, создавая ощущения маленького, защищенного мирка, в котором так приятно было сидеть. Гарри смотрел на несколько тонких, неуверенных травинок, поднимающихся из протаявшего участка земли рядом с деревом, — они несмело тянулись к солнцу, не обращая внимания на остатки снега, разбросанного кругом. Сириус напряженно хмурился, покусывал губу, глядя куда-то перед собой. Его заросшее щетиной лицо казалось мрачным, почти злым, но то, как крепко он прижимал Гарри к себе, показывало, что он совсем не сердится, — по крайней мере, не на гриффиндорца. От его спутанных волос пахло травой, и Гарри согласился бы просидеть рядом с ним хоть целую вечность, чтобы продолжать ощущать это успокоение. Внутри мальчика развернулся настоящий ураган, прошедшийся по его венам к самому сердцу. Сейчас он медленно успокаивался. Гарри ощущал чувство небывалой легкости в груди, как будто он разом снял с себя половину тяжелого груза; однако вторая половина продолжала мучить его. Он рассказал Сириусу обо всем, он поделился с ним своими самыми печальными тайнами, но сохранил несколько черных, тяжелых секретов — секреты о своей матери, скорой смерти и подробности о крестражах. Эти маленькие гнилые камешки были весом с целую гору: Гарри чувствовал их, однако, лишившись огромного числа прочих тайн, ему полегчало. — Теперь понятно, почему ты был тогда так рад, — вдруг невесело усмехнулся Сириус. — Когда я сюда прибежал в прошлом году. Дамблдор писал мне, что он все разъяснил тебе, что ты будешь рад, но я, по правде, сомневался в этом... Однако ты был так счастлив; даже удивительно, но я быстро об этом позабыл. — Ох, — Гарри повернул голову и прижался лбом к чужому плечу. — Конечно, я был рад. Я очень рад, что ты здесь. — Однако мне не позволят тут остаться надолго, — Сириус стиснул зубы. — Ну уж нет, теперь я точно никуда не уйду. Если намечается Его... возрождение и битва с Ним, то я хочу быть там. — Это опасно. Я не хочу снова тебя потерять. — Ты еще подросток, и, кажется, твое участие даже не обсуждается, — немного резко произнес Сириус, и тут же его пальцы впились в плечо Гарри так сильно, что стало почти больно. — Я достаточно взрослый, чтобы решать, где и как мне опекать моего крестника. Видит Мерлин, я не собираюсь дышать пылью на Гриммо, пока ты страдаешь здесь. — В прошлый раз ты именно поэтому и... сорвался меня спасать. — Это было тогда. Я обещаю быть осторожней, я хочу помочь тебе. — Это не нам решать, — Гарри сглотнул комок горечи. — Профессор Дамблдор узнает, что я рассказал тебе о моих воспоминаниях, — «части воспоминаний», — грустно добавил он про себя, — и не будет доволен. Он любит, когда все по плану, по его плану... — Мне ли не знать. — ...и я не знаю, что он может предпринять, — Гарри вновь уставился на зеленые травинки, от которых так упоительно веяло жизнью. — Но в этом случае я согласен с ним: я не хочу, чтобы ты ввязывался в это. Ты сидел в Азкабане, хватит с тебя несчастий. — Гарри... — Это мои воспоминания, — оборвал его юноша, — и лишь поэтому мне позволено принимать в происходящем участие. Я должен принимать участие, понимаешь? Мы с Волдемортом связаны, и это мое. — Ни один ребенок в мире не заслужил того, что происходит с тобой, Гарри, — непривычно мягко начал Сириус. Его голос лишился лающих ноток, наполнившись почти мурлыканьем. — То, что ты знаешь о происходящем, не значит, что ты к нему готов или что ты непременно должен. — Я готов, — Гарри недобро прищурился, — я готов. — А я думаю, что нет, — Сириус чуть отстранился, взял его за подбородок, повернув лицом к себе, и заглянул в его глаза. Его взгляд был так пронзителен, так жаден, что Гарри показалось, будто крестный пытается разглядеть его душу. — Я думаю, что ты ненавидишь то, что происходит с тобой. Твои воспоминания, коль они столь необычны, наделили тебя эмоциями того времени, но ты — настоящий ты — не изменился. Ты берешь на себя слишком многое, ты можешь сломаться. — Уже слишком поздно. — А что изменится? Почему нельзя уйти прямо сейчас? Ты вовсе не единственный боец, Гарри, эта война — не твоя. Она может быть войной Дамблдора, его вторым шансом, но ты не думаешь, что твой шанс вовсе не в победе, а в нормальной жизни? По твоим словам, ты всегда был в этом замешан, а последние три года так и вовсе не видел просвета. Гарри чуть отвел взгляд. Слова крестного задели его. Он не думал... не думал так. Второй шанс — это всегда было призрачное название для того, что произошло в Запретном Лесу тогда. Они проиграли, Тот-Кто-Не-Должен-Был-Победить победил, и что-то сжалилось над ними, повернув время вспять. Зачем? «Чтобы победить, конечно же», — так Гарри думал все это время. Но вдруг это и правда, было новым шансом для него? Именно для него — не зря же только к нему вернулись эти воспоминания, а остальным достались лишь смутные ощущения. Вдруг Нечто сжалилось не над магическим миром, подвергнутым во тьму, а над ним лично — над маленьким Гарри Поттером, живущим в каморке под лестницей, которому суждено было вновь и вновь проживать дни своей не слишком длинной жизни? Но что ему тогда делать? Гарри запутался. У него было одно единственное твердое желание: спасти своих любимых, и его выполнение стоило ему спокойствия, радости и даже жизни. Моменты, когда осознание подобных вещей настигало его, были черными, и дни радости с друзьями или Драко едва могли покрыть их. Гарри укусил себя за губу: что ему делать? Сириус был единственным, кто отговаривал его от участия в битве, но он ведь не знал... Гарри ничего не рассказал ему о крестражах, и Блэк понятия не имел, что без его, Гарри, смерти Волдеморт будет непобедим. Это решало все, и Гарри был готов даже признать возможность, что его отказ умирать для мира никто бы не принял. Ему страшно и горько было думать о том, что выбора, по сути, у него нет, и все, что ему говорит Сириус, все, о чем он трусливо думает, — всего лишь глупые фантазии. Никто не отпустит его, он привязан к этой смерти. Жить и ждать — все, что он может, ибо даже насладиться существованием невозможно. — Моя жизнь не так уж безумна, — печально ответил он, и в голосе его прозвучала упрямая сталь. — Я не хочу сейчас это обсуждать. Сириус замолк. Гарри решил, что он обидел крестного, и вновь волна неприятных эмоций поднялась в нем. Зачем он рассказал Блэку? Тот теперь не успокоится, он ввяжется в это и пострадает. Это было эгоистично — открыться ему, — потому что Гарри совсем не думал о переживаниях крестного; он думал лишь о том, что его может разорвать этой бурей внутри и ему необходимо избавиться от нее. Сириус прав. Гарри ненавидит то, что происходит. Ненавидит люто и жарко. — Ладно. Я понимаю, я не должен сейчас настаивать, — Блэк убрал руку с его плеча. — Я безответственный крестный; неудивительно, что ты так переживаешь за меня. Гарри грустно улыбнулся. Он жалел о том, что Сириус его больше не обнимает, но тот не отодвигался, и им все еще было тепло. Они отошли очень глубоко в Лес, сюда школьники уж точно не забредали. Правда, оставалась вероятность встречи с монстром, но у них у обоих были палочки, а Блэк умел превращаться в огромного пса. Сириус вдруг кашлянул. — Есть еще кое-что, что сильно меня беспокоит, — сказал он. Чуть помолчал. — Драко Малфой? — О нет, — Гарри закрыл лицо руками. Блэк тихо рассмеялся. — Давай поговорим об этом, раз ты не хочешь обсуждать... то. Тебя можно понять. Несмотря на его характер, поведение и воспитание, он довольно... симпатичный, — осторожно заметил Сириус. — Правда, я не думал, что до такого может дойти. — Я тоже не думал, — пожал плечами Гарри. Это была истинная правда: он не подозревал, что вообще может испытывать такие чувства к мальчику, не говоря уже о Драко Малфое. — И когда это началось? — Я не знаю, — Гарри призадумался. Он прекрасно помнил момент, когда осознание собственных чувств настигло его, но найти начало их становления он был не в силах. Когда он впервые подумал о том, что Малфой красивый? Давно. Это было просто фактом, который Гарри принимал, совершенно не обращая внимания на подтекст. Он вспомнил тот момент у окна, когда они впервые принялись выяснять отношения: теперь юноша понимал, что тогда он был как никогда близок к признанию. Он мог легко представить белую шею Малфоя, на которую он смотрел тогда и бормотал какую-то чушь. Были ли где-то в его голове мысли о том, что его губы и светлую кожу разделяет считанный дюйм? Гарри залился краской. Отчего-то он был уверен, что теперь не сможет перестать думать об этом. — Ты скажешь ему? — спросил крестный странным голосом. — Да, — не задумываясь, ответил гриффиндорец. Он все решил для себя: он скажет Малфою о своем безумии перед третьим испытанием. Снимет с себя еще один груз и, может, насладится искренним изумлением на лице Драко. Сириус печально посмотрел на него. — И что, как ты думаешь, он ответит? — Пошлет меня. Гарри это понимал. Малфой и подобные отношения между двумя мальчиками были несовместимыми вещами, и у гриффиндорца не было даже крошечной надежды на то, что Драко посещали подобные мысли. Хотя ему и не нужна была эта надежда, достаточно было просто прожить оставшееся время, видя друзей и Малфоя каждый день. «Я жалок», — подумал Гарри, разглядывая свои ботинки. По крайней мере, этот смущающий разговор не давал ему погрузиться в темные мысли. — Уверен, он будет единственным, кто тебе откажет, — Сириус ободряюще потряс его за плечо. — В свое время Лили тоже была единственной девушкой, отказывающейся гулять с Джеймсом. — Он ведь ей уже тогда нравился? — Гарри кисло улыбнулся. Он боялся вспоминать о матери в последнее время. Конечно, о ней он Сириусу ничего не сказал, но все-таки теплые слова крестного разбудили в нем глухую печаль. «Апрель», — сказал ему Северус, и Гарри ждал. — Я думаю, что да, — лицо Блэка посветлело, и в его глазах отразилось нечто странное. Воспоминания и ностальгия захватили его, и какое-то время он — расслабленный и почти счастливый — разглядывал лес вокруг. А потом повернулся и потрепал Гарри по волосам. — У тебя обязательно все сложится, Гарри. Джеймс бегал за ней несколько лет, но в итоге они оказались самой счастливой парой, которую я когда-либо видел. Гарри позволил себе секунду помечтать. Он был уверен, что Сириус стал бы по-настоящему счастливым, если бы оказался на его с Джинни свадьбе. Как ни странно, они могли бы быть почти точной копией Джеймса и Лили, столь же любящей и радостной. И в эту картину никак не втискивался белобрысый слизеринец. Ему не было там места; разве что роль темной фигуры, застывшей в отдалении от всех, могла ему принадлежать. Гарри закрыл глаза. А какая роль была у Северуса? Блэк говорил так, будто забыл, что Гарри известен тот мрачный эпизод в жизни его отца, — но забыть он не мог. — Уверен, — продолжал вещать Блэк, — они бы поддержали любое твое решение, и я сделаю так же. — Это из-за Снейпа? — осторожно спросил Гарри, ерзая на жестком бревне. Он скорей заметил, нежели почувствовал, как Блэк напрягся и опустил взгляд. — Из-за него и моего отца? — Ты все еще думаешь об этом? — Сириус поморщился, и смутная тень отвращения появилась в чертах его лица. Это не понравилось Гарри, совсем не понравилось. — Я боюсь, что история может повториться. — Судя по всему, тебе не привыкать к повторению историй, — крестный грустно улыбнулся. — Но не думай так. Ты такой же чистый, как и Лили, и одно это не позволит тебе совершить ошибку. «Я вовсе не чистый», — подумал Гарри, касаясь рукой своей груди. Его сердце колотилось; где-то внутри него жило самое грязное и злобное, что только могло существовать на свете. — Я постоянно совершаю ошибки, — он покачал головой. Сириус вдруг скользнул на землю и сел перед ним на колени, заглядывая в глаза, словно преданный пес. — Если ты делаешь их потому, что хочешь спасти своих любимых, то это вовсе не ошибки, — Сириус погладил его по руке. — Ты не должен бояться, Гарри. Страх выматывает; ты должен просто делать то, что считаешь нужным. — Как Джеймс? — Да. Как Джеймс.

***

Гарри сидел на полу огромного белого зала, стены которого подобно исполинской башне поднимались вверх и терялись в белесой дымке. Двери, тысячи дверей покрывали их, и каждая створка хлопала с оглушительным треском — будто рой диких, рассерженных птиц наполнял этот зал. Гарри не мог подняться; он стискивал голову руками, пытаясь спрятаться от этого ужасного звука. Куда ты пойдёшь? Куда ты пойдёшь? Куда ты пойдёшь? Этот вопрос звучал со всех сторон, отражался в грохоте и скрипе. Гарри не мог даже открыть глаза; он сжимался в комок, не желая слышать ужасных слов, произнесенных голосом этого зала. Он шептал какую-то чушь сквозь стиснутые зубы, мечтал о том, чтоб этот бесконечный гам утих или убил его наконец... Иногда он пытался открыть глаза, но видел одно и то же: двери, открывающиеся и закрывающиеся, будто во власти безумного ветра. Ни одна из них не могла замереть, и фраза — вопрос для него — гоняла створки туда-сюда. «Я не знаю, — думал Гарри, — я не знаю». Выходов было множество, и каждый будто пытался привлечь его внимание, но, сколько бы они ни старались, Гарри хотел лишь одного: чтоб это прекратилось. И вдруг все замерло. Оглушительная тишина повисла в белом зале, стало холодно, потемнело. Двери больше не хлопали, они были заперты, и на каждой висел внушительный замок. Гарри лежал, свернувшись калачиком, и, повернув голову, смотрел на одну единственную дверь перед собой. Он тяжело дышал и не мог поверить, что все прекратилось. Дверь вдруг открылась. За ней была липкая темнота, тут же выкинувшая свои лапки-усики на белый мрамор. Темнота дышала, будто живая материя, ждала его в свои сети. Гарри сдавленно застонал и попытался отползти, но тело вдруг перестало его слушаться: оно, не слушая его желаний, поднялось на ноги и застыло на месте. Гриффиндорец смотрел вперед и не двигался, пока из мрака не шагнула высокая фигура. Красивый юноша с темными волосами и холодными, застывшими серыми глазами оперся о косяк, с мерзкой улыбкой глядя на Гарри. Он разглядывал его, словно отмечая все, даже самые крошечные детали его внешности, а потом протянул руку. — Тебе некуда идти, Гарри, — сказал он, — поэтому пойдем домой. И тело Гарри потянулось вперед, его ладонь послушно скользнула в руку Реддла, и в то же мгновение их обоих поглотила тьма... Гарри проснулся, но не открыл глаз. Он мелко дрожал в ознобе, кутался в одеяло и стискивал зубы. Воздух был горячим и спертым. В висках пульсировала боль, и, как ни старался, он не мог восстановить в памяти последние минуты перед тем, как кошмар завладел им. Все его сознание было устремлено в сторону дьявольского лица. Юноша открыл глаза, но перед ним вновь была темнота. Он испугался на мгновение, а потом понял, что лежит, с головой спрятавшись под одеяло. Медленно он отодвинул его в сторону и с опаской воззрился на белую стену, освещенную светом из окна. Он мгновенно узнал это место — каким-то чудом он оказался в больничном крыле. — Так мило, что ты навестил меня, — произнес женский голос, и Гарри, чуть повернув голову, увидел через койку от себя расплывчатый силуэт Амели. Он пошарил руками вокруг и нашел на тумбочке очки. Нацепив их на нос, он огляделся, с неудовольствием отмечая несколько склянок на своей тумбочке. — Как я тут оказался? — спросил Гарри. Последним его воспоминанием был момент в Лесу, когда он сидел рядом с Сириусом и вслух рассуждал о ведении боя и средствах, что можно использовать во время него. Потом Блэк начал говорить что-то, а Гарри смотрел на камешки и белый снег... Он заснул? Или потерял сознание? — Тебя п'гинес этот ваш великан, — Амели деланно повела плечами. — Викто’га п’гогнали из-за этого. — Как жаль, — без толики сочувствия произнес Гарри. Он закрыл глаза и постарался прийти в себя. Значит, Сириус решил, что его нервный срыв заслуживает быть предоставленным Помфри, и отправил его отдыхать. В некоторой степени Гарри был ему благодарен: он не желал сейчас вертеться в шумной гриффиндорской гостиной. Тихое больничное крыло могло остудить его разгоряченное сердце. Но вряд ли Блэк сделал это только ради него: скорей всего, Бродяга уже побывал у Дамблдора. Что он ему наговорил? И что сказал директор? С каждой секундой вопросов становилось все больше, а Гарри, до сих пор взволнованный сном, не мог трезво оценивать ситуацию, чтобы делать выводы. — Что с тобой случилось? — спросил он у Амели, немного отдохнув. Девушка читала толстую книгу, лежавшую у нее на коленях, но повернула голову, услышав его голос. — Ничего се’гьезного, — отмахнулась шармбатонка. — Я видел, как ты ночью кралась к кабинету профессора Снейпа. Амели удивленно приподняла брови. — Ты за мной следишь? — со смехом в голосе спросила она. Гарри ожидал отрицания или же испуга, но никак не насмешек, поэтому немного растерялся. — Неправда. Просто... случайно заметил. — Чтобы заметить меня там, тебе нужно было там находиться, — девушка хитро прищурилась. — Что ты делал в подземельях ночью? У кого ты был? — Да нет же, — Гарри почувствовал, как его скулы краснеют, — я.... ну... Просто знаю, что ты там была. — Ты сказал, что видел меня. — Ладно, я там был, — Гарри не собирался раскрывать ей секрет Карты Мародеров, поэтому торопливо придумывал хорошую легенду. — Не важно, что я там делал. — Тогда неважно, что со мной случилось, — Амели отвернулась и снова принялась читать. Гарри раздраженно хмыкнул: он вовсе не собирался настаивать и расспрашивать шармбатонку о произошедшем. Возможно, ей было неприятно говорить об этом, ведь, судя по всему, ее затея с треском провалилась. Гарри некоторое время просто лежал, глядя на сероватое окно. Он не пришел на отработку, значит, Малфой работал один. У него была идея... Гарри искренне сомневался, что идея Драко и правда, окажется блестящей. О чем она могла быть? О том, как они снова сбегут? Или о Патронусе? Гарри нравилось проводить с ним время, нравилось ощущать опасное влечение к чему-то новому, к постоянной борьбе, не угрожающей его жизни. Ему нравилось даже просто смотреть на него, но Малфой вполне мог устать от всего этого. Рано или поздно он мог понять, что помощь Гарри совершенно не ощущается на результатах его обучения, что он сам наедине с книгой добился бы большего... Гриффиндорец прикусил губу, отвернув лицо в сторону от Амели. А если Малфой уже это понял? Чем он обманывался, чтобы они и дальше могли проводить время вместе? Ведь Гарри был довольно посредственным источником тайн и секретов, довольно скрытным и с трудом раскрывающим свои хитрости. Едва ли Драко мог предугадать, что он откроет ему тайну Выручай-Комнаты, — чего же он хотел тогда? Или все та же опасность держала его рядом с Гарри? Может, будучи выращенным в строгих правилах своего отца, он почувствовал вкус нарушения запрета, свободы и подсел на это так же, как и Гарри впал в зависимость от него самого? Ответов на эти вопросы у юноши не было. Он не знал, что ему думать, он лишь лежал и бесцельно разглядывал потолок, пытаясь в безукоризненной его белизне увидеть что-нибудь особенное. Он надеялся, что Амели заведет с ним разговор, но девушка молчала, и с каждой секундой Гарри терял в себе уверенность в желании общаться с ней. В некоторой степени ему было все равно, что с ней случилось и что с ней будет, любопытство его улеглось: он устал беспокоиться. Сириус был прав, хватит бояться за себя и других, ему нужно сделать что-нибудь. Сделать. Гарри впал в задумчивость относительно и этого слова. Что он мог сделать сейчас, чтобы облегчить себе жизнь? Он рассказал Сириусу, и, хоть беспокойство и снедало его, он все же не жалел о своем решении. Он многое рассказал Рону и Гермионе, а новых тайн, которые им бы следовало знать, у него не было. Гарри мог также пойти к Драко Малфою и признаться ему в своих чувствах, но это было бы неразумно, ведь их натянутые отношения, в природе которых ни тот, ни другой не желали разбираться, лопнули бы по швам. Это все были запретные или изведанные территории, будто одна и та же плоскость, по которой Гарри бродил, боясь перейти в другую. Он видел себя двухмерным человечком, которого снедало безумное желание стать трехмерным. Ему хотелось подняться, наполниться объемом, но он не мог придумать способ, как это сделать. Как все изменить, как, не разрушив старых условий? «Это невозможно», — подумал Гарри. Невозможно стать лучше или хуже, сидя на месте, ведь любое изменение сопровождается решительностью, движением. Ему нужно что-то значимое для его сердца, что-то особенное, что сможет благотворно на него повлиять. Но что, что? Гарри видел прутья своей золотой клетки: он не сможет покинуть Хогвартс. Не убежит, не ощутит настоящей свободы, пока угроза Волдеморта не исчезнет или пока директор Дамблдор его не отпустит. «Пойдем домой», — сказал ему Том во сне. Домой? Разве Хогвартс — не дом? «Нет, — ответил Гарри сам себе, — это не дом, пока он удерживает меня и грозит уничтожить». Хогвартс был его домом в то время, когда он понятия не имел об истинном своем предназначении, когда стены замка не напоминали ему о смерти. Гарри взглянул на ярко-желтые цветы, стоящие на одной из тумбочек. Они напомнили ему о солнце, которое в этот день не соизволило выглянуть из-за туч. Гарри казалось, что собирается весенняя гроза: из окна веяло странным, чистым воздухом. Мальчик хотел встать и посмотреть на небо, которое с койки ему было не видно, как дверь вдруг распахнулась. На пороге стоял Гриндевальд, нахмуренный и весьма напряженный. Он быстрым шагом вошел в лазарет, держа волшебную палочку в руке. Черная мантия, глухо застегнутая под горлом, делала его образ скорбным и жестким. Гарри настороженно следил за ним и знал, что Амели тоже следит, — ее взгляд скользил параллельно его. Но Гриндевальд не нападал на них; он взмахнул волшебной палочкой, и одна из ширм прожужжала по полу, скрыв Гарри от глаз шармбатонки. Мужчина приблизился. Еще несколько взмахов, и Гарри почти почувствовал дуновение заглушающей магии. — Добрый день, мистер Поттер, — отчеканил профессор, садясь на край кровати. Гарри попытался отодвинуть ногу, но мужчина вдруг резко вцепился в нее, сжав его лодыжку в своих тонких, но сильных пальцах. — Хорошо, что вы пришли в себя. — Да, мне это тоже очень нравится, — выдавил из себя Гарри, не зная, что ему говорить и как вести себя. Он понимал, что Гриндевальда прислал Дамблдор, но профессор ЗОТИ был непредсказуем. Он смотрел на него тяжелым взглядом, который невозможно было понять, — это было общей его чертой с Северусом Снейпом. — Знаете, мистер Поттер, — пальцы еще сильней сжались на ноге юноши, — вчера вечером ваш дорогой родственник ворвался в кабинет директора и устроил там пренеприятную сцену. Вам известно, почему он это сделал? — Известно, сэр. На губах Гриндевальда появилась легкая, сдерживаемая улыбка. Он чуть склонил голову, глядя на Гарри. С его красивого точеного лица пропала холодная злоба, наоборот, мужчина словно был рад. — Ваше вмешательство могло погубить весь план, этот оборванец — ваш дражайший родственничек — понятия не имеет о сдержанности и манерах. Дамблдор недоволен вами обоими. Раскаиваетесь в содеянном? — Нет, сэр, — Гарри упрямо вздернул подбородок, глядя в небесно-голубые глаза профессора ЗОТИ. Коралловые губы Гриндевальда раскрылись, изогнувшись в дьявольской улыбке. Он рассматривал мальчика, не осуждая его: в его взгляде было лишь любопытство и довольство. — Нет? — он деланно удивился. — Я думал, что вы, мистер Поттер, как никто другой преданы Альбусу и уж точно никогда не сделаете того, что он запретил вам делать. — Я не сказал ничего, что было бы важно для профессора Дамблдора. Я говорил с Сириусом лишь о том, что волнует лично меня. — Как интересно, — мужчина откинулся на свою руку, и Гарри пришлось стиснуть зубы: ему было уже больно. — Ваш крестный предъявил нам претензии, что мы возлагаем на вас слишком многое, не даем спокойно жить и бессовестно используем в наших планах, помыкая вами. Об этом вы с ним говорили? — Нет, — Гарри смутился. Он отвел взгляд и опустил голову. — Зачем вы пришли? Ему показалось, что его голос прозвучал слишком сипло. Сердце его вдруг забилось быстрей, и в голове будто вспыхнул тревожный огонек, похожий на навязчивую мысль. Окклюменция! Гарри почти мгновенно среагировал, вспоминая все, о чем он говорил с Дамблдором. Его успехи в этой науке были налицо: барьеры, похожие на тяжелые пыльные шторы, надежно прятали его. Ворох мимолетных мыслей, картин и эпизодов заслонил все собой, и Гарри смотрел на это будто со стороны. Он прятался в сердцевине, скрывался среди молчаливых стен, и Гриндевальд не мог его достать. Волшебник хмыкнул, оценив сопротивление. Гарри уж было понадеялся, что его защита выдержала, как вдруг что-то накинулось на него сзади, его мысли поднялись, словно волна, и все вокруг стало кристально чистым. Он не мог моргнуть и смотрел на ангельское лицо профессора, чувствуя, как кто-то назойливо копошится в его мыслях. Он пытался приложить усилие, взывал к атакующей тьме, но ничего не получалось. Вдруг атака закончилась. Гарри тяжело задышал. Гриндевальд схватил его за подбородок, заставляя смотреть ему в лицо. — Ты помнишь, что я говорил тебе в начале этого года? — Помню, — сквозь зубы прошипел Гарри. Он помнил, да, хотя никогда не возвращался к этому моменту в своей памяти. Вдруг, как наяву, в его голове зазвучал голос: — Ты просто боишься. Ты устал от своей миссии, от своей славы, от своего бремени... Ты никогда не хотел быть лидером и нести ответственность за чужие жизни. Ошибусь ли я, если скажу, что ты бы много отдал за возможность превратиться в серую посредственность? И Сириус об этом говорил. О страхе. О том, что Гарри боится, при этом оставаясь храбрым львом. Гриффиндорец не знал, что и думать, он беспомощно смотрел на профессора. Тот поймал его, касаясь руками лица и шеи. Гарри вздрогнул. — Выучи этот урок, маленький Гарри Поттер, — проникновенно сказал ему профессор, а потом вдруг резко поднялся. Его пальцы почти нежно мазнули Гарри по щеке, и юноша, не ожидая этого от себя, вдруг потянулся за этим прикосновением. — Вы не ответили, — произнес он в прямую спину профессора. — Что вы хотели? Дамблдор вас послал? — Дамблдор? — Гриндевальд обернулся, немного высокомерно оглядев гриффиндорца. — Я пришел сам. И я всего лишь хотел посмотреть на тебя после того, когда ты впервые осмелился на что-то, противоречащее воле твоего наставника. — Почему вы так говорите? — удивился Гарри. — Вы будто пытаетесь настроить меня против него. Разве вы не... — он смутился, мысленно обругав себя за подобную наглость. Но мужчина лишь вскинул бровь и усмехнулся. — Что бы там мы не, — передразнил он, — это не делает меня слепым. Одного мальчика он уже погубил, а теперь пытается сделать это и со вторым. — А вы не пытаетесь меня погубить? — тихо спросил Гарри. Он думал, что волшебник разозлится, но тот вдруг улыбнулся. Свет из окна странно обрисовывал его фигуру, делая его похожим на призрак. — Ты упертый ученик, маленький Гарри Поттер, и совсем меня не слушаешь. Я пытаюсь сделать тебя сильнее. Он взмахнул волшебной палочкой, и заглушающие чары спали. Гриндевальд быстрым шагом покинул лазарет, а Гарри еще какое-то время смотрел ему в спину, думая о сказанном. Его немного смущало то, что профессор ЗОТИ был доволен его поступком, хотя в плане — и правда, стоящем под угрозой, — он принимал непосредственное участие. Он давно замечал, что отношения между двумя могущественными волшебниками складываются весьма странные, хотя не пытался вникнуть в их природу. Гарри помотал головой, потому что на ум ему приходило только одно, и он почти ненавидел свое буйство гормонов. — Хо’гошие у вас п’геподаватели, — одобряюще хмыкнула Амели за ширмой. Та отъехала обратно, и Гарри увидел, что шармбатонка держит в руках светлую волшебную палочку. — У нас в школе таких не бывает, п’гиходится довольствоваться ста’гыми madame. — Почему? — Съедят, — Амели кровожадно, но в то же время обольстительно улыбнулась. — Девушки и не то могут. Гарри натянуто посмеялся, все еще погруженный в свои мысли. После обеда, который принес испуганный эльф, он покинул больничное крыло. К Амели снова пришел Крам, явно не настроенный на беседу с гриффиндорцем, и атмосфера повисла крайне неловкая. Юноша не собирался весь день просиживать на койке, поэтому, переодевшись и собрав свои вещи, он отправился в Гриффиндорскую Башню. Там, к его глубочайшему удивлению, было пусто. Только на диванчике в углу сидел семикурсник с тенями под глазами настолько синими, что их было видно из другого конца комнаты. Перед ним лежал курс продвинутого зельеварения, и это все объясняло. — Привет, — Гарри неуверенно подошёл к юноше. Тот вздрогнул и поднял на него мутный взгляд. — А где все? — Все? — парень оглядел гостиную. Пару секунд он сомневался, а потом вспомнил: — А, они все на игре. Квиддич решили устроить, а что ЖАБА на носу, всем плевать. — И кто играет? — Да откуда я знаю, — юноша отмахнулся и снова уткнулся в свои зелья. Гарри пожал плечами. Он забросил в спальню мантию, надел теплый свитер, связанный миссис Уизли — на улице было не настолько тепло, чтобы гулять в одной рубашке, — и отправился на поле. Квиддич был как раз тем, что помогло бы ему расслабиться. Оказалось, что школьники вновь устроили полюбившуюся игру «Все против всех». Гарри не был настроен гоняться за снитчем, поэтому он направился к трибунам, где сидели болельщики. Гермиона заметила его и замахала, подзывая. — Гарри, что с тобой случилось? — обеспокоенно затараторила она. — Ты исчез вчера, а вечером нам сказали, что ты снова в больничном крыле и к тебе нельзя. — Да ничего серьезного, — промямлил Гарри. — Просто я устал, и мадам Помфри посоветовала мне переночевать в лазарете. Не беспокойся об этом. Расскажи лучше, — он перешел в нападение, пытаясь увести подругу от темы, — кто выигрывает? — Понятия не имею, — Гермиона пожала плечами и постучала пальцем по толстой книге на коленях. — Я тут только ради Рона. Кто-то рядом хмыкнул, и Гарри, наклонившись назад, увидел Парвати и Лаванду, поглядывающих в их сторону. На трибунах сидели в основном одни девчонки, и его появление их взбудоражило. — А ты не хочешь летать? — спросила подруга. Гарри покачал головой. — Не сегодня, — он устремил взгляд в небо, где носилась толпа на метлах. Он не мог углядеть Малфоя или Седрика, зато с легкостью заметил всех Уизли, сбившихся в кучу и придумывающих стратегию. Тонкая фигурка Джинни, одетой в джинсы и джемпер, вызвала у него странный прилив нежности — Гарри поспешил опустить глаза. Гермиона вновь начала читать, а ему, как оказалось, нечем было заняться. Матча как такового не было, а куча мала, летающая без правил и счета, была весьма сомнительным предметом для наблюдений. Конечно, было бы намного интереснее, если бы он играл, но Гарри не был настроен на соревнования. Он вновь принялся думать о том, что взбудоражило его фантазию в больничном крыле. Смутные и нестройные ряды теорий не были достаточно надежной опорой для вывода, но Гарри все-таки пришел к решению: ему следует изменить еще что-нибудь, сделать что-то решительное. Ему нужно что-то новое, очередной выброс внутренней тьмы, а для этого необходим источник. Гарри закрыл глаза. Мысленно отметя в сторону Сириуса, профессоров, друзей и Малфоя, он наткнулся на образ, с недавних пор запрятанный в глубине его рассуждений. И когда он открыл глаза, Седрик Диггори уже опустился на поле и стоял, тяжело дыша и неуверенно глядя в его сторону. Гарри сжался на своей скамье, а потом, нервно прикусив щеку с внутренней стороны, помахал пуффендуйцу и легко улыбнулся. К его глубочайшему удивлению, Седрик помахал ему в ответ.